Сашка

      Сашке девятнадцать лет. Он хороший и добрый парень, но сверстникам кажется странным. Родители его тоже не слишком любят. Они хотели себе настоящего наследника, ребенка-вундеркинда, совмещающего в себе личность альфа-самца и интеллектуала одновременно, а вышел Сашка. Спокойный, тихий мальчик, совершенно не умеющий давать отпора. Окружающим он всегда казался безучастным инфантом: полупустые глаза и небольшая улыбка. Саша почти никогда не участвовал в общих диалогах, ему нравилось оставаться в стороне. Но, несмотря на такую внешнюю отстранённость, внутри него бушевали грозы. Сашка всегда знал, как и что ответить, потому что много читал. Никакие темы не оставляли его равнодушным, когда шло бурное обсуждение. Только это всё внутри. Снаружи он походил скорее на предмет интерьера. Разговор сам не начинал, а лишь отвечал на вопросы. Сверстникам с ним было тяжело, они считали его скучным, а взрослых такое поведение, мягко говоря, раздражало. «Дикий», «с кислой миной» – вот так о нём отзывались ближайшие родственники. Не было ни одного человека в его ближнем окружении, которого Сашка устраивал хотя бы частично. И если в детстве всё списывали на стеснительность или даже отставание в развитии, то сейчас на Сашу постоянно сыпались упрёки. В какой-то момент родители поставили на нём крест, наняли юриста за бешеные деньги и организовали Саше подарок на Новый год. Прямо перед праздниками старшие оформили Сашу полностью недееспособным. И правильный диагноз нашли. Так, что никто, кто бы знал Сашку, не усомнился бы в результатах врачебной комиссии. Парень не сразу узнал об этом, но как только понял, что с ним сделали родные – нет, не расплакался прямо перед ними, а дошел до комнаты, осторожно прикрыл дверь, сел на кровать и от бессилия уронил свою голову на колени, обняв себя под сухожилия. Сашке в тот момент очень хотелось плакать, но какая-то сила как будто не давала это сделать. Боль не выходила со слезами, а просто разъедала мальчику всё внутри. Он на физическом уровне ощущал невыносимые страдания, но не мог их выплеснуть.       Но Сашины дни сильно не поменялись, он всё так же не был. Одни люди называют свою жизнь существованием, а у Саши и существования не было. Он просто не был и все. Если бы родители изредка не наблюдали, как он ест, отдалённо от всех, если бы Саше и еда не нужна была, наверное, все бы вскоре и забыли о его существовании. Тем более, что дом большой, есть где затеряться. Люди часто забывают о своих вещах, когда их становится слишком много. Вот Сашины родители и забыли бы о нем, как об одной из вещей, если бы не одно Но.       Люди очень быстро привыкают к определенному поведению и ждут только его. Саша всегда был тихим и относительно спокойно принимал все, что ему дают, но тут нервы мальчика, похоже, сдали. Нет, он не стал орать матом или хотя бы активно жестикулировать, пыхтя при этом, как обычно это делают вспыльчивые юноши. Одного его твердого «Нет» хватило для того, чтобы родители пришли в бешенство.       Отец Сашки взял его за волосы и скинул прямо вниз по лестнице.       Хорошо, что Саша в тот вечер отделался только ушибами, но на этом старшие останавливаться не планировали. Неизвестно, какая неведомая сила руководила ими в момент, когда они придумывали для сына такое наказание, но, так или иначе, уже через час состоялся телефонный разговор.       Отец Саши говорил уже твердо, почти без эмоций. Мать тоже была рядом, но в диалоге не участвовала. Ей, в общем, было все равно, что будет дальше. Хотелось скорее в аэропорт. Их отпуск начинался сегодня. И, если бы не эта ситуация, Сашу бы ждал целый месяц спокойной жизни в огромном коттедже.       Вылет был запланирован через четыре часа, поэтому Шилков-старший делал всё спешно. Может быть, если бы не потребность в таком скором разрешении ситуации, отец Саши успел бы отойти, но всё происходило так стремительно, что вскоре к разговору супругов подключился третий.       Это был высокий лысый человек лет сорока. Всей своей наружностью он походил на З/К. Впрочем, так оно и было. Человек, подпольным прозвищем которого было «Кач», освободился относительно недавно.       Кач должен был Шилкову, поэтому отец Саши, не придумав ничего лучше, решил «покарать» сына руками того, кто в общей сложности по разным статьям отсидел столько, сколько Сашке было всего лет.       Петр Шилков, что самое интересное, полностью отдавал себе отчет в действиях. Но ненависть к «неправильному» Сашке была насколько велика, что ему уже было все равно, как далеко все это может зайти. И вот они – известный бизнесмен, его жена и какой-то уголовник сидели за одним столом. Глаза у супругов были горящими. Они были словно евреи, которые наконец нашли, за что распять Иисуса.       А вот Кач, как сказали бы на зоне, был «в ахуе». Мужчина пусть и был уголовником, но на то, чтобы взять и избить кого-то, ему нужна была хоть какая-то причина. А эти люди предлагают бить их «сынка», жить в их коттедже и ещë получать за это солидную для глубинки зарплату.       При этом причину для такого наказания не объяснили, только сказали, что он заслужил это, и попросили не сдерживаться. Качу было тяжело сейчас, бывших зэков на работу брать отказываются, а тут 50.000 рублей и проживание в хорошем районе. В любом случае, он согласился. И, дождавшись, пока Шилковы уйдут, стал подниматься по лестнице наверх, по пути разминая кулаки.       Нужно было хоть как-то настроиться. Кач стучать бы не стал, так бы зашел, если бы мальчишка не вышел сам. Сашка на фоне мужчины казался совсем хлюпеньким. Худой, среднего роста, черты лица ещё совершенно не мужественные, а вот именно мальчишеские.       Сашка, будучи девятнадцатилетним, выглядит скорее как мальчик лет 14-15. Парень хотел пройти мимо мужчины, посчитав, что это какой-нибудь друг отца или рабочий, но тот освистнул его.       — Э, куда пошел? Я к тебе иду, пацан, нехер убегать. Натворил херни, а теперь тикаешь? Нее, так дело не пойдет. Бестолковка твоя думать совсем не хочет?       Сашка хотел было хоть что-то ответить, но не успел. Кач взял его за шкирку и обратно повел в спальню. Не хотя особо церемониться с мальчишкой, старший одним движением стянул с него джинсы, несмотря на то, что те сидели плотно и дополнительно фиксировались ремнем.       — Ну ничё, дядя Вова щас научит тебя всем манерам. Матушка приедет, не узнает тебя.       Мужчина толкнул того на кровать, а потом принялся спешно искать, чем бы исполосовать парня. Кулаками бить не хотелось, жалко стало. Кач не знал, сколько Сашке лет, поэтому решил, что тот максимум старшеклассник, а значит и порки ему хватит.       — Дядь Вов, не надо.       Саша впервые подал голос. И так жалобно еще, что даже бывший зэк на секунду остановился. Но только на секунду.       — Надо, Федя, надо! Вот издеру твою жопу в кровь, может думать начнешь, как родителей изводить. Ори-не ори, плачь-не плачь, а знай: я на тебе живого места не оставлю, пацан. Я на зоне столько малолеток перевоспитал, что и на тебя управу найду, гаденыш мелкий.       Раньше над ним родители издевались только словесно, а сейчас ещё и физически. Пусть и не своими руками, но Саша прекрасно знал, по чьей указке этот человек здесь находится. Ему, может, и следовало бы сейчас оправдаться, потому что правда часто звучит убедительнее лжи, но вместо этого он поступил так же, как и всегда – просто смирился.       Раньше Сашку никогда не били, и в детстве он думал, что будет даже хорошо, если его выпорят. Порка мальчику казалась своеобразным проявлением родительской заботы. Но на Сашку в принципе редко обращали внимание, взрослые всегда были либо равнодушны, либо разочарованы.       Мысленно приготавливаясь к первым ударам, парень зажмурился и представил, что его сейчас будут пороть за какой-то очень нехороший поступок, совершенный еще в детстве. Правда, таких было явно очень мало. Сашка с самого начала рос тихим мальчиком. Если бы его родителями были не Петр и Наталья Шилковы, известные бизнесмены и, как говорят в народе, «достигаторы», парень бы вырос совершенно другим, и судьба бы у него была не такой незавидной.       Из этих размышлений его вырвала первая череда ударов. Дядя Вова, как представился мужчина, бил сильно.       Сашка надеялся, что это будет хотя бы ремень, но сейчас его зад полосовали толстым, но очень гибким шнуром. Мальчик от боли не смог даже закричать, вместо этого он открывал рот, как рыба, и едва слышно стонал. Это единственное, на что у него хватило сил. Вся его сущность как будто была сконцентрирована где-то в районе задницы. Казалось, что все нервные окончания переместились туда, поэтому он не может ни закричать, ни убежать.       Все, что находилось за пределами ягодиц, будто окаменело. На мгновение Кач остановился. Похоже, ему тоже нужна была передышка, бить парня в такой позе было не очень комфортно, кровать у Сашки была очень невысокой, мужчине приходилось наклоняться.       Рассматривая результат первой серии ударов, Кач решил заговорить с мальчишкой       — Ты там язык себе откусил что ли? Не строй из себя мужика, я же вижу, ты еще сопляк. Поплачь, поори…полегчает, может.       Не дождавшись ответа, мужчина стал наносить вторую серию ударов. А мальчик, когда его тело и мозг осознали, что с ним происходит, завопил. Саша всегда был сдержанным, но тут держаться сил уже не было. Мальчишка скулил и плакал. И все это звучало не по-человечески. То, что выходило у Саши из гортани, было похоже на щенячие визги.       И в этот момент бывший зэк немного опешил. На зоне ему приходилось заниматься «воспитанием молодняка», но те орали, как резанные, особо буйные еще умудрялись вставлять угрозы. А Сашка был как щенок. Он даже прощения не просил, просто тихо скулил. Тогда Кач примерился и нанес последний удар. К этому моменту мальчишеская задница была уже фиолетово-черной, хорошо был виден рисунок на общем лиловом фоне: петли, которые вместе образовывали подобие цветка.       «Дядя Вова» с Сашкой заговорить не решался. Если бы это была разовая акция, он бы просто ушел, но здесь ему нужно быть еще целый месяц. О чем вообще можно поговорить с подростком, которого ты только что избил? Ничего не придумав, Кач просто вышел из комнаты. А Сашка наконец дал волю слезам. Он и во время порки плакал, но то были другие слезы. Сейчас Саша плакал от жалости к самому себе. Ему правда было себя жаль. Настолько, что, поддавшись порыву, он просто стал себя обнимать, потом гладить себя по голове и тихо шептать: «Все хорошо, все закончилось.. все будет хорошо.. ты молодец.. вот так..».       Кач в это время стоял за дверью и прислушивался. Тогда он еще сильнее укоренился в мысли, что с Сашкой что-то не так. Стучать не стал, вошел просто так и сразу же направился к мальчишке.       — Рассказывай, Санек, — коротко и ёмко. Хотя Кач и не понимал, что именно хочет услышать от мальчика.       — Что..?, — Сашка непонимающе посмотрел на мужчину. Наверное, сейчас отличное время для того, чтобы оправдаться, только зачем? Дело уже сделано. Мальчик лежит с темнеющей задницей, весь заплаканный, и трясется, то ли от холода, то ли всё ещё от боли.       — Пацан, откуда мне знать? Это твои родители заплатили мне за то, чтоб я тебя бил по-черному. Я не смог. Санек, тебе лет то сколько? четырнадцать? пятнадцать? Я детей только по заднице бью.       Саша заметно поник. Глаза, которые и так не выражали слишком много эмоций, совсем потускнели. Его положение казалось ему абсолютно безвыходным.       — Помогите мне, — Сашка взглянул Качу в глаза с надеждой. — Пожалуйста.       Мужчина тогда стал ходить по комнате и размышлять о всей ситуации. Сашка не выглядел избалованным мажорчиком, на которого родители натравили уголовника от безысходности.       Кач тогда ничего Саше не ответил, просто присел на диван, устремив глаза куда-то вдаль и изредка поглядывал на синюю задницу мальчишки. Вскоре раздался звонок. Мужчина быстро взял трубку.       — Петр Александрович, да, все сделал. Нет, ребра целы. Да, в порядке, ничего не сломал.       Кач сначала подумал, что нерадивый папашка решил побеспокоиться о сынке, пока не услышал одну фразу.       — Ну ты хоть палец ему сломай для приличия, мы тебе не за просто так пятьдесят штук дали.       Тогда мужчина тихо хмыкнул и отключил звонок. Всё встало на свои места. Родители Саши не пытались вразумить избалованного сына, им просто хотелось его изувечить. Для каких целей – не ясно. Но явно не для благих.       Тогда Кач встал с дивана и направился к кровати мальчишки. Мужчине не нравилось то, что он собирался сделать, но другого выхода он не видел. Правда, перед этим решил с Сашкой поговорить.       — Сань, тут такое дело.. Ты попросил о помощи, и я тебе помогу. Но сначала нужно одну неприятную вещь сделать. Побудь паинькой, ладно?       Мальчик только тихо кивнул. Что может быть неприятней тех ощущений, что сконцентрировались у него в районе задницы?       — На, вот, закуси.. Сразу говорю – больно будет. И глаза закрой, нехер смотреть на это.       Кач всунул Сашке скомканную тряпку в рот, дождался, пока тот закроет глаза, и, одним резким движением взяв мальчика покрепче за указательный палец, вывернул его в обратную сторону. Раздался различимый хруст, а потом такой стон, что Кач, поддавшись порыву, крепко прижал мальчишку к себе. Ему очень было жаль Сашку, но он не знал, как иначе ему ещё можно помочь. Прежде, чём куда-либо увозить подростка, нужно сделать так, чтоб Шилков хотя бы на некоторое время забыл о нём. Фотография сломанного пальца в доказательство проделанной работы поможет выиграть время.       — Тихо, тихо, Санечка.. всё закончилось..       Кач по-отечески прижимал мальчишку к себе, взъерошивал светлые кудри, сжимал, а потом отпускал. И тогда, когда мальчик не перестал скулить, но начал делать это явно тише, Кач взял в руки телефон и сделал пару фотографий. Отправить решил через пару часов. Тогда, когда, по расчетам мужчины, Шилков позвонит снова.       Таким образом они выигрывали, по крайней мере, время от трех часов до, возможно, месяца. Дядя Вова оставил Сашу на кровати и принялся собирать в спортивную сумку те вещи, которые казались ему необходимыми для мальчика. Тогда он ещё удивился, почему у сына таких известных бизнесменов вещи застираны чуть ли не до дыр. Спешно всё собрав, Кач взял мальчишку за футболку и поднял того с кровати.       — Поехали.       Саша не стал спрашивать, но в его взгляде так и читалось: «Куда». Кач ответил на его безмолвный вопрос:       — У братков переконтую тебя. Потом – не знаю. Сань, я человек бывалый, но такой херни никогда не видел. Не знаю, получится ли помочь тебе, но я хотя бы попытаюсь. Только давай сразу договоримся: слушаешься во всем. Понял меня? Даже если я скажу тебе руку под болгарку подставить. Лишних вопросов не задаешь, сильно много ни с кем не болтаешь.       — Вы не можете.., — Сашка сначала опешил от своих же слов, поэтому сразу же исправился, — Точнее, спасибо большое.. Точнее..       Кач смотрел на мальчика с вопросом, не понимая, как вообще вести себя с этим странным подростком, — Я недееспособный, понимаете? И об этом все вокруг знают. Вас со мной никуда не выпустят.       Тогда Дядя Вова с ног до головы осмотрел парня. Руки-ноги есть и, вроде бы, не дурачок.       — Пацан, не неси пурги. Я же вижу, что с тобой все нормально. Не боись, трогать тебя больше не буду.       — Да нет, вы не понимаете.. Родители через суд оформили меня недееспособным. Понимаете, я ничего не могу! Я не могу взять и уйти, я не могу даже в магазин сам сходить.       Это был один из немногих разов, когда мальчик позволял себе чуть больше эмоций, чем нисколько.       А у Кача в это время картинка в голове стала еще яснее. И он еще больше убедился в том, что мальчишку нужно спасать во что бы то ни стало. В конце концов, он и раньше совершал преступления. Пусть туда добавится похищение. По крайней мере, на этот раз он переступает черту во благо.       Уже спустя сорок минут они сидели в подвальном помещении где-то на отшибе. Сашку приняли хорошо. Правда, с тем условием, что тот будет убираться в их берлоге. «Братки» считали это занятие унизительным, но Сашку договорились за это не чморить. Тем более, что каждый из них теперь знал его историю.       Мальчик устраивал каждого: тихий, убирается хорошо, ест мало. А когда тот постепенно начал оживать, многие и вовсе воспылали к нему чувствами, близкими к отеческим. У кого-то из них были дети, у кого-то нет, но, так или иначе, каждый из них считал своей обязанностью хоть как-то помочь мальчишке.       Правда, не обходилось и без нагоняев. Пару раз Сашку пороли сразу несколько человек.       Саша тогда позволил себе вслух озвучить мысли о том, что он бы хотел в будущем стать такими, как они. Тогда мальчишку зажали между колен и отхлестали, как говорят в народе, до зеленых соплей. Царь, самый старший из них, тогда долго беседовал с парнем.       А Сашка в это время довольно улыбался. Тогда он понял, что впервые за всю жизнь кому-то не все равно на него. Да, задница болела знатно, зато в душе было совершенно спокойно.