***
Енэ выглядит серьезно. Смотрит неотрывно жестким, равнодушно-надменным взглядом, едва заметно поводит тренировочным мечом, разминая после пары обидных тычков запястье… и Ясуо явственно чувствует лежащую между ними пропасть. Енэ — старший ученик, к которому уже давно присматриваются мастера и старейшины, а Ясуо… вчерашний ребенок, лишь силой упертости и небольшого чуда переступивший за порог школы. Позор семьи, неспособный ни вовремя проснуться, ни даже выглядеть подобающе ученику. Но сам Ясуо этого никогда не признает. — Так нечестно! — Он трет ушибленное на прошлой тренировке запястье и возмущенно хмурится. — Ты дольше учился, ты старше, ты выше и ты не ранен. Енэ не движется, не меняет стойки и даже не думает вкладывать мечи в ножны. — И что? — Бросает тот жестко, почти жестоко, но Ясуо хорошо знает брата... Енэ не злится, скорее устал и разочарован. И если бы Ясуо не был так возмущен и обижен, то увидел бы, что Енэ всех этих слов говорить отчаянно не хочет. Но должен. — В бою ты либо сражаешься, либо отступаешь — и реагировать надо быстро. Если замедлишься — умрешь. Враг не будет ждать и не будет играть с тобой в поддавки, Суо. "Поэтому и я не должен" Ясуо это поймет, не сейчас, не после ведра воды на голову и вполне ощутимых тычков, подгоняющих в сторону тренировочной площадки, а вечером… Но поймет. И, много позже, может быть, будет даже благодарен. Но сейчас он злится и бесится, и ему вовсе не хочется вставать раньше зари и оттачивать непохожие на удары движения почти что до самого вечера. — Суо, если ты не будешь учиться, никто и не станет тебя учить. У мастеров и без тебя много дел. Ясуо снова зло смотрит в ответ и трет ушибленную руку, чтобы не тянуться к горящим после позорных ударов бедрам. — Ну и что! Они и так ничему не учат — ни ударам, ни приемам, вообще ничему полезному. Только скучным стойкам и скучным текстам, а когда им совсем лень начинается это их: натаскай воды-ы, покатай ка-а-амни. Это я и дома могу. Ясуо уверен: Енэ сейчас зашипит, прорычит что-то вроде "ну и катись домой, раз такой умный", и Ясуо действительно как покатится, как уйдет домой и никогда больше не вернется… Ну, может, потом, когда станет великим воином сам — чтобы все смотрели, завидовали и плакались в свои скучные свитки. Но Енэ поступает иначе. Закрывает глаза, шумно втягивает носом воздух, медленно выдыхает сквозь зубы и — Ясуо почти уверен — думает очень много плохих слов, за которые сам же грозится накормить младших учеников мылом. А затем встает в защитную, вроде бы, стойку — самую простую, Ясуо ее отрабатывал слишком уж много раз и узнает даже спросонья, — и обозначает коротким движением дуэльный кивок. Предлагает подраться. Ладно. Ясуо отвечает — и сразу же нападает, вложив в удар столько силы, что при столкновении трещит дерево. Но Енэ не сдвигается с места. Не отступает — да и блокирует всего лишь одним мечом. И Ясуо сразу чувствует ребрами рукоять второго. И это злит. Он отскакивает от брата на три шага, пыхтит под нос — и нападает вновь. Енэ, конечно же, отбивает — но на этот раз не дает времени отскочить, настроиться… да даже хотя бы встать в стойку. Он атакует: легкими, и близко не вполсилы ударами, такими понятными, медленными и простыми, что даже Ясуо узнает в них скучные и унылые движения с собственных тренировок… Но все равно не может ни один из них заблокировать. Только медленно и неуверенно уклоняться… и все равно ощутимо получать через раз деревянными мечами то по спине, то по ребрам, то по рукам и бедрам. Даже очевидно медленный темп Ясуо не выдерживает — и уже очень скоро отчаянно хочет запросить пощады… Но не попросит. Енэ безжалостен, когда начинает учить. Ясуо сбивается со счета, сколько раз пропустил удар. Это злит, это ощущается по-настоящему обидно и горько, но он уже не ребенок, чтобы реветь от обиды и размазывать по лицу сопли. Он подбирается, собирает последние силы — и нападает, последний оставшийся в легких воздух вкладывая в боевой крик. Итог… предсказуем, но легче от этого не становится. Енэ, видимо, совсем надоело тратить на брата свое драгоценное время — он лишь плавным шагом отошел в сторону и едва ощутимо подсек кончиком левого меча ноги. Скорость Ясуо сделала все остальное. Ясуо жмурится, сплевывает с пересохших губ песок и сухую землю, почти не поднимая головы. Между лопаток давит скругленный кончик тренировочного меча. Енэ все еще не прилагает усилий — вес плотного дерева и твердость руки делают все за него. — Ты все еще можешь уйти. Лень и самомнение сделают из тебя профессионального мертвеца. Ясуо на это поднимает ненавидящий взгляд и молча сплевывает еще немного песка. Ему нечего сказать. — Я не использовал ничего, кроме простых стоек и движений, Суо. Ничего, чего ты не знаешь и не смог бы отразить. Ты проиграл не из-за разницы в росте, в силе или в знаниях. И уж точно не из-за травм. Ты проиграл, потому что ты сомневаешься и путаешься. В бою нет времени думать и вспоминать движения. Они должны стать для тебя такими же естественными, как дыхание. Иначе тебе не стоит брать в руки ничего острее палочек для еды. Ясуо зло фыркает, но отводит в сторону взгляд. Ему обидно, но и стыдно тоже. Давление между лопаток пропадает. Краем глаза Ясуо видит протянутую руку, но упрямо трясет головой. Брат тихо хмыкает, отступает на три шага назад — и вежливо кланяется, как принято после дружеской дуэли. Ясуо подбирается, поднимается неловким, но все же единым движением — и возвращает дуэльный поклон. Он будет ходить на тренировки. Он заставит всех вокруг подавиться песком и желчью. Он больше не разочарует брата.***
На расчищенной площадке необычно людно. У Ясуо кружится голова от чужого внимания, от палящего солнца, от душно-сладкого запаха цветочных гирлянд. Ясуо улыбается, ярко и широко, и изо всех сил старается не показать ни нервной дрожи, ни липкого страха. Он… он долго к этому шел, неделями предвкушал этот день — день триумфа, день, когда он докажет, что в самом деле чего-то стоит, — но сейчас, под вниманием десятков глаз, ему боязно. Он боится провала. Он боится разочаровать наставников — и опозориться. Подвести брата. Ясуо нервозно вскапывает носком слепяще-белый песок — а затем встряхивается и упрямо задирает подбородок. Он справится. Ему достанется хороший соперник — и даже если ему суждено проиграть этот бой, он проиграет достойно. Иначе и быть не может. Когда до него доходит очередь тянуть жребий, Ясуо уже не волнуется и не дрожит. Лишь дышит спокойно на мысленный счет — и улыбается достаточно искренне, чтобы самому в собственное веселье верить. Он тянет палочку с именем не глядя, ни капли не сомневаясь в собственной удаче… но когда читает вслух имя, с трудом сглатывает ком в горле и заставляет свой голос звучать громко и твердо. Палочка с именем брата будто въяве жжет ему пальцы. Но едва ли хоть кто-то заметил ее дрожание. Первые мгновения Ясуо хочется отказаться, перетянуть жребий, но он подавляет порыв. Если он откажется, его посчитают трусом. Если он проиграет, его посчитают слабым. Если он выиграет… Решат, что Енэ ему поддался. Ясуо надеется, что наставники решат эту проблему как-то сами — но им, кажется, такой исход жребия нравится. Ну, да, не стоило на что-то иное надеяться. У Енэ, наверное, схожие мысли: Ясуо на него старается не-смотреть, но все равно замечает и чересчур жесткий шаг, и слишком каменное и равнодушное лицо брата. Пока Ясуо ждет свой поединок, он успевает смириться с судьбой. Он покажет достойный бой, что бы там кто ни думал: он не будет поддаваться и не будет ждать снисхождения — слишком хорошо знает, что Енэ не сделает для него исключения. Он будет сражаться, как подобает воину и мужчине, и примет любое решение учителей. "Не нервничай," — беззвучно, одними губами говорит ему Енэ. И Ясуо верит. На идеальный поклон он отвечает таким же идеальным поклоном, отходит на подобающее расстояние — и достает клинок. Солнце красиво бликует на лезвии, но Ясуо не обращает на это внимания. Жар солнца, рев толпы, удушающий запах цветов — ничто больше не тревожит его сердца. Лишь песок под твердыми ногами, лишь спокойное дыхание, лишь крепкая хватка на рукояти имеют значение. Они с Енэ — не с братом, с соперником — срываются с места одновременно. Сталкиваются так, что дрожь от удара отдает в плечи, но Ясуо это игнорирует. Ему такие нагрузки давно привычны. Его шаг уверен и прочен, его движения отточены бессчетными тренировками — даже если поднимется шквальный ветер, Ясуо не поколеблется и не выпустит меча из напряженных пальцев. Все лишние мысли уходят из головы, остается лишь холодный расчет и пламя в кипящей крови. Ясуо уклоняется, разрывает дистанцию с ловкостью змеи и скоростью горной кошки — и атакует без всякой жалости. Енэ — соперник, не брат — не щадит его тоже. Ясуо не замечает ни времени, ни усталости, но понимает, что проигрывает. Енэ теснит его, Енэ давно перенял инициативу и никак не позволяет ее вернуть: Ясуо отступает, с все большим трудом блокирует и уклоняется. Но он не может — не хочет — проиграть. Шквальный ветер вдруг рождается в его груди, срывается с напряженных пальцев, струится вдоль режущей кромки — и сердце Ясуо наполняет чистый, ничем не прикрытый восторг. Никто такого ожидает: ни зрители, ни сам Ясуо, ни Енэ. Ветер бьет, продолжая, усиливая удар стократ — Енэ сбивается с шага, пропускает удар, лишь в последний момент отклоняясь и спасая от лезвия правый глаз. Толпа безмолвствует. Толпа разражается громовым грохотом. Енэ подбирает выбитый из руки меч, не отрывая от Ясуо взгляда, — и отходит на дистанцию поклона. Ясуо, замерший в последней фазе удара, спохватывается, отмирает и отступает тоже. Гул крови в ушах не дает расслышать ни слова: но он видит, что Старец встал с роскошной скамьи, читает по его узким губам одобрительное: "Отличный, истинно-красивый бой." И наконец вспоминает, что такое дыхание. Ясуо все еще не может поверить в собственную победу: он принимает чужие поздравления робкой, неверящей улыбкой, кому-то кивает, кому-то пожимает руки или хлопает в ответ по плечу… В тени клена стоит Енэ. Ясуо и сам не замечает, как ноги приводят его сюда. Он ждет… Наверное, равнодушия или ругани, но Енэ — брат, не соперник — вдруг обхватывает его, стискивает в крепких объятиях, пачкая до сих пор сочащейся из пореза кровью. А затем вдруг спохватывается, разрывает контакт, отступает на полшага — и прижимает к рассеченной брови по-обыкновению перебинтованное запястье. — Ты молодец, — хвалит он тихо, но искренне. И Ясуо наконец понимает, что действительно победил.***
Осенний ветер пахнет кленовой горечью, и Ясуо неосознанно слизывает с губ этот привкус. Слишком спокойно и тихо. Слишком мирно. Будто бы границы Исконной Земли не охвачены пламенем войны. Будто бы все это так далеко, так не по-настоящему, и можно просто закрыть глаза, выбросить знание из сердца и памяти… Но ветра юга и запада шепчут о крови, о смерти — и о великой славе, и Ясуо истово хочет все бросить, побежать на их зов. Попасть в самое сердце бури, покорить ее — и непременно вернуться с победой. Скоро. Ясуо не сомневается: совсем скоро он ворвется в ряды захватчиков, сломит их, заставит в ужасе убегать, и ветра будут выть победные гимны, и ветра взрежут вражеские глотки, ветра будут сражаться на его стороне. Но сначала он должен доказать, что достоин подобной чести. Енэ смотрит на него с мрачной решимостью, будто бы все для себя — для них обоих — уже решил. Он вообще в последние дни непривычно молчалив, отстранен и задумчив. На брошенный вызов он не убеждает, не спорит, не давит авторитетом — лишь складывает руки в ритуальном жесте и кланяется с идеально прямой спиной. — Я ожидал этого. Пусть будет так, — говорит он уверенно, хоть и тихо, и Ясуо с легким сердцем принимает такой ответ. Хорошо. Не пришлось тратить время на уговоры. И сейчас не придется тоже. Ясуо усмехается, шало и злобно-весело, и против всех традиций салютует связанным с духом клинком. Енэ на это не реагирует. Не говорит ничего про неуважение к сопернику и собственному клинку, не морщится досадливо и будто от головной боли, не закатывает глаз… Безмолвно достает меч — единственный в этот раз — и обозначает поклон легким кивком головы. Может быть, в любое другое время Ясуо стало бы жутко. Но сейчас он слишком не-здесь мыслями — и душой. Это не просто дуэль — это доказательство его силы. Его права идти на войну — и вести за собой армии. Они с братом сражались не раз и не два, всерьез и в полушутку, для демонстрации, для тренировки и просто так. Но дуэли… Настоящей дуэли меж ними считай и не было. Сейчас Ясуо просто обязан победить: он наследник Соумы, первый ученик, покоритель ветра, а Енэ... Ну, он талантлив, но ветер давно перестал ему подчиняться — и Ясуо уже не уверен, что вообще хоть когда-то подчинялся, что увиденное им в детстве не простые фантазии и безграничное восхищение старшим братом. Ясуо сильней и лучше. Даже без бессчетных изматывающих тренировок. Тренировки ему давно уже не нужны — и он пропускает их без капли раскаяния. Они сходятся, безмолвно и яростно, священный металл высекает закатно-золотые искры: и Ясуо бы любовался этим, наслаждался бы боем, если бы не предвкушал войну. Движения Енэ скупы и отточены. Безжалостны и хладнокровны. Ясуо знает их все. На его стороне и врожденный талант, и удача, и все ветра Ионии — одного лишь умения и хладнокровия недостаточно, чтобы его сломить. Ясуо ветер даже не призывает: ему достаточно и таланта. Он выбивает меч Енэ как-то непривычно легко, хоть такого исхода и следовало ожидать, — и не сдерживается, снова надменно скалится. Но Енэ остается по-прежнему каменно-равнодушным. Не шипит зло под нос, не закусывает привычно губу... Не делает вообще ничего, что обычно при таких сокрушительных поражениях делает. Просто смотрит мрачно, медленно опускает поднятые в незавершенном ударе руки, и бросает холодное: — Твое место здесь. И Ясуо, все еще окрыленный победой, уже умчавшийся мыслями далеко на запад, понимает эти слова не сразу. Он вбрасывает меч в ножны, резко поворачивает голову, ловя чужой взгляд — и недоуменно приподнимает брови. — Со Старцем Соумой. И Ясуо вдруг отчетливо понимает: это не дурная шутка. — Он учил меня именно ради этого! — Ясуо не удерживает спокойного тона, говорит горячо и искренне, потому что лишь так Енэ можно переубедить… — Я могу закончить войну. У него, наверное, даже почти получается. Енэ отводит взгляд, выдерживает паузу, выдыхает устало и горько — и все же отказывает. Говорит о долге, о чести, об обязанности первого ученика защищать… Ясуо хочется призвать ветер, чтобы тот отнес все эти слова прочь и стер, чтобы даже памяти о них не осталось… Но Енэ уже все решил. И даже брошенная в спину горячная клятва не подвести не может изменить его решения. Енэ проходит мимо, выдергивает из деревянного пола меч — и отвечает на искренность настолько невероятной глупостью, что Ясуо даже не успевает на нее ответить. Брат уходит собирать немногие вещи, которые понадобятся на войне… и уходит, не оборачиваясь. Ясуо победил, но не чувствует радости от победы. Цели он не достиг, лишь отодвинул неизмеримо дальше. Он чувствует, что где-то его обманули. Он чувствует себя проигравшим.***
Ясуо лихорадочно трет руки. Пальцы немеют, вода в ручье кажется ледяной — но он не может остановиться. Ему кажется, что под ногтями, меж пальцев и даже под кожей чужая кровь. Его руки чисты. Ни холод, ни монотонность движений не приносят успокоения. Еще одна смерть от его руки. Еще один человек, которого он знал, уважал и не хотел убивать. Он уже не помнит, скольких бывших соратников и соучеников убил. Чужие лица сливаются в землисто-кровавый ком, чужие проклятья и предсмертные крики — в шелест осенней листвы на ветру. Брат… Наверное, он был прав. Ясуо не готов никого за собой вести. Разве что погоню. Но это — не то, чего ему бы хотелось. Ему хотелось гнаться за ветром, преследовать врагов, нападая на них с яростью сотни тигров… Ясуо убегает. Ясуо бежит от погони. Бежит за убийцей. Бежит от самого себя. Для него нет больше существенной разницы, и потому он старается не задумываться, не вспоминать, не поддаваться отчаянию… Но не может не поддаваться, когда его в очередной раз настигают. Иногда он встречает ноксианские отряды, но далеко не всегда эта встреча заканчивается возмездием и чьей-то смертью. Иногда Ясуо приглушает свои дыхание и шаги, сливается с ветром и отступает. Ноксианских солдат в Ионии, в Навори, как блох на шелудивой бродячей псине — от пары десятков ничего не изменится, а Ясуо… Он не может позволить себе умереть. Не сейчас, пока его имя запятнано, пока настоящий убийца где-то скрывается и наверняка смеется. Не сейчас, пока на его руках кровь, которую можно смыть только кровью. Не сейчас, когда все, о чем он может молиться — чтобы этой крови не стало больше. Слухи идут по земле стремительным, но нестабильным ветром. Но о том, что воины его родного — и ближайших — поселения одержали очередную победу и ненадолго возвращаются домой, Ясуо узнает почти вовремя. Этого времени достаточно, чтобы вновь переменить одежду с именем и сорваться с места… Но он не знает, имеют ли эти действия смысл. Ясуо не питает иллюзий: когда брат узнает — обязательно пустится в погоню. Ясуо не знает, как скоро эта погоня начнется. Возможно, она давно уже началась. Слухи о брате он ловит жадно, но не только — и не столько — из страха перед встречей. В том, что брат его рано или поздно догонит, Ясуо не сомневается — он может лишь верить, что это случится поздно. Может быть, они даже начнут охоту за настоящим убийцей вместе — но об этом Ясуо даже боится мечтать. Он слишком хорошо знает Енэ. И именно потому он в бегах. Ясуо вообще слышит много о своем брате хорошего. Это неудивительно: Енэ сострадателен и справедлив, он практически идеальный воин света и самый лучший на свете брат… Он не отказывает нуждающимся в помощи и не требует благодарности: его запоминают тихим и вежливым в миру и справедливо-безжалостным в бою. Иногда Ясуо даже принимают за Енэ — в основном те, кто видел того издали, сражающимся с захватчиками и иным злом. Магия ветра достаточно редка, традиции позабыты, а Енэ умеет двигаться так, будто бы в самом деле ветра к нему иногда благосклонны. Ясуо быстро понял, что правда лишь вернее натолкнет бывших товарищей, натолкнет брата, на его след — и потому лжет, не делами, но недеянием. Не всегда с умыслом. Иногда ему в самом деле тяжело разбить чужие восхищение и надежды. Он не хочет видеть, как радость сменяется смущением, а затем страхом. После такой насквозь лживой тишины Ясуо лишь сильнее хочется содрать с себя кожу. И — где-то под ворохом злых и запутанных мыслей — каждый раз ему хочется быть достойным этого восхищения и любви. Хочется, чтобы все Исконные Земли говорили с такой же признательностью и гордостью о мечнике ветра Ясуо. Вера, что когда-нибудь это в самом деле случился, часто придает ему сил — но иногда отнимает их вовсе. Ясуо лжет, Ясуо меняет имена, и одежды, и маски, но от себя убежать он не может, как бы того ни хотел. Он пытается доказать свою невиновность, но крови на его руках с каждым днем все больше и больше. Он не убивал Учителя — но убил и убивает всех остальных Все, что ему нужно — запутать след, выиграть хотя бы немного времени, отсрочить очередную дуэль не на жизнь, а насмерть… Он знает, что однажды брат его все равно найдет. Он жаждет, чтобы этого никогда не случилось. Тщетно. Енэ находит его, и Ясуо понимает: все. Они не встанут плечом к плечу, не разойдутся, притворившись, что встречи не было. У этой истории не будет счастливого завершения. Ни один из них не может — не имеет права — отступить. Из этого могла бы выйти хорошая притча или легенда — трагичная, бессмысленно-жестокая и оттого прекрасная, что-то вроде легенды о Братьях, чьи клинки надо перед праздником закопать… Только вот в их истории нет ни одного завистливого демона или злого духа. Только злой рок и человеческие ошибки. Ясуо не хочет побеждать. Ясуо должен победить, иначе все смерти останутся неотомщенными, а пролитая кровь не будет смыта. Лучше бы ему проиграть. Лучше бы ему никогда не видеть, не знать, не доставать Песнь из ножен… Но движения слишком отточены, слишком естественны, чтобы он вовремя остановился. Возможно, Енэ мог уклониться, мог ветер если не перехватить, то хотя бы увести в сторону. Нанести смертельный удар первым. Снести голову или вскрыть глотку, а не всего лишь царапнуть по носу… Возможно, Енэ просто не стал. Возможно, Енэ ему поддался — точно так же как во многих дуэлях до. Не могла у него, прошедшего десятки битв с чужеземцами воина, просто так дрогнуть рука. Ясуо не хочет вспоминать об этом. Ни об осеннем дождливом дне, ни о ветре с привкусом крови, ни о победе, горчащей сильнее тысячи поражений. Ясуо и не нужно. Эта их с братом дуэль снится ему практически каждую ночь.