Подходящий калибр

Практически каждая встреча сводится к одному. Если Хисоке что-то нужно, Куроро непременно в этом откажет. После потери нэн единственной компанией для него стал именно тот человек, который его предал. Хисока — Иуда, поэтому ни о какой милости речи идти не может. Он полезен пока что, помогает в поисках экзорциста и даже передаёт его сообщения остальным паукам. Насколько полно он их передаёт, конечно, остаётся загадкой, но факт есть факт — и новостные каналы посмелее иногда скомкано показывают результаты их работы. Хисока пока неплохо справляется с тем, чтобы быть посыльным, а взамен просит ничтожно мало. — Обещай мне самое лучшее в моей жизни сражение, — в тысячный раз повторяет он, и Куроро отвечает как и прежде — нет. Для битвы с Хисокой нужна тактика, время, нужно подготовить себе побольше козырей, которые могут сыграть против такого человека. И пока Куроро не будет уверен в своей победе, согласия не даст даже на словах. Они сидят в заброшенном складе, и мрачной песни гуляющего по развалинам ветра долгое время ничего не мешает, и лишь размеренный стук каблуков бесцеремонно позволяет себе такую наглость. Хисока встаёт со своего места и монотонно вышагивает круги по полу. Бросает свой фирменный хищный взгляд на Куроро, улыбается вытянутыми по-лисьи глазами. Ему нет смысла продолжать здесь свою охоту, пока проклятье Курапики не снято, но Хисока продолжает его стеречь. Словно охраняет добычу, но даже не пытается держать дистанцию как раньше. — Я знаю ты хочешь меня убить, — тянет он, вновь подходя ближе. — За предательство, за то, что продал вас тому парнишке. Ты отказываешь мне из вредности, данчо. — Хисока садится перед ним, складывая руки на коленях Куроро. И смотрит исподлобья, поглаживает сквозь ткань. — Если я предложу тебе лучший минет в твоей жизни, ты тоже откажешь? — Разумеется. — Да брось, сосу я даже лучше, чем сражаюсь. После нашей битвы такой возможности уже не будет. Ну же, не упускай свой шанс. Его фривольность раздражает до скрежета зубов. Хисока, пожалуй, остаётся одним из немногих, с кем Куроро так быстро теряет хладнокровие. Душевное равновесие восстанавливать нет ни сил, ни желания. Когда Хисока, перебирая пальцами, приближается к паху, от спокойствия нет и следа. Куроро достает револьвер, взводит курок — досадно, раньше он принадлежал Пакуноде — и наставляет дуло на ненавистное довольное лицо. Хисока даже не пытается изобразить удивление, чем только сильнее выводит из себя. Однако — подмечает Куроро — пыл его заметно поутих. — Ну и чего ты медлишь? Хотел ствол — вперёд. Он в твоём распоряжении. Хисока задумчиво проводит кончиками пальцев по дулу, приподнимает бровь, возвращает взгляд на Куроро. — Полагаю, пушечка заряжена? — Можешь не сомневаться в этом, — уже более спокойно заверяет его Куроро. — Неужели для тебя это проблема? Или ты берёшь то, о чём просил, или ни о какой битве речи больше не будет идти. Ненавижу клоунов вроде тебя, любителей разбрасываться словами. — Ох, я и не думал сдавать назад, просто хочу быть уверенным, что ты сможешь спустить мне в глотку. — Вперёд, — нетерпеливо покачивает револьвером Куроро, тыча им в скулу Хисоки. — Я бы не посмел перечить приказам своего драгоценного босса. Жаркий выдох — Хисока устраивается удобнее на полу, на коленях перед ним. Покорный и невозмутимый. Он легко касается губами самого кончика, затем отстраняется и, прикрыв глаза, припадает обратно. Эта сволочь не отступится. Было бы так просто разнести его черепную коробку парочкой выстрелов прямо сейчас, когда он так расслаблен в уязвимой близости к оружию. Когда даже ему будет невероятно сложно увернуться от пуль. Но нельзя. Он — единственное связующее звено с труппой, и избавляться от него сейчас будет попросту расточительно. Поэтому приходится контролировать лежащий на курке палец. Язык Хисоки медленно очерчивает круг и проникает в дуло самым кончиком, собирает порох, демонстрирует это самым безобразным и пошлым образом. Даже бровью не ведёт, игнорируя резкий вкус, как ни в чём ни бывало обхватывает ствол губами и поднимает взгляд. Кажется, он действительно не врал о своём мастерстве, более того, он всерьёз готов продемонстрировать его даже на предложенном револьвере. Забавно, обычно он не любит довольствоваться меньшим. Рука Куроро неподвижна. Он уверенно держит её перед собой, позволяя Хисоке беспрепятственно взять глубже. Что он незамедлительно и делает, ухмыляясь, будто контролирует всю ситуацию. Это даже не доверие — он просто знает, что Куроро нет резона его убивать сейчас, так же как и Хисока, уже долгое время не пользующийся своим преимуществом в виде нэн, не навредит ему раньше времени. Они живут практически бок о бок и каждый божий день вынуждены сдерживаться. Они оба пока не могут убить. И оба знают, почему другой этого тоже не сделает. А потому Хисока играется, чувствуя безнаказанность. Он втягивает щёки и подаётся чуть назад. Покачивается, старательно вбирая его в рот снова и снова. Закатывает глаза, когда немного давится. Подонок. Выпускает ствол изо рта, слюна вязко стекает с металла, и Хисока медленно облизывает его, вычищает беспорядок, который сам развёл. С наигранным стоном Хисока поворачивает голову, склоняется к револьверу, целует мушку, обводит её контур языком. Куроро невольно разводит собственные колени шире — тело двигается самостоятельно. Видимо, такой жест одобрения не остаётся незамеченным, потому что в ту же секунду Хисока срывается на смех. Не ухмылка, а раскатистый хохот во весь голос. — Ох, ты совершенно не умеешь терпеть. Я ведь ещё даже не начал по-настоящему. В следующую секунду гремит выстрел. Пуля рикошетит от бетонного пола и отлетает к стене сбоку. Куроро выстреливает в сторону. Конечно, только таким примитивным способом он может унять лишние эмоции. Хисока прикрывает улыбку рукой. Веселится, гад, знает, что Куроро его не пристрелит. Не показывает ни капли волнения даже когда Куроро направляет револьвер снова на Хисоку. — Какой он горячий… — с придыханием произносит он, когда вновь касается ствола. Без промедлений возвращается к своему занятию. Куроро соврёт, если скажет, что встречал людей более извращённых, чем Хисока. Вид, который он беззастенчиво демонстрирует, действительно производит нужный эффект, заводит. Момент по-своему таинственен. Почему-то рушить его не хочется, пока Хисока открыто стонет, дразняще берёт ствол за щёку. Дыхание учащается, Куроро вынужден признать, что это на него действует и — видит Бог, — если Хисока решит прерваться, он готов собственноручно схватить его за волосы и притянуть обратно. Хисока играет грязно. Может поднять взгляд, прикрыть глаза, склонив голову со стоном, и когда Куроро косится вниз, понимает — Хисока крепко сжимает пах в ладони. Из-за лишней слюны слышно хлюпанье, он умело собирает её языком. Ускоряется постепенно, хотя Куроро уверен, что обращаться так с металлом несколько опасно. Какое удовольствие бы не приносила боль, приченённая Хисоке, Куроро должен остановиться. Контролировать палец, лежащий на курке с каждой секундой всё сложнее. Приходится вытащить ствол изо рта Хисоки. Куроро поднимает его голову за подбородок, жадно вглядывается в его помутневшие от наслаждения затуманенные глаза и отбрасывает револьвер в сторону. Он не забирает. Он принимает то, от чего отрёкся внешний мир, как и положено пауку. Его философия противоречит тому, чтобы отказываться от предложенного, даже если тебе предложил себя такой человек, как Хисока.