Sleep Party Play

Сон начинался всегда одинаково: он бежал по туманным окрестностям Невермора, задыхаясь, не разбирая дороги, в первобытном ужасе прислушиваясь к шагам чудовища, преследовавшего его по пятам. Он слишком хорошо знал продолжение — зверь его настигнет. Перси найдёт укрытие, обязательно, это будет какой-нибудь заброшенный дом, сарай или склад. Но как бы он ни прятался, они найдут его — Хайд и его хозяйка, а потом прикончат, несмотря на все его мольбы. Сегодня декорации изменились. Он бежал по незнакомому лесу — сухому, пожухлому, полному увядающей осенней красоты. Хайд прилично отстал, Перси давно не слышал шума его шагов. Впереди замаячил просвет, и через минуту Перси выбежал на небольшую поляну, посередине которой стоял старая, подпёртая со всех сторон балками, небольшая готическая церковь. Растрескавшиеся дубовые двери были призывно приоткрыты. Не раздумывая, он, задыхаясь, забежал внутрь и запер двери на тяжёлый ржавый засов. Храм выглядел заброшенным по меньшей мере лет пятьдесят назад, скамьи и стулья покрывал толстый слой пыли, а разноцветные витражи почти не пропускали света. У алтаря он заметил маленькую фигурку в знакомом чёрно-белом свитере. Уэнсдей рассматривала узоры на фресках под сводами, не спеша оборачиваться ему на встречу. — Они всё равно придут за нами. — вместо приветствия сказала она. — Они всегда приходят. Но сегодня, по крайней мере, всё случится в красивом месте, которое мне по душе. Заброшки и склады надоели до ужаса. Перси подошёл к ней, на ходу осматривая пространство. Чёрно-белый мраморный пол, высокие своды, скромный каменный алтарь. Красиво. Но слишком сильно смахивает на голливудский ужастик про вампиров. — Церковь? Ты серьёзно? — Это твой сон, — она едва заметно пожала плечами, — откуда мне знать, почему твой мозг сгенерировал такую банальщину. — Честно говоря, после литра виски, я тоже рассчитывал на что-то поинтереснее. Крематорий бы подошёл больше. Лучшее место, чтобы избавиться от этой твари навсегда. В этот момент раздался громкий грохот — Хайд пришёл за ними. Он бился в двери, царапал когтями толстые доски, пытаясь найти лазейку. Уэнсдей даже не вздрогнула. — А ты нравишься мне гораздо больше Ксавье, — она окинула его оценивающим взглядом. — Надеюсь, я не ошиблась, и ты — действительно тот единственный, кто сможет мне помочь. Тяжёлые дубовые двери треснули от очередного удара, но выстояли. Было очевидно, что времени у них в обрез. Ещё пара таких ударов, и Хайд ворвётся внутрь. — Её ручной убийца раз за разом изощрённо убивает меня в этих снах. Надо сваливать, не хочу, чтобы мои кишки размазали по алтарю. — Зависит от того, как выставить свет, — Уэнсдей равнодушно скользнула взглядом по витражам. — Может получиться красиво. Перси усмехнулся. Уэнсдей поразительна. Перед лицом опасности она сохраняет всё то же презрительное равнодушие ко всему. Если у неё есть план, возможно, у них всё-таки есть шанс и сегодня его внутренности не будут стекать по стенкам. — У тебя есть план? — он никогда раньше не спрашивал её ни о чём. Обычно её близость вышибала ему мозги и они, как безумные, до одурения целовались, срывая друг с друга одежду, пока, неизбежно, не приходила Дженна с Хайдом не убивала его всё более жестокими способами. Уэнсдей кивнула ему на массивную кованую многоярусную люстру, цепями прикрученную к высокому сводчатому потолку. — Как насчёт Энди Стракера? — Это уже какое-то очень плохое и дешёвое кино получается. — Перси скривился. — Да и что я могу сделать? Я не супергерой! — Это твой сон. Осознай это, в конце концов, и играй по своим правилам! Стук повторился, громче, потом ещё и ещё. Хайд методично выламывал старую дверь, закрытую только на ржавый хлипкий засов. Ужас снова предательски сковывал мышцы. Он слишком хорошо помнил остриё её кинжала, он до мельчайших подробностей мог описать строение когтей Хайда и парализующую боль от его хлёстких ударов. Но что, если Уэнсдей права? Он посмотрел на свои руки. Медленно согнул и разогнул пальцы. Что, если… Очередной удар, наконец, с треском распахнул двери. Перси сжался, попятившись к алтарю. Но вместо Хайда из поднятой вековой пыли вышла Дженна. Она перекрестилась, переступив порог. Вся в белом, как ангел возмездия, с пылающими от ненависти глазами, она двинулась навстречу, остановившись напротив амвона, в паре метров от Перси. — Ну ты и трус! Вы, оба, жалкие трусы. Решил спрятаться в храме, думая, что я не решусь убить тебя в святом месте? — её обычно такое по-детски милое личико исказил злобный, почти звериный оскал. — Ему не составит труда выволочь тебя отсюда и разорвать за оградой. Хайд! Дальше всё произошло очень быстро. Хайд возник в проёме двери и одним большим прыжком преодолел половину расстояния между ними. Перси вскинул руки, и, словно хватая воздух перед собой, резким движением дёрнул их вниз. Старая люстра со страшным грохотом обрушилась прямо на голову чудовищу, жалобно звякнув разбитыми лампами. Похоже, с Хайдом было наконец покончено. Перси, не веря, смотрел на свои ладони. Получилось! У него получилось! Дженна попятилась. Злобное мстительное выражение на её лице сменилось растерянностью. Уэнсдей обошла их и присела около груды металла и осколков стекла. Нижний ярус люстры приземлился аккурат на короткую толстую шею Хайда, раздробив тому позвонки. — Он мёртв, — вопреки привычному равнодушию, сейчас из её голоса так и сочилось удовлетворение. Перси повернулся к Дженне. В каждой клеточке его тела закипал чистый восторг, вседозволенность бурлила в венах, плавя кости. Уэнсдей права — это его сон, и он не позволит больше над собой издеваться. Пришло его время, и он возьмёт то, что принадлежит ему. То, чего она раз за разом лишала его, превращая сны в кошмары, разделывая его, как заправский мясник. Дженна отшатнулась, увидев выражение его лица — опасное, полное пугающей тьмы. Куда пропал парень, которого она так хорошо знала, который смотрел на неё, как на своё личное солнце? Который умолял её не убивать его, выслушать, одуматься. Сейчас перед ней стоял безжалостный демон, порочный и тёмный, обнаживший всё давно сдерживаемое и скрытое от чужих глаз. Уэнсдей выпрямилась около люстры, держа в руках какой то чёрный скруток. — Лови! — она бросила его в сторону Перси. Тот на лету схватил предмет, не отрывая взгляда от лица Дженны. — Ну что, теперь поиграем по моим правилам, мисс праведный гнев? С этими словами он резко дёрнул её за руку на себя. Силой запрокинул голову, сжав пальцами волосы на затылке, и впился в губы звериным поцелуем: жестоким, больным, совершенно безумным, до боли распахивая её рот, въедаясь в саму душу. Она убивала его во сне десятки раз, ничего страшного, если он, наконец, даст и себе волю. Давно пора выбить из неё эти остатки мнимой благопристойности! Вдруг Перси почувствовал, как что-то холодное и острое упёрлось ему под ребро. Черт! Идиот! Он забыл про кинжал. — Ты что, думал я так легко сдамся? Не в этот раз, Перси Хайнс Уайт! Только двинься, и я раскрою тебя от уха до уха! Её растерянность сменилась яростью. Дженна с хохотом оттолкнула его и показательно, с пренебрежением, вытерла губы тыльной стороной ладони. Она не какая-нибудь дурочка из Торонто, роняющая по нему слюни! Она никому не позволит стоять у себя на пути, никому не позволит трогать собственные принципы! Даже ему! Особенно ему! Но Перси не думал сдаваться, только не сегодня. Выбрав удобный момент и воспользовавшись тем, что она, отойдя, отвела кинжал в сторону, он резким ловким движением выбил его у неё из ладони и следом молниеносно выкрутил ей руки, блокируя сопротивление. — Уэнсдей, помоги-ка мне! — он протянул ей обратно скруток, который оказался длинным толстым проводом от люстры. Уэнсдей, не мешкая, кинулась на помощь. Дженна с воплями вырывалась, проклиная обоих. — Отпусти меня, отморозок! И ты, неблагодарная тварь! Волю почувствовала? Клянусь богом, я потрачу все силы, но ты не увидишь больше сраной романтики в этом сериале, чокнутая ведьма! — Держи крепче! — Уэнсдей быстро и хладнокровно связала Дженне руки, пока Перси сжимал той ноги, не позволяя брыкаться. Вдвоём они подтащили её ближе к каменному алтарю и прочно закрепили длинный шнур за большое кольцо. — Кольцо в основании алтаря? Да ты знатный развратник! Всё предусмотрел! — Уэнсдей криво усмехнулась. — Ой, заткнись! — он присел рядом со связанной Дженной. — Ты сама говорила, что это мой сон и мои правила. Будешь вякать, наряжу тебя в костюм Барби. — Фу, меня стошнит. — Кстати, о нарядах, раз уж я волен сам выбирать антураж… Перси щёлкнул пальцами и простой чёрно — белый пуловер Уэнсдей превратился в то самое чёрное платье с Вороньего бала. — Ну нет, фи, сколько можно! — Ещё одно слово и я тебя ещё и танец заставлю станцевать, чёрный ты мой лебедь! До сих пор не могу пережить, что увидел его только в записи. Уэнсдей прикусила язык. Перси повернулся к Дженне, которая затихла, стараясь не привлекать к себе внимания, и поднял с пола кинжал. С нескрываемым вожделением он разглядывал её маленькую тонкую фигурку, полную смущения и ярости. Её короткое белое платье задралось почти до талии, и она нервно ёрзала, пытаясь прикрыть наготу, чем только усугубляла своё положение. Щёки заливал предательский румянец, казалось, ещё немного, и она зарыдает от беспомощности. — Я не причиню тебе вреда, никогда, я не насильник, ты прекрасно это знаешь. Всё, что я сделаю, будет только по обоюдному желанию. Он склонился над ней и медленно провёл губами от ключиц к груди, задержавшись в ложбинке. Перси чувствовал, как под его ртом бьётся её задыхающееся сердце, как бешено стучит её пульс. Боже, как он её хотел! До одурения, до дрожи в пальцах, до я-сожру-тебя-целиком голода. Два коротких движения кинжалом, и бретельки легко поддались острому лезвию. Он сдвинул губами лиф платья вниз, обнажая грудь. Провёл языком по соску, уже такому твёрдому, жаждущему прикосновений. Его прикосновений. Она с шумом втянула воздух. — Отпусти меня. Немедленно. — Нет. — Побойся Бога, мы же в храме! — почти жалобно простонала она. — Это не церковь, дорогуша, а лишь моя больная вымученная фантазия. Чистый символизм, так сказать. Это место не имеет отношения к религии и Богу, хоть я и знаю, что для тебя всё выглядит иначе. Как забавно, я трахну тебя прямо перед алтарём, и ты будешь умолять меня не останавливаться. Он провёл языком дорожку обратно вверх, от груди к подбородку, и так и замер — в миллиметре от её губ, глаза в глаза — светло-зелёные против почти чёрных. — Ни за что на свете! — горячим шёпотом прямо ему в губы. — Посмотрим. Почему ты так сопротивляешься? Ты уже не девственница, ты сама ко мне прискакала за полмира, чёрт побери! Почему ты так ненавидишь саму себя? — Я не хочу идти на поводу у плоти в ущерб собственным принципам и целям! — Почему сразу в ущерб? Мир не сойдёт с орбиты, если Дженна Ортега позволит себе немного удовольствия! Уже позволила! Тебе же понравилось! Так что не увиливай. Отвечай, чёрт бы тебя побрал! Или я оставлю тебя тут навечно, смотреть на разлагающегося Хайда и думать над своим поведением. — Я тебе не доверяю. Ты играешь со мной, всегда играл, ты просто хочешь добиться своей цели, — отводя глаза, ещё тише прошептала она. — Я второй год бегаю за тобой, заглядывая в рот, как ручная собачонка, а ты всё ещё сомневаешься в моих намерениях? Какой абсурд! — Перси горько усмехнулся. — Пусть так. Но ты вытягиваешь на свет самое худшее во мне, те пороки, с которыми я борюсь всю жизнь! — Я пытаюсь примирить тебя с тобой же! Чтобы ты не уподобилась этим пластиковым айдолам, а осталась живым человеком! — Да-да, она дала мне жизнь, — вдруг вмешалась Уэнсдей, — она вытащила меня наружу, а теперь испугалась и всеми силами хочет запереть обратно внутри, на самом дне, за семью засовами! Хочет и дальше оставаться милой и удобной для всех диснеевской принцессой, которая не ошибается и у которой нет простых человеческих желаний! Меня тошнит от её вранья! Уэнсдей подошла ближе и ткнула связанную девушку в бок носком туфли. Перси отодвинулся от Дженны и снова присел рядом, пытаясь сдержать дрожь в руках. Его терпение трещало по швам, но то, что она связана и никуда уже не сбежит, давало силы продолжать этот разговор. — Посмотри, Дженна, Уэнсдей — это тоже ты. Всё, что я могу сделать с ней, я автоматически буду делать и с тобой. Это та самая часть тебя, которую ты боишься и держишь под замком, прикрываясь верой и моралью. Не думай, что я не знаю, как ты реагируешь на мою близость. Да ты течёшь, стоит мне тронуть тебя пальцем. Так сколько можно меня мучить, играя в эти сучьи игры? Я прошу только о честности. Тяжело признать, что ты хочешь такого, как я? Ведь я, очевидно, не вписываюсь в каноны идеального принца, привитые тебе семьёй. Но злиться за это ты должна на себя, не на меня. Да, я хочу тебя до безумия, бог знает каких усилий мне стоило сдерживаться всё это время, пока ты порхала рядом, ни о чём не подозревая! Теперь у меня развязаны руки, это мой сон, моя реальность, я могу сделать с тобой всё, что захочу. Но я хочу, чтобы ты САМА попросила меня. Ты должна признать, что хочешь этого не меньше, чем я. Хватит игр в одни ворота! Уэнсдей обошла алтарь и встала перед Перси. — Как же ты любишь болтать! Всё гораздо проще, и мы можем наглядно ей это продемонстрировать. Пусть посмотрит на то, что так боится воплотить. С этими словами Уэнсдей, подхватив пышный подол платья, положила руки Перси на плечи и села сверху, к нему на колени. Он с готовностью прильнул к её губам, позволяя ей кусать себя, следом слизывая капли крови, прижиматься к паху, так сильно, так откровенно, что темнело в глазах. Она потянулась к молнии на платье, но он опередил её, рванув корсаж в стороны. Ткань удивительно легко поддалась. «Ведь это всё сон». Отбросив в сторону обрывки чёрного шифона, он нетерпеливо прижался ртом к её груди. Уэнсдей выгнулась и громко застонала. Такая податливая, такая послушная. Эта власть затмевала разум. Одной рукой он схватил её за растрёпанные косы, заставляя откинуться назад, а вторую положил ей между ног. Она двинула тазом навстречу, прижимаясь плотнее к его руке. Он обвёл пальцами клитор, прямо поверх белья, горячо дыша ей в шею, а потом резко щёлкнул пальцами. Её бельё исчезло, как и вся его одежда. Дженна ошарашенно следила за происходящим, тяжело дыша. Она должна чувствовать…омерзение. Она хотела его чувствовать! Ведь прямо сейчас она беспомощным зрителем наблюдала, как эти двое с упоением отдаются друг другу, не имея возможности им помешать. Эта предательница Уэнсдей ни перед чем не остановится! Но, вместо омерзения, Дженна чувствовала лишь прилив возбуждения… и зависть. Ведь это она, именно она сейчас так бесстыдно трётся о его член. О боги, она помнит это непередаваемое ощущение близости, этот неконтролируемый поток бешеной лавы, сметающий всё. Но она не может этого почувствовать! Уэнсдей упёрлась рукой в грудь Перси, заставляя того опуститься на локти, и быстрыми короткими поцелуями спустилась вниз, к паху, сползая с колен и располагаясь поудобнее на полу между его ног. Что она… нет! Только не это! Дженна зажмурилась до радужных кругов перед глазами. Она не сможет смотреть, как Уэнсдей делает то, на что у неё, Дженны, наверное никогда не хватит смелости, не смотря на всё желание. Она может не смотреть, но не может перестать слышать эти до дрожи возбуждающие пошлые влажные звуки и его стоны, врезающиеся в сознание тысячей раскаленных игл. — Хватит! Это всё, что она смогла из себя выдавить. Тело ныло от неудовлетворённого желания, а ведь она даже не могла себя коснуться, чтобы хоть как-то облегчить страдания. Дженна плотнее сжала ноги и потёрла бедрами друг о друга. — Посмотри-ка, — Уэнсдей кивнула в её сторону, — а она вовсе не такая монашка, какую из себя строит. — Не смей делать это со мной у меня на глазах, ты, псих! Перси только расхохотался от её слов. Дженна зарычала от бессилия. — Ну и чёрт с вами! Мне плевать! Эта шлюха не имеет ко мне никого отношения, делайте, что хотите! В конце концов, я могу и не открывать глаза! Уэнсдей коварно усмехнулась, встала, отошла от Перси и присела у ног Дженны. — Как убого. Подавлять естественные желания вредно для здоровья. Так что не благодари. С этими словами она, не без усилий, раздвинула бедра Дженны и, отведя в сторону бельё, наклонилась и коснулась языком её клитора. — Нет, нет! Убирайся! Что ты… ооох… Последние слова утонули в стоне острого наслаждения. Уэнсдей, надавив языком сильнее, провела им от клитора до входа во влагалище. Дженна дёрнула тазом, но все попытки отодвинуться были тщетны. Уэнсдей оторвалась от неё, и, со злорадной усмешкой, резко ввела внутрь палец, царапнув острыми ногтями стенки влагалища. Дженна взвыла, закусив губу. Перси во все глаза смотрел на разворачивающееся перед ним действо. Уэнсдей, добавив ещё один палец, начала двигать ими внутри, сначала медленно, потом всё быстрее. Она склонилась над Дженной и впилась в её губы поцелуем, глубоким и горячим. Этот контраст сводил его с ума — чёрное и белое, как две стороны одной медали, здесь, на каменном полу, слившись в неистовом порыве чистой похоти. Дженна извивалась под её руками, не разбирая, чего она хочет больше — оттолкнуть её или прижать к себе. Отголосками сознания, она понимала, что почти сдалась, всё глубже насаживаясь на пальцы Уэнсдей, вторя её движениям, нет, своим собственным движениям! Только не это! Она не позволит победить этой паре коварных развратников, но, черт побери, она просто не сможет остановиться, она хочет большего. — Признай это, признай… — горячо шепчет ей на ухо Уэнсдей Аддамс, вынимая и погружая пальцы, скользя ими между складок, таких набухших и влажных от смазки. — Нет, нет, нет! — со всхлипом, полным отчаяния, как в бреду, твердит Дженна, с упоением отдаваясь движениям внутри себя. Перси, откинувшись назад, проводит рукой по члену, снизу вверх, сжимая головку. Бл*ть, эти ведьмы свели его с ума, если они не остановятся, он кончит в кулак прямо сейчас. Чертыхнувшись, он встаёт и подходит к лежащим а полу девушкам. Хрен с ней, с этой праведницей, он больше не может ждать, если она так упирается, он трахнет Уэнсдей прямо у неё на глазах. А потом сделает это ещё раз, и ещё, пока Дженна, наконец, не задохнётся от боли неудовлетворённого желания. Пусть смотрит на себя же, не имея возможности ощутить реальных прикосновений. Он хватает Уэнсдей за руку, резко выдёргивая её пальцы из влагалища Дженны. Та разочарованно стонет, распахивая глаза, полные мольбы, но молчит. Перси подносит пальцы Уэнсдей ко рту и медленно слизывает с них предательскую влагу. Затем поднимает её на ноги и рывком разворачивает спиной к себе, надавливает рукой на лопатки, заставляя её нагнуться и лечь грудью на каменный алтарь. Дженна снизу ошеломлённо следит за этой картиной. Он сделает это, стоя прямо над ней? Немыслимо! Перси со стоном, откинув голову назад и прикрыв глаза, скользил членом вдоль влагалища Уэнсдей, не торопясь входить внутрь, поглаживая её спину длинными пальцами. Дженна не могла оторвать взгляд от происходящего. Он походил на тёмного бога, её бога, повелевающего струнами её души, подчиняющего её своей воле, так легко и непринужденно. Она слушала его низкие стоны, зачарованно смотрела на точёный профиль, такой контрастный в полумраке храма, в очередной раз поражаясь его неповторимости и совершенству, на тонкие руки, которыми он мог сейчас гладить её, Дженну, на выбившиеся пряди длинных волос. Кого она обманывает? Она не доверяет ему? Плевать! Она не сможет смотреть, как он принадлежит кому-то другому, пусть даже это и часть её, которая вдруг решила обрести собственную волю и плоть! Он должен принадлежать ей, Дженне, и только ей! Это она, а не Уэнсдей, должна сейчас стонать от его прикосновений. — Стой! — слова вырываются сами собой. Перси замирает. Опускает вниз глаза и встречает её безумный, отчаянный, полный желания взгляд. — Ты что-то хотела? — с издёвкой спрашивает он, кривая губы. — Тебе достаточно только попросить! — Не слушай её, она никогда не станет просить тебя! — Уэнсдей обернулась, не меня позы. — Я жду. — Перси ухмыльнулся, продолжая рисовать пальцами витиеватые узоры на спине Уэнсдей. Дженна кусала губы, продолжая бороться с сомнениями, но последние барьеры с грохотом рухнули, когда она увидела, как вдруг Уэнсдей схватила Перси за руку, притягивая ближе к себе и вынуждая прижаться к ней ещё плотнее, приближая неизбежное. — Чёртов сукин сын, я хочу тебя! — её слова прозвучали скорее жалобным писком, нежели просьбой или приказом. — Что? Я не расслышал. — Перси Хайнс Уайт, да, я хочу тебя, хочу чтобы ты трахнул меня прямо здесь и сейчас! — сквозь зубы, но достаточно громко отчеканила она, зажмурившись, а потом чуть тише добавила. — Пожалуйста. Словно в замедленной съёмке, Перси наблюдал, как её черты меняются, сливаясь с чертами Уэнсдей, как взгляд, робкий и стыдливый ещё каких-то полчаса назад, становится стальным, полным непоколебимой решимости. Она, не смущаясь, шире раздвинула ноги, с вызовом глядя на него. Перси показалось, что её глаза стали ещё темнее, а губы приобрели тёмный, почти черный цвет. Что-то дьявольское поселилось на дне её глаз. Никогда она не казалась ему прекраснее, чем в этот момент кристальной честности. И тут Перси понял, что держит в руках пустоту: Уэнсдей исчезла, слившись воедино со своей хозяйкой. — Мне ждать здесь всю ночь? — подняв бровь, с издёвкой спросила Дженна. Перси опустился у неё между ног. Можно было бы лишить её одежды по щелчку пальцев, но он хотел довести начатое до конца. Подняв с пола кинжал, он, придерживая платье второй рукой, одним движением разрезал его до самого низа. — Развяжи меня. — Нет. — У меня затекли руки! — Я сказал, нет! Он закинул её ноги себе на плечи и одним резким движением вошёл сразу до основания. Наконец-то! Боже, какая она горячая, всё как он помнил, лелеял в своих воспоминаниях, не забывал ни на миг! Ему казалось, что он погрузился в тёмный пылающий персональный ад, умирая и рождаясь в этом огне, ощущая, как она сжимается вокруг него, ловя её громкие стоны, крепче сжимая её бедра, не сдерживаясь, вколачиваясь всё сильнее, окончательно теряя связь с сознанием, растворяясь в ней, сливаясь в единое целое, лихорадочно шепча: — Моя, моя, моя… И в ответ, сквозь протяжный стон: — Пожалуйста, сильнее! «Всё что захочешь». Он двигается ещё яростнее, так, что кажется слышно, как ударяются кости. Её стоны эхом уносятся под сводчатый купол алтаря. Он чувствует — она близко. Ещё несколько длинных размашистых движений и она, с хриплым вдохом, судорожно выгибается, дёргая связанными руками, сжимается, пульсирует вокруг него, задыхаясь. Этот непередаваемый, присущий только ей тёмный горячий жар накрывает его с головой и, о боже, сейчас их ничего не разделяет и нет нужды сдерживаться. Эта мысль вскипает в голове, молниеносно проносится по венам и оргазм оглушительной силы, кажется, просто стирает его с лица земли. Он кончает внутрь, глубоко, до боли сжимая её бедра, уже совершенно не осознавая, где заканчивается он и начинается она. Он аккуратно опускает на пол её ноги. Чуть отдышавшись, он поднимает с пола кинжал, разрезает им шнур, освобождая, наконец, её руки, и ложится возле Дженны, растирая её онемевшие запястья. Рядом, в пыли, валяются куски чёрного и белого шифона. Дженна закидывает на него ногу и утыкается носом в плечо. Рассеянно гладя её руки, он наблюдает, как она, с усталой, но удовлетворённой улыбкой, погружается в дремоту. Он усмехается, глядя на заострившиеся черты её лица, на тёмные тени вокруг глаз, на потемневшие волосы, и шепчет в пустоту, зная, что он будет услышан: — Уэнсдей, мы победили…