Рана затянется, образуя шрам.

Кавех закатал рукав рубашки. Шрамы и порезы. Как же мерзко было видеть их в отражении зеркала. Начиная от плеча, заканчивая предплечьем, тянулись кровавые нити разных размеров и глубины. Глядя на них, Кавеху хотелось блевать от омерзения. Они казались ему ужасными, напоминали о том, насколько он слаб, насколько он погряз в долгах из-за своей несообразительности и наивности. Отвращение заставило архитектора отвернуться. Стыдно даже смотреть в глаза этому легкомысленному человеку перед собой. Как же он мог допустить такое? Что случилось с этим лучезарным парнем с уверенными и полными энтузиазма сияющими глазами, что он превратился в слабака с пустым взглядом, наполненным болью и отчаянием, который еле сводит концы с концами, пытаясь браться за любые, даже самые трудные заказы, доводя себя до изнеможения, лишь бы выплатить вовремя долг? Кавех уже какой месяц живёт у своего давнего приятеля, по совместительству нынешнего Мудреца академии, где раньше они учились вместе. Скорее даже не живёт, сидит у него на шее. Кавеху страшно просто подумать о том, что будет, если Аль-Хайтам увидит его руки. На него обрушится шквал упрёков со стороны младшего о его никчемности, после чего последует презрительный взгляд и лекции, стремящиеся его поучить, колкие фразочки, от которых, как Кавеху кажется, его скоро будет выворачивать так же, как и от собственных следов самоповреждения. От этого всего хочется кричать, истерить и реветь, выплеснуть все затолканные в глубину души эмоции. Но все, на что хватает сил архитектору, так это выйти из ванной, дойти до своей, а своей ли вообще, комнаты, достать из ящика тумбы рядом с кроватью нож, который он использовал для работы над некоторыми чертежами, и дрожащими руками поднести к предплечью. Проводя по старым или почти зажившим порезам, ощущается та самая отрезвляющая Кавеха боль. По-немногу моральная боль, что для блондина сильнее физической, начинает затихать. Ещё несколько порезов и Кавех успокаивается. Чуть спустя парень осознает, что переборщил. Терять сознание от потери крови не хочется, как и умирать в целом. Его не интересовала смерть на данный период времени, он причинял себе вред лишь для того, чтобы смочь хоть немного расслабиться от груза, что ложится на его плечи. Поэтому Кавех на ватных ногах пытается как можно быстрее и тише, чтобы не разбудить хмурого соседа, дойти до кухни, где аптечка и все нужное для остановки крови. Идя через коридор, архитектор замечает свет на кухне. Идея идти туда становится менее заманчивой, но парень пересиливает желание повернуть назад и, попутно про себя матерясь, проклиная свою удачу и себя за тупость, залетает в кухню, закрывая рукой поток крови на запястье. В помещении его встречает вопросительный взгляд Хайтама. Как же стыдно. Стыдно. Стыдно. Стыдно и ещё раз стыдно. Кавех смотрит в пол, желая провалиться под землю. Аль-Хайтам быстро проводит взглядом по соседу, заостряя свой взор на руках красноглазого. Шок выбивает воздух из лёгких, заставляя забыть как дышать. Страх наполняет Мудреца. Резко придя в себя, седовласый начинает действовать: в темпе достаёт аптечку, из аптечки бинты и перекись с мазями для быстрого заживления, необычно нежно для самого себя убирает ладонь, закрывающую поврежденную руку Кавеха, и так же нежно начинает обрабатывать раны. Архитектор, все ещё не осознавая ситуацию до конца, корит себя за такую оплошность и не замечает, как его уже с перебинтованной рукой аккуратно подхватывают сильные руки, словно он ничего не весит. По щекам рекой текут слезы. Понимание того, где он находится приходит, когда Кавех чувствует тепло тела, лежащего рядом. Чья-то рука нежно перебирает пшеничные локоны, пока другая медленно и, подрагивая, ложится на спину блондина, будто боясь сломать хрупкое тело неаккуратным движением, чьи-то губы прислоняются к его лбу, даря так нужное в последнее время умиротворение, что Кавех плавится под чужими прикосновениями и тает от жара человека рядом. В комнате над ухом раздаётся шёпот: -Я возьму отгул и мы проведем завтрашний день вместе, Кави. Поговорим, сходим пообедать куда-нибудь и прогуляемся по городу, если захочешь. Снова наступила тишина, но почти сразу её прервал ещё один шёпот, уже более тихий: -Прости, что был так груб с тобой и старался не замечать, что ты начинаешь прямо на моих глазах увядать с каждым днем. Я был очень глуп. Прости, что не смог поддержать, когда тебе было плохо. Я не очень хорош в проявлении эмоций. Прости если как-то причинял боль. И даже если я не буду прощен, я пойму и приму это. Просто попроси меня исчезнуть из твоей жизни- я исчезну, захочешь, чтобы я остался - останусь. Только говори мне обо всем, что чувствуешь и что хочешь. Я выслушаю. Я хочу защищать тебя, Кави. Всегда хотел, но не осознавал. Не осознавал до сегодняшнего дня. Я больше никогда не хочу видеть, как ты плачешь, страдаешь и ранишь себя из-за меня или кого-то ещё. Ты единственное и самое дорогое, что у меня осталось. Я люблю тебя, очень сильно люблю. А сейчас поспи, пожалуйста. Несвойственная Хайтаму ласка грела душу и заполняла пустоту. Кавех еле заметно начал дрожать, но из-за того что они лежали на кровати Хайтама почти вплотную, то обладатель зелёных глаз заметил это. -Если тебе холодно, я могу сходить за одея-, - не успел договорить Аль-Хайтам, как услышал очень тихий и хриплый голос. -Прошу, не уходи. Останься рядом со мной, - Кавех на секунду замолчал. - У меня не осталось сил ни на что, поэтому давай обсудим все завтра... Аль-Хайтам не стал ничего говорить. Лишь трепетно прикоснулся губами к уголкам глаз, мокрым от слез, щекам и оставил мимолетный поцелуй на мягких искусанных губах своего прелестного архитектора. Кавех сразу же обмякает в руках Хайтама, засыпая. На его руке было много порезов. А на сердце ещё больше. Что-то подсказывает, что одна рана точно затянется в ближайшие время, хоть и оставит ненавистный Кавехом шрам. Но шрам этот будет началом чего-то нового, чего-то хорошего и светлого, чего-то, что поможет остальным порезам затянуться и оставить такие же шрамы, заканчивающие черную полосу в жизни Кавеха. Все будет хорошо, это точно.