Отражение одиночества Чон Хосока

Хосок с ворчанием опускается на кресло в студии и видит, что кто-то из мелких развлекался с его компьютером. Уже морально готовый к любым похабным сайтам, он с удивлением смотрит на статью о том, как создать тульпу. Процесс описан достаточно подробно, буквально пошаговая инструкция с ссылками на реальные истории и примеры готового результата. Хосок с интересом пролистывает несколько страничек, но, честно говоря, не особо верит, что это вообще реально. — Тульпа, тоже мне, — Хосок хихикает и пишет всем об этом в групповой чат. Виновник новой информации находится быстро — Чимин. Хоба: «я уж думал, что это Тэ» Тэтэ: «почему если дичь, то сразу я?» Тэтэ: «но кстати яб попробовал» Тэтэ: «трахнуть себя, почему нет» Чимини: «в статье говорится, что это опасно» Хоба: «чем?» Чимини: «типа, что это как зависимость, наркотик» Чимини: «тульпа будет только и хотеть, что трахать тебя» Чимини: «ля, сорян, я ушел, Юнги вернулся» Они какое-то время перекидываются с Тэхёном ничего не значащими фразами, делятся расписанием, пока и тот не уходит, сославшись на усталость. Хосок почти уверен, что тот ушёл к Чонгуку. Это давно не задевает его: то, что мемберы разошлись по парочкам. Каждый из них всё равно его любит и не обделяет вниманием или поддержкой. Но… Хосок смотрит на открытый сайт. Звучит как бред, но раз это бред, то ничего ведь не случится, если он попробует? Всего лишь мысли, которые должны материализоваться только из-за его желания. Фантастика. Магия. Невозможно. Поэтому он беспечно начинает представлять. Ему хочется, чтобы тульпа была похожа на него — Хосок думает, что никто не может понять тебя лучше, чем ты сам. Только, может быть… Более уверенная в себе? Более властная. Хосок невольно вспоминает время, когда поймал краш на Юнги. Может быть, хвати ему тогда смелости подойти и признаться раньше Чимина… Он мотает головой, стараясь не отвлекаться. Образ в голове рисуется довольно легко — Хосок лепит его, словно из детского пластилина. Играясь, он добавляет ему забавную клоунскую шапку, как у шута, яркие тени и широкую хищную улыбку. Он слегка хихикает, вспоминая просмотренного недавно Джокера. — Джек, ха? — Чон хмыкает, держа полностью созданный образ в голове, и открывает глаза, прокручивая в пальцах ручку. Он чувствует себя немного странно, словно что-то тёплое в животе — Хосок рассеянно потирает его, думая, что стоит перекусить. Отвлёкшись на выбор доставки, Хосок довольно быстро забывает про тульпу: он смотрит какой-то новый дурацкий блокбастер, лениво переписывается с Намджуном и слушает демо-версию очередного порождения гения Мин Юнги. — Классно, хён. У меня есть прикольный сэмпл, сейчас кину, — Хосок записывает голосовое, лениво стуча пальцами по клавиатуре, и кидает Юнги файл. В ответ Мин неожиданно тоже скидывает голосовое, и Хосок слегка приподнимает брови, удивляясь ровно до момента, когда включает его. Высокий, чуть запыхавшийся голос Чимина сбивчиво тараторит: — Хён обязательно послушает всё позже, Хосок-а, спасибо! И выходит из сети. Хосок давит в себе желание закатить глаза и хрустит сырной палочкой. Ему немного скучно. Он листает инсту, залипает в тикток, где ему попадается очередная арми-подборка их горячих фоток под какую-нибудь музыку. В этот раз он смотрит на себя со стороны, невольно возвращаясь к тульпе. Таким его видят арми? Властным, холодным, до невозможности горячим? С этими движениями бёдер, словно он трахает всех и каждого. Хосок неловко хихикает и съедает ещё одну сырную палочку. Еду доставляют как раз вовремя, потому что ещё немного и Хосок бы сошёл с ума от невозможности взяться хоть за что-то. Он то начинает работать с треком, с альбомом, то переключается на книгу, но не может прочитать и пары страниц. В душе творится какой-то разлад, ему словно хочется навести внутри себя порядок и поделить всё пополам. — Еда всё делает лучше, — Хосок комментирует себя же, разламывая палочки пополам. Он запихивает в рот довольно большой кусочек мяса и довольно стонет от наслаждения. Теперь тепло в груди обретает какой-то невероятный смысл. Ему просто надо было согреться, а что греет лучше еды? Только тепло другого тела. Хосок машет головой, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей, и включает какой-то ролик на ютубе. Он даже не вслушивается, что там говорят, просто включает автоматическое воспроизведение и тупо смотрит в монитор. Там то танцуют девочки, то мальчики, он попадает на обзор и какой-то невероятно долгий разбор их собственного клипа с теориями. Хосок подхихикивает на некоторые моменты и запихивает в рот ещё кусочек. Он тратит на это ещё почти час, пока не чувствует, что глаза начинают закрываться. Зевнув, Хосок лениво сгребает опустевшие коробки в пакет, клятвенно пообещав самому себе выкинуть всё завтра с утра, и лениво ползёт в сторону ванной. Обычно Хосок любит принимать ванну по вечерам, радуя себя душистой пеной и маленькой резиновой уточкой, но в этот раз ему слишком лень отмокать в воде ещё полтора часа. Поэтому он залезает в душ, торопливо ополаскиваясь, заворачивается в мягкий махровый халат и заглядывает на кухню, чтобы налить себе стакан кипятка. Грея о него руки и сладко позёвывая, Хосок заходит в спальню и ставит стакан на прикроватную тумбочку — он любит спать обнажённым, поэтому лениво скидывает пушистый халат на кресло и с удовольствием ныряет в прохладное, пышное белоснежное белье, пахнущее хлопком. Постанывая от удовольствия, Хосок сладко зевает от всей души, глубоко вдыхая, зарывается поглубже под тяжёлое одеяло и щёлкает выключателем. Уже практически засыпая, он почему-то снова невольно вспоминает Джека — тульпа перед глазами стоит абсолютно отчётливо, внимательно глядя абсолютно нечеловеческими, неоново-голубыми глазами, тускло светящимися в темноте. В любой другой ситуации Хосок бы почти наверняка испугался, но придуманная им самим же тульпа его не пугает. Он невольно хихикает, мысленно желая ей спокойной ночи, и сонно думает о том, что с утра нужно будет напомнить Юнги про файл. Натрахается за ночь и забудет обо всём важном. Хосок проваливается в сон со сладким томлением во всём теле. Обычно ему снится что-то мрачное и холодное, но сейчас он чувствует чуть ли не жар. Ворочаясь, он скидывает тяжёлое одеяло в сторону, оглаживает себя руками и не может найти удобное положение. На боку как-то странно, на спине жарко, а на животе словно что-то мешает улечься нормально. Хосок недовольно хнычет, жалея себя, но всё же утихает. Поза дикая даже для него. Хосок ощущает себя лежащим поперёк кровати с подушкой под задницей, вывернутым каким-то полубоком. Но это кажется единственно удобным положением, и он уже готов наконец совсем погрузиться в сон, как чувствует прикосновение. Ласковое, едва ощутимое, словно мягкая подушечка кошачьей лапки проскальзывает по бедру. Тяжёлое дыхание на коже, срывающееся его собственное. Хосок давненько не думал о сексе, засыпая, но сейчас это кажется уместным. Сладкая дрожь проскальзывает по всему телу, собираясь горячим узлом где-то в районе паха. Хосок слышит тихий смешок, но не пугается: голос отчётливо его. Он иногда хихикает во сне. Балансируя на границе сна и яви, Хосок думает о Джеке. О его тёмных волосах, внимательном взгляде, о рте, который мог бы прижаться к бедру. Хосок выгибается, чувственно постанывая, когда действительно ощущает влажный поцелуй где-то возле паха. Не хочется вырываться из этой фантазии; он крепко зажмуривается, шире раздвигает ноги и скользит ладонью по груди ниже и ниже, пока не добирается до лобка. Обычно он занимается самоудовлетворением в душе, чтобы не испачкаться, но неожиданно сильное желание сейчас перевешивает — Хосок ёрзает, почти переворачиваясь на живот, приподнимает бёдра, утыкаясь лицом в подушку, и начинает сладко тереться о другую подушку, прижатую к животу. Член приятно пульсирует, и Хосок негромко сладко постанывает, плавно двигая бёдрами — иногда ему нравится вот так тереться, чувствуя себя маленьким и нуждающимся. Он так глубоко погружается в это, что в какой-то момент ему даже мерещится мягкое дыхание на задней части шеи, чуть выше загривка. Хосоку не требуется много времени — член приятно пульсирует, потираясь о прохладную наволочку, низ живота поджимается, и он сладко довольно стонет, мокро кончая и пачкаясь. Негромко сопя, Хосок удовлетворённо затихает, обмякая, и только после этого недовольно хныкает, когда ощущения снова возвращаются, выходя из-за приятной послеоргазменной неги. Липко и мокро. Он издаёт маленький ноющий звук, недовольно ёрзая и слегка приподнимая бёдра, снова хныкает, бессильно злясь на необходимость что-то с этим сделать, и замирает, когда вдруг слишком отчётливо для фантазии чувствует скользящие по бёдрам горячие ладони. — Нуждающаяся маленькая вещь, — голос, слишком похожий на его собственный, шелестяще скользит по шее и плечам, а ладони властно притискивают его к горячему, гибкому телу. Хосок растерянно замирает, стремительно просыпаясь и слабо завозившись, но его прижимают крепче, нежно куснув за ушко. — Тише, маленький. Тебе ведь нужно, чтобы о тебе позаботились, правда? — Что? Кто ты? — Хосок судорожно думает, закрыл ли он дверь в квартиру. Реально ли, что к нему кто-то мог проникнуть. Он в панике пытается вырваться, но тело сверху, горячее и пылкое, вдавливает в постель. Между ягодиц ощутимо скользит чужой член, заставляя невольно сжаться из-за опаски проникновения. — Ты меня так звал, а теперь не понимаешь, кто я? — голос отчётливо хосоков, только более грубый, холодный, властный. Он совсем редко так говорит, только если его действительно доведут до этого мемберы. С каждым годом это случалось всё реже и сейчас… он правда так пугающе может звучать? — Д-джек? — Хосок сам не верит в свою же догадку, но жадные ладони оглаживают всё тело, проскальзывая от плеч по лопаткам к талии, грубо сгребая её, продавливая и спускаясь ниже. Если это действительно Джек… Хосок успокаивается, и, кажется, тульпа чувствует эмоции, потому что немного отстраняется, давая возможность оглянуться. Нет смешного костюма и колпака, Джек обнажен, но есть горящий пронзительный взгляд потусторонне голубых глаз, есть хищная, непривычная ухмылка на хосоковом лице, есть скользящий по губам язык. Хосок вздрагивает всем телом, когда чувствует, как Джек начинает медленно тереться между его ягодиц членом, не проникая внутрь. — Да, это я, — Джек прищуривается, и есть в нём нечто, неуловимо напоминающее Юнги или Намджуна, та самая доминантность, которой порой не хватает ему самому. Хосок гулко сглатывает и немного прогибается в пояснице, поднимая попку, раскрывая её для более тёмного себя. — Так ты хочешь, чтобы я позаботился о тебе? — Да, пожалуйста, — Хосок звучит немного застенчиво, чувствуя, как щёки теплеют. Ему становится неловко от мысли о том, что тульпа знает все его маленькие тайные желания и мысли. — Знаю, — Джек негромко шелестяще усмехается, и Хосок издаёт маленький растерянный звук, когда его мягко тянут за бедра, вынуждая приподнять попу. Горячее дыхание обжигает поясницу, когда Джек мурлычет: — Хочешь в Гонконг, маленький? Хосок едва слышно всхлипывает, чувствуя влажный и ловкий язык, нежно скользнувший по чувствительной дырочке. Джек безукоризненно угадывает малейшие его желания и чувствительные места — его язык толкается глубоко, решительно и умело. Крепкие пальцы сжимаются на подрагивающих бёдрах именно с той силой, с которой ему хотелось в маленьких постыдных мечтах. Большие пальцы Джека мягко массируют чувствительное местечко у основания бёдер с внутренней стороны. Хосок тихонечко всхлипывает, глотая звуки, дрожа от ритмичных толчков языка, и Джек ненадолго отстраняется, чтобы хрипло протянуть: — Не прячь свой голос, маленький. Покажи мне, как красиво ты звучишь. Вдоль позвоночника проходится крупная дрожь, и Хосок чувствует, как его лицо заливается приятным жаром смущения. Обычно он скрывал от своих партнёров, что у него кинк на похвалу, но от Джека… От него словно невозможно было что-то скрыть. Послушный, он робко подаёт голос, тихонько постанывая и пряча от смущения лицо в подушку, а Джек удовлетворённо урчит, снова зарываясь лицом между его ягодиц. Каждое движение его языка, пальцев, тела, направлено на то, чтобы сделать Хосоку хорошо. Он лижет то широкими мазками, уделяя внимание всей дырочке, то толкается внутрь, жадно проникая как можно глубже. От такого даже стеснительность медленно тает. Стонать получается всё громче, искреннее, а член, только недавно получивший разрядку, вновь наливается кровью. Джек работает усердно, оглаживая ладонями крепкие натренированные бёдра. Его ладони не то чтобы широкие, но хватка у них крепкая, сильная. Хосок пытается вскинуть попку, подставиться, чтобы ощутить, насколько удобный у Джека нос, но его властно прижимают к постели, не давая рыпнуться. От этого у Хосока дрожат коленки, да и весь он дрожит, наслаждаясь тем, что кто-то перехватил контроль и ведёт его. Удовлетворяет. — Какая сладкая дырочка, — Джек с шумом отстраняется, сыто облизываясь, — маленькая, аккуратная, хорошенькая дырочка. Ты давно никого не принимала в гости, да, малышка? Джек оглаживает края ануса большим пальцем, пропихивая внутрь кончик. Хосок от этого сладко стонет, отчаянно желая получить больше. Ведь Джек тут именно для этого? Чтобы делать ему хорошо? Только для него одного. Его собственный Джек. — Да, малыш, — Джек явно читает мысли и тайные желания Хосока, — я тут для тебя, буду делать всё, что ты захочешь. Могу послушно сидеть у тебя в ногах, пока ты занимаешься музыкой, могу грубо брать тебя по утрам в душе, могу нежно будить, отсасывая. Никто больше мне не нужен. Только ты. Маленький, мой ласковый, нежный Сокки. Хосок невнятно всхлипывает. Он не помнит, когда в последний раз к нему обращались с такой нежностью, с такой любовью — конечно, он чувствовал любовь от остальных мемберов, но… Словно почувствовав его резкую потребность, Джек неохотно отстраняется от дырочки, поцеловав её напоследок, и плавно поднимается. — Иди ко мне, маленький, — Джек мягко тянет Хосока за талию, вынуждая перевернуться и прижаться к крепкой груди. Его ладони ласково оглаживают талию, бёдра, прижимают к себе крепко, пока он нежно трётся кончиком своего носа о хосоков. Светящиеся потусторонним синим глаза смотрят на него любовно и заботливо. — Что такое, котёнок? — Я просто… — Хосок неловко краснеет, смущаясь и размякая окончательно, и немного робко кладёт ему на грудь ладони. Он краснеет ещё сильнее, когда Джек мягко, но уверенно притискивает его ещё ближе. — Мне просто…. Мне немного не хватало, ну. Такого. — Я позабочусь о тебе, — Джек опускает голову, скользя кончиком носа по податливо подставленной шее, и медленно, вкусно прижимается к ней влажными губами. — Мой нежный, сладкий малыш. Мой послушный нуждающийся мальчик. Хосок плавится от его слов и от его прикосновений — длинные, ловкие пальцы снова начинают мягко массировать его дырочку, но в этот раз Джек не отстраняется, крепко держа его за талию и расцеловывая чувствительную шею. — Т-ты не уйдёшь? — Хосок сжимает пальцы на плечах чуть крепче, подрагивая от ласк. Окружённый ими, он вдруг неожиданно пугается мысли о том, чтобы их лишиться. — Не исчезнешь, когда я проснусь? — Я останусь с тобой, — Джек издает короткий хрипловатый смешок, нежно куснув Хосока за румяное ушко. — Я буду с тобой столько, сколько ты захочешь. — Хочу навсегда, — Хосок слабо хнычет, ловя себя на том, что не привык так открыто выражать собственные желания. Но это ведь Джек? Его Джек. Тот, кто обещает позаботиться, кто уже заботится. Ласковый и нежный Джек, сейчас оглаживающий его бока, сжимающий талию и прикусывающий шею. — Значит, я буду с тобой навсегда, — Джек говорит хриплым голосом с желанными нотками одержимости. Он мягко отталкивает Хосока, укладывая на спинку, и нависает сверху. Его взгляд скользит по изгибам, надолго задерживается на едва виднеющихся кубиках пресса на плоском животе. Джек опускает голову между ног, вбирая налившийся кровью член, и толкается двумя пальцами во влажную дырочку. Хосок тихонечко, всё ещё невыносимо сильно смущаясь, подхныкивает. Ему никогда не удавалось в полной мере быть тем, о ком заботятся в сексе. Обычно власть передавали ему в руки, и да, Хосоку приятно видеть, как милые малыши и малышки разрушаются под ним, но сейчас, когда Джек так уверенно действует… Сопротивляться не хочется. Хочется покорно раздвинуть ноги, вскинуть бёдра, толкаясь в горячий рот, жалобно стонать и капризно дуть губы. В этом Хосок чувствует себя принцессой подушек, маленьким и слабым, тем, кого обласкивают и наполняют. Джек действует уверенно: сжимает напрягшиеся бёдра, надавливая на внутреннюю сторону, заглатывает так глубоко и плотно, что Хосок может лишь скулить. — Как ты хочешь, детка? — Джек с громким влажным звуком выпускает член изо рта, блеснув внимательными, светящимися голубым глазами. — Глаза в глаза или в позе собачки? Я могу трахнуть тебя боком, могу на весу, могу усадить тебя на член и смотреть, как ты скачешь, одаривая комплиментами. Хосок смущается, зардевшись. Отчасти ему хочется всего из этого, но… Он неловко скользит пальцами по спутанным тёмным прядям, перебирая их, и осторожно предлагает: — Можно на боку? — Как скажешь, сладость, — Джек негромко смеётся — смех у него мягкий, низкий и приятный, слегка хриплый. Он похож на тот смех, которым иногда смеётся довольный Юнги. Джек легко и гибко поднимается, ловко разворачивая невнятно пискнувшего Хосока, и снова жарко прижимается со спины. Хосок невольно затаивает дыхание, сладко дрогнув, когда сильные пальцы сочно оглаживают его везде, а затем мягко, но уверенно сжимаются на мякоти бедра, вынуждая приподнять ногу. Он коротко сглатывает, чувствуя, как о его дырочку начинает тереться крупная горячая головка. Ушко и шею обжигает горячий насмешливый шёпот: — Боишься, маленький? — Н-нет, — Хосок краснеет и слегка надувается, прижавшись ближе. Он округляет губы, когда головка надавливает на дырочку, плавно проникая внутрь, и издаёт коротенький невнятный звук: — Ох. — Сладкий, узкий малыш, — Джек сзади жарко шепчет, длинно и влажно лизнув шею, и дразняще бормочет, постепенно протискиваясь всё глубже и глубже в тугую, пульсирующую нуждающуюся дырку. — Так хочешь хорошенько покататься на члене, правда, конфетка? — Да-а, — Хосок невнятно расслаблено стонет, обмякая в крепких руках. Ему нравится чувство чужой власти, нравится, когда о нём заботятся, когда называют немного лукаво, но нежно. Он невнятно хныкает, чувствуя, как чужой член растягивает его дырочку. — М-м-м… — Расслабься для меня внизу, раздвинь ножки, — Джек хрипло бормочет, нежно куснув его за ушко. — Послушная, сладкая маленькая вещь. Хосок приподнимает ножку, невольно прогибаясь в пояснице, и коротко вскрикивает, больше от удивления, чем от боли, когда в него толчком проникает член. Он так давно был снизу. Настолько давно, словно никогда и не был. Джек толкается в него уверенно, проскальзывает так легко и свободно, словно задница Хосока создана именно для того, чтобы принимать в себя член. — Тебе хорошо? — Джек шепчет на ушко, прикусывая его, облизывая и немного посасывая. Он шумный: шумно толкается, до шлепков; шумно облизывает шею, прикусывает загривок и целует за ушком; шумно говорит, немного запыхавшись, не контролируя до конца собственное дыхание. — Маленькая хорошенькая вещь. Тебя надо держать в местечке, где никто никогда не сможет повредить, где с тебя будут сдувать пылинки, а я… я буду с тобой навсегда, буду охранять и любить. Буду твоим, а ты — моим. Хосок хнычет, растворяясь в этих словах, в низком глубоком голосе Джека, в его властных толчках. Он всхлипывает, наслаждаясь тем, что всё внимание сосредоточено на нём, на его тугой дырочке, на его шее, на его теле. На его личности. Хосок прогибается, хотя боком это не сильно удобно, но ему нравится, что Джек прижимается к спине и проникновение так получается глубже, полнее. Он скулит, скребёт пальцами по простыням, влажным от пота и спермы, довольно стонет и с каждым движением члена в заднице падает всё ниже, вглубь себя. Чувствуя малейшее его желание, Джек ловко переворачивает их, надавливает, вжимая его грудью в простыни и принимая более удобную позу. Так его толчки кажутся ещё глубже, ещё грубее, сильнее и ритмичнее. Хосок прикусывает краешек наволочки, хныча, и красиво прогибается в спине, приподнимая попу, чтобы лучше чувствовать проникновение. Джек хрипло порыкивает, оглаживая большими пальцами ямочки: — Такая красивая, стройная спинка. Хочу кончить на неё, хочу испачкать тебя везде, маленький. Хочу, чтобы все знали, что ты принадлежишь мне. Хосок невнятно всхлипывает от удовольствия, изгибаясь — ему нравится слышать это, нравится чувствовать себя важным, нравится вызывать чувство ревности и собственничества. Его чувствительный, нуждающийся член, прижатый к простыни, сладко пульсирует и ноет, и Хосок издаёт маленький невнятный звук — Джек легко скользит под него ладонью, прямо между подрагивающих чувствительных бёдер, и плавно, туго ведёт умелыми пальцами по всей длине пульсирующего члена. Хосок дрожит, тычется лбом в простыни, кончая на члене, и сжимает пальчики на ногах — уже второй за короткий промежуток оргазм заставляет его напрячься всем телом, пережидая невозможно сладкую волну, а затем абсолютно обмякнуть. Джек хрипло и довольно бормочет что-то себе под нос, плавно выскальзывая, и Хосок чувствует что-то влажное и вязкое, пачкающее его поясницу, спинку и дырочку. Едва не урча, Джек водит пальцами, втирая вязкое семя в нежную кожу и пачкая Хосока, кажется, целиком. — Маленькая хорошенькая вещь, — Джек размазывает сперму, чуть ли не втирая её в каждый дюйм выгнутой спинки Хосока, — такая нуждающаяся во внимании, красивая вещь. Я буду с тобой всегда, Хосок-и, каждое мгновение, всю жизнь, буду с тобой, буду для тебя, а ты будешь для меня. Я не уйду, если ты меня не попросишь, детка. — Я не попрошу, — Хосок слабо оборачивается и смотрит во внимательные, горящие синим пламенем глаза Джека. Сейчас, когда через занавески проскальзывает рассветный лучик, он кажется особенно потусторонним. Нереальным. Сильным. Красивым. Они похожи: у них буквально одно лицо, но есть в Джеке какая-то внутренняя властность, которая вынуждает подгибаться коленки, а сердечко внутри трепетать. — Останься со мной навсегда. С мурчанием Джек наваливается на Хосока, потирается о него всем телом, вытирает опавший член о голые бёдра. Он кажется большой довольной кошкой. Такой славной, что хочется почесать за ушком. Хосок нерешительно разворачивается в объятьях и делает это: проводит кончиками пальцев по волосам и останавливается за ушком, почёсывая там. Он сладко и долго зевает, едва не выворачивая челюсть. Ему так хорошо и уютно, что двигаться совершенно не хочется. — Кажется, кому-то пора спать? — Джек спрашивает с нотками лукавства, игриво тычась носом в подбородок. — Но перед тем, как я уложу тебя в кроватку, я тебя почищу. Что скажешь? — Если тебе несложно, — Хосок звучит застенчиво и сладко ахает, когда Джек подхватывает его за бёдра, вынуждая съехать чуть ниже, и снова увлечённо приникает к хорошо разработанной, особенно чувствительной для развратных ласк дырочке. — Ох! Джек вылизывает его быстро — словно понимая, что у Хосока не хватит сил ещё на один заход, он слизывает следы собственного семени с дырочки, с ягодиц и бёдер, а потом вынуждает Хосока снова лечь на животик. Хосок тычется лицом в подушку, чувствуя на спине невесомые поцелуи, жаркие мазки гибкого языка и нежные прикосновения. Только убедившись, что больше не осталось ни капли, Джек гибко подтягивается, буквально сгребая его в объятия, и хрипло мурлычет, подавляя жаром своего тела: — Так-то лучше. А теперь спать, куколка. — Спокойной ночи, — всё ещё немного смущённый Хосок сладко розовеет от чувства счастья внутри и прижимается к Джеку ближе, доверчиво положив голову на крепкую грудь. Он чувствует на макушке невесомый, немного щекотный поцелуй и чувствует, как Джек ласково поглаживает его по спине сквозь сон. От мысли о том, что Джек знает, как он иногда нуждается в таких поглаживаниях — совсем как когда в детстве его гладила мама, чтобы помочь уснуть — у Хосока сладко теплеет в животе. Он прячет счастливую улыбку, когда утыкается лицом в широкую грудь, прежде чем окончательно провалиться в сон. Хосок просыпается от раздражающего звука будильника. Он не сразу понимает, где находится, почему так холодно, но осознает главное: он опаздывает, и, чёрт побери, это плохо. Хосок обещал сегодня заскочить к Юнги, чтобы обсудить их новый коллаб, а Мин не из тех, кто благосклонно принимает задержки. Напяливая на себя всё, что попадается под руку, Хосок вспоминает о Джеке только в машине. Утром его не было. Не было ни на постели, ни на кухне, когда он пил воду, ни в ванной, когда чистил зубы. Может, Джек приснился? Просто слишком реальная фантазия. Только вот задница, оттраханная и вылизанная, намекает на совсем другое. Хосок отвлекается от этих мыслей, когда перестраивается на вторую полосу и подъезжает к зданию Хайб. Он торопливо поднимается на лифте к студии Юнги, стягивая маску и поправляя растрепавшиеся волосы. Набирать код невежливо, поэтому Хосок звонит в специальный звоночек и терпеливо ждёт, когда ему откроют. Он гадает, есть там Чимин или нет, когда чувствует, как талию обвивают руки, а шею опаляет горячее дыхание вместе с томным: — Скучал? — Заходи, — вместе с голосом Джека звучит и Юнги, который впускает его в свою святую святых. Мин зевает, выглядя при этом как-то не собранно и лениво. Хосок оглядывается в поисках Чимина, но видит только брошенную знакомую толстовку. — Чимини уже ушёл, так что ты вовремя. Я послушал тот сэмпл, мне понравилось, но ты думал о своей части? Ощущение рук Джека на талии никуда не девается, наоборот даже — усиливается, словно он проскальзывает мимо одежды, прямо к коже и теперь медленно начинает ласкать бока. — Я, эм… — Хосок сглатывает, чувствуя, как его щёки начинают краснеть — ловкие, прохладные пальцы оглаживают грудь, задевая чувствительные соски. Он слегка съёживается. — Пока нет? — Значит, сейчас придумаем, — Юнги сладко зевает, неожиданно напоминая Хосоку сонного котёнка, и лениво почёсывает крепкую шею. Он слегка заторможенно оглядывается, хмурясь, и светлеет в лице, когда натыкается взглядом на стакан явно недавно принесённого американо со льдом. Мин улыбается самыми уголками губ неожиданно нежно, но стирает улыбку. — Пошли, посмотрим. Юнги лениво возвращается в своё удобное кресло и щёлкает мышкой, выводя на экран открытую программку, и негромко хрипловато ворчит: — Садись, чё ты там мельтешишь? — Да я лучше постою, хён, — Хосок немного нервно сглатывает, пытаясь справиться с тянущим чувством внутри живота и призрачным ощущением прикосновений явно издевающейся над ним тульпы, судя по всему, обладающей способностью избирательно проходить сквозь предметы. Он делает несколько нетвёрдых шагов до Юнги, неловко перегибаясь через его плечо и упираясь ладонью в столешницу, и пытается сосредоточиться на экране. — Показывай. Он правда пытается сосредоточиться на ровных рядах звуковых дорожек, в которых Юнги ориентируется, как рыба в воде, но невольно широко распахивает глаза, когда чувствует крепкие бёдра, прижимающиеся к его попке сквозь мягкие спортивки. О, нет, нет, нет. О, нет. Джек, абсолютно бессовестно пользуясь своим положением, даже не разменивается на пальцы — Хосок приоткрывает рот от смеси восторга и ужаса, когда чувствует, как к его хорошо разработанной дырочке неведомым образом сквозь одежду прижимается крупная головка чужого члена. Хосок несколько боится, что Джек воспользуется его, пусть и растянутой попкой, на сухую, но быстро выдыхает, когда чувствует прикосновение смазанных пальцев. Где только взял? Хосок пусть и задаётся этим вопросом, но не слишком зацикливается. После того, как Джек проник прямо сквозь одежду… вопросы о его сверхъестественности несколько отпадают. — Что думаешь об этой части? — Юнги передаёт наушники и включает кусочек из целой. Тут его бит, его голос, его рэп-партия. Записана не на чистую, есть некоторые огрехи, но Хосоку невыносимо сложно слушать и как-то анализировать, когда его растягивают ловкие, длинные и тонкие пальцы. Он, кажется, запоминает какие-то строчки, но не может осознать. Слова сливаются в единый шум, и это, оказывается, так сложно — трахаться и создавать музыку… Как Юнги справляется с Чимином? Как он может говорить, когда его объезжают сочные сильные бёдра? Как… Хосок давит стон, буквально проглатывая его, когда Джек толкается, крепко и уверенно стискивая бёдра ладонями. Его член, уже полюбившийся, такой идеальный, длинный, в меру толстый, наполняет его до краёв, выбивая любые связные мысли. — Включи ещё раз, — Хосок оттягивает для себя момент, пытается вникнуть в звучание слов, музыки, понять бит, но Джек двигается. Он не толкается быстро и остервенело, как хотелось бы, нет, он медленно наполняет его, подолгу задерживаясь полностью внутри. Собственный член мешается между ногами, но благо спортивки достаточно свободные, чтобы скрыть стояк. Юнги негромко хрипловато ворчит что-то себе под нос, но послушно включает по второму кругу, в этот раз внимательно наблюдая за хосоковым лицом — явно чтобы считать невербальную реакцию. Хосок старается. Его уши и щёки заливаются краской от попыток не показать, что всё это время его медленно и вкусно, с оттяжечкой трахают. Он сжимает край столешницы до побелевших костяшек и кусает нижнюю губу, пытаясь не выдать себя никаким образом. Но Юнги смотрит на него слегка озадаченно, приподняв бровь. Мин склоняет голову к плечу слишком кошачьим маленьким жестом и низко спрашивает: — Ты в норме вообще? Щёки жарят, как лампа накаливания. — В-всё хорошо, хён, — Хосок сглатывает, раскрасневшись от этого только сильнее, и тщетно пытается сосредоточиться на работе. — У тебя там на сорок восьмой секунде слишком громкий звук на допдорожке. Нужно сбавить процентов на пятнадцать. — Сбавить-то я сбавлю, — Юнги, не отрывая от него подозрительного взгляда, легко крутит ползунок, не глядя выставляя нужную громкость. — А у тебя точно нет температуры, Хорс? Ты хорошо спал ночью? Не тошнит, голова не болит? Ты когда пил воду в последний раз? — Выключи мамку, т-тебе не идёт, — Хосок правда старается проворчать это беспалевно, но с ощущением грубо сжимающих его талию ладоней и ритмичных толчков натренированных бёдер получается очень плохо. — Давай сосредоточимся на работе. — Чтобы ты свалился у меня в студии? — Юнги звучит скептически. Он плавно встаёт со своего места и тянет его за плечи, буквально снимая с толстого члена и усаживая в кресло. Хосок не может сдержать короткий выдох, и Мин удовлетворённо тянет: — Так ведь лучше, правда? Хосок хочет обратно свой член, но он лишь закидывает ногу на ногу и прячет стояк, когда отвечает: — Наверное, не знаю ещё. Можно воды? — А говорил «отключи мамку», — Юнги ворчит и топает в сторону небольшого компактного холодильничка для воды и придирчиво смотрит на свои запасы, — бля, у меня только газировка, но у тебя от неё газы. Может, попросить Чимина принести и тебе кофе? — Воды! — Хосок говорит чуть ли не истерично, вздрагивая, когда чувствует, как тульпа опускается перед ним на колени и прижимается влажным поцелуем к ножкам. Волна мурашек проскальзывает по всему телу, оседая в пустующей дырочке. Хосок хочет продолжить трахаться, а не вот это вот всё. — Бля, какой ты капризный, когда болеешь, — Юнги тяжело вздыхает. Хосок ловит его сосредоточенный внимательный взгляд, видит сжатые в одну линию губы и просто ждёт. Джек поднимается губами к бёдрам, ненавязчиво надавливает на ноги, вынуждая развести их в стороны. Хосок поворачивается к Юнги спинкой кресла и просто молится всем известным ему богам. Потому что ненасытная тульпа берёт в рот. — Блядь, ладно, жди тут, я схожу тебе за водой и жаропонижающим. Только не смей ничего трогать в треке. — И не планирую, хён, — потому что Хосок планирует жарко потрахаться на столе Юнги, — максимум, послушаю трек, может, сделаю заметки. Не больше. — Смотри у меня, — Юнги ворчит в своём репертуаре, нахмурившись, а затем вдруг порывисто сжимает лицо Хосока в больших ладонях, фиксируя его, и прижимается губами к горячему лбу. Он действительно звучит обеспокоенно: — У тебя и правда жар. Я принесу градусник. — С-спасибо, хён, — Хосок неожиданно смущается, покраснев ещё сильнее и чувствуя тепло внутри из-за ощущения заботы, исходящей от всегда ворчливого, кажущегося внешне, холодным хёна. — Несносный ребёнок, — Юнги негромко ворчит себе под нос, явно смущённый необходимостью ярче обычного демонстрировать свою привязанность, и уходит, мягко прикрывая за собой дверь. Хосок прижимает ладони к горячим щекам, пытаясь справиться со стыдом, и издаёт маленький невнятный писк, когда его грубовато подталкивают, вынуждая прижаться грудью к рабочему столу, а затем и вовсе сдёргивают штаны. Он не может сдержать пищание: — Джек! Зачем ты… тебе же не нужно! — Бьюсь об заклад, крошка, — Джек наконец подает голос, жарко лизнув горячим дыханием тыльную сторону шеи. — Твоя дырка будет сжиматься невероятно туго, если ты всё это время будешь думать, что Юнги-хён в любой момент может зайти и увидеть твою хорошенько разъёбанную сочную попку. — Джек! — Хосок взвизгивает от смеси смущения, возмущения и возбуждения, но срывается на длинный стон, когда в него с оттяжкой входят до предела. Он роняет голову на скрещённые руки, поскуливая и пытаясь не задеть клавиатуру. — А если он зайдёт? — То будет смотреть, как я трахаю свою маленькую нуждающуюся вещь, — Джек недовольно порыкивает, и Хосок явно слышит нотки ревности в его голосе. — И как я хорошенько накачаю тебя спермой. Хосок вскрикивает от особенно сильного толчка и заваливается вперёд, на стол Юнги. Он пытается зацепиться хоть за что-то, чтобы не скользить по всей столешнице, и нечаянно клацает по клавиатуре, включая трек. Наушники совсем рядом, и грубая жёсткая читка Юнги заполняет пространство в такт мощных толчков Джека. Словно взъевшийся из-за ревности, тульпа берёт его грубее, сильнее, сминая бёдра до синяков. Это совершенно отличается от той невероятной нежности, что была ночью. — Ты думаешь о нём, да? О своём хёне, — Джек звучит ревниво, собственнически, и Хосок чувствует, как невольно наслаждается этим. Его хотят. Его хотят настолько, что не готовы мириться даже с мыслями о другом человеке, даже если эти мысли не носят и капли эротического характера. Хосок поднимает задницу, пытаясь подмахнуть Джеку, но его грубо вжимают обратно в стол. — Маленькая вещь принадлежит мне. Хорошенькая, покладистая вещь, которая будет всегда пахнуть мной и которой я смогу воспользоваться в любой момент. Скажи, тебе это нравится? — Д-да… — Хосок довольно стонет, отрешаясь от звучания бита, голоса Юнги в нём. Он сосредотачивается только на движениях члена Джека внутри: быстрые, глубокие, с оттяжкой до шлепка яиц. Тульпа наслаждается тем, как трахает, покрывая собой Хосока, и Хосок наслаждается этим в ответ. Он всегда нуждался в том, чтобы кому-то принадлежать. — Я твоя вещь, Джек, твоя. Только твоя. — Правильно, штучка, — Джек всё ещё порыкивает, но его голос звучит абсолютно удовлетворённо. Он наклоняется ближе, легко толкается пальцами в приоткрытый в маленьких стонах рот, вынуждая сладко поддаваться. — И тебе лучше занять свой хорошенький ротик, если ты не хочешь, чтобы все знали о том, как тебе нравится ездить попкой на толстом члене. Хосок приятно, сладко краснеет, негромко невнятно поскуливая, и сладко сосёт пальцы. Джек толкается в него сзади быстро, ритмично, именно так, как надо, до закатывающихся глаз и поджимающихся на ногах пальчиков. Это так хорошо, что он даже не может думать о Юнги, который может зайти в любой момент и увидеть его в таком… развратном положении. — Может, запишем хёну новую звуковую дорожку? — Джек сочно шлёпает его по заднице свободной рукой, заставляя сладко подавиться вокруг ритмично толкающихся пальцев. — Что скажешь, конфетка? Отличные звуки того, как дерут хорошенькую малышку. — Н-не надо, — Хосок униженно скулит и дрожит от возбуждения от одной только мысли, чтобы действительно это сделать. Как бы отреагировал Юнги, когда увидел эту дорожку, когда услышал бы влажные звуки шлепков, невнятный скулёж и его маленькие нуждающиеся стоны? — Ах, п-пожалуйста…. — Не надо? — Джек ухмыляется, а затем прижимается со спины вплотную, жарко и грубовато вжимая его в невероятно удобный крепкий стол. Хосок против воли вспоминает о том, что Мин заказал его после того, как неведомым образом умудрился сломать предыдущий. — Почему, малыш? Не хочешь, чтобы заботливый хён узнал о том, как тебе нравится давать в попу? — Д-да-а… — Хосок невнятно всхлипывает, чувствуя приятную пустоту в голове. Джек обращается с ним так уверенно, что хочется просто обмякнуть и позволить всё. Он прикрывает глаза, невнятно всхлипывая и постанывая на каждый толчок, и упускает момент, когда Джек хозяйски клацает что-то на клавиатуре. Хосок с ужасом распахивает глаза, но ничего не может сделать: тульпа подхватывает его поперёк талии и натягивает на себя, начиная трахать быстро и резко, выбивая каждый стон. — Смотри, как твои сладкие маленькие звуки появляются на этой дорожке, — Джек говорит это с нотками безумия, толкаясь до того сильно, что Хосок немного подпрыгивает на члене, отрывая пятки от пола. Он видит, как с каждым пошлым сочным звуком, с его несдержанным всхлипом на дорожке появляются звуковые волны. Юнги это увидит. Он прослушает, что делал Хосок тут, пока заботливый хён отходил за водой. — Подумай, как Юнги садится за это кресло, где я выебал тебя, как смотрит вокруг, понимая, что что-то не так, что-то изменилось, а потом замечает новую звуковую дорожку. Он берёт наушники, натягивая их на голову, думая, что ты, наверное, добавил какой-то семпл. Он ворчит, да? Негодует, что ты трогал его вещи, а потом слышит стоны и мой голос. Хосок громко вскрикивает. От сильной сладкой фантазии, от члена внутри, от безумного желания быть пойманным, он кончает, пачкая спортивки и низ стола Юнги. Хосок не уверен, что у него хватит времени всё подчистить, особенно когда Джек продолжает вбиваться в его попку, явно желая наполнить её спермой. — Дже… ах, ах, Джек! — Хосок сбивается на невнятный скулёж, сладко закатывая глаза и беспомощно скользя коротенькими ноготками по столешнице. Обычно ему не нравится проникновение после оргазма, но… Чувство наполненности и подчинения такое невероятно сильное и соблазнительное, что он может только слабо хныкать и послушно подчиняться. — Моя послушная маленькая вещь, — словно одержимый, Джек хрипло порыкивает, покрывая его шею и плечи короткими поцелуями и укусами. Хосок невнятно поскуливает. — Моя, моя, моя. Моя маленькая конфетка, моя дырка, моя, моя. Против воли Хосок вспоминает предупреждение и на сайтах, и от Чимина. Тульпа постоянно будет хотеть секса, хотеть обладать. От смеси ужаса и абсолютного восторга у него сладко поджимается живот и пальчики на ногах. Словно улавливая его мысли, Джек коротко хрипло стонет, толкаясь ещё несколько раз, и мокро кончает в дырочку. Хосок коротко невнятно пищит, подрагивая: — Джек, боже! Мне же даже нечем… К-как я теперь… — Будешь носить моё семя внутри, — Джек практически мурлычет удовлетворённо, сочно пошлёпывая Хосока по попке, и медленно, неохотно выходит, милостиво натягивая на него обратно спортивки. Хосок невнятно хныкает, сжимая хорошенько растраханную дырочку, чтобы не позволить сперме просочиться наружу. — Так-то лучше. — Ты такой засранец, господи, — Хосок стонет, с трудом разгибаясь — ноги подрагивают и подгибаются, попку сладко тянет, но он торопливо тянется к мышке дрожащими пальцами, чтобы удалить дорожку. Уже слыша звук шагов снаружи, он успевает в последний момент, торопливо плюхнувшись обратно в кресло. Сперма моментально пытается вытечь, и Хосоку приходится сильнее сжаться. Он не справится. Чёрт подери, он забрызгает кончой Джека стул Юнги, и тот его просто убьёт. И не посмотрит на то, что Хосок часть группы. — Так, — Юнги вваливается с шумом шелестящих пакетов. Хосок нервно прокручивается на кресле и видит, как хён вываливает небольшую кучку на диван. — Пиздуй сюда, буду тебя лечить. Таблетки — раз. Вода — два. Пожрать — три. И не смотри так на меня, я взял всё с учётом твоего чувствительного желудка. Ты не сможешь поправиться быстро, если не будешь получать витамины и энергию. Да хотя бы белок. Один белок уже находится в Хосоке, но он тактично об этом умалчивает. Старательно контролируя всё тело, он поднимается и пересаживается на диван под цепким взглядом Юнги. Джека нет, и нет даже ощущения его присутствия, поэтому он покорно открывает рот, чтобы проглотить таблетку, отпивает воды и смотрит на аппетитную курочку. Может, он и правда голоден, ладно. — Вот и молодец, — Юнги довольно кивает и опять тянется к его лбу с поцелуем, чтобы померять температуру, — тц, всё ещё горячий, чёрт тебя дери. Так, сиди, я пока быстро закончу кое-что и потом поведу тебя к доктору. Нельзя, чтобы ты заболел, как болеешь обычно. Хосок даже выдыхает. Он открывает коробочку с едой, подхватывает палочками кусочек мяса и осторожно его откусывает. Становится лучше. Даже необходимость сидеть с напряжённой жопой его перестаёт мучить. Хосок полностью переключается на еду, пока Юнги что-то клацает в компе, стучит по клавиатуре. — Ты что-то удалил? Ну Хоба-а-а… — Юнги недовольно тянет и тянется за наушниками. — Ну целую звуковую дорожку! Я даже не помню, что там было. Хорошо, что история сохраняется. Палочки, которыми Хосок держал кусочек мяса падают с невероятно громким для него звуком, а задница от испуга расслабляется достаточно, чтобы выпустить из себя несколько капель спермы. Он попал. Он пиздец как попал. И Хосок совершенно не знает, как это всё объяснять, особенно когда слышит из наушников Юнги собственные стоны. Юнги оборачивается так медленно, словно они собираются снимать ужастик — глаза у него широко распахнутые и… наверное, самое близкое — ошарашенные. Хосок неловко криво улыбается, надеясь, что выглядит хотя бы немного обаятельно, и лепечет: — Сюрприз?