Переверни страницу

На самом деле интриги — тягомотный, муторный и затяжной процесс. С глумливой ухмылкой пожирающий уйму выброшенных на ветер денег, истрепанных нервов… стоптанных о киркволльские мостовые подошв. В романе это заняло бы пару абзацев. «Благодаря своему незаурядному уму, деловому чутью и обширным знакомствам Варрик Тетрас очень скоро добился желаемого». В действительности упомянутый Варрик Тетрас с самого Венца Зимы выслушивает противоречащих друг другу конфидентов, рассылает письма, организует встречи, подсылает громил с угрозами и верных людей с мешочками, полных золотых гульдеров. Все ради чего, спрашивается? Вы таки будете смеяться, дамы и господа. Ради обладания «Висельником». Дело обернулось бы куда быстрее, согласись новоиспеченная капитан стражи Авелин Валлен склонить свой слух к просьбе боевого товарища и просто неотразимого гнома. Варрик же не требовал от нее сверхчеловеческих усилий и измены родине. Всего лишь улучить момент и замолвить словечко перед наместником Думаром. Сунуть свой аристократический носик в городские архивы. Выяснить, за кем по реестрам числится таверна и кто вносит в казну положенные налоги. Шепнуть нужные имена на ушко мастеру Тетрасу. Он бы в долгу не остался. Капитан уперлась рогом, аки кунари перед запертыми воротами. Варрик долго размышлял над причинами эдакого нежелания пойти навстречу, но не нашел логичного ответа. Возможно, Авелин Валлен просто не нравились предприимчивые дельцы. Или ей вежливо намекнули — не стоит, едва вступив в должность, немедля рушить заведенный порядок и сложившиеся обычаи. Дворфы славятся врожденным упорством в достижении намеченных целей. Нет прямого пути — выкопаем обходной туннель. Пусть монна Авелин потом сколько угодно возмущенно стучит кулаком по столу. Если гном на что положил глаз, он купит обязательно. Терпеливо и обстоятельно Варрик раскручивал путаный клубок из долговых расписок, доверенностей на право владения и негласных соглашений между наместничьей управой, Торговой Гильдией, Хартией и Обществом. Таверна в Нижнем городе — не просто место, куда обыватели и гости города таскаются выпить, пожрать, обменяться сплетнями или поиметь доступную деваху. Здесь местные шайки делят сферы влияния. В задних комнатах за игрой просаживаются суммы куда больше, чем стоимость всего трактира с обстановкой. Неприметные личности торгуют тщательно отмеренными дозами специй из Антивы. Приправленное ими дефлопе по-орлейски с гарантией отправит ваших заклятых друзей на скорое свидание с Создателем. Разумеется, кто-то получает свой процент со всякой сделки, партии в «алмазный ромб» и проданного в обход Орзамарра флакона с лириумом. Этому «кому-то» вряд ли придется по душе намерение мастера Тетраса потихоньку оттеснить конкурента от сытной кормушки. Но Варрику нравился «Висельник», ставший ему настоящим домом. Варрик твердо вознамерился прибрать таверну к рукам. Дворф уже сыскал подходящее на звание официального владельца подставное лицо, мелкого дворянчика из Верхнего города, в пух и прах просадившего фамильное состояние, и крепко держал его за трясущиеся яйца клещами невыплаченных долговых расписок. Такой же якобы владелец, но посаженный Торговой гильдией, догуливал в своей должности последние недели — правда, еще не догадываясь об этом. Оставалось договориться с Хартией. Желательно так, чтобы скорые на расправу сородичи не хватались за топоры, а нашли изменившуюся ситуацию выгодной для себя и тихо-мирно огласились с новой расстановкой сил. Милостивые Предки, сколько ему пришлось сегодня чесать языком. Убеждая, уговаривая, льстя. Намекая и заливая беседу дурным кислым элем, якобы вот прям вчера доставленным из Морозных Гор. Собеседники трясли бородами и золотыми браслетами. Брызгали слюной, яростно оспаривая каждую букву и строчку предложенного соглашения. Цапались друг с другом, припоминали старые обиды, нарушенные договоры… обстоятельства, при которых сто лет тому чья-то бабушка обманом женила на себе чьего-то дедушку, а чей-то прадедушка в обход законного изобретателя завладел патентом на изготовление щипцов для колки орехов. В какой-то миг Варрик всерьез задумался о том, как бы заманить ораву крикливых засранцев в брошенный особняк и подпалить с четырех сторон. Да, жизнь мастера Тетраса в Киркволле после этого стала бы крайне затруднительной… но сколько удовольствия он бы получил, созерцая жирные дымные клубы и слушая затихающие вопли. Жаль, в нынешние трудные времена нельзя решать проблемы надежным дедовским способом. Вдоль улицы отмахнуло сильным порывом ветра, словно тяжелой храмовничьей рукавицей с размаху отвесили оплеуху. По щербатой мостовой плясали смерчики из пыли и мусора. Со стороны Недремлющего моря, переваливаясь в свинцово-сизых тучах и угрожающе погромыхивая, подтягивался первый в этом сезоне весенний шторм. На широких ступенях Долгой лестницы торговцы с приказчиками спешно убирали прилавки. Скидывали нераспроданный товар в ящики и сундуки, сворачивали в рулоны холщовые полосатые навесы, закрывали ставни. Раздуваясь драными парусами, высоко над головой хлопали растянутые от фасада к фасаду грязно-оранжевые полотнища. Повеяло солью и гнилыми водорослями, но морские ароматы немедля перебила крепкая гарь литейных цехов и вонь кожевенных мастерских. Взволнованно раскачивали мачтами и скреблись бортами о причалы корабли в порту. Паромы, обычно сновавшие через гавань до Казематов и обратно, боязливо жались к каменным ступенькам набережных. Мутные желтые волны перехлестывали через каменные ограждения, с булькающим шипением стекая в решетки сточных канав, а оттуда устремляясь прямиком в Клоаку. Крикливые бакланы и чайки неопрятными гирляндами облепили карнизы Цитадели Наместника, не решаясь встать на крыло. Добравшись до опустевшей рыночной площади Нижнего города, Варрик прибавил шагу. Невольно втянул голову в плечи, косясь на стремительно темнеющее небо. Не хватало еще угодить под шквальный ливень и промочить драгоценные бумаги в зажатом под мышкой кожаном бюваре. Шторм дело такое — если разойдется, может бушевать всю ночь напролет. Впереди гостеприимно маячила проржавевшая дверь таверны с тяжелыми кольцами. Моталась влево-вправо на скрипящей цепи жестяная фигура Повешенного в клочьях облезающей синей и бурой краски. В общем зале оказалось на удивление малолюдно. Троица портовых грузчиков и унылый клерк с бляхой таможенной службы шлепали картами, вполголоса обсуждая, надолго ли затянется непогода. Надвигающаяся гроза со шквалистым ветром разогнала по домам даже завсегдатаев «Висельника». Бармен Корф в кои веки выбрался из-за стойки, выгребая скребком золу из раззявленной пасти засорившегося камина и сквернословя сквозь зубы. Одна из официанток — судя по криво уложенному пучку каштановых волос, Нора — прикорнула за столом, уронив голову на сложенные руки. Тощий эльфенок устало возюкал щеткой по полу в безнадежной попытке оттереть россыпь кровавых брызг. Свеженьких, еще не въевшихся глубоко в плиты ноздреватого серого песчаника. Оставленных то ли минувшей ночью, то ли нынешним утром. Кому-то изрядно прорядили челюсть и брызнули юшкой с носа. Возможно, посетители лупцевали очередного глупца, рискнувшего прихватить за упругий задок мирно тянувшую свой ром Изабеллу. Капитана Изабеллу, мысленно поправился гном, взбегая по демоновой дюжине истертых, плавно выгнутых к середине ступенек. В узких оконцах таверны, больше похожих на бойницы, надрывался ветер. Щелкнул ключ, отпирая прочную дверь в частное владение Варрика. Его личный, обжитый, знакомый до последней безделушки в шкафах и каменной мозаики на стене номер-люкс. Штаб-квартиру их разномастной банды. Место встреч, бесчисленных партий в Порочную добродетель, знатных попоек и пристанище страждущих душ. Все они рано или поздно притаскивались сюда, к мастеру Тетрасу. Выговориться, порыдать на плече, обменяться секретами и грандиозными планами, поболтать о личном или сущей ерунде, кажущейся такой важной именно здесь и сейчас. На решетке в крохотной прихожей сушился расправленный плащ и валялись сапоги, облепленные слоем песка и мелких ракушек. Обрадованный Варрик устремился на призывно мерцающий отсвет свечей в гостиной. В неподъемном кресле железного дерева обосновался гость. Обладатель второго ключа от апартаментов мастера Варрика и права заявляться сюда в любое время дня и ночи. Обтянутые черными шоссами бесконечно длинные ноги переброшены через подлокотник, босые ступни вытянуты к камину. Визитер прибрал пару твердых подушек-валиков с хозяйской кровати, затолкав их под спину. Треть обширной столешницы скрылась под исписанными листами, дотошно разложенными по стопкам и выровненными уголок к уголку. Сосредоточившись на чтении, гость рассеянно отсалютовал заявившемуся хозяину полупустым бокалом: — Нора оставила тебе ужин. Она вдрызг разругалась с Эдвиной и теперь несчастна. — И в чем причина разногласий милых дам? — на ходу стягивая куртку, перчатки и сапоги, Варрик протопал за ширмы. Зафыркал раненым бронто, пытаясь холодной водой смыть воспоминания о пребывании во владениях Хартии. Воистину, как в помои окунулся и кишки дохлого нага пожевал на закуску. — В трогательном образе официантки Эдны. Является ли она предметом тайных симпатий бармена, как считает Нора? Или права Эдвина, утверждая, якобы немногословный бармен «Повешенного» безответно и безнадежно сохнет по лихой пиратке Белладонне? — Белладонна слишком ценит свою завоеванную свободу. Имея за плечами горький опыт, она избегает любых намеков на привязанность. Предпочтя ей закаленную в передрягах дружбу и мимолетные удовольствия без обязательств, — гном приподнял край стеганого полотенца, которым был заботливо укутан его ужин. — Эдна слишком юна, простовата и глуповата, чтобы привлечь столь интригующую личность, как наш остроухий бармен. Увы, обе дамы неправы, однако мне нравится их заинтересованность в судьбе второстепенного персонажа… Я смотрю, ты побывал на Рваном берегу и даже не забыл воспользоваться сапогами. Отлично, но ты съел что-нибудь по возвращении или сходу кинулся читать? Традиция при каждом удобном и неудобном случае выяснить у парочки эльфов, удалось ли им сегодня перекусить, возникла с легкой руки Авелин Валлен. Капитан стражи решительно заявила, что отказывается сражаться бок о бок с обтянутыми кожей скелетами. Якобы в горячке боя она уже несколько раз принимала их за силы противника и норовила снести щитом. Да, Мерриль, еще никто никогда не встречал толстого эльфа и такова ваша природа. Да, Фенрис, мы уважаем твое право на самоистязание и добровольную голодовку… а теперь дружно заткнулись, взяли ложки и приступили. Никто не встанет из-за стола, пока не предъявит чистую тарелку. Вы совершенно правы, это произвол, тирания и угнетение свободы личности. Пиво варят из хмеля и пшеницы, вино гонят из винограда, но их нельзя считать полноценной едой. Фрукты — полезный десерт. Милосердная Андрасте, какое плохое зло я совершила в своей жизни, что ты ниспослала мне в качестве испытания этот великовозрастный детский сад? Одна малефикарша, другой наемный убийца, а я должна из шкуры вон лезть, убеждая их пожрать. Просто съешьте это, пока горячее, и не пытайтесь вывести меня из себя. Иначе, клянусь Создателем, я перейду от дружеских уговоров к суровому вразумлению. Если кое-кто за моей спиной не перестанет дурацки лыбиться, то ответственность за прокорм неразумных соратников будет возложена на него. С ежедневной проверкой и своеручно написанными отчетами. Ты что-то сказал, Гаррет Хоук, или мне послышалось? — Я ел. — Отрадно слышать. Кстати, от поварских щедрот нам достался пирог. Со сливами и какой-то сладкой чепуховиной. Будешь? — Нет. — Будешь-будешь. Иначе заложу Авелин. — Опускаться до клеветы низко. — Но действенно же, согласись? После краткого спора блюдо с пирогом перекочевало ближе к бумажным залежам. Варрик споро расправился с внушительной порцией рагу, набулькал в кружку орехового эля, прикрыл ладонью удовлетворенную отрыжку и сообщил: — Через пару-тройку дней мы званы на прием в крайне вздорное и скандалезное общество гномов-хуекрадов. То бишь в Хартию. Грядет жаркий диспут о ценности нашей крыши над головой. Леди Империи наверняка придется высказать свое авторитетное мнение по ряду накопившихся вопросов. Заслышав свое прозвище, Леди Империя, двуручный меч с причудливо откованным лезвием и хищно растопыренной крестовиной, слегка качнулась на крюке. Зловеще сверкнуло золото росписей поверх непроглядного мрака эмалевых накладок длинной рукояти. Или старый, вросший в киркволльские недра «Висельник» содрогнулся всеми тремя этажами под мощным порывом штормового ветра? Боязливо затрепетало пламя свечей, поперхнувшийся камин выкашлял в комнаты дымное облачко. — Никак не в силах расстаться с навязчивой идеей заполучить «Висельник»? — Ха! Теперь это не идея, но фактически осуществленный план. Гениальный и хитроумный, как и все, что я проворачиваю в этом насквозь прогнившем городке. Ради которого мне сегодня пришлось свернуть язык в трубочку и засунуть его в коллективную задницу Хартии, не пойми меня превратно. Ты ведь не бросишь верного товарища на растерзание кучке разъяренных гномов? — Столько хлопот, а в итоге — ворох новых проблем высотой с Расколотую гору. Оно тебе надо? — Надо, — заявил Варрик. — Мне позарез надо навести здесь порядок. Вышвырнуть нахрен торговцев смертоносным антиванским дерьмом. Отучить посетителей таскаться в мой трактир под ручку с непотребными девками — Изабелла не в счет, ей можно. Запустить игорный стол с наместничьей лицензией. Да, и сменить мокрицу в человеческом обличье Корфа на работника, которому можно без опаски доверить кассу, ключи от бара и набить морду проблемному клиенту. — И на которого будут ходить поглазеть украдкой даже из Верхнего города. Дабы за кружечкой стаута сравнить с образом из книги и задать пару-тройку идиотских вопросов. — Ну вот, мой коварный замысел опять разгадан, — притворно огорчился Варрик. — Слушай, я полдня убил наедине с Берахтом и его сворой наголизов. Меня тошнит при мысли о том, что эта встреча отнюдь не последняя. Давай о чем-нибудь более жизнерадостном и согревающем душу. К примеру, докуда ты уже дочитал? — Финал шестой главы. — И как впечатление? — гном аж нетерпеливо подался вперед. — Пока ни то, ни се. Читательское восприятие будет раздосадованно колебаться между «мы это уже где-то видели» и «караул, я запутался в персонажах». — Опачки, — вздохнул признанный в Вольной Марке и окрестных государствах виртуоз художественного слова. — Безжалостен, как всегда. Я убит и размазан по стенке. Просвети меня, что не так? Варрик Тетрас был уверен — в день, когда Гаррет Хоук выяснил, что новый компаньон способен виртуозно послать вас в задницу на трех языках, но совершенно не обучен грамоте, они выпустили на свободу демона. Куда более опасного и непредсказуемого, чем пригретый их целителем Справедливость или древняя мерзость, учинившая Пятый Мор. Старина Джастис всего лишь скромно помышлял о свободе для всех без исключения магиков. Архидемон надеялся по-быстрому стереть человечество с лица Тедаса и заселить его Порождениями Тьмы. Чтобы потом на досуге разводить пустынные розы. Кто ж мог знать, что в облике хмурого эльфа с тяжкой судьбой и двуручным мечом за спиной в их жизнь ворвется воплощенная Ненасытность? Фенрис хотел знать. Ничто не могло встать между ним и жаждой понять, как устроен мир — и где его, Фенриса, место в этом новом мире. Это была какая-то ходячая бездонная бездна, готовая денно и нощно поглощать знания, без устали раскладывая узнанное по полочкам, систематизируя, анализируя — и приходя к совершенно неожиданным выводам. Фенрис подвергал безжалостным сомнениям любую узнанную новость, сравнивал источники, мысленно безостановочно споря с давно умершими авторитетами, соглашался или отвергал, а потом отправлялся на поиски новых книг и новых знаний. Хоук в благоговейном ужасе твердил, якобы впервые в жизни встретил убийцу, готового резать глотки не ради звонкого золотишка, но ради возможности подержать в руках редкий фолиант. Клялся, что даже он, провинциальный парень из ферелденского захолустья, способен распознать в ближнем своем признаки одержимости. У нас тут не Гнев, не Гордыня или Праздность, но редчайший вид одержимости Знанием. Если бы он, Гаррет Хоук, мог предположить, к каким ужасным последствиям приведет его врожденная доброта, он оставил бы злосчастную «Жизнь раба» гнить на помойке. Ни за что не вручил бы товарищу потрепанный томик — пусть бы эльф и дальше прозябал в невежестве. Увы, фарш, как известно, невозможно провернуть назад. Фенрис запоем читал любые книги, которые удавалось раздобыть, а Варрик со жгучим интересом исследователя наблюдал за тем, как из разрозненных осколков и обрывков взрастает новая личность. Медленно, но верно Фенрис создавал себя сам — из дичайшей алхимической смеси собственных выводов и наблюдений, сотен прочитанных страниц, чудовищного опыта прошлого бытия и постепенно налаживающейся нынешней жизни. Кто-то из банды — Изабелла, наверняка это была Изабелла с ее вкрадчивым медовым голоском и коварной душонкой! — разболтал Фенрису о том, что мастер Тетрас тоже пишет книги. Мерзко хихикая, подсунул «Историю Стража». За неделю эльф осилил роман о трагедии Героини Ферелдена. После чего на посиделках в «Висельнике» припечатал автора полным болваном. Не разумеющим ровным счетом ничего ни в мечном бое с ограми, ни в тонкостях проведения Собрания Земель, ни в ритуалах Серых Стражей. Не говоря уж о долийских традициях и глобальной разнице в мировоззрении чародеев и обычных людей. Полаялись они тогда знатно. С битьем кружек, цитированием избранных периодов из брата Дженетиви и Людвига Ансбургского, и взаимными обвинениями в предвзятости, ограниченности и зашоренности. В кои веки обозленный и оскорбленный Варрик орал, что невежде, прежде чем браться судить чужое творчество, стоит усвоить, что литература — область символического, а не бренной правды жизни. Еще неплохо было бы изучить, что за звери такие метонимия, инверсия и афоризм. Фенрис отругивался, напирая на жалкие попытки автора прикрыть кружевом умных словес заурядность персонажей и конфликт, вялый, как член покойного Архидемона — хотя речь в книге шла не меньше, чем о спасении целого мира. Довольная Изабелла хохотала так, что поперхнулась очередным глотком виски. Андерс неожиданно для всех принял сторону эльфа. Хоук прятал багровую физиономию в ладонях и скорбно повторял: он впервые видит этих крикливых недоумков и вообще не с ними. Мерриль переводила растерянный взгляд с одного спорщика на другого, и в конце концов взмахом руки наворожила между ними ледяную стену. Фенрис выскочил из-за стола и ушел, грохнув на прощание дверью. Через две или три седмицы, шныряя по руинам заброшенной тевинтерской крепости и отбиваясь от лезущих со всех сторон тал-васготов, они внезапно зацепились языками за перечень тропов в «Банде Шибача». Варрик самокритично признавал написанную одной из первых «Банду» вещью сырой и неудачной, однако Фенрису пришлось по душе неожиданное авторское решение финала. — Там никто не вызывает сочувствия. Читатель по привычке пытается найти среди персонажей кого-нибудь, с кем можно отож… — шелестящий взмах меча и веер брызг темной крови на серых камнях, — отождествить себя, и всякий раз остается разочарован. Признать себя похожим на героев этой книги — значит, расписаться в двуличии, подлости и готовности идти по головам. Кому охота в признаваться в душевных слабостях, даже перед самим собой? После знакомства с циклом повестей «Дела Клоачные» Фенрис заявил, а Варрик нехотя согласился, что эпохальный жанр — не его стезя. Запутанные романы о преступлениях и дознаниях удавались гному гораздо лучше. Кровавые интриги Торговой гильдии и раздоры в рядах Общества были ему куда родней, понятней и ближе истории об избавлении мира от Мора. Мор бушевал где-то на землях далекого Ферелдена, за волнами Недремлющего моря. Город Цепей жил своей жизнью — суетной и хлопотливой, смахивающей на драку крыс у помойного ведра. — У меня возникла пара занимательных идей, — компаньоны сидели на ступеньках пристани, ожидая ушедших на переговоры с комендантом порта Хоука и Изабеллу. — Если ты позарез не занят нынче вечером, загляни в «Висельник». Посидим, обсудим, прикинем хвост к носу. Только ты, я, будущие любимцы публики и бутылочка «Винного шрама». — Я подумаю. Лишь какое-то время спустя Варрик осознал, что нежданно-негаданно заполучил от судьбы неожиданный и щедрый подарок — читателя, соавтора и критика в одном лице. Разношерстная банда Хоука, их друзья и знакомцы — в Киркволле все в той или иной степени интересовались книгами мастера Тетраса. Выспрашивали, скоро ли выйдет продолжение, клянчили автографы и бесплатные выпуски. Рьяно обсуждали перипетии сюжета, сочувствовали героям или злорадствовали над промахами. Предлагали то или иное решение проблем, возмущались или радовались, узнавая в персонажах собственные знакомые черты. Фенриса завораживал сам процесс творчества. Паутина нитей повествования, рассыпанные загадки и подсказки, взаимоотношения героев, неожиданные повороты и открытия — эльф следил за складывающимися в единое полотно мелочами едва ли не пристальнее автора. Согласившись с мыслью об условности книжной реальности и приняв правила игры ума и воображения, он не забывал и не упускал из виду ничего. Подобная дотошность удивляла Варрика и порой малость тревожила. Для Фенриса вымышленные герои были настоящими людьми — или фигурками на доске для игры в «королевы», перемещавшимися с клетки на клетку в согласии с замыслом. И вот теперь эльф сидел — точнее, расслабленно полулежал в кресле варрикова нумера люкс — готовясь учинить разнос будущему роману. Наводящие ужас на врагов когтистые латные перчатки успешно заменили пресс-папье, придавив стопки с черновыми записями. Фенрис постепенно свыкся с мыслью о том, что больше нет необходимости денно и нощно таскать на себе доспехи, и Варрик прикупил для их хранения старый портновский манекен. Буресердниковые перья наплечников агрессивно топорщились в темном углу комнаты, составляя компанию коллекции редкого гномского оружия. В небесах над Киркволлом сошлись в смертельной битве влажные ветра Недремлющего моря и суховей из безлюдных пустошей за Виммаркскими горами. Гном отчетливо слышал, как грохочут, разбиваясь на части, сорванные с крыш сланцевые черепицы, и как разъяренные волны с гулом бросаются на штурм пристаней. Какой-то из паромов или рыбачьих баркасов непременно унесет и размолотит вдребезги об острые скалы у входа в пролив. Шторм, ничего не поделать. — Сколько глав уже опубликовано? — Фенрис перетек из одного положения в другое, складывая перекрещенные кончики пальцев домиком и опираясь на них подбородком. - Всего три? Тогда не все потеряно. Итак, смотри. История начинается столь банально, что поневоле интригует. Ночная площадь, прилетевшая из мрака стрела — и вот под ноги патрульным в дозоре валится труп аристократа из Верхнего города. Озадаченный, задерганный и бесконечно уставший от службы стражник Доннен, которому оставалась всего пара недель до пенсии и выхода в отставку. Читатели быстро проникнутся к нему сочувствием. Крикливая и излишне требовательная капитан городской стражи… тебя не страшит гнев Авелин? — Думаешь, она догадается? — Даже витающая в облаках Мерриль смекнет, что на сей раз ты использовал для создания образов героев донельзя знакомые личности. А уж когда доберется до долийки Незабудки, эксперта по древнеэльфийским артефактам… Протос… Как это правильно произносится? — Прототипы. — Точно. Прототипы для «Трудной жизни» — наша шайка. За вычетом несравненной Мьюриэль, разумеется. Ведь Мьюриэль — снова Бьянка, так? — А говорят, у меня навязчивые идеи, — буркнул Варрик. Он дал героине имя Мариэль, но Фенрис выговаривал его на собственный лад, с акцентом — Мьюриэль. От эльфийской проницательности и дотошности гному порой становилось неловко. — Ну почему везде и повсюду вам мерещится Бьянка? Может, и Бьянки-то никакой нет и никогда не было, я просто ее выдумал для пущего интересу… — Привлекательная, загадочная, коварная женщина. Твердый характер, цепкий и холодный ум, — перечислил Фенрис. Зеленые глаза под рваной белесой челкой издевательски блеснули — или в них отразилась вспышка далекой молнии? — Как правило, замужем, но брак заключен исключительно по расчету. У дамы острый язык и весьма обширный круг знакомств в самых неожиданных сферах общества. Она ловко манипулирует мужчинами, вынуждая соперничать за малейшие крохи внимания, но остается неприступной. Упорно добивается поставленных целей, выступает только на своей стороне, хотя порой может оказать героям неожиданную поддержку. Невозможно назвать ее плохой или хорошей, но этот повторяющийся яркий образ нельзя не узнать. В «Банде» это гномка Хельна Двин, в «Клоаке» — хартийка Ширен, в «Змеином гнезде» — монна Дженна Торншильд. Если эти дамы — не таинственная Бьянка собственной персоной, значит, мы видим ее отражение в зеркале твоего богатого воображения. Она впрямь настолько роковая особа? — Продолжишь настойчиво лезть в чужую личную жизнь босыми эльфьими пятками, нарвешься на каверзный вопрос, — устало предупредил Варрик. — Скажем, такой — что случилось между тобой и Хоуком после нынешней Сатинальи? Наш вожак изрядно приуныл и утратил былой задор, а ты хмуришься и огрызаешься больше обычного. Наводит на разные мысли, знаешь ли. — Мы вроде как обсуждали трудности с текстом, — на высокой переносице эльфа проявилась и быстро исчезла складка, означавшая сдержанное раздражение. Ага, задели за живое. — Вот именно, — гному совершенно не хотелось раздувать конфликт и лишаться понимающего собеседника. — Значит, против стражника Бренниковика, капитана Эндаллен и Мариэль Дюнвальд с покойным мужем ты ничего не имеешь. Фенрис кивнул: — Капитан Белладонна в своем стремлении урвать куш побольше вносит необходимую дозу бодрой сумятицы. Джевлан по контрасту с Доненном отлично воплощает образ юного и неопытного блюстителя порядка. Наемный меч Дейн Рубака, саркастичный эльф-бармен и завсегдатаи «Повешенного» оживляют тусклую повседневную жизнь Нижнего города… Полагаю, с ними отнюдь не все так просто. Ты никогда не выводишь на сцену персонажей просто ради пары фраз. Каждый из них становится кусочком мозаики, из которых ближе к финалу сложится внезапная, но цельная картина. Кстати, разбирая черновики, я не нашел заметок с планированием развития событий. — Нету плана, вот беда, — признал Варрик. — Почему? — Потому что одно как-то не вяжется с другим. Ты сам сказал, текст до зубовного скрежета вторичен и лишен изюминки. Персонажи бесцельно шароебятся туда-сюда. Их ничего не связывает. Стражник ищет доказательства и улики, задает верные вопросы, получает лживые ответы. Все, что у него есть — предъявленное Мариэль письмо с угрозами в адрес покойного Шеймуса Дюнвальда и печатью в виде шести мечей. Которое вполне может оказаться наскоро состряпанной фальшивкой и никуда не ведущим следом. Белладонна влипает в передряги, то убегая от неких врагов, то безуспешно пытаясь сбыть контрабандный товар. Дейн Рубака назойливо волочится за Мариэль. Любой поверит — на днях бдительный муженек недавно прихватил сладкую парочку на горячем. Однако не успел ничего предпринять против изменницы, крайне своевременно отдав грешную душу Создателю. Теперь вдовушка из шкуры вон лезет, отводя от себя подозрения… Когда эта вещица кружилась туманным замыслом в моей голове, она выглядела намного бодрее. Теперь она смахивает на гнилое полотно, расползающееся прямо в руках. На хрена я это затеял? Надо было наступить себе на горло и продолжать строчить «Мечи и щиты». От них скулы сводило, но эту сентиментальную чушь хотя бы раскупали. Гном заглянул в кружку и раздраженно крякнул, обнаружив, что та давно опустела. Выбрался из кресла и потопал к шкафчику с выпивкой. Путь к источнику вдохновения преградила вытянутая нога. — Я уже говорил, что ненавижу эльфов — и людишек тоже — за неумеренно длинные конечности? Всякий раз на Рваном берегу вы с Изабеллой скачете по камням, словно парочка ужаленных в задницу галл, пока я вынужден плестись где-то позади. — Хоук тоже человек с длинными ногами, — напомнил эльф. — На него твоя ненависть не распространяется? — Это другое дело, — ухмыльнулся Варрик. — Мне доставляет несказанное удовольствие смотреть, как наш лидер страдает, пыхтит и потеет в своей железной сбруе. Дай пройти, пожалуйста. Мне позарез необходима порция изысканного пойла со вкусом тоски и отчаяния. Фенрис едва заметно шевельнулся в кресле, убирая ноги — и следующее мгновение, растянувшееся тягучей каплей смолы, вместило в себя несколько быстро сменяющих друг друга событий. Над крышами Верхнего города громыхнуло столь оглушительным раскатом, что аж заложило уши. От неожиданности Варрик сделал крохотный шажок в сторону, краем глаза уловив размытое движение — и осознал себя в ловушке. Согнутый палец цепко удерживал его за звенья золотой цепочки, притягивая навстречу. Навстречу быстрому, едва ощутимому прикосновению сухих, горячих, сдержанных губ. «Мы поцеловались, — бойко заметалось по строчкам невидимое перо, ведущее бесконечную летопись жизни Варрика Тетраса. — То есть я доподлинно не уверен, но это здорово смахивало на поцелуй. Наверное, стоит срочно что-то сказать или сделать, или хотя бы разузнать о причинах… и еще спросить, почему все так быстро закончилось?» — Э-э… а давай ты не будешь испытывать на мне свои эльфийские чары? — обычно в подобных случаях Варрик вставлял ремарку «он/она не узнал собственного голоса». Осипшего, дрожащего или трогательно притихшего, в зависимости от драматизма ситуации и накала страстей. Его собственный голос звучал как обычно, разве что слегка озадаченно. — Я ведь могу и поддаться. Что, проигрался Изабелле в пух и прах? От честной расплаты золотом скатился до выполнения ее похабных желаний? Тогда поцелуй без трех заслуживающих доверия свидетелей не считается. — Ты спрашивал, что произошло между мной и Хоуком после Сатинальи, — невозмутимо откликнулся Фенрис. — Это ответ. — Отлично, теперь для полного счастья еще и Хоук. Я не готов быть сраженным во цвете лет двуручником ревнивого парня из ферелденского захолустья. Позаботься, чтобы на моем надгробии высекли эпитафию: «Талантливого автора сгубили прекрасные эльфийские глаза». — Милые. Изабелла всегда говорит о моих глазах — милые. Цепочка оставалась натянутой, слегка впиваясь в загривок. Их лица застыли в напряженной, пугающей близости, пока в сумрачных небесах Киркволла древние боги вели сражение, раскатывая на громыхающих колесницах. Варрик ощущал чужое дыхание с привкусом вина и треклятого сливового пирога, по въевшейся в кровь привычке наскоро раскладывая испытываемые чувства по полочкам. Любопытство, недоумение, вкрадчивый интерес к тому, в какую рискованную игру его пытаются втянуть. Можно ли остановить несущуюся с гор лавину прямо сейчас, желательно не задев ничьих трепетных чувств, или хрен с ней? Пускай летит, погребая под собой крепости здравого смысла? Что нынче приключилось в остроухой эльфийской голове, очередной виток обретения внутренней свободы и проба сил на подвернувшихся под руку соратниках? Никому прежде не удавалось безнаказанно тягать мастера Тетраса за его драгоценное ожерелье — но вот поди ж ты, сыскался наглец. На которого даже прикрикнуть боязно. Оскорбится, нахмурится и решит прихватить на память о неудачном вечере сувенирчик в виде окровавленного сердца. — Ничего тебе Хоук не сделает, — тяжелые веки с густыми ресницами на миг опустились, притушив зеленое сияние. — Ему слишком интересно узнать, чем завершится «Трудная жизнь», и он не сможет обойтись без твоей поддержки и советов. Нет, я не пытаюсь что-то доказать ему или себе, или отомстить, или найти замену, или проучить, или какие там глупости обычно совершают страдающие герои в романах. Мы поцеловались пару раз, взаимно испугав друг друга — и остановились на этом. — Пока остановились, — дотошно уточнил Варрик. — Ваше расплывчатое «пока» тянется уже месяца три. Удивительно, как у Хоука достало терпения не разнести тут все вдребезги пополам. — Ты же сам сказал, какое несказанное удовольствие — созерцать чужие страдания. Особенно страдания Хоука. — Ах, вот в чем дело. Старое доброе эльфийское коварство. Бессмысленное по сути своей, но беспощадное и мучительное, как зазубренная стрела в печенке. — Оно самое. Разница в росте удобно скрадывалась тем, что эльф сидел в кресле, а дверг стоял. Так Варрик даже оказался на полпальца выше, и Фенрису пришлось запрокинуть голову. Второй поцелуй тоже вышел смазанным и неловким, но в процессе Варрик осторожно отцепил настойчивые пальцы от звеньев многострадального украшения. Ощутив твердость мозолей на подушечках и шероховатость тонких перчаток-митенок орлесианского шелка. Фенрис носил их под латными перчатками, скрывая серебряные узоры на ладонях и запястьях. (Только Создателю ведомо, сколько безумных пари было заключено в «Висельнике» в первый год их знакомства. Все из-за жутких и неотразимо притягательных эльфийских татуировок. Они взахлеб спорили о том, как выглядит лириумная роспись на коже Фенриса, как далеко уходит сплетение линий, кто первым увидит узор целиком — и останется в живых, чтобы похвастаться перед товарищами. Да, потом им было донельзя стыдно и неловко, но искусительная тяга к непознанному оказалась сильнее. В итоге полностью татуировку первым разглядел Андерс, к которому они в панике притащили залитого кровью и переломанного в бою эльфа. Справедливо припечатав сотоварищей шайкой озабоченных идиотов, целитель выкинул их за дверь лечебницы. Всю долгую ночь они торчали в Клоаке, пили и страдали, клятвенно уверяя друг друга, что в жизни больше не станут заключать дурацких споров. Через неделю оклемавшийся Фенрис явился в «Висельник» и сварливо потребовал выплаты долга. Обобрал присмиревших компаньонов без всякой жалости и заявил, что пожертвует деньги одержимому и его пациентам. Мол, тот единственный не вляпался в мерзкое пари касательно клейм на эльфьей заднице. Поубивать бы вас всех, придурков, да возиться неохота). Крылось в неуклюжей и самой неуместной на памяти Варрика попытке соблазнения нечто умилительно завораживающее. К примеру, мягкое давление ладоней, беспокойно и нерешительно гладящих его по плечам. Давненько никто к нему не прикасался столь откровенным образом. Всем в Киркволле известно, что личная жизнь неотразимого мастера Тетраса не обсуждается. Она где-то есть, но какова она, сколько в ней побед и поражений — любопытной публики не касается. Довольствуйтесь романами. Варрик поймал себя на том, что стоит, довольно прижмурившись и крепко упираясь обеими руками в высокую спинку кресла. Не размышляя о причинах и следствиях, не ведя мысленную хронику, но позволив утянуть себя в бездумное, изучающее соприкосновение губ. А еще Фенрис запустил пальцы ему в волосы, как раз под туго затянутый плетеным шнурком хвостик. Коварный, подлейший маневр. Очень трудно сохранять здравомыслие, когда ваш затылок вкрадчиво и многообещающе поглаживают. Осторожные поначалу поцелуи становились настойчивей, но слава яйцам, без попыток засунуть язык ему в рот. К подобному он как-то не готов. Во всяком случае, не готов вот прямо сейчас. Фенрис чуть отодвинулся в сторону и произнес какую-то фразу. — А? — переспросил Варрик. Малость затуманенный рассудок откатывался соображать, упрямо цепляясь за одну мысль — голос эльфа всегда так чарующе отзывался в ушах? Этот приятный мелодичный голос, необычно низкий для элвен. — Дейн и Мьюриэль только притворяются влюбленными, — терпеливо повторил Фенрис. — На самом деле он работает на нее. Варрик сморгнул, переваривая услышанное: — Допустим. — Они спланировали смерть Шеймуса и убрали его чужими руками, но чьими? Ради какой цели? Ведь не только затем, чтобы Мьюриэль завладела ключами от сундуков с золотом семьи Дюнвальд? Возможность обсуждать проблемы вымышленных людей в промежутках между поцелуями — вот в чем, по мнению Варрика, таилось нечто воистину особенное. Невероятное. Возбуждающее похлеще самых искусных лобзаний. Вызывавшее ощущение пригоршни жгучих, болезненно покалывающих нервы мурашек, штормовой волной проскакавших сверху вниз по хребту. Или у него просто заломило спину от неудобной позы?.. — Эм-м, Фенрис… как истинный джентльмен и творец с обостренным чувством драматичности момента, я обязан кое-что сказать. Если мы сейчас остановимся, я не обижусь. Это не похерит наши дружеские отношения и ни на каплю не изменит моего мнения о тебе к худшему. — А если нет? — зеленые глаза смотрели строго и выжидающе. В низком ночном небе блеснуло ослепительно-белым заревом и раскатисто шандарахнуло. — Тогда стоит перебраться в более удобное место, — предложил Варрик. — И я очень тебя прошу — не страдай молча. Дай знать, если что-то тебе не по нраву. Я пойму. Ну, постараюсь понять. Вместо ответа Фенрис угловато вскинулся на ноги, поймал гнома за запястье и молча потянул за собой. Вдоль засыпанного черновиками длинного стола, мимо книжных стеллажей, приземистого верстака и оружейной стойки Бьянки. Мимо нарисованных в простенке фигур — геральдический мабари на задних лапах, саирабаз, воин кунари с огромным топором, рыцарь в золотом доспехе — к двойному арочному проему. Сквозь взмах тяжелых кожаных занавесей в разгоняемую единственным светильником полутьму. При тусклом освещении пепельно-смуглая кожа эльфа казалась совсем темной. Белые волосы и лириумные отметины на подбородке и открытом участке шеи отливали нездоровым блеском. Они не очень ловко завалились на низкую постель поверх набросанных пледов и покрывал. Фенрис охотно пошел в объятия, не возражал, когда с него стянули жилет из кожи везделаза с высоким воротником-стойкой, однако мягко пресек попытку распустить шнуровку на горловине рубашки. Ладно, мысленно согласился Варрик. Раз таково условие, рубашка остается на месте. Изучать чужое тело сквозь плотную льняную ткань тоже занимательно. Осязая руками то, что прежде видел лишь глазами и о чем догадывался. В отличие от братцев Хоук, крупных амбалов с перекатывающимися мускулами юных бычков, Фенриса сплели из звенящих от напряжения лучных жил. Эльф был слишком твердым, с остро выступающими под кожей сочленениями костей, не хрупким, как большинство его соплеменников, но худощавым и гибким, наполненным скрытой силой. Его волосы на ощупь оказались густыми, жесткими и сухими, как солома. Когда Фенрис впервые вышел к ним в эльфинаже, переступая трупы охотников за рабами, бесцветные, кое-как обкорнанные пряди вызывающе торчали во все стороны. Потом Изабелла уговорила эльфа слегка отпустить и подровнять волосы, но неизменно закрывающая пол-лица челка осталась. Как в дурном любовном романе, их неодолимо тянуло друг к другу. Вспыхнувшее притяжение не нуждалось в объяснениях и разумных обоснованиях, не было продиктовано похотью или нездоровым возбуждением. Оно было спокойным, естественным и требовательным — а потом трепещущее, волнительное чувство начало таять, просачиваться сквозь пальцы, грозя вот-вот оставить в одной постели двух смущенных и растерянных нелюдей. Потому что кто-то из них сделал что-то не так. Или не сделал. Или не сказал. Или не… Не сказал. Точно. Варрик отвесил себе смачного воображаемого поджопника. Им позарез необходимо говорить, а не просто лапать друг друга в сумраке. Если он немедленно не отыщет в своей голове нужных слов, все рухнет. И вряд ли срастется заново. Фенрис здорово рискнул, сделав первый шаг. Не встретив ни заинтересованности, ни понимания, эльф просто встанет и уйдет. Под проливным дождем вернется в Верхний город, волоча груз вины в том, к чему совершенно непричастен. Захлопнет дверь и опять напьется вусмерть, а им с Хоуком только-только удалось убедить его в том, что главное в вине — блюсти меру. — Четыре соперничающих группы, — осторожно, словно ступая по кромке затянутого мхом болота, негромко произнес Фенрис. — Между ними — те, кого прихотью судьбы затянуло в круговорот событий и Доннен с напарником. — Говори, — выдохнул Варрик. Перевалился набок, сгреб ладони Фенриса в свои, крепко стиснув холодные, неловко оцепеневшие пальцы. — Пожалуйста, говори. Мне очень нужно тебя слышать. Что за группы? — Первая — граф де Фавр, антиквар Вагнер и их хасиндские подручные из земель Коркари. Вторая — самозванцы, выдающие себя за Приставов-за-Морем, — эльф сделал короткую паузу, переводя дыхание. — Те, что не ведают жалости и оставляют после себя трупы с печатью шести мечей. Третья… Варрик притянул его ближе, ткнувшись лицом в острую, напряженную выемку, где шея переходила в костлявое крепкое плечо. Сомкнул руки в прочный замок за спиной эльфа и невольно вздрогнул, ощутив боязливое прикосновение прохладных ладоней в широко распахнутом вырезе рубашки. — Третья?.. — пробормотал Варрик, жадно втягивая щекотавшую ноздри смесь пыльных, дымных, пряно-горьковатых запахов, исходивших от чужой одежды, волос и кожи. — Третья группа недавно прибыла на корабле под флагом Амарантайна, так? Мрачные парни, что повздорили с командой «Драконьего клада», прямо на глазах Доннена и Дейна. Капитан Белла полагает, их вожак из Тевинтера. Однако пока чужаки не лезут в ее дела и не задевают ее экипаж, пиратку их присутствие не беспокоит. Мне нравится, как от тебя пахнет. Охрененно. — Ты меня только что… обнюхал? — насторожился Фенрис. — Угу. Извини. Ничего не могу с собой поделать. Кто представляет четвертую группу, Мариэль? Доннен? Пауза между вопросом и ответом затянулась — как затянулся поцелуй. Начатый как безмолвная попытка извиниться и разрушить возникшую было неловкость, но переросший в что-то совершенно иное. Кусачее, жадное, томительное и такое непристойно-влажное. Оборвавшееся, когда Фенрис высвободился, мотнул головой и издал сквозь зубы звук. Нечто среднее между глубоким вздохом и подавленным на излете стоном. Дрожащий звук, с точностью выпущенного Бьянкой болта поразивший не сердце и не встревоженную душу, но загадочную точку в разуме Варрика. Ему хотелось услышать невыразимо приятный и едва уловимый звук еще раз. Желательно погромче. Хотелось снова и снова гладить выгнувшуюся спину эльфа, безжалостно комкая рубашку. Проводя от остро выступающих лопаток вниз, к узким бедрам и стройной талии, которую Варрик при желании мог обхватить обеими руками. Ну, не совсем полностью, между большими пальцами все-таки оставалось расстояние. Как, как при телосложении кузнечика можно умудряться вытанцовывать с такими внушительными дамами, как Леди Империя, Ее Песнь или Милосердие? Магические клейма тут не при чем, Варрик своими глазами видел, как Фенрис с легкостью крутит двуручник, не прибегая к помощи татуировок. — Не Мьюриэль, — согревшиеся пальцы, вовсю хозяйничавшие под рубашкой Варрика, настойчиво стиснули предплечья. — Она участвует в игре, но ее занимает только собственная выгода. И не Бренниковик. Доннен стремится исполнить долг — так, как он видит и понимает его суть. Клятву служить и защищать, данную двадцать лет тому зеленым юнцом, вступившим в городскую стражу. Нет, это будет… Церковь. — Решительно, — признал гном, — и дерзко. Ты в курсе, что, если плюнуть в сторону Церкви, она утрется, но коли Церковь ответно харкнет в тебя, ты захлебнешься и утонешь? Напоминаю, нам еще цензурный комитет проходить. Где заправляют нервные до поддержания устоев и скреп дамочки из окружения Владычицы. — Им будет полезно вспомнить завет Андрасте о том, что цель не всегда оправдывает средства. И лишний раз убедиться, как легко в их безупречных рядах скрыться волкам в овечьих шкурках. — Допустим, ты меня убедил, — Варрик сделал вид, что напрочь не замечает двух вещей — того, как чьи-то руки расстегивают тяжелую пряжку на его поясе. И того, что его собственные ладони все настойчивее сминают эльфийскую задницу. Похожую на грудь юной девушки — упругую, ладную и крепкую. — Напомни, кто у нас выступал на стороне Церкви? — Пятая глава, — Фенрис резко выдохнул через нос, высвободил руку и рванул шнуровку, будто избавляясь от удавки. Распахнул воротник, открывая длинную шею с выступающим кадыком и тянущимся вниз, к ключицам, узором расходящихся лириумных линий. Под прикосновением губ и языка ощущалась четкая граница между слегка шершавой, солоноватой кожей и неестественной гладкостью татуировок. Эльфа раздражали случайные прикосновения, и все в шайке быстро усвоили: никаких дружеских тычков кулаком в плечо или под ребра, никаких сокрушительных похлопываний по спине. В редчайших случаях допустимы рукопожатия и объятия. Однако сегодня — сегодня разрешено почти все. — Порт. Стражники разгоняли горожан, швырявших нечистоты в ворота лагеря кунари. Рядом болталось примечательное трио — юная мать Патриция, храмовник Уоррен и брат Бастиан из Тантерваля, что величает себя принцем в изгнании. Слабость характера уже который год не позволяет ему определиться, что важнее — преданное служение Андрасте или месть убийцам семьи. — Я думал, Певчий тебе по душе, — удивился Варрик. — Он так старается облегчить твою жизнь и обратить в свою веру, а ты подбиваешь меня сделать из него пособника злодеев. Фенрис хмыкнул: — Мне больше по душе добытое им разрешение посещать библиотеку собора. Еще я расспросил Владычицу и разузнал кое-что о бурном прошлом мессира Ваэля. — С какой это радости бабуля Эльтина откровенничала с тобой о своем верном паладине? — Как ты сам однажды заметил, пожилые дамы испытывают непреодолимое сочувствие к хмурым задумчивым юношам с тяжелой судьбой. — Создатель милосердный, что за чудовище мы воспитали посередь себя? — с гордостью вопросил у потолка гном. — Ну, и? — Она заботливо пыталась меня предостеречь. Всячески намекала на то, какие соблазны и искушения подстерегают неопытные души, и как важно их избегать. Знаешь, Себастьян всегда так пристально разглядывает мои руки. Думаю, если поманить его возможностью снять одну из моих перчаток в обмен на ключи от запрещенной секции библиотеки, он не устоит. — Ты остроухий засранец, ты ведь знаешь это? — Зубами, Варрик. Распрекрасный принц будет стягивать ее зубами. Они приглушенно расхохотались, столкнувшись лбами. Теперь их разделяли только слои вываренной кожи, льна и простеганного шелка. Варрик порой ощущал бедром упруго натянутую ткань между ног лежавшего рядом эльфа. Вряд ли Фенрис способен так искусно притворяться, да и какой ему в этом прок? Эльф желал близости — и от осознания этого внутренности Варрика начинали самопроизвольно скручиваться в испуганно екающий, трясущийся от ужаса и предвкушения клубок. Потому что это же Фенрис. Самый красивый и смертоносный парень в Киркволле. Что он может ему дать, кроме захватывающей болтовни, которая так возбуждает их обоих? — Значит, бедолага Бастиан обречен сыграть в команде дрянной девчонки Патриции, — подвел итог Варрик. — Хм, четыре противоборствующие стороны. Плюс непредсказуемые темные лошадки с собственными загадочными целями. При эдаком раскладе «Трудная жизнь» может стать крайне занимательным чтивом. Особенно когда персонажи начнут действовать. — Мешая друг другу. — Подбрасывая фальшивые улики и вводя стражника в заблуждение. — Кто-то окажется совершенно не тем, за кого себя выдает. — Кому-то придется сделать выбор между спасительной ложью и убийственной правдой. — На кого-то снизойдет просветление. Он или она поймут, что сыты по горло гребаной гонкой на выживание. — И что нет ничего лучше, чем созерцать закаты с веранды прибрежной таверны в Антиве. — Нам позарез нужен предатель. Пусть читатели на своей шкуре ощутят всю боль подлого удара в спину от того, кого полагаешь другом или единомышленником. — Кстати, ты ведь малость разбираешься в Кун? Как насчет персонажа-кунари? Неоднозначного, экзотичного, с большим топором и вывернутой наизнанку логикой, м-м? — Не потянем, слишком сложно. Но я настаиваю на беспорядках, устроенных матерью Патрицией, дабы прикрыть свои темные делишки. — Эк она тебе досадила. — То, что кунари непохожи на нас, не повод клеймить их еретиками и натравливать на них озлобленную паству. — Еще необходим внезапный союзник. — Только не Мьюриэль. — Это еще почему? — Ты уже делал ее неожиданным сторонником угодившего в беду героя. Дай ей хоть раз довести интригу до конца. Пусть она встанет посреди окровавленных тел, уверенная в своей победе. В том, что обвела всех вокруг пальца, вышла сухой из воды и… — Фенрис сбился с мысли, втягивая воздух быстрыми, частыми глотками. Его обычное спокойствие рвалось, как бумажная маска. В кои веки эльф выглядел взбудораженным, напряженным и одновременно донельзя растерянным. Даже его запах изменился, наполнившись тяжелым, сладковатым мускусом. Варрик поймал его за подбородок. Ткнулся губами в острое ухо. Ощутил заполошное биение жилки на шее и пульсирующий жар под кожей. — Все хорошо. Послушай меня. Знаю, звучит по-дурацки, но если, эмм, если ты захочешь вложить свой эльфийский меч в мои ножны, я не буду против. Только без пальцев, если можно. Мысль о твоих бесконечно изящных пальцах в моей волосатой заднице меня пугает. — Тогда… тогда будет больно. — Не смертельно же. Мы, гномы, народ выносливый. Для таких случаев нужно масло, да? У меня где-то припрятан пузырек веретенки. — Мы можем… можем просто поговорить, — слегка отсутствующим, утекающим голосом предложил Фенрис. — Я… я как-нибудь справлюсь. — Ой, не пизди, пожалуйста, — скривился Варрик. — Справится он. Давай начистоту — у тебя стояк и ты весь горишь так, что факелы зажигать можно. До сих пор не возьму в толк, почему тебе приспичило именно со мной, но тебе позарез этого хочется. Ну и отлично. Новый жизненный опыт расширяет горизонты. Только ради Создателя, не начинай убиваться над моей растоптанной гордостью. Пока ты еще в силах здраво соображать, подумай кое о чем другом. Куда более досадном для меня, чем утраченная невинность. — О чем же? — кружившие по груди Варрика пальцы исчезли. Судя по дерганым движениям и злобному шипению, Фенрис подцеплял ногтями и распускал идущую вдоль бедер шнуровку на своих до скрипа облегающих шоссах. — Волосы, — скорбно напомнил гном. — Дикие заросли повсюду. Кривые короткие ноги. Сломанный нос. — Мы знакомы без малого два года, — эльф издал один из тех редких суховатых смешков, которые Варрик приравнивал к коллекционным орлесианским монеткам-капризам. — Признаю, у меня хватает недостатков, но я не слепой. Я прекрасно знаю, как ты выглядишь. И сколько ты весишь. Если ты не забыл, именно я надрывался, вытаскивая твою бесчувственную тушу, когда ты сорвался с треклятой барки. — Меня серьезно ранили, между прочим! Хорошо, гномы не видят снов. Иначе меня бы до конца дней преследовали живописные кошмары о том, как я тону в грязной воде. По соседству с дохлыми крысами и гнилыми дынными корками. — Я знаю, какое вино и еду ты предпочитаешь, как ведешь дела с Гильдией и о дюжине алых рубах с вышивкой золотом. Нет, я не рылся в твоих сундуках, просто заметил разные узоры. Мне нравятся твои книги, нравишься ты — и мне все равно, сколько у тебя волос на теле. Это… интригует. Делает вас и людей более живыми. Осязаемыми. Приземленными и восхитительно плотскими. Фенрис извернулся, гибким движением сбрасывающей кожу змеи избавляясь от исподнего белья и шоссов. Вытянулся рядом, опираясь на локоть и по-прежнему упрямо отказываясь расставаться с рубашкой. Может, потому что именно такая привычка была у Ферри, бармена «Повешенного» — хмурого эльфа с белыми волосами и загадочным прошлым? Представлял ли он себе на месте Варрика кого-то другого — ибо в «Трудной жизни» гном предпочел остаться безликим и всеведущим рассказчиком? Варрик сгреб его в объятия, затаскивая на себя — легкого в кости, гибкого, разгоряченного. Взъерошил ставшие влажными волосы на затылке, поймал губами еще один сводящий с ума звук — низкий, перекатывающийся в горле, похожий на отдаленное гневное рычание и на томительный зов. Слишком близко, слишком тесно. Слишком много болезненно обострившихся ощущений — от колючего пледа под лопатками до настойчиво трущейся сквозь слой ткани твердой чужой плоти. — Оу. — Понимаю, это невероятно трудно, но воздержись от шуточек про неподъемные дворфские кувалды. Да, все дурацкие остроты про гномов, назойливо лезущих на Глубинные тропы, я давно выучил наизусть. Думаю как-нибудь составить из них сборник. — Может, во мне говорит зависть пополам с восхищением. Могу я… взглянуть поближе? Варрик малодушно зажмурился. Обычно это он решительно стягивал с кого-то кокетливо хихикающего или нетерпеливо ерзающего пышную хрустящую юбку или модные полосатые штаны, а тут вон как обернулось. Занесите в хроники, он сам на это согласился. Будучи в твердом уме и трезвой памяти. С тактичностью-то у Фенриса все в порядке, хотя с точки зрения эльфийской эстетики сейчас перед его прекрасными глазами предстанет сущее безобразие. Надо было потушить светильник. Хотя какая разница, если они оба неплохо видят в темноте? И как бы он тогда смог любоваться игрой света и теней на лице Фенриса? Гребаная Бездна, что скажет скрывающийся невесть где Бартранд, когда до него долетят пикантные слухи из Киркволла. Ханжа и сволочь Бартранд, никогда не упускавший возможности попрекнуть взбалмошного и неотразимого младшенького неудачливой интрижкой. Не сказать, чтобы Варрика сильно волновало мнение обделавшегося по всем статьям братца… просто было бы чрезвычайно приятно взглянуть на его багровую и перекошенную праведным негодованием физиономию. Чтоб ты сдох в муках, Бартранд. — Оу, — негромко повторил эльф. Расчетливо неспешным движением провел сложенными пальцами снизу вверх. Одним легким жестом превращая рассудок уважаемого дешира Торговой гильдии в бултыхающееся смородиновое желе. С выложенной сморщенными ягодками дурацкой улыбкой. С сердцем, заполошно колотящимся о ребра в безнадежной попытке проломить костяную клетку. Фенрису не понадобится оживлять оплетающие руку клейма — глупое сердце само вот-вот выпрыгнет и уляжется ему на ладонь. Почему, ну вот почему? Жили же спокойно. Гоняли разбойников, ввязывались в смертельно опасные авантюры, напивались и буянили. А теперь его трясет от макушки до пяток, он голый и потеет, как свинья. Из перехваченного судорогой горла рвется жалобный скулеж. То ли просьба перестать наматывать его душу на кулак, то ли униженная мольба не останавливаться. Продолжать вкрадчиво и нежно, так нежно оглаживать изнывающее достоинство. Древние Предки отлично пошутили. Теперь эти говнюки наверняка ржут в голос, созерцая вечную маету и страдания потомков в поисках партнера. Потому что кто ж добровольно позволит запихнуть в себя такую красу несбиранную?.. — Ты говорил, у тебя есть веретенка? — Рабочий верстак, — с усилием припомнил Варрик. — Полка справа… нет, слева. Стеклянный флакон, квадратный такой… — Никуда не уходи, я быстро, — смазанное движение, слегка качнувшее матрас на постели. Тихое шлепанье босых ног, шелест откинутого занавеса, отдаленное позвякиванье. Частая дробь дождя, хоть на время смывающего грязь и копоть с городских улиц. Просочившийся в окна медвяный аромат распустившихся соцветий венадаля, этих крохотных белых звездочек. Может, именно так из множества мелких поступков взрастает доверие, о котором столько разглагольствуют, но которое так трудно завоевать? Они не первый год прикрывают друг другу спину в бою, и Варрик был тверд в намерении вскорости привлечь Фенриса к своим делам. Нельзя же отличному бойцу всю жизнь торчать в старом особняке, от случая к случаю убивая людей и чудовищ. Раз ты доверил кому-то жизнь и ключ от жилища, наверное, сможешь доверить и задницу? Не особо привлекательную и соблазнительную, но красота, как говорится, в глазах смотрящего… В бездонных эльфийских глазах. Как притягательно они мерцали зеленым и золотистым, когда Фенрис вернулся и боком запрыгнул на кровать. Опустил ладонь на колено, мягко потянув в сторону в знак того, что сейчас нужно раздвинуть ноги. Вот так, как можно шире, до хруста в копчике, и потом согнуть колени. Привыкший все подмечать разум Варрика, насвистывая, удалился на прогулку в теплый, шелестящий каплями ночного ливня туман. Он бездумно следовал за прикосновениями рук в шелковых перчатках с отрезанными пальцами. Направляющих, подсказывающих, скользящих, ласкающих. Все, что от него требовалось — не забывать дышать таким горячим и колючим воздухом, смотреть в прохладную зелень глаз, сходить с ума от пугающей новизны ощущений. Вроде бы это с ним уже было. Податливые тела с неразличимыми лицами, незамысловатые движения, всплеск краткого удовлетворения в финале. Почему теперь все не так? Так остро, так открыто, так неловко? Так… желанно? Так необходимо? — Не зажимайся, — требовательно выдохнул Фенрис. — Попробуй расслабиться. Подумай о чем-нибудь приятном. — О тебе? — О приятном, я сказал, — опиравшийся на вытянутые руки эльф нависал сверху, выгнувшись в спине и низко опустив голову, так что Варрик не мог видеть его лица. Слышал только тяжелое, запаленное дыхание, обжигавшее кожу на каждом выдохе. Упавшая челка моталась туда-сюда, щекоча гному нос и норовя залезть в рот. Чужая плоть, горячая, упругая и липко-скользкая от масла с веретенкой, настойчиво толкалась внутрь, но не могла преодолеть сопротивление. Фенрис пробормотал сквозь зубы одно из своих излюбленных свистяще-шипящих тевинтерских ругательств. Тонкие полоски лириума слева, те, что тянулись по шее к углу челюсти и мочке острого уха, едва различимо замерцали пугающими бело-синими отблесками. — Хоук справился бы куда лучше, — проскулил Варрик. — Кто угодно справился бы лучше. Даже колода мясника на рынке. Прости, прости, прости. Эльф перебросил вес на одну руку, уперевшись острым локтем в напряженное плечо Варрика. Прижал освободившуюся ладонь к щеке гнома, вынудив повернуть голову. — Посмотри на меня, — на удивление мягко попросил он. — Просто посмотри, не отворачивайся. Успокойся. Хватит цепляться за одеяло, как утопающий за соломинку. Давай, положи обе руки мне на пояс. Сможешь? — Ну, э-э… — Ниже тоже можно, — со вздохом разрешил Фенрис. — Вот так, да. Теперь указывай дорогу, и я последую за тобой. Я погорячился, извини. Давай помедленней. Давай так, как захочется тебе. Итак, Мьюриэль не может быть союзником, и она не любовница Рубаке. Что свяжет героев воедино и заставит вцепиться друг другу в глотки? Какова цель, к которой каждый из них должен пройти своей дорогой?.. Варрик с трудом сглотнул пересохшим горлом и благодарно засопел. Демоны его подери, чтобы внятно болтать на отвлеченную тему, когда у тебя каменный стояк и ни хрена не выходит со слишком неуверенным партнером, надо обладать железным самообладанием. У Фенриса оно имелось. Вот и присмиревший лириумный узор перестал зловеще сиять сквозь кожу, и движения стали плавно-размеренными. Варрик придерживал его за бедра, твердые от напряжения, влажные и скользкие, и пытался заставить свой обычно бойкий язык шевелиться. Выходило не так, чтобы привычно ровно и без запинок, но малость отвлекало. Особенно если сосредоточиться на губах Фенриса, когда он порой наклонялся за поцелуем и быстро облизывался. Обычно рот эльфа походил на узкую, плотно сжатую щель, неохотно цедившую слова. Сейчас он позволил себе расслабиться — и его губы оказались нежно очерченными, контрастирующими с резкостью бровей и точеным носом. Они перебрасывались словами и идеями, выхватывая, как драгоценные самородки из пустой руды, наиболее удачные и многообещающие. Разгоряченные, взмокшие тела притирались друг к другу, сперва настороженно и робко, потом — настойчиво и жадно. В какой-то миг понизу болезненно резануло — чужеродным, пугающим, непривычным ощущением проникновения. Заполненности и нарастающего давления там, где его никогда прежде не бывало. Заполненность неумолимо расширялась и углублялась, всецело подчиняя себе. Устанавливая новые правила, открывая иные грани восприятия. Игнорируя жжение и пугающее впечатление того, что плоть заживо рвется на части. Дразня обещанием того, что надо перетерпеть еще немного — и последует вознаграждение. Щедрое, испепеляющее, превосходящее все, что случалось прежде. Или Варрик Тетрас, как это с ним частенько случалось, довообразил себе то, чего не могло случиться в жизни. Как однажды выдумал головокружительный роман с прекрасной и самодостаточной женщиной, которой он не больно-то сдался, и теперь жил в тени несостоявшейся истории великой любви. Как придумал грозовую весеннюю ночь, в которую его близость зачем-то понадобилась хмурому тевинтерскому эльфу — у которого собственных трудностей хватало выше крыши. Хотя эльф точно был не выдуманным, а вполне живым. Он двигался-двигался-двигался, теперь уж точно находясь внутри. Прямо вот там, глубоко и так непристойно-сладко. Надавливая своим восхитительным, гармонично вылепленным и крепким эльфийским членом именно туда, куда нужно. Никого больше не требовалось ни сдерживать, ни направлять, ведь поразительным образом все стало хорошо. Горячо, влажно и развратно-хлюпающе от слаженных движений навстречу. От звенящего напряжения в поджавшихся от удовольствия яйцах. От головокружения, стискивающего виски и уносящего ошметки сознания навстречу голосу Фенриса. Его приглушенным рычащим стонам, настойчивым рукам и жадным губам, жилистому поджарому телу и рывкам, то нарочито-грубоватым и резким, то бесконечно бережным и нежным. От слов, выдохнутых в безумное, сладостно тягучее мгновение. Единственно верных слов: — Меч, верно?.. Цель — реликвия, древний меч. Меч Гессариана. Варрик прежде не сталкивался с тем, чтобы кто-то из рассказчиков уподоблял оргазм взрыву того загадочного порошка, что в страшной тайне изготавливают кунари. Богатый жизненный опыт не подготовил гнома к тому, что оргазм может быть двойным — сокрушительно рванувшим одновременно в голове и болезненно распираемом семенем члене. Что наслаждение может быть окрашенным в разные цвета. Багряный и темно-синий, небо Киркволла на закате. Сквозь пронзительно яркую синеву текли серебряные нити и причудливые завитки, такие же, как въевшиеся в смуглую кожу Фенриса. Тончайшие нити безупречно выстроенной фабулы романа. От начала до финала, с хитроумными переплетениями лжи, коварства, преданности долгу и невысказанной любви. Ночь, лужи на киркволльских мостовых, вырванная страница манускрипта в брызгах крови, зловещий блеск кинжала в подворотне. — Верно, — заплетающимся языком пробормотал Варрик. — Вот только я вижу две цели с одним именем. Ох, Фенрис, твою-то мать, что ж ты со мной делаешь… и как же хорошо… Плетеный шнурок давно соскользнул, мокрые волосы растрепались и прилипли ко лбу. Варрик чувствовал себя опустошенным, вымотанным и полностью расслабленным. Забывшим о всех былых амбициях и устремлениях, поглощенным одним-единственным желанием: держать в объятиях сумасшедшего эльфа. Всем существом ощущая, как тот кончает — бурно и одновременно сдержанно, стараясь не навредить и не испортить удовольствие от финала. Выплеснувшись и выскользнув, Фенрис с коротким рваным выдохом упал рядом. Вытянулся ничком, отвернулся, спрятав лицо в сгибе руки. Подол черной рубашки скомкался, открыв завитки татуировки на изгибе поясницы. Ребра эльфа часто вздымались и опадали вместе с быстрым, запаленным дыханием. Перекатившись набок и невольно скривившись от жгуче саднящего ощущения в паху, Варрик протянул руку — пальцы ощутимо тряслись — в таком естественном порыве коснуться. Дотронуться, приласкать, успокоить. Убедиться, что они по-прежнему рядом. Из-под темной ткани на дернувшемся плече размыто плеснуло гнилушечным отсветом. Цепочка искр, похожая на крохотную молнию, просквозила вдоль узора на бедре. Пальцы скрючились, намертво впившись в подвернувшийся валик подушки. Длинные ноги переломились в коленях, дергаными рывками подтягиваясь к животу. Тщетная попытка свернуться в комок, укрыться от сыплющихся со всех сторон ударов, перетерпеть внезапную боль. Лириумные линии искрились, хаотично вспыхивая то на предплечьях, то между лопаток, то рядом с ключицами и лодыжками. Варрик не раз видел, как эльф усилием воли в бою оживляет клейма, превращаясь в окутанный призрачным огнем силуэт. Как дрожащее голубое пламя охватывает от плеча до кончиков пальцев его смертоносную правую руку. Они все более-менее привыкли к жутковатому зрелищу, но такого кошмара прежде не творилось. Нет, не время ударяться в панику. Надо что-то предпринять, пока не стало хуже. Помилуй Андрасте, что, если у Фенриса начался сердечный приступ? Нельзя же безнаказанно обмазать живое существо расплавленным лириумом и надеяться, что оно благополучно доживет до глубокой старости. — Фенрис, — эльфа колотило частой дрожью. Он не откликнулся, вжимаясь лицом в подушку, — Фенрис, я здесь, рядом с тобой. Чем тебе помочь? Пожалуйста, не пугай меня так, скажи хоть слово. Давай ты потом побудешь несгибаемым и независимым, а? Фенрис, что мне сделать? — Эм-м… — Варрику пришлось резко нагнуться, игнорируя хоровой вой перетрудившихся мускулов всей нижней части тела, чтобы разобрать глуховатый невнятный шепот. — У тебя есть что-нибудь… с эмбриумом? — Да, конечно. Только не вздумай мне тут помирать. Куда я твой труп дену, ты подумал? — Я не… я не умираю. Большая часть флаконов с зельями хранилась на полках стеллажа в спальне. Варрик точно помнил, в каком порядке их расставлял, но все равно в ходе лихорадочных поисков нужного умудрился смахнуть два или три на пол. Мимолетно понадеявшись, что закаленное стекло из Серо достойно выдержит встречу с ковром. Фенрис приподнялся на локтях, горлышко откупоренного флакона тоненько звякнуло о зубы. Варрик подсунул ему ладонь под подбородок и бережно придерживал, пока эльф с усилием сглатывал вязкое зелье. — Полегчало? Может, восстанавливающего с лотосом? Не отвечая, эльф судорожно передернулся всем телом. Пара беспорядочных вспышек, и лириумное плетение начало меркнуть, линия за линией становясь серебристо-белыми росчерками на коже. Дыхание самую малость выровнялось, но, опасливо коснувшись узкой спины, Варрик ощутил под ладонью складки холодно-влажной и липкой ткани, насквозь пропитанной дурной испариной. — Я шустренько, — пробормотал дворф. — Одна нога здесь, другая там. Ты не волнуйся. Просто лежи спокойно и дыши. Первым делом он влез в домашний бархатный хомерик, рассудив, что ни к чему сейчас взволнованно звенеть яйцами и трясти ноющей задницей. Прошлепал в отгороженную ширмами крохотную купальню, наскоро приведя себя в порядок. Пролитое семя частью засохло тонкой шелушащейся коркой внизу живота, склеив волосы в паху, частью смешалось на внутренней стороне бедер с обильными последствиями бурной эльфийской страсти. В какую бы глубочайшую бездну провалиться от стыда? Где найти подходящие слова, чтобы извиниться перед Фенрисом за то, что по незнанию довел его до такого состояния? Благослови Предки чудаковатого любителя магических чар Сэндала и его рунные камни, позволяющие долго сохранять воду горячей. Мысленно Варрик напомнил себе в ближайшее время поговорить с Боданом и заказать в Орзаммаре большую партию магического приклада, необходимого гному-чародею для исследовательских штудий. Прихватив таз с горячей водой и стопку полотенец, заторопился обратно. Эльф сидел на краю разворошенной постели, сгорбившись и крепко обхватив руками колени. Татуировки полностью погасли, но дышал он по-прежнему тяжело, с отчетливыми всхрипами. Взъерошенный и скрюченный в три погибели, он как никогда смахивал на мелкую хищную птицу с переломанными крыльями, угодившую в ураган. (Однажды они с Хоуком и Мерриль взялись подсчитывать, сколько лет может быть Фенрису — исходя из обрывков воспоминаний и разрозненных сведений, которые им удалось вытянуть. Результат, даже приблизительный, надолго лишил компанию душевного спокойствия, вынудив искать спасения на дне бутылки с антиванским бренди. Он ведь самую малость постарше моего пиздюка Карвера, пьяно бормотал Хоук. Года на три, от силы на четыре. Сущий подросток по эльфийским меркам. За что ему такое? Как он вообще умудряется сохранять здравый рассудок, а не пускать под нож любого магика в пределах досягаемости? Как, разъясните мне? Клянусь, я найду способ достать ту тевинтерскую сволочь, что так поступила с нашим Фенрисом. Однажды мы засунем господина магистра в котел с кипящим маслом и посмотрим, как его высокородной мерзости понравится облезающая клочьями с костей шкура. А потом утопим его в выгребной яме. Я лично утоплю. Он будет булькать дерьмом, а мы — стоять и смеяться. И выпивать за наше здоровье. Варрик ни мгновения не сомневался, что Хоук исполнит обещанное. Мало того, гном предпринял пару-тройку острожных шагов для того, чтобы в некоем отдаленном будущем приманить магистра в Киркволл. Навстречу неизбежной и позорной кончине). — Снимай эту грязную тряпку, — сходу потребовал Варрик. — Я не… — Безусловно, ты не, кто бы спорил. Тебе хоть малость получше? Давай еще эмбриума? — Н-нет. Это… это скоро пройдет. — Тогда раздевайся. Ты не ляжешь спать в таком виде. Видимо, этой ночью бесконечный запас эльфийского упрямства исчерпался. Фенрис поднял руки, позволив стянуть с себя пропотевшую одежду и обтереть горячими полотенцами. Забрал одно, надолго уткнувшись лицом в мягкую ткань, пока Варрик хлопотал над ним, одновременно терзаясь угрызениями совести. Совесть разошлась не на шутку и угрызала вовсю. Требуя оставить Фенриса в покое, вытащить из кладовки потрепанный спальный мешок, убраться в гостиную и не напоминать о себе до утра. Возможно, тогда им удастся поговорить о случившемся. Если только эльф не сбежит с первыми рассветными лучами. Хватка на запястье была бережной, но пугающе крепкой. Без слов намекая, что Фенрис оклемался и улизнуть под благовидным предлогом не выйдет. — Варрик. Я неправильно тебя понял? Мне лучше уйти? — Что тебе лучше всего сделать, так это крепко продрыхнуть до полудня. А я, эммм, я посижу пока в гостиной. Чаю заварю, над черновиками поработаю… — Варрик, — ну вот, в бархатном голосе эльфа нехорошо скрежетнул металл, — ты неоднократно заверял меня, что готов ответить на любой мой вопрос. В чем моя ошибка? Мне казалось, ты… ты был не против быть со мной. До определенного момента. Я все испортил, да? — Ты совершенно не при чем. Мне понравилось, даже не смей сомневаться, — зачастил Варрик. — От начала до конца. Ты потрясающий. Восхитительный. Клянусь, я даже не стану ничего об этом писать. Сохраню горстку прекрасных воспоминаний до той ужасной поры, когда стану лысым, маразматичным и бесполезным стариканом, и любящая родня вышвырнет меня доживать век в Клоаке. — Варрик, хорош стучать языком о зубы. Ответь. — Срань Создателя, ну какого ответа ты ждешь? — не выдержал Варрик. Андрасте презирала трусов, а он сейчас вел себя как распоследний слизняк, извиваясь в жалких попытках уползти в сторону. — Что моя смертельно раненая гордость истекает кровью? Что я трепло и хреновый герой-любовник? Что мне жутко и тошно при мысли о том, что ты полностью разочарован и нашей дружбе вот-вот наступит трындец? — С какой стати ты так решил? — Вот только не надо добивать меня великодушием! — Я не добиваю, я пытаюсь понять. А ты не можешь или не хочешь толком объяснить. — Фенрис, мы попытались… э-э… сблизиться, и тебе стало плохо, — обреченно растолковал дворф. — Настолько дурно и хреново, что я всерьез собирался бежать за лекарем и вытаскивать тебя с того света. Вывод немного предсказуем — я просто ужасен в постели. Знаешь, как досадно? Палец о палец не ударив, заполучить сногсшибательного красавчика — и жидко облажаться. Я только надеюсь, что ты успел получить хоть крупицу удовольствия, прежде чем все накрылось грязными подштанниками Создателя. Твердое кольцо пальцев на запястье сжалось. Фенрис потянул его к себе, настойчиво и непреклонно вынуждая совершать крохотные шажки, пока Варрик не уткнулся коленом в бортик кровати. Вдоль его плеча скользнула рука, мягко обхватив затылок и пропустив растрепанные пряди между пальцев. Фенрис навалился всем телом, прижался, устроив острый подбородок на плече. Было просто невежливо и бестактно стоять столбом и не обнять его в ответ, огладив ладонью острые позвонки. — Богатое воображение сыграло с тобой злую шутку, — эльф глубоко вздохнул, расслабляясь и обретая всегдашнее холодноватое спокойствие. — Сожалею, что напугал тебя и вынудил смотреть на то, как меня корежит. Стоило предостеречь заранее, но кто ж знал. Вот так порой выглядит мое удовольствие. — Что? — оторопел Варрик. — Нет, умоляю, только не начинай оправдываться. Не смей винить себя, слышишь? — Ты мне понравился. Действительно понравился, и это стало наглядным подтверждением, — теперь Фенрис обнимал его обеими руками. Когда он говорил, его скула порой задевала золотые сережки-кольца в ухе Варрика. — Когда мы были вместе, я мог думать только о тебе. О том, как ты был бесконечно добр ко мне. Все немногое, что у меня есть, всецело принадлежало тебе… Не перебивай, пожалуйста, мне и без того ужасно неловко. С тобой было так хорошо… я отвлекся, и эта магическая дрянь вырвалась. Без контроля она начинает метаться туда-сюда. Жжется и бессмысленно дергает нервы. Напоминая, что таким, как я, не положено счастья. — Такой умный, а несешь порой несусветную чепуху, — под ложечкой что-то беззвучно раскололось. Ударив в голову горячим, щекочущим теплом, омыв изнывающее от дурного предчувствия сердце несказанным облегчением: — Из всех, кого я знаю, ты больше всех заслуживаешь счастья. Если б я мог, я бы принес его тебе на блюдечке. На кончике стрелы. Притащил бы в мешке на Первый день года. В большом мешке, куда отлично уместится голова того тевинтерского говнюка, чтоб его демоны в жопу раскаленными когтями драли. — Успокойся. — Не могу. Я только что утратил невинность — хрен с ней, впрочем, не невинность и была, — и был уверен, что по собственной оплошности причинил тебе боль. Вот это было намного, намного ужаснее. Видеть, что ты несчастен и знать, что это случилось из-за меня — катастрофа похлеще Пятого Мора. Прости, мне позарез нужно выговориться, — Варрик не находил в себе сил замолчать, захлебываясь словами: — Я уже предвижу впереди ту смертельно опасную черту, за которой начинаю придумывать нам милые прозвища. — Варрик, нет. — Еще я испытываю непреодолимое желание отправить весточку в Вал Руайо, — подтверждая намерение, Варрик начал выводить руны пальцем прямо на обнаженной спине эльфа, перечеркивая лириумные завитки и диктуя вслух: — «Дражайшая Бьянка! Спешу сообщить тебе, что годы моего вынужденного одиночества в Киркволле благополучно завершились. Я наконец встретил кое-кого потрясающе интересного. Правда, это элвен родом из Тевинтера и мужчина, но сама понимаешь, порой выбирать не приходится…» — Варрик. — Ты дослушай сперва, — забраться на постель, не размыкая объятий, было трудновато, но, кряхтя и ерзая, Варрик справился. Утянул слегка возмущенного Фенриса под пледы, притиснул крепче к себе и продолжил драматически зачитывать воображаемое послание. Исследовать свои и чужие запутанные чувства гном предпочитал сквозь призму письменного слова: — «Он разбирается в литературе, прекрасно владеет мечом и выглядит, как восставшее из небытия эльфийское божество желания во плоти. Я намерен сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться — стать моим полноправным компаньоном в делах дома Тетрас». — Я всего лишь обещал подумать, но не давал согласия. — «У него скверный нрав, он упрямый, вечно спорит со мной и имеет дерзость критиковать мои книги. У него мало опыта в поцелуях, зато минувшей ночью он вытрахал из меня всю душу — и, знаешь, я ничуть не сожалею. Возможно, через месяц-другой он поймет, что я не достоин такого совершенства и уйдет, оставив меня с разбитым сердцем. Его зовут Фенрис. Здесь и сейчас, когда я пишу тебе это письмо, он лежит в моей постели и смотрит своими невероятными глазищами мне прямо в душу. Пожелай мне удачи и не влюбиться до потери здравомыслия, иначе я, как десять лет тому, опять наворочу глупостей. С наилучшими пожеланиями, твой давний, но теперь уже не столь верный друг Варрик». — Зная характер леди Бьянки, предположу, что достойным ответом на такое известие станет копия контракта, заключенного с Антиванскими Воронами на твою голову. — Очень может быть, — с довольным смешком покивал Варрик. — Поэтому я не спешу обрадовать ее потрясающей новостью. Я должен убедиться, что это не наваждение и не коварный заговор. Может, вы побились с Хоуком об заклад в десяток золотых. О том, кто из вас, проходимцев, первым вынудит меня проболтаться, реальна ли Бьянка и где она проживает. Он уткнулся носом во встрепанные седые пряди на макушке Фенриса, глубоко втянув горьковато-влажный аромат. Под сплетенными воедино пальцами ощущалось ровное, наполненное биение чужого сердца. Гроза исчерпала себя и уползла за перевал, дождь барабанил по крышам, шелестящий и гулкий. Из водостоков в виде распяленных пастей неведомых чудовищ веером хлестала грязная вода. Масло в настенной лампе почти прогорело. Они лежали в золотистой полутьме, прижавшись друг другу и согреваясь разделенным теплом. — Варрик. — Угум? — Насчет «влюбиться до потери здравомыслия» в твоем письме к несуществующей Бьянке… Это ведь очередное творческое преувеличение, да? — Это моя безнадежная вера в прекрасное будущее, к которому никто из нас пока не готов, — с нарочитой торжественностью сообщил Варрик. — Но… можно рискнуть. Образно выражаясь, перелистнуть страницы летописей наших жизней и начертать на них нечто совершенно новое. То, чего от нас совершенно не ожидают. К примеру, обширный список сложностей и трудностей, которые мы сами с готовностью наворотим и станем героически преодолевать. Плечом к плечу. — Я не… я не очень уверен в том, что у меня получится. — Так ведь не узнаешь, пока не попробуешь. — Да, — Фенрис почти беззвучно сглотнул. Поколебался и неуверенно спросил: — Хочешь спать? — Не очень, честно говоря. Слишком много всего за один вечер для бедного старого дворфа. — Тогда поговори со мной. Твой голос… успокаивает. Объясни, почему ты сказал про две цели с одним именем? — О, — встрепенулся гном. — Точно. Что-то мы ударились в мелодраматичные страдания и рассуждения о будущем, позабыв о деле. Твоя идея насчет утраченной реликвии просто блеск. Она наконец расставила в моей голове все по местам. Древний клинок — вот стержень и точка опоры, на которую мы намотаем сверкающую нить истории. — Можешь не благодарить. — Дотянись до тумбочки, а? Неохота вставать, а там должен валяться блокнот и пара карандашей. — Всегда знал, что ты просто меня используешь, — судя по интонации, эльф ухмылялся. — Конечно. Должен же кто-то выполнять грязную работу, — охотно согласился Варрик, пристраивая раскрытый блокнот на колене. Заскрипел свинцовым карандашом, поспешно черкая угловатыми значками шифра Торговой гильдии кривые строчки пригрезившегося замысла. — Итак, утраченная и объявившаяся спустя несколько столетий реликвия. Ради обладания которой яростно сражаются противостоящие группы, ибо каждая из них ведома собственными корыстными целями. Твои версии? — Трудно сказать, в чьих руках реликвия находилась изначально. Однако в какой-то момент ей завладели шрамированный парень из Андерфельса и его друзья-хасинды, — Фенрис соорудил гнездо из пледов и подушек, удобно пристроив голову на предплечье гнома. — Будучи давно и прочно связанными с антикваром Вагнером, они решили доставить старинную вещицу ему. Возможно, не слишком-то задумываясь над тем, что именно раздобыли. Чтобы попасть в Киркволл, им необходимо пересечь Недремлющее море. Они купили место на корабле Белладонны. Сметливая пиратка ни за что не упустит случая украдкой пошарить в имуществе подозрительных пассажиров. — К своему удивлению, она нашла не похищенные из неваррского некрополя сокровища, но ржавый старинный меч, — подхватил Варрик. — Белла озадачена. Опыт подсказывает ей, что диковинка с равной степенью может оказаться как сущим хламом, так и бесценным сокровищем. В день прибытия в Киркволл Белла похитила меч, подменив его ржавой железякой. Пиратка навестила давнюю зазнобу Мариэль, удачно выскочившую замуж за Шеймуса Дюневальда. Эксцентричного богатея из Верхнего города, владельца коллекции оружейных редкостей и диковинок. Белла показала ему трофей и предложила сделку, а Мариэль… Мариэль увидела далеко идущие перспективы, тайком наняла Дейна и начала игру. Мариэль подозревала, что ее муж, купив реликвию, просто-напросто упрячет ее под замок. Ведь Шеймусу доставляет несказанное удовольствие сам факт обладания столь редкостной вещью в ореоле сакральной тайны. Он мечтает вечерами украдкой подрачивать на древний клинок, некогда пронзивший сердце Пророчицы. Может, воображая при этом себя Ее верным рыцарем Халвардом. — Каков извращенец, бр-р. Значит, Мьюриэль и Дейн ищут того, кто предложит за старый меч наивысшую цену. И того, кто сделает Мьюриэль неутешной богатой вдовой. — Посеяв ветер, они пожинают бурю. Принявшую зловещий облик Приставов-за-Морем — которые, по авторитетному мнению Незабудки, всего лишь отголоски древнего вымысла. Их устрашающим именем прикрывается секта безумных поклонников Андрасте. Они таятся в Морозных горах, где возвышается Храм Священного Праха, уверовав, что душа Андрасте воплотилась в образе драконицы с чешуей, алой как кровь. Поскольку на дворе как раз Век Дракона, самое время гневной Андрасте сойти с небес во славе своей, карая грешников и вознаграждая праведных. Явление произойдет в тот же миг, когда ее крылатому воплощению поднесут достаточное количество кровавых жертв. Желательно умерщвленных мечом, оборвавшим жизнь Пророчицы. — Варрик, это перебор. Ты пишешь историю расследования, а выходит очередной апокриф об Андрасте. — А вот и нет, — возмутился несравненный рассказчик. — Я слышал эту историю от Бодана, а он — от самой Героини Ферелдена. Эллана с отрядом побывали там. Собственными глазами видели святилище, драконицу и ее поклонников. Не веришь мне, спроси у короля Алистера! — Как только его величество посетит наши края, непременно поинтересуюсь. — Бодан говорит, Эллана и ее соратники намеревались покончить с еретическим культом. Но, здраво прикинув свои силы и возможности драконицы, предпочли стратегически отступить и заняться спасением мира. Сектанты по-прежнему торчат на заснеженных склонах Даверуса. За долгие годы они в достаточной степени отморозили себе мозги, чтобы явиться в Киркволл и попытаться завладеть реликвией имени Андрасте. Они не способны на интриги и, не задумываясь, убивали во имя своей бредовой идеи. — Покуда не угодили в липкие тенета сладкоречивой матери Патриции. — Точняк. Группы за нумерами два и четыре слились в религиозном и смертоносном экстазе. Туповатые и кровожадные драконопоклонники сами не заметили, как стали оружием в руках предприимчивой святоши. Тем временем андерец со шрамами вручил Вагнеру ржавую подделку. Получил от антиквара заслуженный втык за то, что упустил реликвию, и довольно быстро смекнул, кто, когда и где сумел приделать ноги древнему мечу. — Мстительные хасинды открыли охоту на Белладонну, — Фенрис тихонько хмыкнул. — Белла кинулась за помощью к Мьюриэль, где не получила ни обещанных денег, ни защиты. Мало того, ее вышвырнули из особняка. Раздосадованная и обозленная, Белла вернулась на корабль, угодив прямиком в засаду. Явившийся за ответами стражник Доннен обнаружил полумертвую пиратку на залитой кровью палубе, и?.. — Если мы прикончим очаровательную Белладонну, нас растерзают в клочья ее поклонники и поклонницы. В том числе мой издатель, который в щенячьем восторге от выходок непредсказуемой дамочки, — помотал головой Варрик. — Доннен отведет ее в Клоаку, к знакомому лекарю-отступнику. Прежде чем потерять сознание, Белла приоткроет завесу тайны, в горячке сболтнув Доннену о древнем мече. Пока пиратка отчаянно борется за жизнь, ее коварная подруга Мариэль развернулась вовсю. Прикинувшись беспомощной дамой в беде, попыталась очаровать Доннена и Джевлана. Рассчитывая с их помощью отпугнуть стервятников, слетевшихся на запах свеженькой наживы и намеренных отжать у бедной вдовы коллекцию Шеймуса. Опытный волк Доннен, повидав в жизни разнообразного дерьма, лишь втихомолку посмеялся над потугами Мариэль. — Зато его младший напарник оказался куда более падок на женские чары. — Вполне может быть. Намеки Мариэль подтолкнули Джевлана ступить на кривую и опасную тропку. Ближе к финалу юный страж порядка рискует по уши увязнуть в предательском болоте. С помощью Рубаки и его приятелей Мариэль убедила туповатых Приставов в том, что мечом владеет де Фавр — и графа вскоре нашли распиленным вразнарезку, что твою колбасу. Воспользовавшись сумятицей и распустив слухи, Мариэль устроила аукцион между антикварами Киркволла — и чужими руками сорвала его, за изрядный процент предоставив Обществу шанс ограбить участников. Амбиции леди растут, как на дрожжах. Вот только в своей самонадеянности она кое-что упускает из виду. Точнее, кое-кого. — Своего верного сообщника. — Дейн Рубака из тех парней, что думают медленно, а соображают быстро. Он подозревает, что Мариэль, пойди что-то в ее планах не так, повесит на него всех дохлых нагов и благополучно улизнет. Он размышляет о таинственном незнакомце, что так своевременно выручил его из передряги в Нижнем городе. Однако исчез прежде, чем Дейн успел заикнуться о том, что чувствует себя обязанным. Ты не спишь? — Нет. Что-то не припомню такого эпизода. — Конечно, ведь он еще не написан, — лампа, фукнув на прощание, погасла. Варрик отложил исчерканный блокнот. Прижмурился, осторожно и вдохновенно цепляя за ускользающий кончик новый виток истории: — Это и будет наш ключ к тайне двух одноименных целей. — Я заинтригован, — Фенрис шевельнулся в укрытии из пледов, пододвигаясь ближе и упираясь острым локтем в бок гному. — Кстати, среди черновых записей я нашел незавершенную, но очень трогательную зарисовку. Ту, где Дейн и Ферри, бармен «Повешенного», поздним вечером рассуждают в пустой таверне о природе свободы и одиночества. Мне кажется, история их взаимоотношений вышла очень… правдоподобной. Неудачное знакомство, ненавязчивая дружба, даже что-то вроде наставничества… беззлобные насмешки, вечная недосказанность и осознание полной непредсказуемости жизни. Сегодня они мирно сидят за столом и выпивают, а завтра их подхватит безжалостный ветер перемен и разметает неведомо куда. — Вот почему в трудной ситуации Рубака идет за советом не абы куда, но к старшему товарищу. Он уверен, что шустрый незнакомец с парой кинжалов — из элвен. На улицах Нижнего города все чаще и громче сплетничают о неуловимом воине, выступившем в защиту обитателей эльфинажа. Он вырезал уже несколько банд охотников за рабами. Жестоко, кроваво и действенно. Слухи подтвердил Доннен. С сожалением добавив, что никакой мститель-одиночка в Киркволле долго не протянет. Рубака полагает, что столкнулся с этим загадочным призраком, и хочет узнать, с какой стати элвен вмешался в дела человека-наемника. Дейн надеется, эльф-бармен «Повешенного» что-то знает. Или хотя бы поделится догадками. Ну, хотя бы намекнет, где искать. Ведь угрюмый тип за стойкой всегда в курсе того, чем заняты Хартия и Общество, что творится в эльфинаже и куда на самом деле испарился орлесианский конфискат с таможни. Что скажешь? — Продолжай. — В таверне Рубаку встречают крайне встревоженные и напуганные официантки. Бармена второй день нет на рабочем месте. Прежде он никогда он не исчезал так надолго без предупреждения. Хнычущая в передник Эдна готова предполагать худшее. Повар Гондлек знает, где живет бармен — ветхий особняк на границе Нижнего города и эльфинажа, разбитый на множество сдаваемых в найм комнатушек. — Дейн пойдет туда? — эльф отыскал под шерстяными складками ладонь Варрика, переплел пальцы — гибкие, теплые, сухие — и сам ответил на свой вопрос: — Конечно. И отнюдь не потому, что ему нужен совет и ответы на вопросы. — Вот только жилище Ферри будет напрочь разгромленным. Сорванная с петель дверь, перевернутые вещи, брызги крови на стенах и на полу — как и везде, где кто-то вынужден защищать свою жизнь. Книги, такая редкость в эльфинаже, как подстреленные птицы… Варрик перебил сам себя, раздраженно забормотав: — Нужна какая-то мелочь. Неприметная, дешевая, однако ужасно важная, имеющая скрытый смысл лишь для них двоих. Скажем, талисман на удачу в виде легендарного самоцвета Керошека. Дейн выиграл его в Порочную добродетель и спьяну всучил бармену. Глупая и вздорная человеческая прихоть, бессмысленно широкий жест. Эльф согласился принять амулет, лишь бы ужравшийся в хлам Рубака не буянил, не лез к нему обниматься и не мешал работать. Дейн был уверен, никчемную стекляшку в тот же вечер брезгливо швырнули в помойное ведро. Однако безделушка с разорванной цепочкой и погнутой оправой украдкой сверкает из трещины меж половиц. Ферри не выкинул навязанный дар, он носил его. Скрывал под вечно застегнутой наглухо одеждой. Может, эльф нарочно бросил амулет, подавая знак о том, что попал в беду и надеется на помощь? Дейн пытается расспросить соседей, натыкается на захлопнутые двери или испуганное молчание. Пара соверенов развязывает языки стайке юных эльфов, и от них Дейн узнает: минувшим вечером к Ферри ворвались тевинтерцы. Жуткая была драка, шепчут его осведомители. Он в клочья порезал троих — нет, пятерых! — и почти пробился к лестнице на чердак, но его скрутили магией. Заковали в железа и уволокли прочь. Он был без сознания, но жив. Да, нападавшие всенепременно хотели заполучить его живьем. Куда потащили? Демоны их знают. Из эльфинажа свернули на Кривую лестницу, в порт. Никто не вмешался. Всем хочется жить. А ведь он был единственным, кто попытался уберечь нас от произвола шемлен. Ты его друг? Тоже уйдешь и сделаешь вид, якобы ничего не случилось?.. Варрик перевел дух. Его уносило в необъятные дали бурным приливом воображения, он прозревал сцены будущего романа как наяву — начертанными ровными строчками и проступавшими сквозь бумагу призрачными ожившими картинами. Фенрис лежал тихо, но гладившие ладонь Варрика пальцы слегка подрагивали, выдавая крайнюю заинтересованность. Гном не сомневался в умении Фенриса читать между строк, прекрасно улавливая несказанное, и после краткой паузы продолжил: — Эльфинаж затаился, в квартале Старых Трущоб тревожно. Дейн слышал доносящийся издалека шум, чей-то панический визг, боевой клич храмовников и, кажется, треск пламени. В гаванях творилось скверное. Рубака стоял на улице, сжимая дурацкий талисман, и колебался, не зная, куда броситься. Он заключил договор с Мариэль Дюнвальд, взял задаток и обязан явиться к ней в Верхний город. Присмотреть за тем, как Мариэль осуществит свой замысел и не позволить врагам ее убить. У наемников есть свой кодекс, он обязался следовать правилам. Пока клиент исправно платит жалование, ты всецело находишься в его распоряжении. Но Ферри забрали тевинтерцы. Во имя подмокших трусиков Андрасте, какое дело имперцам до эльфийского бармена из Вольной Марки? Ферри всегда наливал ему пару кружек в долг. Когда у Рубаки были тяжелые времена, бармен безропотно выслушивал его нытье и уверял, что все образуется. Ферри нравились его дурацкие шутки — эльф никогда не смеялся, но порой едва заметно улыбался. Так, самым краешком рта. Можно сказать, за последний год они крепко сдружились. Ферри носил его нелепый подарок и теперь вляпался в какое-то ужасающее дерьмо. Вдруг те мрачные парни с лоханки под амарантайнским флагом притащились в Киркволл по его загадочную эльфийскую душу, подумал Дейн. Вдруг они еще не выбрали якоря и торчат в порту? Может, Белладонна и ее лихие ребята согласятся помочь? Белла ведь хорошо знала бармена «Повешенного». Они частенько болтали, играя в карты, а Эдна хихикала в ладошку, уверяя, что порой эта парочка неуклюже флиртует. Наемник решительно зашагал вниз по осыпающимся ступенькам Кривой лестницы. На полдороге шарахнулся в сторону, пропуская ораву несущихся с выпученными глазами портовых грузчиков, гулящих девиц и насмерть перепуганных обывателей. Судя по воплям, давно копившаяся неприязнь между горожанами и кунари сегодня наконец достигла своего предела. Рогатые воины вышли на улицы, рубя в капусту всех, кто подвернется под руку. Сквернословя и стараясь никому не попадаться на глаза, Дейн обогнул несколько яростных схваток. Прикончил отставшего от своих кунари… и неожиданно налетел в Косом проулке на Бастиана. Обычно подтянутый и безупречно вежливый, принц-без-трона, пошатываясь и спотыкаясь, бесцельно брел куда-то, размахивая зажатой в руке бутылкой. Узнав наемника, Бастиан икнул и заплетающимся языком провозгласил: — Слышишь, слышишь победный клич? Верные слову Пророчицы сегодня выжгут дотла оплот еретиков и вернут коварно похищенную реликвию. — Если горожане вздумают сунутся к кунари, никакая Пророчица их не спасет. Живо огребут по полной и разбегутся, — пожал плечами Рубака. — Дай пройти, я спешу. — Ты опоздал, — Бастиан приложился к бутылке. — Возблагодарим Создателя, в мудрости своей своевременно избавившего нас от искушения. Порочная тварь возвращается туда, где ему самое место. Больше ему не удастся никого совратить своими треклятыми пристальными взглядами. Больше никаких соблазнов. А я ведь… — Бастиан смачно рыгнул прямо в лицо наемнику и с трудом выговорил: — Я ведь предлагал договориться. Не так уж много мне было и нужно. Я обещал ему не быть жестоким, но остроухая сволочь послала меня нахрен. Так высокомерно, грубо и очень, очень глупо с его стороны. Он сам виноват. Пусть сгорит в огне. Пусть треклятые малефикары принесут его в жертву посреди главной площади в Минратосе. Дейн сгреб бормочущего принца и с размаху приложил об стену. Звякнула разбившаяся бутылка. На соседней улице пронзительно заблажили, сталь с визгливым скрежетом проехалась по стали. — Чтоб тебе в Бездну провалиться, пьянь. Что за бред ты несешь? — Я одолел демона, — широко осклабился Бастиан. В прозрачно-голубых глазах расходящимися кругами плескалось безумие. — Отличная сделка. Толковые союзники и военная помощь в возвращении моего законного наследства в обмен на вздорного и несговорчивого эльфа. Без него здесь станет намного лучше. Или ты и твоя морская шлюха будете по нему скучать? Ничего, пройдет пара дней, вы утешите друг друга и все позабудете. И я… — Бастиан вяло попытался высвободиться из хватки Рубаки, — я тоже позабуду. Почему он не захотел быть со мной? Ему ведь это ничего не стоило. — О ком ты говоришь? — сегодня Дейн на своей шкуре познал, каково это — когда сердце камнем летит в бездонную пропасть, навстречу оскаленным клыкам голодных чудовищ. — Скажи, или, клянусь хреном Создателя, я выбью из тебя имя вместе с дерьмом. Кого ты сплавил в Минратос, сука? — Потерянное имущество, — глумливо хихикнул принц-без-трона. — Ой. Ты вправду ничего не знал? Тогда ты и впрямь тупая ферелденская деревенщина с брюквой вместо головы. Твой остроухий дружок из вонючей дыры, что вы по ошибке именуете таверной — беглая собственность двора архонта. Его личный Меч Милосердия, дарующий забвение. Живой Клинок Гессариана, скопище пороков во плоти. Мерзкое, коварное, растленное создание, недостойное милости Создателя… Когда багровая пелена перед глазами малость рассеялась, Дейн в последний раз пнул по яйцам слабо подергивающееся в луже крови тело и выбросил его из головы. Бастиан больше не имел значения. Мариэль со своими интригами не имела значения. Неважно, сколько человек или кунари ему придется зарубить этой безумной ночью. Неважно, сколько шкур сдерет с него Белладонна в оплату помощи. Иногда мы должны поступать не так, как принято — то есть разумно и выгодно для себя, а так, как правильно. Он должен добраться до пристаней и отыскать корабль под флагом Амарантайна. Должен найти Ферри. В горле пересохло, и Варрик закашлялся. Голова кружилась, в ней гулко и навязчиво перекликались голоса, спешащие поведать свои истории. Долгая и тяжелая импровизация совершенно его вымотала, но оно того стоило — Фенрис не лежал расслабленно под боком, но уселся напротив так, чтобы видеть лицо рассказчика и напряженно слушал, угловатым движением склонив голову к костлявому плечу. Острое ухо, торчавшее из взъерошенных серебристых прядей, придавало эльфу диковато-звериный вид. — Дейн спасет своего… друга? — А вот не знаю, — ехидно просипел гном. — Собираешься продолжить историю Рубаки в следующей книге? — Ух ты, сразу догадался. — А что скажет твой издатель? — Что это гениальный ход, — Варрик сгреб притихшего и задумавшегося эльфа, притянув к себе и мимолетно уткнувшись губами в висок. — Довольно болтовни. Я малость увлекся, а у тебя аж глаза слипаются. Они завозились, распутывая скомканные пледы. Фенрис вытянулся ничком, пристроив голову на плече гнома, и после некоторого душевного колебания забросил длинную жилистую руку ему на грудь. Глубоко вздохнул, спросив вполголоса: — Значит, вот таким ты меня видишь? — Одиноким, таинственным, потерянным, — согласился Варрик. — Ищущим понимания, свободы, дружбы… может, втайне мечтающим о любви. Но ты не путай прототипы с реальными образами. Ферри из «Повешенного» — это никоим образом не доподлинный ты. Белладонна лишь отчасти похожа на Изабеллу, а Дейн — на Хоука. — Скорее, на тебя, — возразил эльф. — Есть немного. Только я не такой лихой рубака, как он. И соображаю куда шустрее. — Однако ты упорно стремишься сделать вымысел реальностью. Выкупить таверну и поставить меня за стойку. — Во-первых, я делец, а «Висельник» — выгоднейшее предприятие с пропадающим зазря потенциалом, — с достоинством заявил гном. — Во-вторых, однажды тебе придется вылезти за стены той незримой крепости, что ты упорно пытаешься возвести вокруг себя. Смирись с этой мыслью и начинай жить сейчас, а не тратить время в ожидании, когда же начнется настоящая жизнь. Предупреждаю, если ты опять затеешь спор, я тресну тебя подушкой. Невзирая на все твое мрачное очарование. Угомонись и спи. Лежать вот так, с полузабытым ощущением теплой, обнаженной и размеренно дышащей тяжести рядом, было непривычно и слегка тревожно. Сквозь дрему Варрик заметил, как на потолке едва заметно проступили блекло-розовые полосы вползающего на небо рассвета. Шторм закончился, душа и разум с веселой обреченностью спорили о том, чем все в итоге обернется. Если просто влюбленностью, это еще ничего, можно кое-как справиться. Но если его угораздило привязаться к мрачному эльфу — а роковые признаки взрастающей и крепнущей привязанности налицо, мастер Тетрас может их по пальцам перечислить — то все, пиши пропало. Он радостно бросится в безнадежную привязанность, как в волны Недремлющего моря, и нахрен утонет в ней. Дело даже не в потрясающем сексе, секс — всего лишь приятное дополнение, не в низком голосе Фенриса, не в его будоражащей воображение фигуре или бездонных зеленых глазах — такие простые объяснения отлично подходят лишь для героев романа. Ему, Варрику Тетрасу, станет жизненно необходимо присутствие Фенриса рядом. Твердое осознание того, что у эльфа все хорошо, а если нет — что необходимо предпринять, чтобы стало хорошо. С учетом того, что сам Фенрис толком не разобрался, где оно, его загадочное «хорошо», как оно выглядит, каким ощущается и где его границы. Да, теперь Фенрис уже не тот озлобленный и вечно настороженный волк-одиночка, каким он заявился в Киркволл. Эльф набрался опыта, стал куда сдержанней и рассудительнее, но по-прежнему склонен к вспышкам внезапного гнева, переходящим в уныние и меланхолию, вопреки здравому смыслу отказывается от помощи, и… И после того, как ты без особых возражений подпустил его к себе, а он с легкостью тебя поимел, вы полночи трепались о сюжете будущего романа, ехидно напомнила память. Назови хоть кого-то из своих знакомых, человека или нелюдя, кто счел бы такое поведение в постели естественным. Кому игры разума и полет фантазии могут быть куда интереснее низменных повседневных забот. О да, ты привяжешься к нему. Хлебнув полной чашей горя с проблемами, и крохотную ложечку — причудливой радости. Или можешь продолжать строчить письма Бьянке, в надежде получить ответ хотя бы на одно из пяти. Что ж всегда все запутано-то так, успел подумать Варрик, прежде чем провалиться в темный сон без сновидений. Почему не смазливая гномочка или покладистая человеческая девчонка, почему его безмерно взволновало беспокойное остроухое создание, за что ему ниспослано такое испытание? Впрочем, он справится. Шаг за шагом, как всегда. Они справятся. Через пару дней поставят Хартию с ног на уши, но сегодня точно никуда не пойдут. Даже не выглянут из нумера, какая бы внезапная напасть не обрушилась на Киркволл. Будут спать, разговаривать, целоваться и изучать друг друга. Строить планы и размышлять, как им теперь быть со своей внезапно изменившейся жизнью. Продолжение - "Так и живем" - https://ficbook.net/readfic/13700700