дом, милый дом

Химеру и сам не понял, что с ним происходит. Всего пару секунд назад он пришёл домой, а сейчас его крепко обнимает, чуть ли не тормоша, Канаме. На последнее силёнок не хватает. Смеётся так звонко и радостно, словно не видел брата годами, хотя прошёл всего день, так рад его видеть. На душе становится тепло, и Химеру улыбается сам, запуская свободную от тисок руку в волосы младшего Тоджо. — Наконец-то ты вернулся, Онии-чан! Я по тебе так соскучился, без тебя тут совсем одиноко, — сквозь счастливый смех щебечет тот. — Здравствуй, Канаме. Давно не виделись, — иронизирует старший – он редко шутит так с кем-либо ещё, по-доброму. А с Канаме по-другому и нельзя, не получается. — Ну же, пусти, дай разденусь с улицы. Потом обнимай, сколько хочешь. И он отпускает, глядя на брата своими большими, от радости словно блестящими глазами, похожими на его собственные. — Правда-правда!? Ура, сегодня я тебя точно затискаю, готовься~, — и убегает на кухню. Дом наполняется светом и шумом, словно ожив с приходом Химеру. Он улавливает, как Канаме торопливо хлопочет на кухне, разогревая ужин – сам он никогда ничего не готовил, потому что не умел, это была обязанность старшего. А тот и не жаловался особо, ему видеть довольное сытое лицо братишки и слышать его похвалу гораздо важнее, чем лишняя свободная минута. Мужчина снимает куртку, вешает её на вешалку и поправляет, чтобы не смялась вдруг. А Канаме уже зовёт его звонким голоском – ужин подан. Затем выглядывает из кухни и машет ручкой, приглашая. — Ну что, как у тебя день прошёл? Много работал? Как там ребята из Crazy:B? — интересуется парнишка, расставляя тарелки с горячей лапшой по столу. Слышно кипячение электрического чайника где-то в углу комнаты. — За сегодня ничего интересного не случилось, по моему мнению; работы тоже было не так много, но это даже хорошо, — докладывает Химеру, одновременно с этим тщательно моя руки. — Насчёт «ребят» не знаю, сегодня виделся только с Оукавой. Он, к счастью, в добром здравии. Говоря про Кохаку, старший Тоджо слегка улыбается. Канаме замечает, он и так всё знает. — Главное, что ничего плохого, верно, Онии-чан? — зачем-то спрашивает он, в ответ получая лёгкий кивок, означающий полное согласие. — Передавай привет Оукаве от меня, кстати! А, и скажи ему ещё, что на недавней фотосессии он был просто неотразим, у-фу-фу; уверен, это не один я так думаю. — Обязательно передам привет, насчёт второго подумаю. — Ну что ты, не смущайся! Давай лучше есть, еда-то стынет, — Канаме запихивает себе в рот немного лапши, разжёвывает, и удовлетворённо протяжно хмыкает. — Вкуснятина! Спорить смысла нет – Химеру садится на противоположный край небольшого обеденного стола и приступает к трапезе. Ужинают они молча – спустя долгое время мужчине удалось наконец приучить Канаме не говорить с набитым ртом. Привычка эта забавная, очень в его духе, такая же дурацкая, но неприличная. Ужин прерывает щелчок чайника. Младший соскакивает с места, чудом не давясь лапшой, и быстрыми шагами добирается до столешницы. Достает их любимые (или, в случае Химеру, привычные) кружки, пакетики с заваркой и, для себя, сахар. Разливает кипяток из чайника по кружкам, кладёт в них заварки, себе подсыпает сахарку и размешивает, звонко побрякивая ложкой. Затем победно хмыкает, словно это было главным достижением всей его жизни, и гордой походкой возвращается обратно к столу, неся в руках сразу обе кружки. Одну Химеру, вторую – себе. Пакетики не вынимает, думает, «Бог с ними». В ответ получает короткое «спасибо», а радуется ему, как десятку комплиментов. И после ужина Канаме, не забывший обещание брата, не отпускает его весь оставшийся вечер. *** Поздняя ночь. Сегодня братья уж больно засиделись, решив глянуть фильм перед сном. Кстати, о последнем. — Онии-чан, чмокнешь на ночь? Чтобы спалось лучше. Ну пожалуйста, — просяще тянет Канаме, глядя на Химеру, лежащего совсем близко. Отчасти эта близость была его собственной инициативой, ведь это никто иной, как он, ластился к старшему по любому удобному случаю. — Канаме, я спать хочу. Завтра рано вставать. — Ну так я тоже! Но я просто так не усну, сам же знаешь. Химеру вздыхает и разлепляет глаза. Младший Тоджо смотрит на него умоляюще, словно котёнок. Ну что, ему правда так сложно? — Ладно. Но всего раз, понятно? Потом сразу спать. Канаме не успевает распереть от радости, ведь брат накрывает его губы своими раньше – он нежен и нетороплив, как и всегда. Пусть он и пообещал «всего раз», отлынивать он не собирался. А парню остаётся лишь приглушённо вздохнуть и ответить на поцелуй, пусть и неумело, зато искренне, любя, расплывшись в довольной улыбке. Спустя пару мгновений Химеру отстраняется и глядит в родные, затуманенные теперь не только сном, глаза напротив. — Я так сильно люблю тебя, Онии-чан, — признаётся Канаме уже, кажется, в тысячный раз, и легко целует старшего в щёку. — Я знаю, — что на самом деле «я тебя тоже». Канаме понятно это без слов, и тот заключает Химеру в тёплых объятиях. — Сладких снов, — мурчит тот, уткнувшись лицом в рубашку брата, и вскоре засыпает. Сегодня был хороший день.