***
Они разминались, когда Баки атаковал. Молча и жёстко, без лишних слов. Паучка спасло только чутьё. Дальше всё развивалось очень быстро: они буквально перелетали из одного угла тренировочного зала в другой — Питер с помощью паутины, Баки на своих двоих, но не уступая в скорости. Питер не сразу спохватился: слишком уж неожиданным было нападение. Все, кто тренировались с ним до этого, вели себя с ним, как с подростком: подшучивали, нападали поначалу вполсилы, пока не понимали, что он может выдержать больше... Зимний обрушился на него резко и со всей своей недюжинной силы. И вначале это несколько напугало даже своей внезапностью. От Барнса всегда веяло опасностью, а уж когда он нападал... Он сделал сальто, чтобы поменять направление, отпрыгнул назад, лавировал и делал броски-удары, быстро отступая, но не перехватывая инициативу, блокируя жёсткие удары Барнса. И первые пять минут у него не получалось ничего, кроме как отбиваться. А потом он вдруг как-то без слов просто понял, что это про отношение как к равному. Баки был первым, кто воспринял его слова всерьёз. Он сказал, что считает, что победит, и Зимний его услышал. Он не делал ему скидок на возраст или подростковое телосложение, нападая как на равного себе по силе воина. Это было настолько воодушевляюще, что Питер почувствовал прилив сил и настоящее возбуждение от предстоящей схватки. Он облетел его справа, сделал подсечку, которую Баки благополучно заметил и перепрыгнул... но он упустил из виду паутину, которая петлёй успела захватить и дёрнуть его за ногу. Питер заломил ему руку, но Барнс вывернулся и подмял его под себя, накрывая всем телом. Питер захватил его руку и перекинул через себя. Схватка стала тесной: они боролись, не отпуская друг друга от себя далеко, переплетаясь телами, ногами, руками, прижимая друг друга к полу или к себе, чтобы зафиксировать, пыхтя, тяжело дыша и чувствуя весь возможный вес и давление противника, пока Паучок не решил, что ему нужна передышка. Он выбрал момент, оттолкнул Барнса со всей силы, так что он отлетел, и отскочил. Баки ожидаемо подскочил на ноги и решительно пошёл в его сторону. Даже не побежал. Пошёл, нагнув голову. И это был традиционный для Зимнего стиль — он чаще всего был уверен в победе. И, видимо, решил, что Паучок отступает, потому что сдаётся. А вот это он зря. Питер в прыжке опустился на колени и проскользнул между его ног, дёргая на себя. Секунды его промедления было достаточно, чтобы щёлкнуть веб-шутерами и не промахнуться, а потом прижать его к полу всем телом, отсчитывая десять секунд. Но было бы слишком просто, если бы тут всё закончилось. Барнс ударил его головой, подкинул тазом и отпихнул ногой, за это время освободив металлическую руку. Борьба возобновилась. Паркер даже уже и не помнил, когда ему настолько яростно приходилось бы бороться в тренировочном зале и пролететь СТОЛЬКО буквально за пятнадцать минут, с неотступно догоняющим преследователем на хвосте. Баки всё-таки победил. Он лежал под ним и пытался отдышаться, сняв балаклаву паучьего костюма с головы. — Это было крутооооо, Баки! — у Питера горели глаза. — А ты действительно хорош! — у Баки был одобрительный голос. Он похлопал его по торсу, слезая с его бёдер и усаживаясь рядом на полу, — ну что, по пицце? И это было ещё одно крутое отличие Баки от Тони Старка для Питера. Тони Старк предпочитал высокую кухню. А с Баки они пошли в соседнюю пиццерию и взяли три ассорти и два литра колы. И ещё час обсуждали использованные приёмы. А потом договорились о следующей тренировке, чтобы поделиться ими друг с другом. Вечером, лёжа в постели, Питер вспоминал детали схватки, а потом вдруг вспомнил, как неловко ему было в раздевалке, когда они оба вышли из душа. На Баки было полотенце, и плавки под ним тоже были, но весь он был такой... такой охуенный, что Питер, вспомнив, даже зажмурился. И смотрел он на него как... да, как ягуар на свою добычу. Так же лениво и медленно, так что он почти покраснел под его взглядом, натягивая штаны, пока Барнс, не торопясь, вытирал свой загорелый мускулистый торс полотенцем. Питер почувствовал возбуждение и, словно нехотя и не веря тому, что он делает, потянулся рукой к члену. Он прекрасно знал, что дрочить на кого-то из команды Мстителей было по меньшей мере неразумно. Как он ему в глаза потом смотреть будет? Ему что, Старка мало?! Но предательская рука слушать ничего не хотела. Она стянула плавки, обхватила член и, сжав его, обнажила поднимающуюся головку. Ладно, он сдаётся. Но только один раз. Баки Барнс, такой большой, опасный и красивый ягуар, прижимающий его к полу всем своим телом. Думать об этом было очень стыдно и приятно.***
И конечно, одним разом оно не ограничилось. К тому времени как они встретились в следующий раз на тренировке, он дрочил на него по меньшей мере три раза. Три стыдных, но таких приятных раза, утыкаясь лицом в подушку, сладко постанывая и офигевая от приходящих в голову сцен и пронзающего его удовольствия. И конечно, он ожидаемо покраснел при встрече и назвал Баки «мистером Барнсом». Благо, Зимний, увидев его состояние, хмыкнул, по-приятельски хлопнул его по плечу, легко поправил («Я Баки, Паучок, забыл?»)... и мягко повалил, поставив подножку, буквально не вынимая вторую руку из кармана и придерживая металлической рукой, чтобы он упал аккуратно. Питер, всё ещё погружённый в свои переживания, совершенно не ожидал этого и потерял преимущество минут на десять. Зато в последующие полчаса он и думать забыл о том, чего он там стеснялся. Они самозабвенно мутузили друг друга, изучали боевые тактики друг друга, придумывали свои тактики с учётом найденных тактик соперника, и к тому моменту, когда Баки его второй раз победил, Питер был совершенно счастлив. Ни с кем у него не было таких насыщенных тренировок. И никогда. С Баки он мог оторваться по-полной. И проигрывать Баки было не обидно. — В следующий раз победа будет моя, — заявил он, стаскивая с головы паучью балаклаву. — Посмотрим, детка, — Баки подал ему руку, чтобы помочь встать. И Питер принял эту руку, хотя мог бы вскочить сам из любого положения четырьмя разными способами. Потому что, блин, это был Баки. И настроение от ликующего счастья тренировки скакнуло до робкой скованности, как будто он снова вернулся в школу. Раздевалку он ждал немного с ужасом — и не зря. Когда они переходили в раздевалку, словно что-то менялось между ними. Вот они друзья по тренировке, а вот они делают шаг через порог, и Баки — красивый и огромный ягуар, а Питер чувствует себя его добычей, у которой колотится сердце. Вальяжный Зимний, который не стесняется ни себя, ни рассматривать его — это было то ещё испытание. Он стоял, широко расставив свои длинные ноги в чёрных, обтягивающих его выступающий пах плавках, и вытирал голову, глядя на то, как Паучок, наскоро пройдясь по телу полотенцем, пытается быстро попасть ногой в штанину. Питеру, который мог попасть паутиной в цель, находящуюся в трёхстах метрах от него с точностью до миллиметра, в присутствии Баки удавалось это сделать с третьего раза. А когда Барнс так смотрел на него, то мысли испарялись из головы вообще. Он чуть не врезался в дверь шкафчика, повернувшись за футболкой. Быть рядом с ним, почти обнажённым, самому будучи почти голым — это было очень интимно и неловко. Особенно когда он смотрел ТАК, словно ему интересно было смотреть на Питера. И словно он знает, насколько он смущает его. И как будто ему это нравилось. — Ты сейчас куда? Есть у тебя ещё пару часов? — спросил его как-то раз Барнс в такой ситуации. Это было спустя пару месяцев их тренировок, они постепенно сближались, становилось проще общаться, Баки знал почти всё про его учебу, а он — много чего про мотоциклы, но это ничем не помогало в раздевалке: он каждый раз реагировал на почти обнажённого Баки как в первый, и ему понадобилось секунд десять, чтобы сообразить, о чём он. — Ммм, да, почему нет? Тётя Мэй сегодня придёт к вечеру, и мне нужно дописать реферат, но я могу дописать его позже... — Питер едва заткнул себя, ругая себя внутри за то, что он так разговорился. Разве может быть Зимнему интересно что-то про тётю Мэй и его рефераты? — А что за реферат? — Баки застёгивал свою вечную портупею. Чёрную кожаную портупею поверх чёрной футболки. Вот кому бы пришло в голову в повседневности носить портупею? А ему шло. И как будто так и надо. — Плазменные нанотехнологии и молекулярная физика. — ? — Я хочу, чтобы если кому-то оторвало руку, например, можно было создать наномеханизм, который её отрастит. Дело в том, что благодаря этим штукам, мы можем в целом контролируемо манипулировать заданной атомной структурой. — Ничёсе. То есть можно будет отрастить ногу, руку, любой орган? Звучит круто, мне нравятся твои амбиции, чур, я первый на экспериментальную фазу. Отрастишь мне новую руку...третью, — Баки ухмыльнулся и закинул металлическую руку ему на плечо, приобнимая на выходе из раздевалки. Смотрелись они, наверное, довольно странно: Барнс в чёрной коже и он, в своём обычном сером джемпере с эмблемой МИТ и голубых джинсах. — Ещё я хочу создать наносистему на основе плазменной... штуку, которая будет принимать необходимую тебе форму довольно быстро, и она будет крепкой как стена, — похвала Барнса грела, и он позволил себе поделиться ещё одним своим гипотетическим проектом. — Полезная в хозяйстве вещь, — кивнул Зимний. — Да, особенно в экстремальных ситуациях, когда надо быстро заделать стену, или подать человеку лестницу, или что-то такое. У меня есть наблюдения одного необычного вида моллюсков, которые сверхбыстро создают себе раковину. Мне кажется, этот механизм может лечь в основу. — Это так же круто, как вечный двигатель. — До вечного двигателя мне далеко... но вот одна разработка Мистера Старка... — Ох уж мне этот мистер Старк, — проворчал Баки. Лифт башни Мстителей спустил их на первый этаж, и Питер всё это время чувствовал тяжёлую руку Баки на своём плече, — так что насчёт небольшой прогулки? Хочу показать тебе одно место. — Мне? Да, конечно, Баки, я за! — Питер не очень знал, как реагировать. Он был одновременно растерян и готов прыгать от восторга. Но что его шокировало ещё больше — это мотоцикл на стоянке. Нет, он не особо разбирался в мотоциклах, но он был, кажется, очень раритетный, по крайней мере, он выглядел как модель из шестидесятых. Но почему-то Питер не сомневался, что гоняет он на скорости из двухтысячных. Нет, он конечно знал, что Баки мотоциклист, но он не ожидал, что он пригласит Его прокатится на Этом. — Нравится? — Баки подал ему шлем и сел на мотоцикл, — это, конечно, не так круто, как молекулярная физика, но... моя работа. Полгода на него угробил, — он с любовью погладил руль. Питеру пришлось привстать на цыпочки, чтобы забраться на сиденье сзади него. — Держись за меня, — Баки повернул голову, чтобы Питер его услышал. И Питер осторожно положил руки на его талию поверх кожаной куртки. — Держись крепче, — почти проорал Зимний параллельно взревевшему мотоциклу. И Питер практически прижался к нему, когда они резко сорвались с места, и почти соединяя руки на его животе. От Барнса пахло кожей и туалетной водой, мимо проносились дома, они лавировали между машин и явно выезжали из города. У Питера замирало сердце. Нет, они, конечно, и в спаррингах находились в плотном контакте, но это был не спарринг. И это было очень волнительно. _______________ Баки не знал, что делать с этим парнем. Вначале, на той вечеринке, где всё это началось, он показался ему совсем мелким. Смотрел на него восхищённым щеночком, тоскливо оглядывался на Старка... а потом внезапно так задиристо сказал «Конечно, я выиграю, не стоит меня недооценивать». И это заставило присмотреться к нему. Нет, он, конечно, видел Паучка в битве, и знал, что он не слабак, но да, и он повёлся на эту подростковую фигурку. В итоге он пока побеждал, но то, что в какой-то момент Питер победит его — это был вопрос времени, в этом он был уверен. Они были практически наравне. Проблема была в другом. Проблема была в том, что он видел, как Паучок смотрит на Старка и на него. Этому парню очень нужен был кто-то большой и взрослый рядом. Отец. По большому счёту, ему нужен был отец. Но отца у него не было, это Баки знал из разговоров Наташи и Тони. Вторая проблема была в том, что то, с каким восхищением он смотрел на него — ему нравилось. ОЧЕНЬ нравилось. Настолько нравилось, что у него начинал вставать. И он даже не сомневался, что у Питера тоже. Паучок так мило краснел, что... что Баки вот уже которую неделю не знал, что с ним делать. Если бы это было в гей-клубе, то всё было бы понятно: валить и трахать к обоюдному удовольствию. Но Питер... девятнадцать лет, чёртов вундеркинд-ботаник, фанатеющий по предметам, название которых он с трудом запомнил, и явный девственник. Грёбаное дерьмо. Он не знал, что с ним делать. Мальчишка вызывал восхищение своим умом и амбициями, он был отличным партнёром по спаррингу, и было бы здорово просто вместе тренироваться. Угу. Стояк только мешал. Судя по тому, что он видел, Питер отчаянно нуждался в ком-то взрослом рядом, кто не будет смотреть мимо него, как чёртов Старк. И в любовнике. Это было о-че-вид-но. Но с ним точно нельзя было поступить так, как он обычно поступал со случайными любовниками из клуба: с ним нельзя было потрахаться несколько раз, а потом, когда надоест и покажется, что слишком cблизились, перестать отвечать на звонки. А на то, чтобы брать ответственность за щеночка, Зимний не был готов. Он слишком стар для такого дерьма. Он прожжённый циник и мизантроп, уставший солдат, человек, у которого нет ни сил ни желания на какие-то близкие связи, это не для него. Но они уже третий месяц встречались для спаррингов, и он уже почти сдался. — Прокатимся? Барнс привёз его в свое любимое место — это было спонтанным решением, и он был без понятия, чего ждать. Просто понял, что ещё одного спарринга они оба не выдержат, смотреть на то, как мальчишка пожирал его тело глазами, это надо иметь терпение святого. И отказаться от встреч в спортзале тоже было бы нелепо. Непонятно, зачем он его притащил сюда. Просто почувствовал, что нужно что-то сделать. И вот он чуть ли не нервно сложил руки на груди, наблюдая за этим почти-подростком, чей спектр эмоций отражался на лице так явно: смущение, радость, ужас, страх, удивление, азарт... чёрт, если бы его так штормило, он бы, наверное, рехнулся. Но для Паучка это было как будто привычно, и он почти умилялся, заворожённо следя за трансформацией оттенков выражений его лица. — Красиво здесь, — Питер по-прежнему восхищённо смотрел по сторонам, но уже немного успокоился после поездки. Такое светлое дитя. Кто бы ещё был в восторге от того, что его привезли не в клуб, не в ресторан, не в какое-нибудь пафосное место. Это был просто берег Гудзона. Его любимый маленький закуток. Здесь никогда никого не было. Только камни, местами спокойное, а местами сильное течение, журчание воды и деревья. Вот что с ним делать? Ладно. Остаётся просто плыть по течению, стараясь затормозить очевидное развитие событий, да? Он не сможет отказаться от вот так плывущего ему в руки. А кто бы смог? Покажите ему этого святого. Вот разве что Стив Роджерс. Баки вздохнул. Он был уверен, что не сможет. Ещё пару тренировок разве что продержится. Дальше остаётся только надеяться, что этот малыш сам довольно быстро поймёт, что Баки ему не пара. Кто он рядом с ним? Старик без нормального образования. Что он может ему дать? Ничего. Ему нужен был кто-то вроде Старка, чтобы такой же умный. И желательно перспективный. И молодой. Чтобы они вместе ходили и держались за ручки с вот такими вот восхищёнными глазами. А не семидесятилетний солдат с ПТСР и отсутствием планов на будущее. Он с собой-то не знал что делать в этом времени. Чувствовал себя неприкаянно рядом с этими пыщущими жизнерадостностью, амбициями, идеалами людьми. Да, точно. Именно вот эту неприкаянность он и увидел в Питере. Такой же неприкаянный. Только щеночек. Тычется мордочкой в Старка, а этот... звезданутый в упор ничего не видит, кроме себя и своей гениальности. Он подошёл к Питеру и потрепал по голове. Паучок обернулся со своей как обычно доброжелательной улыбкой: — Тут правда очень хорошо. Мне прямо спокойнее стало. Спасибо. — Люблю сюда приезжать иногда, — Баки сел рядом с ним, свесив ноги с небольшого обрыва. И так он и запомнил этот вечер: как они сидели вдвоём рядом и молчали, оба немножко неприкаянные среди Мстителей.***
Баки в последнее время занимал всё больше его мыслей. И это неудивительно: сейчас они общались куда больше, чем с Тони. Ели пиццу после тренировок, катались за город. Тренировались. Его депрессивное состояние, связанное с влюблённостью в Мистера Старка, стало уходить куда-то на второй план. Он даже стал больше смеяться. Однажды Баки даже заехал за ним в Кампус, и это было, конечно, Явление с большой буквы. Он привлекал внимание везде, где бы ни оказался. И пока всё внимание было приковано к нему, он стоял, опираясь на мотоцикл, весь из себя такой брутальный красавчик в чёрной коже, и ждал его, Питера, потому что ему надо было съездить в соседний штат, и он почему-то решил, что Паучок — отличная компания для этого. И они правда отлично съездили. Смеялись, зашли в зоопарк и местный музей науки по его просьбе (и Баки терпеливо ходил с ним по залам, и даже слушал его рассказы взахлёб об экспонатах), купили Барнсу нужную экипировку и зашли в какой-то департамент. Правда потом весь следующий день ему пришлось объяснять одногруппникам, как так получилось, что он знаком с самим Джеймсом Барнсом, Зимним Солдатом, и ему пришлось наспех придумывать легенду, а он не любил привлекать внимание... с другой стороны, лёд со стороны одногруппников явно начал таять, и это было приятно. Его по-прежнему перемыкало в раздевалке. Он очень хотел, чтобы то, что он воспринимал, как внимание со стороны Баки, было действительно тем, что он в нём видел. Вниманием к нему, маленькому и невзрачному Питеру Паркеру. И это было так странно, позволить себе хотеть внимания. Чтобы кто-то признал его не маленьким и невзрачным, а интересным. С другой стороны, при мысли о том, что он действительно может быть интересен Баки, ему хотелось залезть под стол, под одеяло, спрятаться в домик и не отсвечивать. Что он может ему дать? Он подросток, кто он рядом с ним, таким большим, классным, сильным, уверенным в себе? И всё же напряжение между ними нарастало. Сейчас оно чувствовалось уже не только в раздевалке, но и на тренировках. Когда Баки прижимал его к себе, чтобы зафикисировать и не дать ударить, а он терялся на долю секунды, потому что чувствовать его тело было так волнительно... и, конечно, проигрывал. С Зимним в бою нельзя было пропускать ни миллисекунды. В отличие от Старка, Баки подпускал его близко к себе. Он расспрашивал, как прошёл его день. Он смотрел те ролики, которые Питер показывал ему. Он с удовольствием ел с ним пиццу. И если с Тони, который легко пропускал всё, что ему неинтересно, мимо ушей, Питеру легко получалось держать себя в стороне и в руках, то рядом с Баки, который, кажется, ловил каждое его движение, ему было очень сложно. — Чо, как день? — Нормально. Миссис Чеддер приняла работу, несмотря на её экспериментальность, и я нашёл в библиотеке работу Говарда Старка, помнишь, я рассказывал? — Да, конечно. Крутяк! Как твоя гипотеза, подтвердилась? — Да! И это означает, что я могу попробовать повторить тот эксперимент, осталось убедить мистера Старка, у него есть нужное оборудование, но я думаю, что он согласится, потому что это технологии его отца. Питер говорил это и понимал, что его уже не так бередит возможность поработать с Железным Человеком, как буквально пару месяцев назад. Потому что рядом был Баки, который даже помнил про его гипотезы так, словно это что-то важное и интересное для него! — А я сегодня весь день провозился с тем, чтобы втиснуть четырёхцилиндровый движок с шестнадцатью клапанами в Харлей шестьдесят девятого так, чтобы он при этом выглядел по-прежнему как Харлей шестьдесят девятого и не развалился от этой скорости. В принципе всё придумал, даже отрисовал чертёж. Осталось два вопроса. Во-первых, найти мастерскую, которая сделает мне шины из нужной резины нужного размера. Там есть небольшая несостыковка и моя обычная мастерская не потянет, пока не знаю, что с этим делать. А во-вторых, придумать систему охлаждения, которая впишется в аутентичный дизайн. — А что не потянет мастерская? — Ну смотри, для такой скорости, какую даёт этот движок, нужны самые толстые шины... а у Харлеев шестьдесят девятого они у них в два раза тоньше. А значит, им нужно найти дополнительно укреплённый материал. Такой есть только у Мишлен, а Мишлен не торопится раскидываться секретами. — Хммм, а ты знаешь, какие параметры материала тебе требуются? — Конечно. — Если ты мне их дашь, могу попробовать решить эту задачку. — Вау, Паучок, серьёзно? Это было бы круто. — Да ладно, я ещё ничего не сделал, — Питер в очередной раз почти покраснел от его взгляда. Искренне восхищённого его способностями. Это было очень приятно, чего уж там. На фоне почти полного игнора Старка и постоянных требований в универе это было как глоток свежего воздуха. Что-то ужасно вкусное, в чём он так нуждался. И всё же. Его влечение к Баки — это было как ощущение заложенной мины. Он знал, что что-то должно было случиться. Он не знал что, потому что от любых приходящих в голову вариантов хотелось зажмуриться и не думать: Они перестанут тренироваться вместе? (нет, только не это!) Он явно выдаст своё желание? (о боже, нет, нет, пожалуйста!) Баки проявит интерес к нему? (ААААААААА)***
В тот день Питер был в ударе, и это, как ни странно, влияло на Баки, который обычно не вёлся на чужие настроения. Но Паучок как-то умел иногда заражать своим энтузиазмом. Собственно, это была одна из тех вещей, которые он ценил в нём. Питер сдал сессию и пришёл очень бодрый, потому что впереди его ждал аж целый месяц каникул. Он был, даже казалось, более быстр чем обычно, и хотя он и обычно в спаррингах был разговорчив — это была его фишка, которую Баки любил, но тут он превзошёл самого себя: — Осторожно, я сзади... але-оп, посмотри сверху, хей, ты сегодня недоспал, Бак? Хоба, японский удар «киса лапой»... отличный костюмчик, Зимний, но по-моему, он сковывает твои движения... извини, пожалуйста, вот тут я тебя обойду слева, а нет, справа, а ты повёлся, ты смотри, ну вот сколько раз я тебе говорил... не-а, это не сработает, это я уже знаю, ооо, а это Наташин фирменный, ауч, это было хорошо… Зимнего очень раззадоривали эти комментарии, они всё делали гораздо легче и веселее. А еще в бою Питер становился менее зажатым, в нём просыпались азарт и желание подколоть. Ему нравился такой Паучок. И всё же это было то, что отвлекало самого Паркера во время боя. Паучку нужно было учиться сражаться молча. Но у него только раз хватило сил на то, чтобы сказать это. А Питера хватило на один раз, чтобы молчать... и это был единственный раз, когда он его победил. А сегодня он наоборот разошёлся так, что подловить его было достаточно легко. Зимний почти нежно зафиксировал его металлической рукой, прижимая к себе за горло и перехватывая второй рукой его руку. — А я говорил тебе, детка, что когда ты болтаешь во время боя, ты открываешься, — интонации Баки были до обидного назидательны, но его горячий шёпот обжигал ухо, Питеру казалось, что он практически чувствует прикосновение его губ, и его просто бросило в жар, думал он в этот момент, ох, совсем не о приёмах. Так что Баки удерживал его целых десять секунд, пока Питеру, наконец, удалось вернуть свои мысли к тренировке и вывернуться. Следующий раунд прошёл в тишине, и он был восхищён тем, насколько увеличилась скорость реакций и движений Паучка. Он летал как метеор, успевая провернуть два атакующих и не забывая блокировать его удары. И Зимний был не удивлён, когда попался. Отжался в прыжке — раз, сделал сальто — два, увернулся от паутины — три... и пропустил подсечку — четыре. Паркер прижал коленом его локоть, усаживаясь верхом, и заломил вторую руку, заставляя его максимально прогнуться в спине — это была уже отработанная его тактика, и он не мог порицать его — сам так же бы сделал. Когда десять секунд, подтверждающие спортивную победу истекли, он отпустил Барнса и упал рядом, перекатываясь через него, как обычно тут же снимая балаклаву и снова превращаясь в восторженного прыгающего подростка: — Еееее, я сделал тебя! Я тебя победил! И Баки не мог не улыбаться, глядя на его такую непосредственную радость. Они оба сегодня разошлись больше, чем обычно, поэтому так сложно было перейти в режим дистанции в раздевалке, они вышли каждый из своей кабинки душа ещё оба в остаточном воодушевлении, и на этом фоне было особенно контрастно видеть, как лицо Питера теряет весь задор, глаза становятся робкими, а тело скованным, и как он прикусывает губу, и не может оторвать взгляда... в общем где-то тут он и не выдержал. Сколько можно. Почему он должен терпеть, когда парень явно его хочет. Когда они оба хотят. Он святой? Нет. Всё, идите все в жопу. Он знал, что его не одобрит никто. Ни Стив. Ни Наташа. Ни Сэм. Ни Тони. Но это не их собачье дело. Баки встал и подошёл к нему — сердце Питера застучало, кажется, раза в два быстрее. Своей обычной медленной, словно ленивой, но уверенной походкой, которую он так любил. Только глаза у него потеменели и стали серьёзнее раза в два, наверное. Он подошёл к нему вплотную, так что Питер был готов вжаться в шкафчик спиной, так что они практически соприкасались выступающими пахами, обтянутыми плавками. Баки наклонился и опёрся рукой на стену, нависая прямо над ним и разглядывая его лицо. Большой и сильный ягуар. — Если хочешь, то потрогай. — Что? — он был настолько взволнован, что до него не сразу дошло, что говорит Барнс. — Дотронься до меня. — Я не... — его дыхание участилось. Это было слишком. — Ты не...? Продолжи, — Баки медленно провёл пальцем по его щеке, а потом по губам, — скажи это. Скажи, что мне показалось, я извинюсь и больше никогда ничего подобного себе не позволю. Питер смотрел на его чётко очерченные губы так близко, любимую линию скул и подбородка, на то, как вздымается в такт дыханию его грудь, и все страхи отступали на второй план. Кровь стучала в ушах, и всё, о чём он мог думать, было в нескольких сантиметрах от него. — Я... я хочу. Очень. Он ожидал всего, чего угодно, кроме того, что Баки через несколько секунд сладостного ожидания и пожирания друг друга взглядами отодвинется от него с горьким вздохом и словами: — Тогда поехали ко мне. И на ошеломлённый взгляд Питера добавит, пожимая плечами: — Ты хочешь свой первый раз на деревянной скамейке или у стены? Ну и мой косяк, но у меня нет с собой ни презервативов, ни смазки, сорри. Поехали. Потом спасибо скажешь. Ну и у тебя есть возможность передумать. Я не хочу, чтобы ты потом решил, что ты не хотел этого. Головой Питер понимал, что Баки поступил очень разумно и более того — заботливо по отношению к нему. И всё-таки, это было разочаровывающе, как пыльным мешком по голове, гормоны, бурлящие в крови, создавали просто какой-то туман в сознании. В его воображении первый раз должен был быть страстным, и без каких-то вот этих ненужных подробностей, про то, насколько ему удобно или есть ли у него время на подумать, а уж ехать куда-то, даже если на самом крутом мотоцикле, обнимая самого крутого Баки в самом крутом прикиде... это было слишком много времени для того, чтобы внутренне метаться от сладкого ужаса до тревожной паники. — Смазку с анальгетиком, презервативы ХL, пару банок джина с тоником. Мужик на кассе мельком скользнул по нему взглядом, но Питеру всё равно было не по себе при мысли о том, что ему всё понятно. Хорошо, хоть он остался на мотоцикле и наблюдал эту сцену издалека. Баки, очевидно, даже не заметил этого взгляда. Размеренно, как обычно, дошёл до соседней бургерной и купил им ещё буррито. Да, у него действительно было время подумать, хочет ли он этого, сидя в седле мотоцикла и облизывая издалека взглядом Барнса. Хочет, конечно, сто процентов хочет! Но было ужасно страшно. А вот думать, чего он боится, ему не хотелось. Но где-то подспудно он знал, чего боится: он не хотел, чтобы Зимний переспал с ним, а потом стал избегать его. Или перестал так интересоваться им. Но представить, что они, ну... что Баки с ним как-то... ну... в отношениях? Что они вместе с ним всерьёз... такой ботаник, как он, понимал, что это что-то невероятное и не про такого крутого чувака, как большой взрослый Баки. А значит что? А значит, это будет просто секс, после которого они встретятся как ни в чём ни бывало и будут тренироваться, а у Баки будут какие-то другие, следующие партнёры. Которым он будет покупать буррито. Было неприятно об этом даже думать. Но жизнь устроена так. Взрослые мужчины не выбирают маленьких мальчиков. А он ощущал себя рядом с Баки маленьким мальчиком. И если в спарринге ему было что ему противопоставить, чтобы чувствовать себя уверенно, но вот в жизни. Да, Баки правильно дал ему время подумать, ему нужно было быть готовым к этому. Подошедший Барнс подмигнул ему, закинул фастфуд в рюкзак и уселся в седло мотоцикла. Питер обнял его сзади руками. Да. Это того стоило. Пусть дальше он будет один, но он хочет пройти этот кусочек своего пути. Пусть его первый раз будет с мужчиной, от которого у него захватывает дух. Он не упустит этого шанса. Баки подмигнул Питеру, который явно чувствовал себя растерянно, и уселся в седло, заводя своего Большого Джона. Никому не признался бы, да и самому было странно, но он тоже чувствовал себя растерянно. Да, Питера хотелось до звёздочек в глазах. Но блять. Они друг с другом как не пришей кобыле хвост. И он вообще не возил никого к себе домой, но отвезти Питера, этого щеночка, в мотель, как какого-то любовника на час, было выше его сил. И не то чтобы он был готов его видеть у себя дома — дом для него был его крепостью, но в общем, он сам не понял как, но они ехали к нему. Вот так они и доехали до дома Баки, оба немного в раздрае и, словно не понимая, с какого боку заходить друг к другу.***
Питер не знал, чего ждать, но в его голове всплывали какие-то образы про то, как Баки прижимает его к двери, не успев её закрыть, они сливаются в страстном поцелуе… Баки аккуратно закрыл дверь на ключ и понёс пакетик с буррито на стол, кинув смазку и презервативы на кровать. — Проходи. Чёт после тренировки не поели даже. Кофе, чай, джин-тоник? — Кофе, — Питер немного заторможенно осматривал квартиру. Так вот оно какое — логово Зимнего. Красные кирпичные стены, красивые лампочки. Немного пыльно, в углу валяется куча вещей вперемешку с бутылкой воды, какими-то бумагами. В углу гири, гантели, турник, боксёрская груша. Валяющийся немного скомканный плед на диване. Он прошёл к столу под аккомпанемент кофемашины. Есть правда хотелось. И ему было ужасно неловко. Как это вообще всё происходит? В какой момент? Что ему нужно делать? Может быть он должен как-то... ну... проявить свою инициативу? Вести себя определённым образом? Баки вгрызался в буррито так повседневно и вкусно, что ему тоже ничего не оставалось, как последовать его примеру. И минут пять они сосредоточенно ели, запивая кто кофе, а кто джин-тоником, пока не утолили первый голод. — Как твой курсач? — вопрос был уже обычный для них, но в этой ситуации прозвучал как-то немного вынужденно-натянуто. — А... нормально, кстати. Доделал курсач и досчитал результаты. И я даже успеваю дооформить исследование, чтобы представить на факультетском конкурсе, и надеюсь, что пройду на университетский. — Я даже не сомневаюсь, что пройдёшь. Ты самый умный среди всех этих умников. А мне вчера на переделку привезли такой мотоцикл, ты не представляешь. BSA. Я на таком гонял в сорок первом. Даже не поверил. А сейчас у меня заказ на полную переделку начинки, так что будет круче Харлей Дэвидсона. Но самое крутое, что владелец шарит в теме. Придётся повозиться, ноооо... я сделаю это. Давай покажу, я даже сфоткал. Да, он сказал, что ему плевать, что его никто не одобрит, но всё-таки он чувствовал, как что-то свербит внутри него. Если бы это был кто-то левый, с кем он собирался просто потрахаться... да кто-то левый даже до его дома бы не дошёл. Он чувствовал, как будто у него шерсть дыбом встаёт, когда он открыл дверь, в этой квартире был, кажется, только Стив. Но всё же привезти Паучка сюда ощущалось самым правильным в этой ситуации. Если бы это был кто-то левый, с ним не нужно было бы разговаривать. Можно было просто на пороге снять всю одежду и просто начать с секса. И им же и закончить. Но это был Питер. Питер-малыш, смотрящий на него уже третью неделю голодными и одновременно совершенно несчастными щенячьими глазками. Питер, который возможно даже не целовался ни с кем. Питер, которому не хотелось делать больно, а хотелось быть нежным. Он, кажется, забыл уже как это, но ради этого мальчика можно было попробовать вспомнить. Это было странное, давно ушедшее из его жизни... но он постарается. Поэтому он вначале пригладил внутри себя будто вставшую шерсть. «Тшшш, тшш, это Питер, он свой, это нормально». Потом пошёл делать кофе, чтобы немного освоиться с тем, что они тут вдвоём и оба знают, чего хотят. Потом разговаривать, чтобы вернуть это их уже сложившееся ощущение лёгкой болтовни. И у него получилось. Они жевали и Питер уже показывал ему мем, который сохранил специально для него, и рассказывал про своего одногруппника, смешно изображая его интонации. Зимний уже доел и допил свой джин-тоник, когда до него дошло, что он смотрит, как Питер облизывает свои пальцы в кетчупе. И что-то в его взгляде, видимо, изменилось, потому что Паучок почти вздрогнул и замедлился. Баки протянул руку, перехватывая его ладонь, и медленно потянул её к себе. Он взял их в рот, вылизывая по одному, глядя, как Питер заливается краской, неотрывно смотря на него, и чувствуя, как внутри густо собирается желание. Он заставил его пересесть к себе на колени, чтобы обхватить, прижать к себе, пробовать на вкус не только пальцы, но и его вечно обкусанные губы (и, конечно, он был прав: этот малыш целовался так неловко, что было очевидно — это его первый раз, но это не делало его менее вкусным). Рук не хватало, чтобы прижать его к себе так, как хотелось, поэтому вначале они неловко встали — и поцелуй захватывал их всё глубже и глубже, превращая ощущения из порыва ветерка в ураган. В наступившей тишине Питер подчёркнуто громко слышал скрип отодвигаемого стула, шуршание футболки, своё и Баки прерывистое дыхание и вжиииик расстёгиваемой на джинсах молнии. Они переместились к кровати, не переставая целоваться, и отвлеклись только на снятие одежды. Баки стянул с него плавки и его рука на его члене и яичках... Питер чуть не дрожал от захвативших его ощущений. И когда он почувствовал на себе тяжесть тела Зимнего, раздвигая ноги так, чтобы Баки оказался между них, обхватывая оба их члена рукой, и прижимая его к себе металлической, его вдруг отпустили стеснение и волнение, что что-то может пойти не так. Баки Барнс был в этот момент для него ягуаром — мощным зверем, чей взгляд подчинял и заводил его, но при этом он был достаточно аккуратен с ним. Питер мог доверить ему себя. Поэтому он даже не отследил, когда Баки потянулся за смазкой, и только поднял бёдра, чтобы Барнс подложил под них подушку, спускаясь к его члену. Питер был таким открытым, доверчивым, чувствительно реагирующим на все его действия щеночком — вздрагиванием, рваным дыханием, подёрнутым туманом взглядом, так тянулся к нему всем телом, прогибаясь и раскрываясь навстречу, что его хотелось вылизать всего, но он только всего минут пять посвятил его телу, перекатам грудных мышц, ложбинкам и выступам пресса, изучая их кончиками пальцев, губами и языком, медленно и вкусно, наслаждаясь его телом и реакцией, но потом нагло позволил себе перейти к самому сладкому. Обхватить розовую головку и посасывая, не переставая смотреть на лицо Питера, поглаживать вход в анус. Проникать в него постепенно, влажно и липко, продвигаясь вначале на одну фалангу, а потом глубже и глубже. Туго, очень туго, но постепенно вход как будто раскрывался для него. Паучок откинул голову, и ему теперь не было видно его лицо, но зато он слышал его постанывания. Член стоял уже как каменный, но он как будто хотел его не членом, он хотел его как будто всем телом и почти дрожал от напряжённого желания войти в этого восхительно милого щеночка. Но он же не хотел сделать ему больно, да? Самого проникновения Питер... почти не боялся. Он боялся, что у него из-за неприятных ощущений опадёт член и это будет неловко. Баки был таким заботливым, что Питер не сомневался, что он ничего ему не скажет. Но всё равно... А вдруг, ну... вдруг там будет какой-то запах, и это будет ему неприятно? В какой-то момент все эти переживания уступили место одной мысли: «хочу ещё, глубже, давай же». Физически это было немного похоже на анальную пробку, которую он купил месяц назад (слава богу, что ему не пришлось это делать очно в магазине, это было бы слишком смущающе, доставка очень упростила процесс), и одновременно это настолько отличалось по эмоциям. Пробка просто растягивала его, давая физические ощущения. Сейчас он весь был охвачен желанием. — Ты готов? Да, он готов уже пять минут как... и звук разрываемой упаковки презерватива кажется лишним и неловким промедлением, но Баки так спокойно раскатывает его по своему члену (члену. Баки. Красивому длинному члену среди тёмных волос. О боже мой. Он что, сейчас окажется внутри него?). Приставленная к анусу головка — это не пальцы, сразу понимаешь, насколько она большая. Но Питер всё равно был готов терпеть, тем более с его регенерацией это навряд ли вообще будет как-то сильно больно. Больно почти не было. Но ощущение инородного тела внутри, ощущение натяжения и распирания его всё равно отвлекли. Баки был очень медленным, и Питер чувствовал, как он старается сдерживать себя. — Ты как? — Нормально, — Питер попробовал сам двинуться навстречу, и член въехал в него ещё буквально на полсантиметра. Первые его движения были очень медленными, и Питер был ему за это благодарен. Зато когда он задевал простату... это было как будто щекотно, или как будто приятные почёсывания, которые хотелось продлить. Они оба дышали громко и быстро, в противовес медленным, но таким тягуче-приятным движениям. Он обхватил Баки ногами и уткнулся куда-то в шею. Не хотелось ничего, только чувствовать вот то, что внутри, и тело Баки, огромного ягуара, с которым они сейчас синхронно и волнообразно двигались, подчиняясь его завораживающему, животному, пока ещё не совсем гладкому ритму. Он даже не успел отследить, в какой момент что-то поменялось, и его движения стали раскатистыми, как будто вдавливающими его в кровать, и почему это было так сладко, что он не мог не стонать с открытым ртом и не смотреть, как поглощающе жадно смотрит на него Зимний, не переставая двигаться всем своим крупным телом, глубоко входя в него. В анусе немного саднило от непривычного трения, но он не хотел, чтобы это останавливалось, наоборот, и когда Баки развернул его, прижимая спиной к себе, (блиииин, он не знал, что у него настолько чувствительные соски, что когда Баки едва-едва дотрагивается до них металлическими пальцами в процессе, это настолько ааааах) и одновременно сжимая его член, в его глазах уже был почти один туман и звёздочки искрящегося удовольствия, которое прошивало тело раз за разом. Он откинул голову на его плечо, прерывисто дыша. Огромный ягуар трахал его, присваивал себе, порыкивая и вцепившись в загривок зубами, мотая хвостом, и он мог наслаждаться перекатами мышц его тела, о дааа, наконец, наконец он мог наслаждаться прикосновениями и восхищением перед его огромным мускулистым телом, которое его завораживало. Как бы то ни было, но он ощущал себя щеночком во власти ягуара, и ему это нравилось. Баки хотелось быть бережнее в десять раз, быть таким бережным, каким он никогда и ни с кем не был, а ещё чувствительность Питера отзывалась в нём самом, так что его удовольствие прошивало Баки молниями так, что он в кои-то веки кончил вместе с партнёром. Потому что его стоны в полный голос отзывались в самой его глубине, и они содрогались вместе так, словно были единым организмом в этот момент. Оргазм отступал медленно, и отпускать Паучка не хотелось. Он прижал его к себе, обхватывая и обнимая обеими руками. Вытаскивать член тоже не хотелось. Хотелось вот так и спать. Единственное, что они оба были потные и мокрые, кажется, с ног до головы. Он и отрубился, уже сквозь сон чувствуя, как Питер выбирается из его объятий.***
Питер мылся в душе, чувствуя, как приятно ноет тело и ощущал себя... ну как минимум как когда закончил старшую школу. Как какую-то поворотную точку. У него был секс с Баки. АААААА. Нет, не так. У НЕГО БЫЛ СЕКС С БАКИ. ААААААА. Он бы не мог у него просить что-либо, ни тем более требовать. Он просто был рад этому случившемуся. И чуть более свободным от Тони. У него может быть своя жизнь. Люди, которым он нравится. Может и не навсегда, но он точно нравился Баки сегодня вечером. Зимний смотрел на него так, словно любовался им, и он впитывал и запоминал это ощущение каждой клеточкой. Он вытерся полотенцем, оделся в ту же одежду и сделал себе кофе, выйдя из душа. Быть в квартире Баки было интересно. Ему нравилось. Можно было вдыхать запах кофе, дезодоранта Зимнего, его одежды. Можно было рассматривать лежащее на столе: счета за электричество, блокнот с неровным непонятным почерком, полотенца с одеждой в куче, городской пейзаж за окном. Фото со Стивом (укол в сердце) и Мстителями, книги на столе, и внезапно обнаружить, что Барнс предпочитает нон-фикшн и детективы. Можно было представлять, как он тут по утрам идёт в душ. Питер посидел немного на кровати рядом со спящим Барнсом. А потом сообразил, что ему с утра в универ. Уходить не хотелось. Но ехать от Баки в шесть утра вначале домой, а потом на учёбу тоже было такое себе. Дурацкое ощущение, ни туда, ни сюда. Но посомневавшись минут пять, он всё-таки разделся и свернулся калачиком рядом с Баки. Засыпать было сложно. Он крутился до встающего солнца. В итоге всё-таки пришлось вставать, одеваться, пить двойной американо и ехать домой, чтобы успеть захватить тетради и распечатанное эссе для миссис Миллер. Барнсу он с замирающим сердечком оставил нейтральное сообщение в духе «Уехал на учебу, до встречи в четверг на тренировке». И возликовал, увидев после второй пары ответ «Жаль, что не разбудил меня, кофе бы вместе выпили. Хорошей учебы. Чмоке, котёнок, до четверга». ___________________ Четверг прошёл хорошо. Баки притянул его к себе и поцеловал. Коротко, но так, что было понятно, что они не будут делать вид, что ничего не случилось. И это делало Питера счастливым. И они не делали вид. Целовались после тренировки в раздевалке так сладко, что у него подкашивались коленки. Гоняли по ночам после тренировок на мотоцикле. Трахались после тренировок так, что Питер научился стонать в голос от оргазма и вначале робко, а потом всё смелее брать в рот крупный член Баки. Потому что от минетов Зимнего у него подкашивались коленки, и ему хотелось сделать ему так же. А ещё это было чуточку... ну самую чуточку любопытно. И в чём-то приятно. Но больше всего нравилось видеть, как Зимний охает и закрывает глаза, и подаётся вперёд, когда он позволяет члену входить глубже и головка скользит по нёбу. Он даже посмотрел видео, чтобы научиться глубокому минету. Глубокого у него всё равно не получалось, но пару технических моментов он подсмотрел и стало проще. Они освоили и раздевалку, и душ для секса, но кажется, оба больше предпочитали логово Барнса. А потом Баки как-то заехал за ним в Университет, чтобы забрать на тренировку, и это тоже стало их традицией. Питер боялся думать о том, что между ними. Да, они встречались два раза в неделю. И иногда на общих встречах с Мстителями, где, не сговариваясь, делали вид, что между ними ничего нет. Баки вёл себя так, как будто он его, ну... старший бро. Который присматривает за ним. «Малыш», «детка». Он выслушивал его нытьё и тревоги о преподах, научных работах и однокурсниках. Он утешал его (и сладко трахал). Они гоняли на мотоцикле (и сладко трахались). Он рассказывал ему о своей работе: Питер уже отличал довоенные мотоциклы от послевоенных, и Харлеи от Индиан Чиф и Биг Чиф, и узнал, что у Баки могут гореть глаза, когда он рассказывает о моторах так, словно они были живыми существами. Но... кем он был для Баки? Этого он не знал. Знал только, что ему будет горько, если окажется, что никем особенным. И будет горько, когда Баки надоест с ним. А ведь ему надоест? Зачем ему такой ботаник, как Питер? Он крутой, реально крутой. Красивый. Сильный. Сексуальный. Он может снять в баре кого угодно. Кого-то, кто будет больше подходить ему. Кто не будет трындеть в четыре утра о новой формуле и наночастицах, да? Питер отгонял тревожные мысли подальше, глядя на то, как Баки возится с очередным старым мотоциклом. Да, теперь они так делали иногда — Питер делал свою домашку на лэптопе, сидя в мастерской (ну как мастерской, гараже... ну мастерская же?) Зимнего, пока тот работал. А потом куда-нибудь ехали, уже ночью. Потому что они оба любили скорость и ночные дороги. Зимний любил мотоциклы — каждый из них обладал своей красотой и характером, и чувство свободы, а Питер любил сидеть, прижимаясь к нему, и слушать, как захватывает сердце от проносящихся мимо деревьев, домов, улиц и перекрёстков и от того, что он обнимает Зимнего, чувствует его запах, и это их совместное приключение, и его большой ягуар хочет быть в этой дороге вместе с ним. Так классно было мчаться сквозь ночь, зная, что она принадлежит им, и что они могут поехать куда угодно. Барнс возился с мотоциклом и поглядывал на Питера. Чего он там ждал пару месяцев назад? Он уже и забыл. Кажется, боялся, что Питер будет напрягать своей «детскостью». Ха. Хахаха. Питер был самостоятельным парнем, увлечённым своей учёбой и наукой так, что он сам себе казался неучем рядом с ним. Как ни странно, то, что они сошлись, сказалось положительно на их тренировках. Паучок стал чувствовать себя свободнее и вести себя более напористо. Это шло ему на пользу. Он быстро учился и всё чаще побеждал его. А те моменты, когда Питер казался хрупким подростком с щенячьими глазками, он наоборот, ждал и лелеял. Потому что тогда он чувствовал себя рядом с ним... чёрт его знает, как описать это. Сердце заходилось и щемило так, что... так что он с ума сходил от нежности и непонятности, как её выразить. Да, он всегда был бисексуалом, но обычно мужчины — это было просто про секс. А здесь... здесь было что-то, чего у него не было ни с мужчинами, ни с женщинами. В общем, непонятно, что это было, и иногда его грызла совесть — кажется, он занимал всё свободное время Паркера, не оставляя ему ни шанса найти себе нормальную пару и провести время так, как должны проводить время студенты. Но ведь это ненормально, если он будет так всё время тусить с ним. Что ему делать в его гараже? Ему нужно... он не знает, но явно что-то другое. Но Питер как будто был рад его видеть каждый раз, и... и он не мог устоять, чтобы не написать очередной раз «Я заеду, детка? Ты освобождаешься в 3:40?», потому что Паучок на его диване в гараже, пока он колдовал над очередным мотоциклом, это было что-то, что делало его день... уютным. Да, именно так. Уютным. Как будто всё на своих местах. Забавно, что он боялся, что Питер привяжется и ему будет сложно отвязаться от него, а на деле это он раз за разом проявлял инициативу, чтобы провести время вместе, снова и снова. О том, что будет, когда Питер предпочтёт поехать в клуб, или скажет «прости, мы с Джинни/Мэри/Кэтти прогуляемся пешком, до завтра», он старался не думать. Но мысленно был готов. Ну скажет. Ну что же. Он снова превратится в отшельника Барнса, который чинит мотоциклы в одиночку и трахается в гостинице со снятыми на ночь парнями в гей-клубах и редко, но иногда ходит на свидания с женщинами, в попытках найти кого-то, с кем ему будет достаточно комфортно и одновременно интересно. Но пока... пока всё это казалось таким далёким и ничего из этого не вызывало никаких желаний. Его грело то, что Питер решал очередную задачку, попивая колу и мурлыча себе под нос именно на его диване в его гараже. Но говорить об этом... он был не мастак говорить о чувствах. — Чем занимаешься? — Ммм, помнишь, я тебе тогда, в самом начале, когда мы только начали встречаться, рассказывал про идею регенерации с помощью нанотканей? Когда ж это было-то... Когда мы начали встречаться? — Три месяца. — Уже? Подожди... — по смятению в глазах Питера можно было понять, что до него только сейчас дошло, как прозвучала эта фраза. Он говорил совсем не об этом, он просто пытался сориентироваться во времени, ведь они встречаются периодически... но прозвучала она так, словно он говорит об их отношениях, как о чём-то решённом, уже существующем, в то время как он боялся поднять эту тему. А потом до него дошёл ответ Баки. «Три месяца». «Три месяца», сказанные сразу же, как он спросил. Так, словно Баки помнит. Так, словно для него это имеет значение. У него чуть ли не перехватило дыхание. — А мы встречаемся? — он отчаянно волновался, задавая этот вопрос, но не спросить в этот момент он не мог. — А ты хочешь? — лицо Баки как обычно выглядело как классический покерфейс, но Питер уже умел чуть-чуть больше читать его, чем... чем три месяца назад. — Да. Очень, — в этот раз Питер не сомневался перед ответом ни секунды. — Зачем я тебе, детка? — Баки отмер, и как будто всё в порядке, продолжил разбирать мотор, и голос его был слегка ироничен, отстранён и внезапно обидно назидателен, он никогда так с ним не говорил и в этом чувствовалась какая-то искусственность, — тебе нужен кто-то такой же как ты, умный, такой же как ты... юный. А может быть тебе нужна девушка. В любом случае ты только сейчас начинаешь знакомиться с этим миром. У тебя столько ещё впереди. Чтобы мы с тобой могли спарринговаться, да и даже заниматься сексом, тебе не обязательно со мной встречаться. — Но я хочу. Баки вертел в руках коленчатый вал, протирая его маслом, и не понимая свои эмоции. Кажется, он ничего не чувствовал. Только вот вал протирал уже на третий раз, не в силах сообразить, что он хотел с ним сделать. Так же, как был не в силах сообразить, что делать с одним маленьким мальчиком, который вызывал у него столько разных эмоций и мыслей. — Ну да. Зачем я тебе нужен, конечно. Маленький недотёпа-подросток, ботаник-заучка, — Питер по-своему считал его молчание, чувствовал горечь и, кажется, совершенно не мог ее скрыть. — Прости, зря спросил. Я знаю, что такие, как ты вообще редко вступают в отношения. — Такие как я? Это какие такие? — Баки поднял голову, почему-то начиная еле уловимо злиться, сам не понимая на что. — Ну не знаю, — Питер пожал плечами, — такие красивые, сильные, крутые, — он не стеснялся того, каким видел Барнса. Это было что-то очевидное, что, по его мнению, знал сам Баки и все окружающие. Зимний — охуенен по определению, это понятно всем, и у всех же замирает сердечко только при одном взгляде на него, да? — И что же, по-твоему, такие красивые-сильные-крутые не нуждаются в отношениях? — Баки сузил глаза. — А что, нуждаются? — Питер посмотрел на него совершенно открыто, и в его голосе был такой же вызов, — тогда почему не я? Я слишком маленький для тебя? Слишком скучный? Достаточно, чтобы трахаться, чтобы проводить вместе время, но недостаточно, чтобы быть вместе? Он сам не понимал, откуда у него взялась смелость на то, чтобы говорить так. Каждый раз, когда он думал о том, чтобы быть с Баки, он чувствовал смущение, и ему действительно казалось, что он недостаточно взрослый и недостаточно интересный и крутой для Баки. Но почему-то сейчас он вдруг начал злиться. Достаточно злиться, чтобы выпалить этот вопрос. Им было хорошо вместе, почему нет? Баки чувствовал, как его слова попали куда-то в самую больную точку. Почему не Питер? У него не было никаких ответов на это. Возраст? Но он действительно не мешал им трахаться, не мешал отлично проводить время вместе. Его ум? Ну... пока что Паркер не жаловался на его тупость. С чего бы ему переживать об этом. То, что он должен найти себе ровесника... и то, что он обязательно рано или поздно найдёт его себе и уйдёт. Вот оно что. Было слишком больно думать об этом. Не хотелось даже начинать. Но... какого чёрта? Почему это должно его останавливать? Ну уйдёт. Он что, сейчас не знает, что рано или поздно Питер уйдёт? Знает. Он слишком стар для баек о вечной любви. — Прости, это просто трусость с моей стороны. — Что? — его ответ был совершенно неожиданным и непонятным для Питера. — Прости, мне просто слишком страшно, — Баки отложил, наконец, протёртый десять раз вал и подошёл к нему. Когда Зимний так смотрел на него, Питер совершенно тонул в его глазах, всё остальное вокруг просто переставало существовать и размывалось на краю зрения, оставался только его взгляд. — Просто слишком боюсь, что если признаю, насколько ты мне важен... будет слишком страшно тебя терять. — А я тебе... важен? — Да. — И что это означает? — Я, видишь ли, трусишка, — Баки сказал это с самым серьёзным лицом, и Питер не мог не заулыбаться: Баки, который чего-то боится — это было слишком забавно. — Но я не могу упустить самого сладкого и умного мальчика восточного побережья. Так что мне придётся набраться смелости и признаться, что я тоже хочу, — Баки аккуратно провёл пальцем по его шее, заставляя поднять подбородок и лицо выше, ближе к нему. — Чего? — Питер весь обратился в слух. — Не знаю. Каких-то простых вещей. Хочу тебя в своём гараже вечером. И в выходные. Просто знать, что могу рассчитывать на тебя. Что я тебе нужен так же, как и ты мне. Да, кажется, это называется встречаться. Я... я не знаю, просто мне кажется, тебе нужен кто-то другой. Более умный, чем я. И без ПТСР. И, может быть, чтобы ему было не под сотню лет, знаешь. — А я тебе нужен? — Ну, я, видишь ли, уже привык к тому, что когда я работаю, один маленький паучок тихонько стучит по клавишам на этом диване. А ещё к лекциям по сопротивлению материалов в четыре утра после секса. Тут тебя никто не заменит, Пит, — Баки улыбался, перебирая и зачёсывая его волосы руками назад, — прости, я не очень умею говорить об этом всём. Просто я не был уверен, что у нас может что-то получиться, мне казалось, что наша разница в возрасте... — А теперь уверен? — А теперь я просто хочу этого. К хорошему быстро привыкают. И если мне хорошо сейчас рядом с тобой... то я не хочу от этого отказываться. — Так значит, ты не против лекций по сопромату в четыре утра? — Питер выхватил из речи то, что его беспокоило. — Это то, чего мне всегда не хватало после секса, детка. Обожаю их, — Баки подмигнул и Питер облегчённо улыбнулся.***
Руки Баки уже шарили по его телу, прижимая его к себе, давая прочувствовать каждую впадинку и изгиб мышц, и он тёрся о его лицо своим, потому что в такие моменты кожа становилась такой чувствительной, что просто медленно соприкасаться друг с другом становилось растянутым удовольствием, в тишине гаража шуршала их одежда, и ритм дыхания становился быстрее и поверхностнее, когда он целовал живот, снимая с него джинсы казалось, замирает всё вокруг, он снова откидывал голову, закрывая глаза, просто, чтобы чувствовать как Зимний щедро, широким языком вылизывает его, зная, где коснуться: внутренняя поверхность бёдер такие чувствительные яички в его руках пальцы в смазке скользят внутри с каких-то пор он полюбил, когда он растягивает его железными пальцами они как будто такие же нежные, но крепкие когда он насаживается на них ему так нравится, когда Баки наваливается на него, чувствовать весь его вес медленно входящий член да, детка, до упора, вот так обнимать его ногами сжимая задницу смотреть глаза в глаза, пока убыстряется ритм а потом они как будто двигаются крупными толчками вместе одним ритмом оба и ему кажется, ещё чуть-чуть и он закричит и Баки дышит ему в висок да, детка, да, обожаю тебя, котёнок и он снова дышит, как выброшенная на берег рыба слишком много яростного желания в глубине которого нежность ягуара, который держит его так бережно зубами за шкирку чуть не рычит оргазм отражается в глазах прижимает к себе мокрый насквозь от пота желания как море солёный, но такой сладкий мой мальчик, моя детка так влажно так мягко до дрожи пока они не замирают переплетаясь ногами руками в тишине обнимающей их обоих***
Питер очень медленно привыкал к тому, что они вместе. Быть вместе с кем-то таким как Баки. Одно дело, когда они находились в статусе «иногда спим вместе». Как бы у него не замирало сердечко от Баки, это было другое. Да, он заезжал за ним через день, он делал у него домашку, они вместе тренили и спали, но он всегда чувствовал эту дистанцию. И ему до сих пор сложно было поверить в статус «мы вместе». Что он, именно он, Питер, нужен Зимнему. В какой-то степени это больше привело к какой-то скованности и тревоге — как будто он всё время ожидал, что Баки скажет, что это шутка, ошибка, ему показалось, конечно же нет, как ему в голову пришло. Но неделя шла за неделей, и всё оставалось по-прежнему: они спарринговались, Баки заезжал за ним в Универ и уже выучил его расписание, а они всё так же проводили порой целые дни у него в гараже, и им обоим было в нём хорошо. Он всё лучше чувствовал себя на тренировках с Баки. Кажется, он начал бить с удвоенной силой, чаще нападать, больше маневрировать — регулярные тренировки с хорошим бойцом приносили свои плоды. Как следствие, он стал чаще побеждать его. Как неожиданное следствие, он стал увереннее в своей жизни. Первый раз, когда он на ходу ответил на какой-то выпад со стороны очередного придурка и пошёл так же спокойно дальше, он заметил минут через пять. А потом обратил внимание, что он свободнее чувствует себя в кампусе. Это было удивительно. Он всё ещё периодически ловил себя на том, что нервно вздрагивает, когда звонит или пишет Баки, потому что ему страшно прочитать или услышать, что всё это ошибка. Но это случалось всё реже и реже. Потому что раз за разом Баки писал какие-то простые вещи: «Как дела, малыш?», или «Едем сегодня в лес?», или «Буду через полчаса, пицца или буррито?» Всё изменилось после одного осеннего вечера. «Прости, сегодня не получится». Питер долго сомневался, отправлять ли в ответе что-то кроме «Ок» — он всё ещё не всегда чувствовал, что может задавать ему какие-то личные вопросы. Но всё-таки через полчаса отправил: «Что-то случилось? Всё в порядке?» «Ничего страшного, пройдёт, всё ок. Увидимся в четверг». С учётом стойкости Зимнего, Питера напрягла формулировка «ничего страшного». «Может я могу чем-то помочь?» И следом: «Можно я приеду?» Через полчаса молчания: «Я доеду до тебя». Было страшновато принимать такое решение без согласия Баки, но тревога за него перевесила. Пусть ругается, пусть даже поссорятся, но он не мог сидеть спокойно, не понимая, что случилось. Он предупредил. Дом был открыт, поэтому он вошёл, постучавшись. «Баки, это я». Его не было в гостиной. Питер перешёл в боевой режим, идя осторожно по стене, прислушиваясь к звукам дома, и заходя в следующую комнату так, словно ожидал увидеть в ней врага с оружием. Зимний был в спальне. Там было полутемно, шторы закрывали окна, свет был выключен. Питер выпрямился, увидев Баки, но что-то его удержало от того, чтобы сразу подойти. — Баки? Зимний сидел, откинув голову на стенку с болезненным видом. Он приоткрыл глаза, но никак больше не отреагировал на присутствие Паучка. Только тогда Питер подошёл к нему и присел рядом. — Баки? Что случилось? — Ничего страшного. Я же говорил. Последствия травмы. Завтра будет лучше, — у Зимнего был измождённый вид, было ощущение, что ему с трудом удаётся говорить. — Нужен врач? Я позвоню Старку? — Не надо. Всё под контролем. Я уже выпил таблетки. Это не первый раз. Питер осторожно взял его за руку, чувствуя бессилие. — Воды? — Да. Хоть что-то. Питер принёс воды, подождал, пока Баки выпьет, предложил ему залезть на кровать, подложил подушки. Суета, мелочь. Но ему так хотелось что-то сделать. А потом он сел рядом, и Зимний вдруг сгрёб его в охапку и уткнулся в волосы, тяжело дыша и дрожа. Питер обнимал его и немного растерянно гладил по спине, сам впадая в какое-то оцепенение. Так они и заснули вдвоём. С утра Зимний выглядел как будто с похмелья, но был уже более живой и варганил завтрак, когда Паучок выполз на кухню. На вопросы Питера отмахивался так, словно он лезет не в своё дело: — Слушай, это ветеранское. Если ты прошёл бойню, такое бывает. Не бери в голову. — Ээээммм... то есть получается, у тебя бывают проблемы с агрессией? — это первое, что пришло Питеру в голову, по крайней мере, это то, что он слышал про ветеранов. — Терапевтка сказала, что мне очень повезло, что нет. С моей историей это было бы неудивительно. Но нет. Меня иначе клинит. Мне жаль, я вообще не хотел тебя в это вмешивать, — он поставил на стол тарелки с горячим омлетом и беконом. — Баки... в чём тогда смысл быть вместе, если я не знаю самые важные вещи о тебе и если мы не можем попросить поддержки друг от друга? — Хэй, паучок, ты можешь. Ты всегда можешь. Просто скажи. — Тогда почему ты не можешь? Ты считаешь, что я не способен тебя поддержать? Не доверяешь мне? — Питер чувствовал себя практически оскорблённым и это было заметно. — Чёрт, нет, прости, я не имел этого в виду. Просто привык решать свои проблемы сам. — А ты думаешь, у меня как-то по-другому? Ладно, ок. На прошлой неделе меня ранили на ночной паучьей прогулке. — Что?! Почему ты не сказал? — Я справился сам, — Питер смотрел в упор на Баки. — Чёрт. Прости. Я бы хотел знать, если тебе нужна помощь. — По большому счёту, она не нужна была. Я справился. У меня ускоренная регенерация, — Питер пожал плечами, — и ты справишься, я знаю. Но я хочу иметь возможность поддержать тебя, когда тебе плохо. — Ты меня поддерживаешь, детка, — Баки, беспокойно ходящий по кухне, подошёл и присел перед ним на корточки, заглядывая ему в глаза, — ты правда меня поддерживаешь. Он помолчал и добавил: — За последние три месяца количество приступов сократилось вдвое. Сердце Питера пропустило удар, кажется, у него даже расширились зрачки, когда он понял, что именно сказал Баки. Это было громче любых признаний. Он сполз на пол, крепко обнимая его: — Пиши мне, пожалуйста. Я буду приезжать. Они сидели, немного раскачиваясь и обнимая друг друга, им даже не нужно было говорить ещё что-то. И тишина, наполняющая кухню, постепенно теряла оттенки горечи и становилась просто уютной.***
Зимний не переставал удивляться, насколько просто Питер вписался в его жизнь. Как недостающий паззл. Как будто именно его не хватало на диване в гараже, чтобы перекинуться парой слов в процессе работы. Как будто именно его не хватало для того, чтобы тренировки оставались интересными для него раз за разом. Как будто именно его не хватало под боком в выходные, когда они закупались колой и пиццей и падали на диван, чтобы посмотреть комедию — боевики они оба не любили. Было так круто наблюдать, как он начинает чувствовать себя свободнее и сильнее. Он повторял его жесты, он умел спорить с ним, у них появились общие шутки. И всё сложнее было на встречах Мстителей делать вид, что они друг с другом не общаются. Но это было их общее решение. Баки иногда с опасением думал, что когда Питер начнёт взрослеть, он станет ему менее интересным. Потому что он запал именно на такого Паучка, именно такого его он не смог его отпустить, привёз домой и пустил в своё святая святых — гараж. Потому что Паучок был именно таким — маленьким и милым щеночком. Но Питер менялся и менялся очень быстро. Останется ли он ему интересен? Такое никогда нельзя предсказать заранее. И это была одна из причин, почему роман с почти-подростком всегда казался ему не лучшей идеей. Но он любовался тем, как с каждым днём Питер становился всё увереннее. И когда они познакомились поближе, он хорошо понял, что Питер Паркер был отнюдь не «щеночком». Он производил такое первое впечатление, но он был хорошим бойцом (и да, с этого контраста всё и началось), он был упорным студентом, он был ответственным молодым учёным, который мог часами зависать в лаборатории и требовать его не беспокоить, а потом часами рассказывать о своих надеждах и исследованиях... и как будто во всех этих ипостасях им было хорошо рядом. За пару месяцев они поняли, что выработавшееся в первый же месяц их встреч расписание остаётся тем же: они встречаются пару раз на неделе, на тренировке, при этом Баки заезжает за ним, а потом они вместе едут к нему, и один выходной, который они проводили вместе. Остальные дни они или перекидывались лениво по паре фраз в мессенджере в течение дня, или будучи заняты своими делами, вспоминали друг о друге только к вечеру. И обоих это устраивало: Питер был ботаником, сосредоточенным на своей учёбе и науке, а Зимний — человеком с остаточным ПТСР, который предпочитал жизнь интроверта, сосредоточенную на его любимом хобби и по совместительству деле, которое приносило ему доход — переделке старых мотоциклов. Нет, с новыми у него тоже было всё хорошо, у него было три красавца, на которых он периодически гонял, и он принимал новые модели в починку и переделку в соответствии с запросами владельцев, но ретро-модели были его отдельной любовью, в них было как будто много жизни... может быть в них была та часть его жизни, которая закончилась давно, на мосту. Так или иначе он любил их, и любил делать их более сильными и мощными, сохраняя их аутентичный дизайн.***
Их первый совместный выход к Мстителям случился на Рождество. Они оба не были на встречах уже месяца три, и Рождество нельзя было пропустить. К этому времени они были вместе около полугода. Эта была одна из тех ночей, которые он провёл у Зимнего — в последнее время они стали встречаться всё чаще. Баки вернулся из ванной и разогревал блинчики на завтрак, когда вдруг выдал: — Поехали вместе. Питер вынырнул из-под одеяла, окончательно просыпаясь: — Почему? — Надоело делать вид. — Ладно. — Серьёзно? Так сразу? Я думал, ты не захочешь делать каминг-аут перед Старком. — Ну да, не очень хочется. Я не знаю, как он отреагирует. Но мне тоже надоело. В конце концов, это не его дело, с кем я сплю, — Питер пожал плечами. — Ммм, растёшь, детка, — Баки подкинул блинчик на сковородке. — А то, — Питер зевнул, натянул трусы и пошлёпал в ванную, на ходу почёсывая голову и принюхиваясь по дороге к блинчикам с ветчиной и кофе. Они уже собирались выйти, взяв в руки все те коробки и пакеты с подарками для всех, которые они собрались везти, — то, как они покупали их, это была отдельная история, благо последние пару лет после одного безумного Рождества с безумными подарками все очень предупредительно и деликатно скидывали в общий чат примерный виш-лист, чему бы они были рады. Осталось поправить воротничок рубашки, обуться, глянуть в зеркало напоследок. В зеркале отражались двое молодых мужчин в уютных рождественских свитерах. Красно-зелёный с медвежонком Паддингтоном на Питере и бежево-красный скандинавский с оленями на Барнсе. Питер повернулся к Баки. — Бааааак... — Ммм? — Зимний смотрел на Питера и думал, что он как-то практически перестал ощущать их разницу в возрасте. Нет, Паучок по-прежнему оставался «деткой», но это было уже больше похоже на игру. Или проскальзывало иногда в моменты нежности и близости. Но он воспринимал его как равноценного партнера. — Смотри, там омела. — Где? — Вооон там, в углу над дверью, видишь? — Когда ты её успел присобачить? — Зимний улыбнулся, и Питер подумал, что он стал чаще видеть улыбку Баки. — Пока ты спал. — Маленький хитрый паучок. — Ну, не такой уж и маленький вообще-то. — Для меня ты всегда будешь маленьким паучком, детка, — Баки притянул его к себе. — Ты знаешь, что я не против. За окном падал снег, они целовались под омелой, и Питер думал, что Баки — это его личное рождественское чудо. А Баки думал, что, кажется, они немного опоздают, и что не включить утренний секс в расписание было его ошибкой. Потому что причёсанный Питер Паркер в милом свитере — это явно его новый фетиш. Такой домашний приличный котик, которого совершенно невозможно не оттрахать прямо тут, в коридоре, благо, комод они уже для этого дела опробовали, и он обожал то, как Питер смотрел на них в зеркало в процессе. Он стягивал с него джинсы до колен, — было в этом что-то для него возбуждающее, видеть его именно полураздетым, когда его зад виднелся из-под свитера или кофты, а ноги были словно стреножены спущенными штанами. Заставлял прогнуться в пояснице (благо, Паучок был великолепно гибок) и подготавливал, растягивая и лаская, и поглядывая в зеркало, где можно было увидеть возбуждённо блестящие глаза, горячечный румянец и прикушенную губу. Но сегодня это было отдельно мило, потому что его образ приличного мальчика в сочетании с податливостью и бесстыдством, с какими он подставлялся под его ласки, доставлял ему отдельное удовольствие. И, конечно, они опоздали, провозившись с приведением себя в порядок после секса. И конечно, это было совершенно не важно. Потому что Питер Паркер и Баки Барнс были счастливы друг с другом, и это было самое главное.