Большие мальчики не плачут

Осенний воздух обжигает щёки Баттерса, пока он направляется в «плохую» часть города. Он направляется к дому своего возлюбленного. Их любовь - забавная вещь. Кенни не всегда умеет вести себя как джентльмен, но Баттерс прощает его за это. Знаете, он тоже не идеален. Он не всегда терпелив со своей любовью. Иногда ему приходится преподать Кенни урок, хотя сам не так хорош в дисциплине, как его отец. В прошлом году он получил работу в кофейне Твиков. Ленивый старый мистер Твик решил, что он слишком хорош, чтобы работать там больше времени. Вобщем, он имел ввиду что-то вроде того, что Баттерс потратил бы впустую всё своё детство. Ну, Баттерс не особо подходил для подобного. Когда же его отец узнал, что есть вакансия в кофейне, то повёл его прямо к стойке и сказал мистеру Твику, что Баттерс был бы идеальным «заполнителем пустоты», что бы это ни значило. Так что Баттерс работал и работал, в полном одиночестве, и за эти пару месяцев сильно похудел. Оказывается, в кофе что-то было подмешано, но это не вина Баттерса. Он не мог этого знать. Кенни был тем, кто добывал этот «особый ингредиент». Так его называл мистер Твик. Баттерс подсыпал кое-что в кофе, который Кенни брал с собой после того, как отвезёт этого грязного нервного чудика. Но это было его ошибкой. Кофе был не для Кенни — тот принёс его Твику. Прошла всего неделя, как у Твика случился инфаркт миокарда, и его пришлось выносить из школы на носилках. Выяснилось, что они нашли торазин в его крови вместе с метамфетамином. А все уже давно знали, что Баттерс принимал торазин, ещё с тех пор, как Стэн, не спрашивая, заглянул в его сумку во втором году средней школы. Полицейские были рассерженны на Баттерса, но они не могли свалить всё на него. Он настаивал на том, что Твики, должно быть, украли его торазин и подмешали его в кофе ребёнка. Понимаете, может, в качестве мести за то, что он ушёл. Ведь у них была уже подобная история, не так ли? Крейг очень сильно избил его после того, как это стало известно. Баттерс знает, что Кенни любит его, ведь тот заставил Крейга перестать его избивать. Конечно, он сказал: «Он того не стоит, чувак» и «Кто будет там, с Твиком, если ты будешь в тюрьме?» но это только потому, что возлюбленный Баттерса — по-настоящему умный парень, который всегда знает, что сказать. Кенни знал, что Баттерс не сделал ничего плохого. На самом деле, они бы даже не узнали, что Твик пристрастился к метамфетамину, если бы Баттерс не сделал того, что сделал. Твик и Крейг, возможно, даже никогда не сошлись бы вместе! Он всё равно не находил ничего такого хорошего в Твике. А его зад был таким плоским и костлявым, что мог ушибить парня. Ему не пришлось бы так наказывать Кенни, но месяц назад они наконец-то занялись любовью. Он лишил его девственности! Это означало, что их отношения были очень серьёзны. Правда, практически ничего не изменилось с тех пор, и Кенни этим сильно ранил его чувства. Но он делал это нарочно, Баттерс был уверен. Он боялся того, насколько большой была любовь Баттерса. Кенни был особенным и заслужил такую ​​большую любовь. Только Баттерс мог любить его так сильно, как он того заслуживал. Это было на вечеринке в доме Клайда. Кенни был так мил с ним, трогал его, говорил, что не хочет, чтобы Крейг это видел. Что ж, Баттерс мог это понять. Даже в семнадцать лет Крейг был злым занудой, который на всё жалуется, как какой-то старикан. Баттерс тоже не хотел, чтобы Крейг это видел. После того, как они вошли в комнату старшей сестры Клайда, и Кенни начал лишать Баттерса девственности, он очень мило застонал и сказал: «Ты всегда такой тугой», что, вероятно, было правдой, но он не совсем понял того, откуда Кенни мог это знать. Он никогда раньше не засовывал туда пальцы. Только Баттерс делал это для введения лекарственных свечек, или Эрик для своих безумных целей. «Ну, может быть, они когда-нибудь обсуждали это?»— подумал он. На следующее утро Кенни испугался и набросился на Баттерса, солгал ему, пытаясь отпугнуть его от любви к себе. Но Баттерс не был дураком. Он знал, что происходит. Кенни никак не мог перепутать его с Твиком. Их занятия любовью были слишком личными, слишком страстными. Твик был уродливым скелетов, обтянутым кожей, который любил только этого придурка Крейга. Какого хрена Кенни понадобился кто-то такой? Это была волшебная ночь! Как бы Кенни ни пытался это отрицать и продолжать дурачиться со своими дешёвыми дружками, Баттерс знает, что то, что между ними произошло, значило что-то особенное. Проходя по уже знакомым тропинкам и садясь на своё обычное место, на клумбе, он думает о том, что ни у кого другого не было бы такой сильной самоотверженности, как у него, для того, чтобы сделать из Кенни честного человека. Итак, сегодня Бебе. Он может быть уверен в этом благодаря маленькой красной машине марки "Mazda Miata" 1992 года на дороге, а так же белокурым кудрям, подпрыгивающим на её груди, когда она в позе наездницы занималась тем самым с родственной душой Баттерса. Он не видит их лиц за занавеской, поэтому, скорее-всего, они так же не смогли бы заметить и его самого. Инспектор Баттерс уверен в этом, ведь имеет большой опыт в шпионаже. Бебе оказывается сверху, что бесило Баттерса, т.к. из-за этого он не мог видеть лицо своего парня. Кенни засовывает в неё свой член и хватается за её тупую трясущуюся грудь, а она стонет и извивается. Баттерс стискивает зубы и вонзает ногти в штанины. Его мать часто настаивала на том, чтобы сын очень коротко подстриг свои ногти. Баттерса это каждый раз раздражало. Если бы он слишком коротко подстриг свои ногти, то тогда не смог бы себе причинять физическую боль, в которой временами так сильно нуждается. Эта ночь выдалась удачной для Баттерса, ведь Бебе закончила своё дело с Кенни быстрее, чем другие девушки. Он слышит, как их губы громко причмокивают, а затем они стали смеяться. Видимо, им вдвоём было очень весело. Бебе вновь надевает свою грязную девчачью одежду и уходит. Баттерс знает из своего опыта слежки, что гостья всегда курит марихуану вместе с Кенни перед сексом, и что она, находясь всё ещё под эффектом, никогда не оглянётся назад. Он пытался не двигаться, одновременно стараясь сопротивлялся дикому желанию сказать «шлюха», пока та не ушла. — Баттерс...— устало говорит Кенни. Баттерс вскрикивает и оглядывается, мотая головой в разные стороны. Кенни стоит прямо перед ним в одних боксерах, с распахнутым окном в своей комнате, держа в руке порванную занавеску. Как будто он заранее знал о том, что Баттерс будет здесь, а это было невозможно, ведь за этим следил профессионал скрытности - сам инспектор Баттерс. — Э… Кенни? О, я, э… — Баттерс нервно смеётся. — должно быть, заблудился по дороге домой! Да, именно! Кенни вздыхает.— Баттерс, я знаю, что ты начал следить за тем, как я трахаюсь, два раза в неделю. Что мне сделать, чтобы ты прекратил это? Всё, что Баттерс слышить в этот момент, это быстро стучащую в ушах кровь. Всё, что он видит, это покрасневшую тупую трясущуюся грудь...и лицо Кенни, что могло бы на него завтра утром смотреть, лицо полное сожаления и отвращения. Баттерс так же вспоминает, что перед тем, как прийти сюда, он подготовил кое-какой предмет, что приобрёл в магазине Джимбо. Словно на автопилоте, Баттерс вытаскивает "его" из флисового кармана своей кофты, откидывается назад и вытягивает руки. Слышится далёкое «Да твою ж мать», взводится курок. Баттерс прицеливается и стреляет. Кенни, истекая кровью на полу своей спальни, сначала слышит с улицы «О боже, что я сделал?», а затем топот ног Баттерса. Для Кенни было обычным делом умирать, можно даже сказать рутинным, ведь он привык к постоянной боли от самых разных смертей. Но этот случай был другим. Оказывается, быть убитым Баттерсом два раза в неделю, как физически, так и в голове самого Лео, по ощущениям более отвратительно, даже по сравнению со всей той хренью, что происходила в жизни Кенни. Для большинства людей смерть и налоги - единственные неминуемые вещи, в которых люди действительно уверены. Уверены в том, что их им не избежать. Но Кенни слишком беден, чтобы платить налоги, поэтому единственная уверенность в его жизни заключается в том, что он никогда не полюбит Баттерса. Ну, ещё и в том, что в ближайшем времени он не сможет нормально умереть.