Ради тебя

      Парадокс, странный и беспощадный, — человек сильный и волевой может покориться кому-то маленькому и беззащитному. Почему? Потому что любит. А что есть из себя любовь? Сплошной физический контакт и обмен слюнями, если послушать Ромео. Отвратительно, аж тошнить от такого начинает       Я, например, вообще не ебу, что такое любовь, признаю прямо — я не знаю, что это такое и как эту херь проявлять. При том, что сосаться и лапаться по тёмным углам, как это делают Вару с Ромео, мерзко. Да, я до какого-то момента не понимал (и иногда не понимаю), как проявлять некоторые чувства, и это меня бесит. Да, злюсь. На кого — не знаю, возможно на себя. Но ты какой-то… До непонятного искренний, часто бесячий, но искренний. Чистый ребёнок. Признаю, иногда смешишь, особенно когда доебываешься до своих телохранителей с вопросами, а они прошли полный КМБ и откровенно хотят слинять так, чтобы не задеть малявку и не отхватить пизды. Эмоции у тебя такие детские — если плачешь, то взаправду и горько, если смеёшься — громко и заливисто. Я больше всего ненавижу громкие звуки, но твой смех готов слушать бесконечно       Помню, как тебя привели часовые; ты был весь осунувшийся и зареванный, рыдал, что потерялся и не можешь найти Данте. Ты был беззащитен и просил у меня этой самой защиты. Я тебе её дал. Я дал тебе больше, чем просто убежище и горячую еду. Я вверил тебе, крохотному хрупкому эльфу, своё сердце. Почему? Будем честны, не знаю. Но сдаётся мне, что что-то во мне треснуло, когда ты, не говоря ни слова никому и ни про что, пришёл в мою комнату, когда была сильная гроза. Да, очень хотелось просто тебя проигнорировать, но ты не плакал; ты просто стоял в дверях с опущенными ушами и тихо спрашивал разрешения переночевать рядом со мной. Солдатская одежда висела на тебе мешком, вроде мелькнула тогда мысль, что надо тебя нормально одеть. Валеты вообще мелкие комплекцией вышли, но ты… ты в свои семнадцать выглядишь как будто на тринадцать, максимум четырнадцать. Совсем малявка, в общем       Я пытался тренировать тебя с детьми (нашу программу для твоего возраста ты бы не потянул), но ты жаловался, что тебя потом тошнит. Тогда внимания на это никто не обратил, думал справишься и привыкнешь. Когда же стало по-настоящему херово, и ты начал падать посреди беговой дистанции какой-то бледно-зеленый, я бросил идею. Ты нужен был мне живой и здоровый, потому что, как сказал бы один кусок концентрированного добра, я втибидохался по самое не балуй. Уже. Вопрос только один — какого хуя?! Пытался игнорировать, хотя на то были ещё и более важные причины, чем стайка каких-то полусдохших бабочек в животе. И всё равно надавал жёстких пиздюлей ребятам, которых к тебе приставил, когда мне доложили, что ты куда-то пропал. Из-за тебя я на уши весь лагерь поставил, а в итоге нашел в своей комнате свернувшимся в калачик и уснувшим под моим же кителем. Твою ж мать… Меня даже не столько удивила такая наглость, сколько смутило твоё бледное лицо, хотя обычно щеки у тебя румяные. Потом оказалось, что ты болен. Блять       Из-за разницы в наших габаритах мне было неудобно сидеть у тебя в комнате возле кровати, так что твои вещи перекочевали в мою спальню. Ну, вещи громко сказано, — из всего возможного списка личных вещей у тебя был только потрёпанный батей-временем линялый сиреневый заяц и гребешок с отколотым зубцом. Я хотел выкинуть этот хлам, но истерику ты устроил будь здоров. Пришлось оставить это что-то в покое. Сейчас ты лежал под одеялом в одних ушитых под тебя штанах и прижимал к себе свою старую игрушку, будучи горячим от жара и влажным от пота. Интереса ради я дождался, пока из комнаты выйдет врач, отодвинул прилипшие к лицу волосы и коснулся губами твоего лба. Зачем, нахера? Без понятия. Но на вкус ты оказался сладким; меня это поразило. Даже сильнее, чем должно было бы       Ты оказался смешным, когда спишь. Вечно сопишь, лепечешь что-то, что я не понимаю, и пытаешься ластиться. Днём ты оккупировал всё моё одеяло, сгребя его в невнятную кучу и обвив всеми конечностями. Ночью полез ко мне, хныкая, что боишься, что тебя какая-то херня под шкаф утащит. Серьёзен ли ты был? Вполне, как мне кажется. Так что спал ты головой у меня на плече, а ногами едва до коленей доставал, зато своими коленками тыкался мне в бок. Ну, хоть к Даньке не просился, уже хорошо       Ради тебя я сделаю всё, что угодно. Ради тебя убью без раздумий и так же без тени сомнений встану на колени. Ради тебя научусь любить. Всё сделаю, чтобы не видеть твоих слёз, чтобы не видеть как кривится в плаче или обиде твоё маленькое личико. Чтобы видеть твою яркую, как солнце, улыбку...