Мне руки обескровила любовь…
М.Эрнандес
Словно в качестве издевки день с самого утра выдается хрустально-ярким. На контрасте с ним священнослужитель молится за генетическую безопасность заунывно и серо-бесцветно. Лу смотрит на Иво. Будь она наивной девочкой, непременно понадеялась бы на чудо. Что вот сейчас он своим четким, не терпящим пререканий голосом объявит: выявлены грубейшие нарушения, допущенные в ходе расследования, казнь не состоится, дело подлежит пересмотру. Или разверзнется небо и какие-нибудь волшебные существа не дадут свершиться произволу. Но Лу - реалистка, поэтому понимает: жизнь - не сказка. А если и сказка, то крайне жестокая. Коли дракон и прилетит, то явно не для того, чтобы спасти красавицу-принцессу. Скорее уж, чтобы спалить сей чертов прогнивший мир. Дотла. Лу видит человека, из-за которого все произошло. Она прекрасно знает, чей донос лежит в основе приговора и каковы причины всего этого балагана. Эта мерзкая женщина стоит недалеко от трибуны и едва заметно улыбается. Будто это спектакль для ее личного развлечения. Наверняка, она с наслаждением поглядит на дергающиеся в предсмертной судороге тела, скажет нечто умное и полное вычурных постулатов, а потом спокойно отправится домой. Возможно, вместе с мужем. А, возможно, одна. Писать очередную пустую акварельку в ничего для нее не значащий дар очередному детскому приюту. Лу странно, что ее картины не гниют, едва появившись на бумаге. Почему-то гнить будут лишь тела людей, отправленных ею на виселицу. Еще при входе на площадь Лу приметила ряд небольших алюминиевых столбиков вдоль линии газона. Ей понадобится лишь два. Вчера утром, когда Лу только узнала о произошедшем, ей хватило пары часов для осознания: сама она абсолютно не в состоянии чем-то помочь. Единственный человек, в отношении которого теплилась надежда - Приор. Но и тут все слишком быстро рассыпалось в прах. Хотя где-то в глубине души она понимала с самого начала: так и будет. - Я не всесилен, Лу. Как бы я ни желал, как бы ни... - он запнулся на конце предложения, чего раньше практически никогда не допускал. - Это то редкое дело, которое находится вне моей компетенции. Его ход контролируется лично Викарием и теми, кого он сам назначил для его разбирательства. И то, с какой скоростью оно было раскрыто, в какой тайне держалось расследование даже от меня… Ты понимаешь, не можешь не понимать, что это значит. Как же Лу, той маленькой девочке, что жила в ней и отчаянно верила в справедливость, хотелось хотя бы на долю секунды поверить, что Приор всемогущ. И он подобно богу или какому-то могущественному волшебнику все непременно исправит. Даст веру и надежду. Маленькая девочка горько плакала. Лу кривила лицо от внутренней агонии. Но все понимала и без объяснений. Шепотом произнесла: - Да... Знаю. Но, Иво, я не могу его потерять! Не могу, - и в этих словах гораздо больше надрыва и пылающей безысходности, чем в самых неистовых рыданиях. Звучит почти признанием в любви: - Только не его. Доля секунды. Внезапно до ярчайшей ясности она увидела перед собой, что сделает завтра днем. То единственное, что должна сделать. К отчаянию добавились страх и эйфория, разлились в груди, поднялись к голове и ударили похлеще пойла из «Утконоса». - Лу... Неожиданно Лу опьянена моментом. Ощущением, что отныне судьба уже не в ее руках, а подчинена каким-то невидимым нитям, концы которых, однако, она сама выбрала, куда привязать. Девочка внутри зашлась в рыданиях. Лу приказала ей заткнуться и сократила расстояние, которое было между нею и Иво. Коснулась своими губами его. Как когда-то ночью во время приема в честь открытия стелы. Разве что в этот раз в ее жесте сквозили страх и иррационально возникшее желание. Это все стресс, адреналин, утекающая сквозь пальцы жизнь. Поэтому Лу было нужно больше. Именно там, именно в ту секунду. Она могла бы сказать Иво, что завтра, возможно, никогда не наступит. Она могла бы просить не останавливать ее. Она могла бы назвать ему тысячи причин и придумать тысячи оправданий. Но в этом не было необходимости, он чувствовал слишком тонко и слишком понимал людей. Умел глядеть сквозь радужку глаз, смотреть в самую душу. Он лишь притянул девушку ближе да едва заметно вздрогнул, когда та укусила его за нижнюю губу - до приятной боли, до красной крови. Лу вело странное, на грани отчаяния, желание. И чувство, словно она вот-вот утонет и над ней сомкнутся воды бескрайнего моря. Времени оставалось ровно на последний вздох – самый сладкий и важный. Она льнула к Иво всем телом, ласкалась, терлась. Теряла себя. Немного по-звериному лизнула его кровоточащую губу, с восторгом на грани безумия осознавая, что за нанесение ран Приору вполне можно отправиться на виселицу. Наверное, глаза у нее в тот миг горели этим самым безумием. Любой другой на месте Иво остановил бы девушку: какой нелепый первый секс, какие пугающие обстоятельства. Но не он. Он отзеркалил настрой Лу, распаляя ее этим еще больше. Идти до спальни было чересчур просто и банально. Они оказались на мягком ковре прямо посреди гостиной. Лу не имела ничего против различных вариантов миссионерской позы, но с редкими приятными внешне партнерами предпочитала быть сверху. Хотя чаще всего секс представляет из себя быстрый перепих к взаимному снятию напряжения. С ним все было иначе. Мартен не пытался подчинить себе, но и не отдавал инициативу. Все скорее напоминало замысловатый танец двух ведущих и ведомых. Лу сама легла на спину, потянула Иво на себя. Тяжесть его тела была упоительна. Еще упоительнее стало, когда он закинул ее ноги себе на плечи, углубляя проникновение. Лу выгнулась в спине, закрыла глаза от удовольствия. Она не помнила, когда в последний раз ей было так хорошо. И было ли. Внезапно Иво перевернул их обоих на бок, лицом к лицу, уложил скрещенные лодыжки Лу себе на плечо. Лу попыталась отыскать в себе силы съязвить: она с трудом представляла, как в такой странной позиции можно двигаться. В отличие от Иво. От первого же его толчка девушка подавилась криком. - Не отводи взгляд, Лу. Смотри на меня. Иво не давал ей разорвать зрительный контакт, даже тогда, когда контролировать свое тело стало совсем невозможно. А потом Лу пыталась вспомнить, как дышать. Хотелось распластаться на кровати, хотя сошел бы и пол, и спать. Но у Мартена были другие планы. Иво бережно, но непреклонно помог Лу приподняться и встать на колени, прислонил ее спиной к своей груди. Обнял, точно пытаясь вплавить в себя. Ее тело было слишком расслабленным и чувствительным. Лу больше не в состоянии была думать и шевелиться. Но она ошиблась. Во всяком случае, насчет второго пункта. Они вновь занимались любовью. Медленно, тягуче, упиваясь друг другом в бесконечно чувственной позе. Они задыхались. Увязали в, кажется, застывшем времени. Иво медленно повел ладонью вдоль тела Лу, приласкал ее грудь, слегка надавил на низ живота, коснулся ее лона - не стимуляция, лишь длящееся прикосновение, которое ощущалось слишком остро. Лу в изнеможении откинула голову ему на плечо. Ее надрывные стоны звучали почти как скулеж. Они растворялись друг в друге. В момент оргазма Лу не могла даже стонать. Выгнулась, раскрыв рот в беззвучном крике. Иво своими губами выпил этот крик. Слишком остро, ярко. Если это и есть маленькая смерть, то она готова пережить тысячи их в его объятиях. Но этому не бывать. Они не разговаривали, лежали на полу лицом друг к другу, деля одно на двоих дыхание. Мгновение казалось стоящим целой жизни. Именно тогда Лу осознала, что до неправильности сильно любима этим мужчиной. И столь же безмерно любит в ответ. Но им не судьба. Глаза начало щипать. Девушка могла бы списать подобную реакцию организма на усталость, но ей надоело врать себе. Из уголка глаза скатилась предательница-слеза. В неверной темноте комнаты она была почти незаметна на блестящем от пота лице. Но Иво все видел. И Лу полюбила Иво еще сильнее за его молчание. Он не просит ее не делать глупостей. Не предостерегает, не ведет задушевных бесед. Не утешает попусту. Он не делает тысячу вещей, которую делали бы остальные на его месте. И в этом - проявление его глубочайшего уважения к Лу. Он дает ей много больше, чем она смеет желать. Он дает ей то, чего не может предложить мир. Свободу. Лу так и не поблагодарила его. Их взгляды пересекаются. И в этом – всё, миллионы не произнесенных признаний. Порой одно единственное мгновение заменяет тысячи лет рядом с человеком. Иво все понял, даже глубже, чем она сама. И уже простил. В душе Лу чувствует себя предательницей. Сейчас из всех приговоренных она видит только Йонаса. Других в этот миг словно и не существует. Нет, где-то внутри своего истерзанного сердца она сочувствует всем. Но как же трудно жалеть или любить абстрактное множество людей; воистину, для подобного нужны какие-то сверхчеловеческие способности. Все, что происходит, слишком страшно. Викарию нужна показательная казнь, и повод нашелся отличный. Да, кто-то из приговоренных действительно виновен и имеет отношение к покушениям. Но даже они - мелкие пешки. Нет никакой единой группировки - столь мастерски обезвреженной, пойманной и во всем сознавшейся. Все здесь – да, нелояльные церкви псионики, да, замеченные за несоблюдение ряда правил, да, отказавшиеся от навязываемых им должностей... но главное - удобно подвернувшиеся, оказавшиеся там, где им не стоило находиться. Йонас стоит спокойно, глаза чуть насмешливы. Слегка бледнее обычного, но больше ничто в его облике не выдает ни страха, ни волнения. Лу так до конца и не смогла разгадать загадку своего, казалось бы, такого прямолинейного и такого саркастичного друга. Самого близкого ей человека. Он замечает ее. Едва заметно подмигивает. Вот ведь паяц. В эту секунду Лу любит его больше, чем кого-либо на всем белом свете. Она задумывается, смогли бы они быть вместе. Пытается представить себя у него в квартире - не как подругу, а как любовницу, любимую. Как засыпала бы и просыпалась рядом с ним – хотя, нет, это романтический бред. Особенно учитывая их графики работ и иголки, которыми оба утыканы похлеще доштормовых ежей. А вот, как могла бы с ним бесконечно собачиться на самые разные темы, как они взаимно бесили бы друг друга и до умопомрачения любили... К своему ужасу и неуместной сейчас нежности, Лу с легкостью представляет. Гораздо с большей легкостью, чем туманную возможность будущего с Иво. Безнадежная нежность и предвкушение рвут душу Лу. Она прикрывает глаза и благодаря пси ощущает присмотренные заранее столбики. Ждать осталось недолго. Удивительная гамма эмоций. Нетерпение. Когда до страшной и будоражащей ситуации остается совсем немного времени, до подгибающихся коленей хочется, чтобы наконец – наконец! - все произошло. Скорее. Возможно, проще было бы не морочиться со столбиками, которые надо выдергивать из земли, а использовать, к примеру, камни, валяющиеся на поверхности. Но их пришлось бы выискивать взглядом, а столбики будто сами себя предложили. Так тому и быть. Лу еще раз смотрит на Летицию. Сначала Лу думала, используя пси, просто сорвать казнь. Но в реальности таким образом ее можно лишь отсрочить, обрекая приговоренных на дополнительные допросы и пытки, а себя - на бесполезную смерть. Нет, Лу должна была все сделать иначе. У всех на глазах. И чтобы Йонас обязательно увидел, что отомщен, хоть и за миг до своей гибели. И чтобы не успел заметить, как умрет сама Лу. Она надеялась на верный расчет. Как надеялась и на молниеносную реакцию стрелков, обеспечивающих безопасность казни. На то, что она стоит на виду у них, она – единственный телекинетик здесь. На то, что толпа, когда все произойдет, отгородит ее от Йонаса - не зря же она сместилась чуть вбок от трибуны. Самыми сложными Лу считает две вещи. Никого не задеть, кроме Летиции. И управлять пси двумя предметами сразу. Одним столбиком пропороть Летиции брюшину. Мгновенной смерти от подобного не будет. Лу сделает это, веря, что та успеет осознать, кто это совершил с ней. Поэтому нужен зрительный контакт, а для него Лу стоит более чем удобно. И на секунду позже вторым столбиком размозжить ей голову. Лу задумывается о Марке. Знает ли он о лжесвидетельстве Летиции? Наверное, нет. Он потеряет жену - его жизнь станет легче или тяжелее? Мысль по краю сознания. Инквизитор зачитывает приговор. Приор спрашивает приговоренных о последних словах. Лу не слышит ничего, кровь стучит в висках. Йонас стоит с закрытыми глазами и слегка заметной ухмылкой на посеревшем лице. Секунда. Лу почти физически чувствует вес двух легких металлических конструкций. Секунда. Палач заносит руку для приведения приговора в исполнение. Лу резко выдыхает. Время замедляется для девушки. Ей даже не приходится шевелить руками - пси отточено и послушно. Все получается ровно так, как она желала. Лу улавливает отчаянный женский визг, резко оборвавшийся, стук открывшегося люка, скрип натянувшейся веревки, какие-то крики. Но это все уже будто не с ней. Нет злорадства или удовлетворения. Только опустошение и единственная мысль: как многое она бы отдала, чтобы сейчас почувствовать прикосновение внезапно столь родных для нее рук Иво. Секунда. Лу резко втягивает в себя воздух. Выстрела она, конечно, не слышит, но он отдается во всем теле. Девочка внутри Лу успевает вскрикнуть. И падает в темноту вместе с ней. Последнее, о чем Лу думает: как вкусно пахли гладиолусы тогда, много лет назад. И как жаль, что больше никогда не удастся почувствовать их запах. День был до нелепости хрустально-ярким.