Бля, Дюш, оно не налезает

Андрей помнил, как впервые увидел Мишу в платье. Это было черное узкое платье, едва доходящее ему до середины бедер. Миша был пьян. Чертовски сильно пьян. Он сидел один в квартире, прислонившись спиной к холодной стене, и чуть подрагивал плечами. Рядом стояла полупустая бутылка вина. Лохматая голова покоилась на руках, сложенных на коленях. Андрей присел на корточки перед ним и сжал пальцами локоть. — Мих. Тушь растеклась темными пятнами под красными воспаленными глазами. Пухлые искусанные губы растянулись в вымученную улыбку, обнажая отсутствие передних зубов, и Миша снова спрятал лицо. Он нервно потянул край платья, стыдливо пытаясь прикрыть свои ноги и виднеющиеся из-под задравшегося подола трусы. — Не смотри ты туда блин, — пьяно протянул Горшок, отшатываясь от Князя и пытаясь подняться, опираясь на стену, — моргалку прикрой говорю. Миша обиженно поджал губы, когда Андрей вздернул его на ноги, крепко прижимая к себе. — Дюш, ты как хочешь, но я пидор, — Горшок утер глаза ладонью, отталкивая Князя от себя, — вот прям совсем. Это мое платье, Дюх. Это я его купил, понимаешь? И надел. И мне блять нравится. Андрей тогда только по взгляду понял, что Миша готов драться за свой выбор. Что он не спьяну так решил, а это давно оформлялось в его голове. — Ну я тогда тоже пидор, Мих. Миша крупно вздрогнул и ткнулся лбом в крепкое плечо. Князь пугал своим спокойствием, теплыми руками, обернувшимися вокруг талии, и дыханием, колыхавшим волосы. Босые ступни мерзли на холодном полу, и Горшок переступил с ноги на ногу, случайно попадая на твердые носки Андрюшиных гадов. Мишины руки мелко тряслись, когда он попытался зажечь сигарету. Огонек подсвечивал его потрескавшиеся губы с маленькими кровоточащими ранками и разбитые костяшки. Он не курил, лишь молча смотрел, как сигарета постепенно обугливалась, источая едкий дым. Миша поднял голову и поднес ее к Князевским губам, едва касаясь их холодными пальцами. — Мих, ты чего? — Тебе тоже покурить надо. Я, вишь, уже полпачки скурил. Андрей обхватил кончик, сжимая его зубами, и затянулся, чувствуя, как сердце бьется где-то в горле, отдаваясь в уши. Горшок так доверчиво распахнул глаза, встав ближе, и Князь почти не дышал, боясь спугнуть его. Андрей мягко отвёл Мишину руку от своего лица и нежно коснулся его губ своими, чувствуя привкус дешёвого алкоголя и соли. — Знаешь, — вдруг выдохнул Миха, — если мы будем пидорами вместе, то уже и не совсем херня получается. Князь икнул от неожиданности. Миша отстранился, слегка покачиваясь. Алкоголь крепко ударил по мозгам. — Дюш, вино не видишь? — бегая глазами по полу, Горшок в слепую дёрнул Андрея за рукав, — надо бы допить — чего добру пропадать. Наконец заметив бутылку у стены, Миша наклонился, подцепляя ее пальцами за горлышко. Князь стыдливо отвернулся, прикрывая глаза рукой, — юбка была настолько короткой, что Андрей неспециально мазнул взглядом по бледным бёдрам и костлявой заднице, обтянутой черными трусами.

***

Миша любит платья. Но в последнее время он сильно набрал и давно перестал в них помещаться. Если и влезал, то его обязательно скручивало пополам, а швы трещали при каждом движении. Появилось острое желание спрятать свое тело. Миша даже не пытался искать платье, подходящее ему по размеру — зачем, если никакой красоты в этом нет. Пришлось смириться с тем, что время, когда он мог игриво светить ногами перед Андреем, прошло. Иногда, в порыве мазохистских чувств он залезал в интернет и листал платья в онлайн-магазинах. Потом обязательно чистил историю. От Андрея. Не хотелось лишний раз напоминать Князю, что Миша больше не худенький красивый мальчик, на которого налезет даже самое узкое платье. Андрей любит Мишу любого. Но здоровый, отъевшийся Горшок с округлившимися бёдрами заставляет его губы расплываться в довольной улыбке.

***

Миша чувствует, как кончики пальцев холодеют от нервного, непонятно откуда взявшегося предвкушения. Он запрокидывает голову и смотрит на закрытую дверцу шифоньера. Андрей тепло дышит в ухо, и, казалось, ничего не должно сейчас тревожить. Горшок глубоко вдыхает, зная, что хорошенькое чёрное платье прячется в темноте шкафа. Он мысленно надевает его на себя, и ему не нравится: оно облепляет появившиеся бока и топорщится в области грудной клетки и живота. В голове зудит желание увидеть это в реальности. Вдруг он не так сильно раскабанел на Князевских харчах. В щелку пробивается бледный желтый свет, и Миша удивленно моргает, надеясь прогнать видение. Но свечение как будто становится ещё интенсивней, и Горшок неловко ерзает, испуганно оборачиваясь на Андрея. Тот мирно спит и даже не морщится от выжигающих сетчатку лучей. Миша от греха подальше натягивает на Князя одеяло и впивается взглядом в узкую полоску света. Стоит прикрыть глаза, и щелка как будто становится шире — дверца приоткрывается, тихо скрипнув. Миша подскакивает на кровати. Что-то в шкафу сияет, переливается, бликует в огромном зеркале. На цыпочках, как можно тише, чтобы ни одна половица не скрипнула, он подходит к шифоньеру. Рука обжигается о ручку, когда пальцы обхватывают ее. «Чёртовы лампы накаливания» — с дуру думает Горшок и открывает шкаф. Свет тут же гаснет, будто его никогда и не было, и лишь в углу, в самой дальней куче, дорогая ткань отливает серебром в свете уличного фонаря. Миша воровато оглядывается на Андрея. Его грудная клетка мерно вздымается — он даже не заметил исчезновение шумно сопящего источника тепла. Горшок рассматривает платье в глубине шкафа, и пальцы непроизвольно крепче сжимают ручку двери. Он снова оборачивается на Князя. Спит. Только за окном шуршат от ветра листья. Ничего не будет, если Миша быстро примерит платье. Иначе он не уснет. Не давая себе возможности передумать, Горшок тянется в глубину шкафа, выуживая платье из-под горы футболок. В последний раз бросает взгляд на сопящего в обе дырочки Князя и, уже не сомневаясь, натягивает его через голову. Ошеломляющая легкость растекается по телу, когда холодная ткань касается кожи. Миша делает глубокий вдох и поправляет подол, любовно разглаживая его руками по широким бедрам. Он поворачивается к зеркалу и окидывает себя придирчивым взглядом. Нервное напряжение уходит, и Миша может трезво оценить свое отражение. Он встаёт боком, разглядывая зад и выпирающий немного вперёд живот. Кладет на него руку, пытаясь спрятать под ладонью, и лицо искривляет гримаса отчаяния. Миша мысленно подставляет себе костыль и гордо выпрямляет спину. Плечи у него все еще красивые, как и щиколотки. Он подгибает одну ногу в колене, отставляя бедро, и кокетливо подтягивает юбку выше. Ещё короче, ещё свободней — Миша прикусывает нижнюю губу, возводя глаза к потолку. Это все также кружит голову, как и раньше. Рука скользит вдоль тела, поглаживает мясистые бока, поднимается выше, касаясь груди. Миша впивается ногтями в мягкое бедро так, как часто любит делать Андрей, и сжимает кулак, сминая пальцами юбку. Боже, как хорошо. Мысли об Андрее отдаются теплом в паху и пробуждают воспоминания. Миша наклоняется, упираясь горячим лбом в холодное зеркало, и тяжело дышит, прикрывая глаза. Князь между худых бедер, прижимается к ним губами, оставляет засосы, любуется его телом. И нет ничего лучше, чем лохматый Андрей с блестящими от возбуждения глазами, ныряющий под подол. Он широко проходится языком по сжатому колечку мышц, шире раздвигая острые коленки. И у Миши сводит низ живота от желания и удовольствия, когда он не видит, что Андрей делает с ним под платьем. У Горшка дрожат ноги, и он, зажмурившись, тихо шепчет «Андрюша». Новая волна отвращения к своему телу сдавливает сердце. «Я хочу быть для тебя самым красивым» — глаза намокают. Горшок ненавидит себя за наркотики, алкоголизм и лень. За все то, что он делал в жизни неправильно и что испортило его тело. Жалость и отвращение душат его, и тихий всхлип сам вырывается из горла. Пальцы сильнее впиваются в бедро в надежде притупить внутреннюю боль физической. Миша быстро, так что даже швы трещат, стягивает платье — он чувствует себя грязным, как будто сделал что-то постыдное. Он перелезает через Андрея, укладываясь на своей половине и подавляя в себе желание закутаться в одеяло с головой. В груди все холодеет, когда кровать прогибается под Князевским весом, и тот совершенно осознанно придвигается к Горшку, поднимая голову и встряхиваясь. Андрей не спал. Миша готов провалиться под землю от стыда. — Почему ты больше не надеваешь для меня платья? — Князь тянет его на себя, обнимая за мягкий живот и устраивая подбородок на чужом плече. — Ты сам все видел. Нахуя спрашиваешь? Больнее мне хочешь сделать? — Горшок отворачивается. Андрей удивленно вскидывается. — Ты был очень красивым. Тебе в нем неудобно? Хочешь, мы вместе выберем другое? У Миши щиплет глаза. — Андрей, я некрасивый. И толстый. Ты знаешь, какой размер мне пришлось взять? Самый большой, который был, понимаешь? — А какой ты хотел? — Андрей улыбается ему в шею, — такой ты упитанный стал. Он сминает пальцами мягкие бедра и крепче прижимает Мишу к себе, упираясь в него стояком. — Надень его еще раз, прошу, — Андрей мелко дрожит и шумно дышит, — ты был в нем такой красивый. Я снова буду между твоих ног, как тогда, помнишь? Миша судорожно кивает, уже не понимая, с чем он соглашается. Душа рвется на части от жаркого шепота, и он хватает Князевские ладони, не желая, чтобы тот отпускал. Слеза скатывается по щеке, обжигая кожу. — Я надену, Дюш, надену, — всхлипывает Миша. Андрей тепло улыбается, утыкаясь носом ему за ухо.