Ты улыбнулась.

Я захожу в палату. Вновь вижу твое бледное, покрытое испариной, лицо. Беззвучный крик. Больно. Тебе физически, мне морально, ведь я наблюдаю твои страдания. Ты тянешь руки вверх. Ты не видишь меня. Ты не замечаешь ничего вокруг. Ты только чувствуешь боль. Я подхожу и беру тебя за руку. Ты вздрагиваешь. Не ожидала, что вернусь? А зря. Куда я без тебя? В палату входит угрюмый врач, мрачным взглядом окидывает твое осунувшееся лицо, медленно скользит взглядом по исхудавшему телу и, с неким сожалением, с какой-то траурной небрежностью, отдает мне планшет с каким-то документом. Что это? Удивленно смотрю на врача, надеюсь, что это не то, о чем я думаю. Но в ответ получаю лишь грустное покачивание головой. Опускаю глаза на бумагу. Читаю. Вздрагиваю. Как? Но почему? Почему так мало? Еще раз хочу взглянуть на врача, но он уже скрылся за дверью белой, стерильной и такой мрачной палаты. Пронзительный крик. Я резко поворачиваюсь к тебе. Ты кричишь. Громко, твой голос отражается от идеально белых стен, и я начинаю задыхаться: твоя боль передается мне с каждым новым звуком. Ты мечешься в постели. А я закрываю уши руками, лишь бы не слышать твои крики. Вдруг все стихает. Не веря, смотрю на тебя. Морфий подействовал, ты уснула. Вздохнул с облегчением. Откладываю планшет на столик с медикаментами. Не могу поверить в то, что написано в документе. Подхожу к кровати и нежно провожу рукой по твоим волосам. Странно, но они все такие же мягкие, как и при нашей первой встрече. Только потускнели. Теперь, когда ты больна, они не нежно-розового цвета, а какого-то невероятно бледного, ближе к седому, с легким розовым отблеском. Твои глаза стали мутно-зеленого цвета и в них не осталось ни капли той весенней зелени, за которую я ассоциировал тебя со своей личной весной. Не замечаю бега времени. Сколько я уже здесь? Несколько минут? А может часов? Ты судорожно вздохнула и открыла глаза. Знаешь, бледность тебе не к лицу, но я не замечаю этот недостаток. Провожу ладонью по твоей щеке. Вздрагиваешь и поворачиваешь голову ко мне. Молчим. Оба понимаем, что действие анальгетиков вот-вот пройдет и времени у нас мало. Ласково целую в щеку. Ты как котенок ластишься, пытаясь впитать в себя всю нежность, которую я дарю, боясь, что можешь больше ее не испытать. Целую в губы. Отвечаешь, как-то скованно, как будто извиняешься за то, что больна. Отстраняюсь. Смотрю в такие родные глаза. Ты грустна. Я понимаю, что должен сделать еще одно важное дело. Встаю со стула и выхожу из палаты. Уже у входа слышу испуганный вздох. Оборачиваюсь и говорю, что скоро вернусь. Как только переступаю порог палаты, срываюсь на бег. Я должен успеть. Выбегаю из больницы и несусь вниз по улице, до ближайшего ювелирного магазина. Чуть не снеся дверь, успеваю затормозить у прилавка. Продавщица как-то испуганно посмотрела на меня, ожидая моих действий. Судорожно достаю из кармана кошелек и пересчитываю наличность. Должно хватить на вон то серебряное кольцо с аметистом и бриллиантовой крошкой. Быстро спрашиваю о цене у продавщицы. Повезло, хватает, но цветы уже не купить. Быстро хватаю маленькую зеленую бархатную коробочку и бегу обратно в больницу. Должен, я обязан успеть к тебе. Вбегаю в палату и натыкаюсь на непонимающий взгляд твоих глаз. Успел, жива. Подбегаю, смотрю на тебя. Морфий медленно перестает препятствовать твоей боли, и ты чуть морщишься. Встаю на одно колено перед твоей кроватью. Глубокий вдох, улыбка, предложение. Я хотел это сделать намного раньше, но все медлил. Какой же я идиот. Ну вот, ты опять плачешь. Но от счастья. Забыв про катетеры от капельниц, приложив невероятные усилия, переборов свою слабость, наплевав на мучительную, раздирающую тебя изнутри боль, ты бросаешься мне на шею, и мы вместе падаем на пол. Не могу поверить. Ты улыбаешься. Нет, ты смеешься! Я как сумасшедший начинаю улыбаться, а потом и тихо смеяться вслед за тобой. Быть не может! Ты улыбаешься! Я не видел твою дивную улыбку уже год! Лежим и смеемся, периодически даря друг другу невинные поцелуи. Проходит минуты две, и ты начинаешь задыхаться. Только не это, не сейчас! Поднимаю тебя, укладываю на кровать, а сам бегу за врачами. Они должны тебя спасти. Ты должна стать моей женой, родная! В течение целых трех последующих часов жду у операционной. Что они там делают с тобой? Как можно оперировать, даже не зная причин твоей болезни, ведь врачи так и не поставили диагноз! Нервничаю. Дверь в операционную распахивается и выходит твой лечащий врач. На протяжении вот уже двух лет я каждый день прихожу к тебе. И ты улыбаешься. Я рассказываю тебе, что произошло за последние сутки, шучу, а ты улыбаешься. Только вот холодная могильная плита не может передать того тепла, которое ты мне всегда дарила. Я поднимаюсь с земли и медленно ухожу с территории кладбища. Я знаю, что завтра мое тело найдет брат, я знаю, что Итачи будет страдать, я знаю, что самоубийство – грех, я знаю, что это удел слабых. Но я не могу жить, зная, что тебя нет, я устал бороться, я не хочу больше видеть сны с вариациями твоей смерти. Не хочу больше чувствовать эту пустоту внутри. Смотрю на руку, вглядываюсь в кольцо с аметистом и бриллиантовой крошкой. Поднимаю глаза и смотрю в небо. И все-таки ты улыбалась.