Верёвки

Ветер на высоте десятого этажа треплет густые тёмные волосы, заставляя их лезть в лицо. Но Дазай лишь в очередной раз убирается их за ухо, не обращая внимания. Он, слабо улыбаясь, наблюдает за небом. Его краски меняются, голубой плавно, будто акварель, переходит в фиолетово-розовый, а потом — в оранжевый. Жидкие облака, как потёки жёлто-оранжевой краски, неторопливо плывут по небу. Закатное солнце тёплым желтоватым светом ложится на стены соседних домов. Дазай, опираясь локтями о подоконник и машинально постукивая голой пяткой по линолеуму пола на балконе, вглядывается в красивый вид вечернего города, в рваный кусочек солнца на горизонте, который становится всё меньше и меньше. Он никогда не гнался за деньгами, хотя большую часть жизни он жил чуть ли не в бедности. Так что он много чего был лишён, не разбрасываясь полученной зарплатой. Дазай никогда особо не жалеет об этом: мало чего материального в этой жизни его интересует, но… Иногда, смотря на эту освежающую бесконечность, он слабо поджимает губы и думает, что был дураком, если не обращал внимания на такую красоту. Дазай улыбается, когда слышит тихие шаги за спиной, как половицы скрипят под босыми ногами. Грудь наполняется каким-то сладким предвкушением, таким приторным, что ему прошлому оно бы показалось до рвоты слащавым. Ему же… — Заметил что-то интересное? — интересуется Чуя, ставя бутылку наверняка дорогого вина и пару бокалов на низкий журнальный столик. Дазай лениво разворачивается на пятках и, частично опираясь о подоконник, наблюдает за ним. Игривый ветер теперь треплет беспорядок на затылке. Он не может ласково не улыбаться, видя, как слабый свет закатного солнца переливается в медных прядях, добавляя им тёплой позолоты. — Да так, ничего особенного, — немного вяло откликается Дазай, прижимая плечи к шее и жмурясь. — Выпьем? — предлагает Чуя, кивая в сторону бутылки и бокалов. — Давай, почему бы и нет. Дазай, отплипнув от подоконника, тихо шлёпает по комнате и плюхается на большой мягкий диван, перед которым стоит столик. Он, как будто очнувшись ото сна, медленно потягивается и наблюдает за Чуей. Тот легко и быстро справляется с бутылкой и с тихим чпоком вытаскивает пробку с помощью штопора. Отложив его рядом на столик, Чуя наполняет бокалы багровым вином. С лёгким стуком донышка о стекло бутылка ставится обратно на столик, и Чуя, прихватив наполненные бокалы, садится к Дазаю на диван. — За что пьём? — интересуется Дазай, приняв бокал, и довольно улыбается уголками губ, когда Чуя, усевшись, упирается затылком о его плечо. — Как это за что? — удивляется Чуя и неожиданно разворачивается, чтобы оставить лёгкий поцелуй на щеке Дазая. — За тебя. С днём рождения, Осаму. Они тихо чокаются, вино в бокалах переливается рубиновым в свете закатного солнца. Отпив немного вина, Дазай ненадолго прикрывает глаза, наслаждаясь сладковатым, чуть тёрпким вкусом, но потом всё же беззлобно фыркает. — Сколько раз ты за день ещё скажешь это? — Столько, сколько потребуется, — уверенно отрезает Чуя, покачивая в руке бокал и наблюдая за игрой бликов на стекле. — И разве тебе не нравится? — Нравится. Очень нравится. Дазай наклоняется к нему и улыбается, когда Чуя поворачивается и позволяет себя поцеловать. Мягко, долго, немного лениво. Он так счастлив сейчас, и возможность целовать Чую практически в любой момент, когда он рядом, — один из кусочков его тёплого и яркого, как лето, счастья. Конечно же ему нравится. А как иначе? Раньше для него дни рождения были лишь в тягость, очередное напоминание, что он прожил ещё один год и не умер. Так что он ни разу их не праздновал, даже в виде повода выпить. Легко можно найти повод и в любой другой день. Но сейчас он хочет жить, так что… Чуя, поздравивший его, заставляет Дазая просто радоваться и улыбаться, как дурак. Это так приятно: его внимание, искреннее желание порадовать его на день рождения, поцелуи в ответ. Это стоит того, чтобы окунуться в вязкую сложную субстанцию под названием «жизнь». Сейчас он совсем не хочет умирать, а жить, бесконечно жить в этом моменте их нежного поцелуя. Дазай много о чём не думал, потому что многое ему было просто безразлично. Но он никогда не думал, что так сильно жаждет и нуждается в нежности и любви. Они отстраняются друг от друга, и Чуя с тихим фырканьем получает ещё по щекочущему поцелую в нос в бледных веснушках и в подбородок прежде, чем он может вернуться к вину. Дазай, улыбаясь и снова отпивая вино, перемещает свободную руку к нему на талию и поглаживает чуть выступающие ребра через ткань домашней футболки. Они молчат, наслаждаясь вкусом вина и ленивым вечером. Солнце постепенно упускается ниже, его лучи перетекают с пола на стены, потом — на светлый потолок. Наверное, они уже долго молчат, когда заходящее солнце окончательно уходит, погружая комнату в темноту. Хотя они ещё ни разу снова не наполнили бокалы. Но им не нужно много, лишь наслаждаться присутствием друг друга, что уже умиротворяет. — Признайся, Чуя, это ведь не всё, что ты приготовил для меня, верно? — всё же нарушает тишину Дазай, слабо болтая в руке стакан и наблюдая за своим неровным бледным отражением в остатках вина. — Верно, — мурлычет Чуя, растягивая губы в тонкой улыбке. Дазай усмехается, заглядывая в его озорные глаза, ярко блестящие в темноте. Он думал об этом с самого утра, когда Чуя мягко разбудил его и долго покрывал лицо лёгкими поцелуями, шепча поздравления. Чуя не может быть настолько жестоким, чтобы не порадовать его чем-то в постели. Раньше Дазай никогда не был зависим от секса. Да, он наслаждался им, как и любой другой человек, искал связей на одну ночь, чтобы расслабиться и ненадолго забыться. Он легко мог месяцами вообще ни к кому не прикасаться. Но не сейчас. Сейчас он каждый день чувствует потребность поцеловать не только манящие губы, но и прикоснуться губами к бледной шее, к ключицам, к мышцам живота, пройтись с влажными поцелуями вдоль V-линии, услышать чужие стоны. И всё из-за Чуи. Чуя такой… прекрасный. Это единственное более-менее подходящее слово всегда вертится и трепещет у Дазая в голове, когда он видит Чую. Чуя любой и в любое время прекрасный. Сразу после пробуждения, когда его медные волосы растрепались, а заспанные глаза часто моргают. Утром, когда он немного раздражён и суетится, чтобы не опоздать. Вечером, когда, уставший, приходит с работы и без сил валяется на диване, подставляясь под поцелуи. Чуя, нежно улыбающийся ему, когда его глаза будто светятся, как два маленьких солнца. Или мило злящийся на него за очередную беззлобную шутку. Любой Чуя прекрасный. И такой прекрасный и любимый любит его. Как чудесно. Да он просто счастливчик. — И что же это? — ухмыляясь, уточняет Дазай. Зная, что Чуя так же сильно, как он сам, любит и хочет его, что он поддерживает многие его идеи касательно постели, это может быть практически всё что угодно. — Ммм, мы говорили об этом… — Мы много о чём говорили, солнце, — уточняет Дазай, отставляя бокал с остатками вина на столик. — Я в курсе, не перебивай, — слабо ворчит Чуя, тоже отставляя бокал. Дазай кивает и послушно замолкает. — В общем… шибари. Дазай удивлённо выдыхает, но прежде, чем он успевает это как-то прокомментировать, Чуя прерывает его слабым взмахом руки. — Но не меня связывать, как бы тебе этого ни хотелось. Может, в следующий раз… Не меня, а тебя. Дазай немного… ошеломлён. Да, они правда говорили об этом. Тогда он случайно увидел в интернете фотографию девушки, тело которой красиво обхватывали верёвки. Он тут же загорелся этой идеей, видя перед глазами Чую в верёвках. Красивые переплетения толстых верёвок на коже обхватывают крепкое тело и очерчивают мышцы. Это даже стало его фантазией на несколько одиноких часов. Но… Он не думал об этом в таком ключе. Что его связывают, а не Чую. — Тебе… не нравится? — нервно спрашивает Чуя, когда Дазай уже достаточно долго ничего не отвечает. Дазай, очнувшись от размышлений, поспешно мотает головой и неловко улыбается. — Нет, что ты! Ты же знаешь, мне нравится всё, что ты предлагаешь. Просто… Я не думал о том, что связывают меня, — Дазай ненадолго замолкает, подыскивая нужные слова. — Скажи… Как ты это видишь? — Что? — недоумевает Чуя. — Ну… эта идея, какой ты её видишь? Чуя ненадолго замолкает, обдумывая и в который раз представляя свои фантазии. Дазай терпеливо ждёт, слабо улыбаясь, замечая, что Чуя прикусывает губу в предвкушении, а бледных скул касается лёгкий румянец. — Красные верёвки. Они будут хорошо смотреться на фоне твоей бледной кожи. Но… только руки. Увы… — Чуя пожимает плечами. — Я ни разу не пробовал такое, так что, боюсь, не выйдет, если я возьму более сложную конструкцию на всё тело. Но, думаю, рук будет вполне достаточно, — он ухмыляется своим мыслям. — Знаешь, невозможность прикоснуться, когда тебе этого хочется, заводит. Мне ли не знать. Дазай тихо сглатывает, наблюдая за ухмылкой на чужих губах. Да, он в курсе, что Чуя знает. У них есть наручники для этого, и когда-то они воспользовались ремнём. Чуя не против быть обездвиженным, почти полностью передавать Дазаю контроль, что часто поднимает Осаму настроение. Он просто обожает ограничивать движения Чуи, потому что Чуя, прикованный наручниками к кровати, — одно из самых прекрасных зрелищ. То, как он в нетерпении ёрзает на кровати. Как тихо звенит цепь наручников, когда Чуя судорожно дёргает руками из-за слишком сильного удовольствия. Как он кусает губы из-за невозможности просто прикоснуться. Дазай даже не может представить что-то подобное с собой. Но Чуе он верит. Дазай наклоняется к нему. Чуя криво улыбается, когда тот покрывает сухими поцелуями его висок и целует за ухом, потом что щекотно. Осаму гладит его предплечья и, прикрыв глаза, вдыхает слабый запах шампуня и жара мягких медных волос. — Звучит интересно, — мурлычет Дазай и целует его в затылок. — Тебе нравится? — Накахара слабо вздрагивает, когда чужое дыхание опаляет заднюю сторону его шеи. — Я думал… Может, на свой день рождения ты хотел большего… — Всё нормально, — мягко перебивает его Дазай. — Я рад любому, если это от тебя, — Чуя тихо фыркает, не особо веря. — К тому же… Если у меня будут связаны руки, то я не смогу тебя подготовить. Тебе придётся сделать это самому, верно? — Дазай довольно ухмыляется, когда видит, что румянец на чужом лице стал немного ярче. Но Чуя всё же уверенно кивает. — Я очень даже рад ещё и этому зрелищу. — Окей… Но только после перекуса. Чуя неожиданно выныривает из-под рук Дазая и встаёт, забирая со столика полупустую бутылку вина и бокалы с розоватыми из-за вина доньями. Дазай хотел бы обиженно надуть губы, потому что Чуя неожиданно «убегает» от него, но… — А будет ещё перекус? — удивлённо спрашивает Дазай, тоже встав с дивана. — Ну конечно, — беззлобно фыркает Чуя, ненадолго останавливаясь в дверном проёме. — Ведь за ужином я накормил тебя ещё не всеми твоими любимыми блюдами. — Там будет что-то с крабом? — О, определённо. Чуя скрывается в коридоре. Дазай, сияя от радости, поспешно его догоняет и обнимает за спиной, на что Накахара лишь тихо ворчит, потому что он из-за неожиданности чуть не выронил бокалы.

***

— Не давит? — уточняет Чуя, в очередной раз переплетая петли верёвки. Дазай лишь молча качает головой. Он просто отдыхает и наслаждается осторожными прикосновениями Чуи к своим рукам и поглаживаниями плечей в качестве извинений за неудобство. Верёвки на руках ощущаются непривычно, но они не жёсткие, не раздражают кожу и не давят. — Я скоро закончу, — обещает Чуя и слабо хмурится, заглядывая в свой смартфон, где открыт туториал с шибари. — Если будет давить, скажи, пожалуйста. Я могу развязать тебя в любое время. Дазай широко улыбается и кивает. Чуя лишь качает головой, заканчивая с последним узлом. Дазай, как всегда, не может ответить нормально, даже когда он просит серьёзно. Накахара, осторожно, чтобы не сильно давило, затянув последний узел, берёт смартфон и отходит от кровати. Сравнив изображение и получившийся результат, Чуя улыбается уголками губ, полностью довольный проделанной работой. Но, смотря на руки, обтянутые красной верёвкой, он шумно выдыхает через нос. Возможно, сами узоры получились явно не такими аккуратными и красивыми, как на фото, но… его модель намного красивее. Он был прав: Дазаю идёт безумно. Красные верёвки горят на фоне бледной кожи, обыгрывают лёгкую худобу Осаму. Руки обхватывают красные петли до локтей, переплетаясь с белыми полосками шрамов и частично их перекрывая. Между предплечьями — узоры из узлов. — Ну что там? — спрашивает Дазай, смотря на Чую через плечо и приподнимая подбородок в попытке разглядеть результат. — Шикарно, — честно отвечает Чуя, всё ещё немного завороженный. — Покажешь? Чуя замирает, не слыша ничего, просто наслаждаясь зрелищем из переплетённых красных верёвок на фоне худых бледных рук, но потом вздрагивает и кивает. — Да, конечно, — Чуя тянется за своим смартфоном. — Я всё равно хотел сфотографировать это на память. — Мне так сильно идут верёвки? — с грустным смешком шутит Дазая, поглядывая на Чую. Тот хмурится, явно уловив намёк, но решает сосредоточиться на фотографировании. Чуя делает несколько снимков вблизи, по-разному поворачивая смартфон, чтобы посмотреть, как в разных ракурсах ложатся петли верёвки и холодные чёткие тени. Потом он отходит немного назад, чтобы сфотографировать всю картину полностью. Дазай ради этого полностью выпрямляется и смотрит в камеру через плечо. Взгляд жадный, кажется, будто он смотрит не в камеру, а прямо в голубые глаза. Чуя шумно выдыхает через нос, всматриваясь в этот взгляд через изображение на экране и делая ещё несколько фотографий. — Вот, — Чуя, подойдя обратно, показывает Дазаю снимки. — И правда шикарно, — кивает Дазай и закидывает голову назад, чтобы Чуя видел его широкую улыбку. Тёмная макушка мягко упирается в живот Накахары. — Ты знаешь, как мне с парнем повезло? Даже впервые делая что-то, он делает это идеально. Он сам такой идеальный. Дазай многозначительно улыбается. Чуя отмахивается от него, ненадолго отходя, чтобы положить смартфон на тумбочку около кровати, но губы невольно растягиваются в мягкой улыбке. Она так и застывает на губах, когда Чуя возвращается к Дазаю и зацикливается на его руках, снова и снова рассматривая переплетение верёвок и узор узлов. Но, очнувшись, обходит кровать и рассматривает, как это смотрится с разных сторон. И невольно засматривается на самого Дазая, сидящего на простыне на коленях. Сейчас он такой красивый, холодный приглушённый свет в спальне очерчивает резкими тенями его мышцы. Абсолютно голый, даже без своих раздражающих бинтов. Чуя, конечно, знает и понимает, почему тот их носит, но искренне рад, что хотя бы рядом с ним Дазай может не прятаться за ними. И хочет. — Что, не можешь насмотреться? — тихо хмыкает Дазай, наклоняя голову и смотря исподлобья. Пушистая чёлка полностью закрывает лоб и брови, оставляя над глазами рваную холодную тень. В противовес этому его карие глаза под чёлкой горят янтарём. Чуя смотрит в них своими, прищуренными и потемневшими. — Ты ведь это специально, да? — Что специально? — невинно интересуется Дазай, чуть наклоняя голову. От этого чёлка слабо покачивается, привлекая внимание, и Чуя поджимает губы, стараясь не обращать внимания на манящие глаза под этой чёлкой. — Провоцируешь меня. Дазай ненадолго замолкает, будто подыскивая себе оправдания. Но они оба знают, что Дазай делает это специально. Уже привычка. Как и привычка дразнить. Взгляд карих глаз перетекает с недовольного лица Накахары ниже. Увы, Чуя пока не разделся, но Осаму достаточно и вида милой большой футболки с широким вырезом, который совершенно не скрывает острые ключицы и фиолетовые засосы на них. Ненадолго задержавшись на шее и ключицах, взгляд перетекает на еле заметную выпуклость, собирающую складки на футболке. Где-то с том месте начинаются домашние штаны с мягкой резинкой, если бы подол футболки не прикрывал их верх. Огладив выпуклость удовлетворённым взглядом, Дазай снова смотрит на лицо Чуи. — Но ведь мне и не нужно ничего делать, Чуя. Ты и так уже, верно? — Озабоченный, — беззлобно цыкает Чуя и подходит к Дазаю, чтобы взлохматить ему чёлку. — Не больше, чем ты, — напевает Дазай, легко подставляясь под чужую ладонь. Чуя должен сердиться, но он улыбается, пропуская между пальцами мягкие пряди. Дазай довольно жмурится, когда Накахара гладит его щёку и играется с боковыми прядями, заправляя их за ухо. Хочется мягко перехватить руку Чуи за запястье и притянуть к себе для лёгкого поцелуя, но… Он не может. Всё, что он может, — это лишь слабо пошевелить пальцами. Поэтому Дазай отыгрывается, неожиданно повернув голову и прижавшись губами к внутренней стороне ладони Чуи. Тот, чуть приподняв рыжеватые брови, задумчиво наблюдает за ним. Дазай покрывает лёгкими щекотными поцелуями ладонь и тянется к запястью, но Чуя не подходит ближе, так что даже рукава футболки не удаётся коснуться. Дазай недовольно хмурит брови и, потеревшись щекой о руку, смотрит на Чую. — Чу-уя, поцелуй меня! Чуя тихо хмыкает и широко улыбается, смотря на недовольного Дазая. Это так приятно, что для Дазая сейчас самое важное — получить поцелуй от него. И как бы он ни хотел подразнить его, видя Осаму таким нуждающимся, он просто не может ему отказать. Дазай довольно улыбается, когда Чуя наклоняется к нему, чтобы поцеловать. Подол футболки касается его обнажённой груди, мягкая ткань щекочет кожу. Губы Чуи тоже мягкие и нежно касаются его. Приятный лёгкий поцелуй, но Дазая такое не совсем устраивает: он слишком жадный и жаждущий Чую. Поэтому он быстро проводит языком по чужой нижней губе и выдыхает в чужой рот, когда Чуя переплетает их языки. Ладони Чуи ложатся на плечи Дазая. Накахара гладит их шершавыми подушечками, руки плавно перетекают на предплечья и проводят по петлям верёвки. Из-за того, что он нагнулся, спина уже побаливает, и Чуя садится на кровать, матрас слегка прогибается под его весом. Дазай в меру своих возможностей отстраняется. Слизывая с губ остатки чужой слюны, он любуется Чуей, его покрасневшим лицом и припухшими губами. Тот так смотрит на Дазая, запуская пальцы в пушистый беспорядок на затылке и разлохмачивая волосы ещё больше. Взгляд медленно стекает с лица на обнажённую грудь, вдоль рёбер, просматривает дорожку редких волос от пупка до лобка. Потемневшими глазами Чуя смотрит на полувставший член между бледный бёдер с частыми тонкими шрамами на коже. Дазай даже не пытается скрыть своего возбуждения, слабо покачиваясь на пятках. — М, Чуя, может ты уже разденешься? — ухмыляется Дазай, поведя плечами в намёке, что вся работа уже сделана, пора переходить к главному. Но в глазах мягкая просьба. Чуя мягко царапает короткими ногтями кожу головы, перебирая пальцами мягкие пряди. Он хочет ещё немного подразнить Дазая, медленно целовать каждый его шрам и водить кончиками пальцев по коже, чтобы Дазай бессмысленно дёргал руками из-за невозможности прикоснуться. Но не дразнить его в день рождение, верно? К тому же, он слишком любит глаза Дазая, светящиеся благодарностью. — Окей, — пожимает плечами Чуя, встав с кровати. Отойдя ближе к окну, Накахара останавливается на фоне тёмных лёгких штор и смотрит на Дазая через плечо. Тот просто пожирает его блестящим взглядом, слабо дёргая плечами и перемещая вес на колени. Чуя тихо смеётся, хватаясь за подол футболки. — Такой нетерпеливый, — ухмыляется Чуя. — Я просто люблю твой стриптиз, милый, — Дазай посылает в ответ такую же ухмылку, на что Чуя лишь цыкает и закатывает глаза. Впрочем, даже в приглушённом свете Дазай видит его румянец. Но даже несмотря на это замечание, Чуя устраивает ему «стриптиз», стягивая футболку и бросая её скомканной тряпкой на стул, к одежде Дазая. Осаму невольно облизывается, наблюдая, как перекатываются мышцы на плечах и руках Накахары. Как ненадолго напрягается его живот. Как в плавном движении перетекают ярко очерченные тазовые косточки. На мелкие родинки на груди. На ухоженную дорожку волос, исчезающую под мягкой резинкой штанов. На пятна оставленных им засосов. Он столько раз видел это зрелище и продолжает видеть почти каждый день, но каждый раз засматривается, как в первый. Дазай плотно сжимает губы. Как же ему хочется просто притянуть Чую к себе и, опрокинув на мягкие подушки, целовать его, зацеловывать каждый сантиметр его тело, гладить мягкую кожу и шрам под рёбрами. А потом ласкать Чую пальцами. Дазай лишь дёргает связанными запястьями. В этот раз он не может это сделать. Осаму никогда не задумывался, что он так часто прикасается к Чуе. Не так же часто, верно? Конечно же, растяжка. Поправить растрепавшиеся волосы. Огладить щёку перед поцелуем. Сжать ягодицы. Держать за талию, вырисовывая большими пальцами полумесяцы на коже. Это же не так много. Но, получается, от прикосновений к Чуе он так же сильно зависим, как и от поцелуев. Ногти впиваются в ладони, оставляя красноватые канавки. Он и не думал, что всего лишь лишившись возможности прикасаться к Чуе, он будет хотеть его так сильно. Чуя радостно прикусывает губу, наблюдая за Дазаем. Он прекрасно видит его метания, дерганье связанными руками и голодный взгляд. Накахара знает, какого это, ведь он столько раз позволял защёлкивать наручники на своих запястьях. Так что Чуя даже немного рад тому, что Дазай сможет почувствовать себя на его месте, ощутить это жгучее желание прикоснуться или хотя бы погасить его чужими прикосновениями. Чуя беззвучно хмыкает. Он знает, как сильно на него реагирует Дазай, так что… Шибари явно было неплохой идеей. Теперь он убеждается, что Дазай точно смотрит, прежде чем продолжить. Чуя становится так, чтобы ему была видна хотя бы часть живота и мышцы пресса, которые перекатываются под кожей, когда он наклоняется, чтобы до конца снять штаны. Дазай тихо сглатывает, впиваясь взглядом в крепкие бёдра с мягкой бледной кожей. Так хочется прикоснуться к ним, сжать, ласкать губами чувствительную внутреннюю часть, пока Чуя трепещет под ним, обновить побледневшие фиолетовые засосы. Дазай чувствует, что его член уже полностью твёрдый, хотя Чуя сделал не так уж много. К чёрту гордость, он хочет его слишком сильно. — Милый, побыстрее, пожалуйста, — Дазай облизывается пересохшие губы. Чуя мягко усмехается, недолго прикидывая, стоит ли подразнить его ещё немного. Но есть небольшой шанс, что за такое он после следующего раза просто не сможет встать с кровати, так что… Ему вполне достаточно этой милой мольбы. — Окей, — довольной тянет Чуя, подходя к кровати, по пути теряя и боксеры и прихватив бутылочку смазки. Дазай как завороженный не отрывает взгляда от Чуи и его тела, даже не замечая чужих действий и по привычке позволяя мягко направлять себя в нужное положение. Чуя несильно давит на его плечи, чтобы Дазай практически лёг на кровать, оперевшись спиной о подушки около изголовья. А потом он сам залезает на кровать и садится на чужие бёдра, так близко к красному члену, что у Дазая перехватывает дыхание. — Чуя… — Шшш, — тот прерывает его неторопливым глубоким поцелуем. — Ты неплохо справляешься, но подожди ещё немного, пожалуйста. Дазай вынужденно кивает. Чуя целует его снова, а потом перетекает с поцелуями на шею, нежно зацеловывая шрам от удавки. Осаму слабо сглатывает, но улыбается, потому что Чуя теперь так близко, что он теперь чувствует тепло и запах его тела. Так приятно… Чуя вздрагивает от неожиданности, когда Дазай, наклонив голову, целует его в шею. Он немного ошарашенно смотрит на Дазая. Тот лишь одними губами спрашивает «что?», но Чуя только качает головой и, поцеловав его ещё раз, откидывается назад. Дазай прикусывает губу, когда Чуя дразняще ёрзает на его бёдрах, но довольно ухмыляется, наслаждаясь тяжестью любимого тела на ногах и открывшимся шикарным видом. Ухмылка становится ещё шире, когда Чуя тянется за бутылочкой смазки, валяющейся на простыне. Пальцы Чуи блестят холодным белым от смазки, когда он размазывает её по ладони, разогревая. Дазай невольно облизывается, когда Чуя приподнимается, встав на колени, и широким движением проводит ладонью со смазкой по члену. Чуя вздрагивает и свистяще выдыхает, проводя ладонью по всей длине, размазывая смазку и надавливая на набухшие венки. Дазай шумно выдыхает, отчаянно желая накрыть ладонь Чуи своей и с силой провести по его члену, так, как ему нравится. Но то, как Чуя ласкает себя перед ним, — тоже всегда шикарное зрелище. К тому же, он может сделать кое-что. Дазай напрягает мышцы живота и садится. Чуя не успевает ничего сказать, когда он накрывает горячим губами один из сосков. У Осаму получается выбить из Чуи первый за этот вечер громкий настоящий стон, и он бы улыбнулся этому, но слишком уж приятно ласкать языком чувствительный кончик соска и слышать над головой новые стоны. Чуя свободной рукой невольно хватается за его плечо и красиво выгибает спину, подставляясь под влажный рот и юркий язык. Тело слабо подрагивает. — Ахх… Дазай… — Продолжай ласкать себя, милый, — ухмыляется Дазай, всё же ненадолго отрываясь от груди. Но тут же снова накрывает сосок ртом, шумно всасывая и мягко прикусывая кожу вокруг. Чуя содрагается всем телом, но послушно возобновляет движения руки на члене. Когда Дазай уже переключается на покусывание ключиц и пятнание плеч, Чуя уже стонет из-за каждого, даже слабого движения пальцев. Мутноватые капли предэякулята, появляющиеся из щели, тут же размазываются по багровой головке, смешиваясь со смазкой. Чуя сжимает губы, проглатывая очередной стон в начале горла. Он чувствует, что уже близко, но не хочет кончать так скоро, поэтому убирает руку с члена и толкает Дазая в плечо, безмолвно прося остановиться. Тот послушно откидывается на подушки. Дазай не очень-то растроен тем, что его прервали. Он успел вдоволь насладиться Чуей, его любимым, принадлежащим только ему, да и вид, представший сейчас перед глазами, вполне всё компенсирует. Бледная кожа покрыта новыми засосами и красноватыми следами нежных укусов. Соски покраснели и опухли из-за интенсивных ласк. Член, уже полностью твёрдый и почти багровый, прижимается к животу, пачкая красиво очерченные мышцы пресса вязким предэякулятом. Чуя всё ещё слабо дрожит и пытается отдышаться. — Всё нормально? Может, мне стоит тебе помочь? — лукаво уточняет Дазай, чуть наклоняя голову. Чуя лишь быстро мотает головой и, к полному удовольствию Дазая, снова тянется за смазкой. Добавив ещё смазки на пальцы, Чуя разводит ноги чуть шире. Он бросает Дазаю похотливый взгляд и кривую ухмылку и заводит руку за спину. Они шумно выдыхают в унисон: Дазай — из-за вида чужого лица с ярким пятном румянца, зажмуренными глазами и прикушенной губой, Чуя — из-за пальца, медленно введённого внутрь. На каждый тихий хлюп смазки и вздох или стон Чуи Дазай невольно подёргивает связанными руками. Он любит смотреть, как Чуя подготавливает себя самостоятельно, как дрожат его бёдра, как его собственные пальцы исчезают внутри, как он закусывает губу и мило хмурится, поглаживая горячие стенки и ища чувствительный бугорок. Это прекрасно и возбуждает и сейчас, когда Чуя опирается другой рукой о его живот, чтобы не упасть, а по его бёдрам стекают излишки смазки. Но очень часто в такие разы Дазай срывался, накрывал своей рукой изнывающий член или добавлял свои пальцы, из-за чего Чуя тихо вскрикивал, ощущая почти такую же заполненность, как от члена. Но в этот раз он не может. Даже к себе прикоснуться не может, хотя часто так делает, чтобы подразнить Чую. И потому что сам изнывает. Чуя стонет, и Дазай, резко сев, ловит ртом этот приятный звук. Чуя лишь удивлённо приподнимает брови, но отвечает на поцелуй. И когда Дазай отстраняется, он выглядит таким… просящим и нуждающимся, что Чуя ненадолго опешивает. — Чуя… Ты уже подготовился? — неожиданно спрашивает Дазай, и Чуя теряется на пару секунд. — А, да. — Тогда… Чуя, пожалуйста… Чуя не может не ухмыляться: Дазай редко просит его так часто и бывает в постели не самодовольным и контролирующим, а таким ласковым и милым. Как ему откажешь, ещё и имениннику? Чуя довольно бросает в чужие губы «такой нетерпеливый» и толкает Дазая в грудь, вдавливая его в подушки. Другая рука с остатками смазки ложится на его член, к которому за этот вечер ещё ни разу не прикасались. Дазай громко стонет и крупно вздрагивает. Бёдра невольно дёргаются в попытке получить большего. Чуя не даёт ему этого, лишь успокаивая резкими, немного грубыми движениями, который так нравятся Дазаю и буквально встряхивают его, бросая в удовольствие. Но Дазай не получает так много, как хотел бы, когда Чуя убирает руку. Он уже хочет немного обидеться и по-детски надуть губы, но лишь шумно выдыхает через нос, когда Чуя лениво трётся ягодицами о его стояк. Чуя бросает ему похотливый взгляд, в глазах растворена смесь из удовольствия и превосходства, и начинает медленно насаживаться на член. Дазая ломает, он пытается выгнуть спину и толкнуться глубже, потому что Чуя внутри такой горячий и узкий, он так сильно хочет ощутить его на себе. Он ждал этого целую вечность. Но рука на животе сильная, уверенно удерживает его в одном положении. Так что Дазай лишь может тихо недовольно хныкать. Руки за спиной, связанные и вдавленные в подушку, корёбит. Дазай так хочет прикоснуться к Чуе, сжать его ягодицы почти до синяков, обхватить его талию и мягко насадить на свой член. Да просто надавить на затылок и притянуть для поцелуя! Почему всё ощущается таким резким и сильным, будто его опустили на самую глубину океана, когда раньше он ощущал лишь волны почти у поверхности? Неужели всего лишь верёвки на руках создали всё это? Становится немного легче, когда Чуя, опустившись полностью, останавливается, чтобы отдышаться и привыкнуть. Дазай тоже прикрывает глаза и восстанавливает дыхание. И когда оно успело сбиться? Такое бывает лишь тогда, когда они наконец-то дорываются до друг другу после долгого перерыва. Тогда Дазай действует беспорядочно и совершенно не контролирует своё дыхание, хотя целует Чую и тихо шепчет ему «дыши, Чуя, не забывай дышать». Но Дазай почти вскрикивает, из горла вырывается полустон-полувскрик, когда Чуя начинает двигаться. Почему-то он обманывал себя, ожидая, что во время секса ему будет легче. Он совершенно забыл, как Чуя бывает властный, когда у него оказывается больше контроля. Как резко и быстро он любит скакать на нём. Чуя тяжело дышит, быстро двигая бёдрами, насаживаясь на всю длину и вскрикивая от каждого резкого попадания по простате. Но ему хватает сил на то, чтобы ухмыляться, смотря на Дазая. Тот сегодня такой прекрасный, громкий, покорный, жаждущий. И совершенно не сдерживается. Так что Чуя уже давно ходит по краю, почти падая, не только от широкого члена внутри. Дазай пока держится. Да, у него чуть ли не искры из глаз, когда Чуя полностью садится и ягодицы с хлопком сталкиваются с его бёдрами. Да, он почти кричит, потому что это так приятно, ему так хорошо. Но он держится! Держится… Дазай, смотря на такого красивого Чую, хочет если не прикоснуться к нему, то хотя бы поцеловать. Но Чуя с ухмылкой давит на его грудь, не давая подняться. И это — край. — Чуя! Развяжи меня! Чуя тут же останавливается и беспокойно смотрит на него. — Что такое? Тебе больно? — Нет! Нет… Я просто… Чуя, я так хочу прикоснуться к тебе! Чуя ненадолго замирает, но потом широко-широко улыбается. И так мягко и нежно, что Дазай почти плачет от того, что не может его за любовь во взгляде поцеловать и обнять. Чуя ложится ему на грудь и мягко ныряет руками за спину. Пальцы легко находят конец верёвки, держащий всю конструкцию. Он тянет за него, и петли верёвки ослабевают. Дазай торопливо выпутывается из них и тут же хватает Чую за талию, насаживая на член. Чуя громко вскрикивает в рот Дазая, прижавшийся к нему в поцелуе. Теперь Дазай контролирует его движения, просто насаживая его послушное тело на себя. Чуя и не против. Он задыхается от удовольствия и от чужих жадных движений. Он знает, что Дазай сильно любит его и всегда хочет, но он никогда не чувствовал себя настолько желанным. Движения Дазая беспорядочны. Он держит его за талию, но при этом пальцы гладят спину и ягодицы. Поцелуи абсолютно везде, и у Чуи такое чувство будто его поцеловали как минимум сто раз. Но с таким беспорядочным темпом и мощными движениями он долго не выдерживает. Чуя сильно сжимает плечи Дазая, оставляя на коже красные полосы, и вскрикивает. Бледная крепкая спина красиво выгибается, когда он кончает. Дазай чувствует под своими ладонями, как дрожит его тело. Но он не осознаёт этого, потому что Чуя бездумно сжимает его, запирая член Дазая в клетку из узкости и жара. Дазай тоже не выдерживает, со стоном на чужое ухо кончая. Они вдвоём падают на кровать, Чуя устраивается на влажной от пота груди Дазая. У того хватает сил, чтобы отпихнуть верёвки и бутылочку смазки к краю кровати. А у Чуи — на то, чтобы слабо буркнуть «ты нормально?» и получить слабый кивок в ответ. Ещё какое-то время они валяются на кровати, восстанавливая дыхание и отдыхая. Дазай очухивается первым и теперь наконец-то гладит чужое тело, касается всех своих сегодняшних засосов, играется с волосами и довольно мурчит на ухо какую-то глупость. Чуя радостно улыбается, когда слышит среди этого бубнежа тёплое «спасибо за подарок, Чу». Всегда пожалуйста. Дазай смотрит немного удивлённо, когда Чуя приподнимается на локтях раньше, чем он планировал, но тут же расплывается в улыбке, когда Чуя целомудренно целует его в щёку. — С днём рождения, Осаму. — Сколько раз ты за день ещё скажешь это? — фыркает Дазай, целуя Чую в щёку в ответ. — Столько, сколько потребуется, — уверенно отрезает Чуя и снова плюхается на чужую грудь. Дазай смеётся так мягко, что внутри Чуи что-то ёкает и он невольно краснеет.