Смородина

Ночная темень разлилась над их макушками кислым джемом из черной смородины. Фан Гоул не был уверен, осталась ли во всем мире хоть одна банка этого тупого джема. Может, их все поколотили. Может, их выкрали безликие серебряные звезды. Может, их переплавило в пыль осадками ядерных ударов. Иной раз вообще казалось, что такой потусторонней древней хрени, как банки смородинового джема, и в помине никогда не существовало. Время успешно и подло стерло из памяти блеклые отпечатки его вкуса. Фану Гоулу, откровенно, было до лампочки до смородины, зеленеющих кустов и переплавленных в мусор банок. Хотелось лишь заснуть, чтобы сухое горькое нихера поглотило его на следующие пять часов. Фрэнку иногда хотелось откусить кусочек далекого, упокоенного в пыли и взрывах детства, чтобы кислый липкий вкус растекся по языку и застрял комом в глотке. И вроде и ностальгировать было не по чему, и вроде жизнь Фана Гоула была не так плоха, сравнивая с другими… Хотя бы Фан Гоул дышал дикими раскаленными ветрами пустынь, пьянея от свободы и оранжевого зарева рассветов и закатов, а не гнил заживо под забытым, заброшенным именем, разъеденный легальной наркотой, стерильной белизной прямых и плоскостей, забывший самого себя. Фан Гоул ни о чем не сожалел, честно. Но Фрэнк иногда тосковал по нереальному и мешал ему спать заслуженными ночами под надежным прикрытием дежурящего Корбы Кида. Фан Гоул перекатился на бок и засунул локоть под голову, гудящую от глухого давления отчего-то жесткого булыжника, на котором ему приспичило неудачно улечься через пять минут после заката. Давно это было. Корба Кид не сомкнул с тех пор глаз, вглядываясь в смородиновую бездну шуршащей вокруг костра темноты. Костер пылился перед Корбой Кидом жалкой горкой рыжей золы, и Корба периодически тыкал в него палкой, как в кошачий труп, проверяя, оно еще живое или уже мило беседует с Ведьмой Феникс. Костер искрил парой багряных звезд и таял под лимонной желтизной блеклого лунного света. Корба вглядывался во тьму. Джет Стар преспокойно сопел, закрыв руками лицо, чтобы ночной ветер не швырял в щеки грязные буйные кудряшки. Пати Пойзон свернулся клубочком у самых ног Кобры Кида, и Фану казалось, что даже не дышал. Застыл на одном месте, будто настолько сросся всем естеством с пустыней, что перевоплотился в один из ее жестких булыжников. Навечно принадлежит свободе, песчаным ветрам, кислотным дождям и смородиновому небу, осыпанному никому нахер не сдавшейся серебряной крошкой. Ветер теребил его волосы, будто помирая от скуки и развлекая себя всякой херней, швырял красные патлы по обездвиженным плечам и невыносимо, тошнотворно ровной линии челюсти, которую даже мельком взглядом задеть — уже боль адская. Краска волос в тусклом рыжеватом свете отливала бордовым, как запекшаяся кровь. Фан Гоул лениво вглядывался, пытаясь понять, так дышит он или уже нет. Вряд ли, конечно, Кобра Кид был бы так безмятежно-серьезен, если бы у него под боком остывал труп его горячо любимого брата, однако… Дышал. Мелко, редко и кратко, так, что через полтора места жидкого полумрака разглядеть ленивым воспаленным от усталости взглядом проблематично, но дышал. Если приглядеться внимательнее, оказывалось, что даже двигался, сжимал в истертой грязной руке грязно-желтую рукоятку бластера. И на кой хер ему оружие во сне, под надежным прикрытием Кобры Кида? Чего он боится? Облезлых ворон и сухо шуршащих пустынных трав? Писка цикад и песчаного воя ночных ветров? Фан Гоул думал, может, сменить Кобру — пусть поспит, может, Фан хоть дело хорошее сделает, раз надежда заснуть провалилась окончательно. Мышцы уже напряглись, ноя, чтобы поднять его с холодной пыльной земли, однако его обогнали, и он, удивленный, остался лежать. Пати Пойзон вскинулся так стремительно и целенаправленно, будто от его действия здесь и сейчас решали судьбу вселенной. Или, по крайней мере, чего-то настолько же важного. Кобра Кид подпрыгнул на месте, а после шипяще выругался себе под нос. — Хэй, Пати, — зашептал он ему. Пати Пойзон сдвинулся на десяток сантиметров вперед и мертвым грузом повалился на колени Кобры. Твердо зажатый в руке бластер прочертил в холодном песке рваную кривую. — Ты чего? Пати? — Майки, — глухо отозвался Пати, когда Кобра Кид осторожно приподнял его со своих ног, чтобы заключить в объятия. Пати слепо и неуклюже уткнулся куда-то поглубже в его хватку, роняя бластер у самого ободка догорающего костра. — Майки-Майки-Майки. — Ну ты чего? — растерянно и грустно продолжал шептать Кобра Кид, пока Фан Гоул мечтал провалиться через песок и булыжники на тот конец света, чтобы не чувствовать себя ужасающе лишним. Это явно было нечто слишком личное, чтобы видеть. — Кошмар? — догадался Кобра Кид. Майки. Майк. Майкл. Фан Гоул не слышал его имя до этого. Все они похоронили свои имена в далеком прошлом и не вспоминали, как не вспоминали руины их прежних, далеких жизней. По крайней мере, у Фана Гоула во всей пустыне не было никого, кто бы периодически звал его Фрэнком, когда ему это было необходимо до жалкой рези по сердцу. — Они тебя… — Пати Пойзон оборвался на что-то, чересчур напоминающее всхлип, и Фан Гоул болезненно скривился. Он ненавидел видеть, как реально сильных людей, способных вынести, кажется, все, откровенно ломает. — Они забрали тебя у меня. Майки… — Ш-ш, Джи, ты их разбудишь, — шептал Майки. — А им выспаться надо. И тебе тоже надо спать. Ты будешь полдня вести машину и командовать Фаном и Джетом, пока я отсыпаюсь на заднем сидении. Все будет в порядке. У Пати Пойзона, оказывается, когда-то в прошлом тоже было имя, легко и правильно сокращающееся до мимолетного нежного «Джи». Фану Гоулу хотелось прижать этот факт к сердцу жесткими костлявыми от голода ладонями и схоронить его глубоко в себе рыжеватым пламенем где-то между ностальгией по детству и глупыми мечтами о смородине и джемах. — Я так боюсь, боже мой… — едва слышно выдохнул Пати Пойзон. У Фана каменной хваткой сжало сердце и раздавило в бордовые ошметки запекшейся крови. — Иногда так страшно, что дышать не могу, просто физически не могу, а идти некуда. Даже то мое кладбище в зоне поражения. А там бабушка. А у бабушки тайник с блокнотом, где скетчи и лирика. — Не помнишь их наизусть? — тихо отозвался Корба Кид. — Помню конечно, — фыркнул Пати. — Как чуял, что блокнот потеряю. Но не все. Что-то стирается из памяти, что-то вытесняется новым. — Найди в Гнезде бумагу и запиши. Спой другим. Рисуй комиксы на обертках от консерв. Что тебе мешает? — Я не знаю, Майки, честно. Я… я ничего не обещаю. — Хорошо, — вздохнул Кобра Кид. Пати неуклюже опустил голову на его колени и устало прикрыл глаза. Он мог бы поймать взгляд Фана, если бы не был так глубоко погружен в себя. — Но ты пообещай мне не умирать первым, — вполголоса прохрипел Пати. — Джи… — Майки, я тебя умоляю. Я просто не смогу. Я совсем сломаюсь, а ты сильнее меня, ты выдержишь. — Зря ты в меня так веришь, — проворчал Кобра Кид. — И обещаю только умереть во имя благой цели, а не ради какой-то херни. Большего от меня не получишь. — И на том спасибо, Майки, — выдохнул Пати чуть громче серебряного блеска звезд. — Правда, спасибо. Кобра Кид потыкал палкой в труп костра. Джет Стар перевалился на другой бок, звонко пнув подошвой пустую консервную банку. Пати Пойзон застыл на коленях брата, сжавшись в комок, будто заледенел до обморожения кожных покровов. Фан Гоул закрыл глаза и безуспешно уговаривал тупой мозг поменьше думать и побольше спать.