Заострённое перо / Pointed stylus

— Что с тобой? — беловолосый парень лет так двадцати оторвал свой взгляд от бесконечной тьмы, освещённой несчитанным количеством звёзд. — У меня вновь появилось желание убить самого себя. Это нормально? — спустя минутное молчание раздался ответ, одновременно являющийся вопросом. — Что? — сказанное парнем заставило Пака впасть в ужасное недоумение, в ступор, ведь совсем недавно тот был таким радостным от очередной прогулки по сумеречному лесу. Идя неспешными шагами по тропе, ведущей от загородной трассы до открытого места с невообразимым видом на улицы, освещённые желтоватыми фонарями, они никак не могли перестать обсуждать темы одну за другой. — Хочу причинить себе боль… — мягко улыбнувшись, будто сказав что-то непринуждëнное, перевёл взгляд на того, кто даже и представить не мог, что когда-нибудь услышит подобные слова. — Как избавиться от этого чувства? — Юнги, ты… — Хах, — увидев в очередной раз за свою жизнь идентичную реакцию, он увёл глаза в сторону, расслабив всё тело при выдохе. — Какой же я идиот. — Ты о чём? — где-то внутри у Чимина начали появляться волнение и страх, что он может на эмоциях сказать неправильно подобранные слова, собственноручно выстроив между ними стену. — Я до конца верил, что ты сможешь меня понять, ведь ты не такой, как все остальные. Ты особенный, — Мин из последних сил сдерживал свои слёзы, скопившиеся на пустых глазницах, в которых уже давно всё умерло, как и надежда и мечты были убиты людьми. — Я не особенный, Юнги. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой. И знаешь, что было. «Ты особенный… Я же тебе говорил, что эти два слова убивают меня. Каждый раз бьют по слабым местам, о которых знаешь лишь ты» — Знаю. Прости, что опять произнёс это. — Забей. После последнего произнесенного Чимином слова, наполненного раздражением, никто из парней так и не решился нарушить нависшую тишину. Шелест листвы и прохладный ночной ветер — всё, что могло перебить эту гнетущую атмосферу. Удержав вес туловища и опёршись локтём о землю, Мин медленно расположился на теплой от прошедшего жаркого дня траве с редкими цветами. Перед ним открывался вид на всё ещё чернеющее небо с далёкими от Земли звёздами. Они так невероятны, как и вся Вселенная. На вид кажутся такими маленькими и хрупкими, но если только представить, что они все в точности схожи с Солнцем… Разум отправляется куда-то в высь, к ним. Путешествуя среди них, горящих и остывающих, замечаешь, насколько им одиноко. И только тогда ты осознаёшь, насколько твоя жизнь дешёвая. Она никому не нужна, кроме тебя самого, а продавать нет смысла, никто её не купит. — Ненавижу себя за всё, что делаю. Я пытаюсь добиться собственных несуществующих идеалов, не вписывающихся в понимание этого мира, — почесав указательным пальцем нос, Юнги невзначай бросил взгляд на пушистые волосы парня, которые немного растрепались. Я слеп, я вечно болен, и даже моя кожа, Покрытая шрамами моего прошлого, Горит, сгорает под яростным солнцем, Страдающим от вновь наступающей ночи. 13.06.23г. Alex R. — Ты хороший писатель. И мне нравится читать твои произведения. Да, они не такие большие, как у других авторов. Но каждая работа хороша по-своему, — подтянув колени к груди, Пак обхватил их руками, положив правую щеку на колено так, чтобы открывался небольшой вид на чужие ноги. Рассматривая в темноте джинсовую ткань, закрывающую бледную кожу, он пытался понять какая из ног лежит на другой. Снова встреча, снова лес, наполненный звёздами и освещаемый луной, снова в груди грустное счастье. Чимин влюблялся в каждую работу, в строки, в чужие мысли… В Мин Юнги? Возможно, от этого в груди борются горькая боль из-за невзаимности и приторно сладкое счастье от ярких улыбок парня, когда тот прочтёт благодарственные слова читателя с пожеланиями вдохновения и сил. — Я не вижу в них ничего особенного. Посредственное дерьмо. Так ещё пишу херо… — Это не так! — не сдержав свои эмоции, заполняющие всё тело с ног до головы, выкрикнул Пак и обернулся, встречаясь взглядами с удивлённым лицом парня. «Боже…» — пронеслось в мыслях, которые уже начали выстаивать различные варианты событий, подбирая для каждого реплики. «Что на него нашло? Он сам не свой в последнее время…» — Мин задумчиво пытался разглядеть черты лица, которые чуть освещал сонный город. — Я понимаю твои чувства, но всё же я не могу принять этого. Это слишком сложно для меня. «Люби своё творчество, ведь оно создано тобой» — сказал мне как-то один из любимых бет. Хах, легко сказать, — положив под голову правую руку, он снова принял изначальную позу, устроившись поудобнее. — Я люблю не только писать, но и читать. Но когда читаю, то в голову лезут мысли о том, что я бездарность. У меня не выходит настолько подробно описывать локации, лица и одежду людей. Не получается писать от первого лица, погружая другого человека в другой мир. Всё, на что я способен — передавать чувства и эмоции, которые испытываю или когда-то испытывал сам. — За это я их и люблю… Люблю тебя… — А не стоило бы. Чимин отвернулся, снова обхватывая руками ноги, ближе прижимая к своей груди. Уткнувшись носом меж колен, старался не поддаваться чувствам, но солёные слёзы, до этого скопившиеся на слизистой, проникали в ткань джинс. Хотелось кричать до потери пульса, кричать до последнего издыхания, оставляя лёгкие без кислорода. Но нельзя. Нельзя…