Горькое счастье

Сколько он помнил себя в течение последних нескольких лет, его пробуждению всегда предшествовала непонятная приятно волнующая истома, которая словно подталкивала его мягкими касаниями под рёбра поскорее освободить своё сознание от сонной дымки и открыть глаза, чтобы узнать, с чего начнётся новый день, ознаменовывающийся восходом солнца. В первые дни и даже месяцы, когда он стал ощущать эту похожую на первые робкие нотки весеннего тепла перемену, которая несмело растекалась у него внутри и обволакивала благодатным, чуть маслянистым теплом будто оживающие после долгого нахождения в анабиозе сердце и душу, его это изрядно удивляло, потому что он привык при погружении в сон ощущать лишь одиночество, а просыпаясь, невольно содрогаться от холода, который мог прогнать только первый глоток крови, пусть даже и консервированной. Но теперь всё было совсем по-другому, всё в его жизни менялось, причём вроде бы незаметно и в то же время стремительно, наполняя живыми яркими красками то, что он привык видеть в мрачно-серых тонах, и он со временем понял, почему: раньше он навстречу каждому наступающему дню шагал в одиночку, осознавая, что со всеми проблемами и неприятными сюрпризами, которые тот может преподнести, ему придётся справляться самому, а сейчас... Сейчас кардинально изменилось самое главное в жизни любого мужчины, будь он хоть простым смертным, хоть посланником вечности - он больше не один. И один уже не будет. Тоненькие тёплые пальчики ласково прошлись по его плечу, поглаживая и чуть задевая ноготками обнажённую кожу, и Феликс, пока ещё не открывая глаз, сонно улыбнулся, по-прежнему обнимая подушку, хотя куда больше уже хотелось поскорее ощутить в своих руках любимое хрупкое тело и почувствовать ответные объятия той, кто теперь засыпала на его груди каждый вечер, с умиляющей бесцеремонностью вторгаясь в его личное пространство, которым он привык так дорожить в последние семь столетий, и, словно котёнок, утыкаясь носом к нему в шею. Слабый утренний свет просачивался в спальню даже сквозь плотно задёрнутые тёмно-синие шторы (сразу же и не совсем кстати ему вспомнилось, как они с Ульяной вели неслабый такой спор, выбирая именно эти шторы и именно такого цвета: он считал, что для их спальни они в самый раз и пытался убедить в том же свою заупрямившуюся ненаглядную, а Уля, выслушивая аргументы, которые ей, похоже, совсем не казались достаточными и исчерпывающими, бросала на него мрачные взгляды, дулась и тогда выдала ему что-то вроде того, что, просыпаясь по утрам, будет теперь чувствовать себя в собственной спальне, как в наглухо замурованном склепе. Он уже готов был уступить, видя её недовольство, и даже притянул к себе бессмертную для примирительного поцелуя, но после этого Ульяну почему-то мгновенно покинуло желание ссориться из-за такой мелочи, как цвет занавесок в спальне, и она, приникнув к груди Феликса и уткнувшись лицом к нему в плечо, просто сказала, что и такие вполне сойдут); но каким-то внутренним чутьём, данным любому вампиру ещё с рождения наравне с навыками охотника и инстинктом самосохранения, Феликс чувствовал, что сейчас не больше шести часов утра и солнце полностью поднимется ещё нескоро. Осталось только выяснить, чего это его личному солнцу не спится в такую рань... А женские пальцы, самые нежные и легко узнаваемые им из сотен других по прикосновениям, продолжали невесомо порхать по его плечу, пока постепенно не перескользнули на лопатку и не принялись обводить её контуры и приятно щекотать. Похоже, его любимая кареглазая красотка проснулась довольно давно и, то ли заскучав, то ли исходя нетерпением что-то рассказать ему или поделиться с ним своими (точнее, уже три года как их общими) планами на грядущий день, взялась будить своего вампира в привычной для неё - ласковой и ненавязчивой - манере. Глубоко вздохнув и потянувшись всем телом, чтобы размять чуть затёкшие во время сна мышцы, Феликс снова улыбнулся, когда наконец открыл глаза и увидел в утреннем полумраке беспорядочно и вперемешку разбросанную на полу возле двухспальной кровати одежду: свой серебристо-серый пиджак, белую рубашку с разметавшимися в разные стороны рукавами и поблёскивающими рядом на паркете запонками, джинсы, короткое фиолетовое платье с расстёгнутой его собственными пальцами молнией и... крошечную кружевную вещицу такого же цвета, увидев которую, вампир не сдержал едва слышного судорожного вздоха от прокатившейся по телу волны жара. В памяти тут же всплыли окончательно разбуженные воспоминания прошлого вечера, осевшие будто наполненными ментальным огнём образами в голове и сладостной усталостью, угнездившейся под кожей. Нежная белая, как лунный свет, кожа, обволакивающая ягодным ароматом и вздрагивающая сначала под его пальцами, которыми он, как обычно, ласкал и исследовал каждый дюйм, а потом - под его губами, с наслаждением и мучительной неспешностью вкушающими запах и привкус любимой женщины... Маленькие хрупкие ладошки, изучающие теперь уже его тело, и горячее прерывистое дыхание, овевающее собой его щёку и подбородок... Влажные неистовые поцелуи, во время которых сливаются воедино не только губы и языки, но и души, отчаянно тянущиеся и льнущие друг к другу... Нестерпимо горячая теснота, которую он ощущает каждой клеткой так явственно, что, кажется, вот-вот готов разлететься на молекулы от запредельного напряжения и удовольствия, и жалобный стон-мольба: "Ещё! Феликс..." Огненная змейка стремительно-властным движением пронеслась по позвоночнику, поселяя невольную дрожь где-то под ложечкой, и притворно мирным клубком свернулась внизу живота, едва не заставив вампира зашипеть от того, как его тело мгновенно отозвалось на мысленное погружение в события минувшего вечера. Чёрт, похоже, не только одежда, но и предмет его нижнего белья тоже валяется сейчас где-то на полу. После того сумасшествия, которое творилось здесь вчера вечером, когда они с Ульяной пришли домой из ресторана, где весь рабочий коллектив агентства отмечал день рождения Катерины, и после того, как нежно-игривый поначалу поцелуй, состоявшийся в прихожей, распалил их обоих не на шутку, лишь одна Уля, как всегда, идя на поводу у своей излишней застенчивости, нашла силы в своём гудящем и подрагивающем от перенесённого наслаждения теле прикрыть свою полную наготу хотя бы шёлковой сорочкой, запас которых ей приходилось пополнять с завидной регулярностью, и только после этого отключилась, провалившись в глубокий сон, в поджидающих её объятиях мужа, а он сам оказался уже не способен даже на самое ничтожное физическое действие. Разве что обнять любимую жену перед тем, как тоже полностью отдаться во власть Морфея, и напоследок вдохнуть пробирающий до каждого нерва запах её волос, в которые ему безумно нравилось погружаться лицом и купаться в их шелковистой мягкости и обволакивающем аромате до проступающих на коже мурашек... - Проснулся? - тихий голосок, похожий на перезвон серебряного колокольчика, всегда услаждал слух лучше самой чудесной на свете музыки, и Феликс, не спеша оборачиваться и стараясь как можно ровнее и размереннее дышать, чтобы справиться с накатившим с утра пораньше возбуждением, утвердительно хмыкнул, а атласно-мягкая шаловливая ладонь его девочки тем временем уже полностью прошлась по его спине, легонько лаская и делясь своим теплом. Он снова чуть было не прикрыл глаза от удовольствия и устоял только в последний момент, мысленно напомнив себе, что Ульяна дожидалась той минуты, когда и он попрощается со сном, не просто так. Наверняка что-то придумала, наметила какой-то план на сегодняшний выходной, который, как она, наверное, думает, должен понравиться и ему, и Феликс знал, что просить её выложить всё быстро и по сути бесполезно - когда речь заходила о чём-то, что доставляло ей пусть даже мысленное удовольствие и сладким азартом подстёгивало воображение, Ульяна превращалась в настоящую актрису и во время рассказа о своих задумках устраивала, сама того не замечая, целое представление для единственного зрителя, в роли которого обычно представал Феликс, смаковала каждый момент и каждое слово, позволяя снисходительно улыбающемуся и беззаветно любящему её мужчине ловить хрустальные переливы в её голосе, когда переполняющие девушку радостные эмоции подбирались к краю, и наблюдать задорный блеск в глазах и великолепный румянец на щеках. В такие моменты она, сбрасывая все необходимые во время пребывания на публике маски и официозы, будто оживала, снова становясь внутри той самой жизнерадостной беззаботной девчонкой, которая когда-то мчалась верхом на лошади наперегонки со старшей сестрой и ещё знать не знала и думать не думала ни о давно забытой мести, ни о преследовавших её призраках, ни о Тёмных, в течение почти целого года пытавшихся использовать её в своих целях, и уже ради одного этого преображения, яснее любых слов говорящего о том, что его любимая женщина по-настоящему счастлива, Феликс был согласен на всё, что приходило в её хорошенькую головку и приводило её в такой восторг. - Но ты-то, похоже, проснулась раньше, - изрёк он очевидную истину чуть более хриплым, чем обычно, голосом и, наконец-то перевернувшись на спину, буквально утонул в глубине прекраснейших и любимых тёмно-карих глаз, обладательница которых тут же прильнула к его боку и легла щекой к нему на грудь, прижимаясь скулой к области солнечного сплетения и касаясь гладкой молочно-белой кожей жёстких чёрных волос. Феликс на всякий случай тут же обхватил девушку рукой и незаметно подвинулся в сторону, чтобы она случайно не задела его не желающую пока успокаиваться мужскую плоть, которая от запаха Ульяны и прикосновений её шелковистой кожи наполнилась почти болезненной пульсацией. - Тебе чего не спится, жена? Ещё рано, к тому же сегодня выходной. Ульяна, одарив его очаровательной ангельско-озорной улыбкой, от вида которой Феликс с трудом подавил желание наплевать на все ранее данные себе установки и до хруста сжать любимую в объятиях, приподнялась, выскользнув из-под его руки, склонилась к его лицу, невесомо щекоча скулы и подбородок немного растрепавшимися локонами, от которых мужчина помимо фруктового аромата шампуня уловил запах лака для волос, резковатый для его не по-человечески острого обоняния и всё равно приятный, как и всё, чем она благоухала, и прильнула пухлыми розовыми губами к его губам. На поцелуй вампир ответил мгновенно, не в силах отказать себе хотя бы в этой малости и зарывшись пальцами в густоту тёмных распущенных волос, а другую руку машинально опустил на изящные изгибы талии Ульяны, которая обняла его руками за шею, прижимаясь ещё крепче. Все его старания держать себя в руках и намерения утихомирить поднимавшегося внутри зверя, который от поцелуев и ласк Ульяны срывался с цепей ещё быстрее, чем от близости свежей крови, пошли насмарку, и он с внутренней обречённостью признал это, когда Уля приникла к нему настолько близко и крепко, что уже попросту не могла не замечать очевидного, тем более, что тонкий шёлк её ночнушки был очень условной и почти незаметной преградой между их телами. Под кожей медленно растекалось то самое пламя, отголоски которого сохранились в каждом уголке тела ещё с прошлой ночи, и Феликс, углубляя поцелуй и проникая языком в сладкий ротик своей любимой девочки, приглушённо застонал, чувствуя, как в паху скапливается знакомая горячая тяжесть, заставляя его вздрагивать и вбирать в себя губы Ульяны уже далеко не невинным образом. Крепче обхватив девушку уже обеими руками и полностью улёгшись на спину, тёмный кое-как прервал поцелуй, несмотря на занимавшееся дыхание и заполняющую вены и артерии кипящим потоком кровь (с вампиршами таких ощущений не было и в помине, как и со смертными женщинами, за исключением, может быть, Божены), и откинул с раскрасневшейся щеки Ули тёмную прядь волос. Ульяна, тоже тяжело дыша, немного смущённо улыбнулась и провела ладонью по его левой ключице, а потом вдруг наклонилась и припала к смугловатой коже губами, пробуя знакомый солоновато-мускатный привкус, переходя лёгкими поцелуями на грудь и оставляя быстро высыхающие влажные следы, выводимые кончиком языка. Облачённая в огненную шкуру змея, ободрённая действиями девушки и постепенно распаляемая её ласками, полностью распрямила свои кольца внизу живота, затопляя нижнюю часть тела жаркой волной, а потом вдруг без всякого предупреждения скрутилась в тугой подрагивающий узел, от ощущения которого перед глазами суетливыми мушками запрыгали чёрные точки, а до разума Феликса, уже успевшего окунуться в туман подступающего удовольствия, стало доходить, что за планы были у Ульяны сегодня на утро и почему они заставили её проснуться пораньше. - Уля, ты что делаешь? - выдохнул Феликс и прикрыл глаза, чувствуя, как наслаждение звенящими искрами вонзается в кровь, разогревая её до немыслимой температуры. Ему казалось, что ещё немного - и он начнёт плавиться под становящимися всё смелее губами Ульяны, как воск под разгорающимся пламенем свечи. - Ты... ты же понимаешь, чем это закончится, если ты сейчас же не остановишься? Мне бы не хотелось изматывать тебя с самого утра... В наказание за неуместные возражения Ульяна чуть прикусила выступающую косточку, сжав зубки чуть сильнее, чем требовалось, и заставив лежащего под ней мужчину слегка дёрнуться от неожиданности её поступка, затем провела языком по месту укуса, не то извиняясь, не то успокаивая, после чего посмотрела прямо Феликсу в лицо, позволяя воочию увидеть лукавый блеск в её глазах. Её щёки приобрели пунцовый оттенок от прилившей к ним крови, что выглядело более чем аппетитно, если бы только голод в Феликсе в эту минуту пробуждала бушующая под её кожей кровь, а не сама эта чертовка с внешностью и телом вышедшей из воды наяды* и играющими языками пламени во взгляде, тёмные волосы мягкими волнистыми прядями спадали на обнажённую кожу белых, как лепестки лилии, плеч и на блестящий чёрный шёлк сорочки, облегающий небольшие, но очень соблазнительные полушарии высокой груди и плавным вырезом открывающий ложбинку, а ладонь с тонкими музыкальными пальчиками легонько, но решительно надавила ему на плечо, не позволяя подняться. Вампир лишь усмехнулся, понимая, что конкретно в этом случае ему противопоставить нечего. - А я вот совсем не против немного утомиться, пусть даже и с утра, - максимально кротким тоном самой добродетели изрекла Уля и повела свою ладошку дальше, оглаживая мужскую мускулистую грудь, уже изученную ею во всех деталях и каждый раз жаждущую её прикосновений, тугой подтянутый торс и твёрдые мышцы пресса, ещё больше напрягшиеся под её рукой, и пуская по телу любимого мужа новый поток пока ещё лёгкой дрожи, которая была подобна короткому ливню перед приближающимся штормом, а то и цунами, готовому совсем скоро накрыть их с головой. Феликс коротко рыкнул, на мгновение блеснув серебром закатившихся от удовольствия зрачков, и чуть выгнулся под её рукой, вызывая у Ульяны почти коварную улыбку. - Ночь была восхитительной, но её как-то маловато для девушки, которая ждала твоего признания не один год. Не хочешь возместить что-то вроде моральной компенсации своей теперь уже законной жене, а не просто помощнице или любовнице? - Уже три года только этим и занимаюсь, - голос Феликса охрип ещё больше, когда рука Ульяны спустилась ещё ниже, нежно сжав возбуждённую плоть и лаская пальцами бархатистую багровую головку, отчего стук крови в висках мужчины стал похож по звуку на оркестр, состоящий только из десяти тысяч барабанщиков, а сам он, хватанув ртом ставший горячим и стремительно вязнувший, как остывший желатин, воздух, едва удержался, чтобы не попросить Улю сомкнуть её ладонь чуть крепче. Дыхание бессмертной тоже сбилось, когда она в который раз ощутила размер подрагивающего от желания члена и силу эрекции - смертным мужчинам такое и не снилось. - М-м-м... Тебе всё мало, Ульяна? - Мало, - кивнула она и поневоле замерла, увидев, каким взглядом он окинул её после этих слов, на несколько секунд приподняв запрокинутую голову, а потом судорожно сглотнула, интуитивно поняв, что прямо сейчас последует. Последний шаг сделан, грань хоть и жаркого, но сравнительно невинного флирта оставлена позади, и пути назад точно нет, потому что он, этот путь к отступлению, очень быстро, буквально в течение нескольких секунд, сгорает в адских безднах, раскрывшихся в глубине устремлённых на неё глаз Феликса. - Сама напросилась! - эти слова Феликс даже и не прохрипел пересохшим горлом, которое всё больше иссушала жажда обладания дразнящей его бессмертной, а прорычал и в следующее мгновение резко и молниеносно перекатился, подмяв девушку под себя и оказавшись на ней сверху. Ульяна не успела ни ахнуть от внезапности произошедшего, ни даже слегка испугаться, потому что уже через краткое мгновение оказалась прижатой к матрасу резко перевернувшимся и нависнувшим над ней мужем, а от теперь уже полного контакта с его разгорячённой кожей её целиком погрузил в себя вибрирующий поток мурашек. Она знала, что так будет, решившись на недвусмысленные заигрывания с Феликсом, понимала, что он недолго сможет сохранять самообладание и осторожность, потому что именно ей в постели всегда удавалось полностью обнулять его выдержку максимум за пять минут, но всё же девушке хотелось тоже быть готовой к тому, что произойдёт, и идти в этом с вампиром на равных, а не слепо гнаться за ним на срывающемся дыхании, иногда успевая, а иногда и нет. Вот только проблема заключалась в том, что терпение Феликса явно было на грани. - Феликс! - Уля машинально упёрлась ладошками ему в плечи, пытаясь не то удержать его, не то дать минуту одуматься, но вампир, издав глухой подрагивающий рык, похожий на вопль голодного зверя, наконец-то почуявшего в непосредственной близости от себя долгожданную добычу, и окончательно поменяв цвет зрачков на мертвенно-белый, ухватился за скользкую ткань внизу декольте, безжалостно сминая её в ладони, одним движением разорвал по шву соблазнительное неглиже из чёрного шёлка, которое было единственным, что скрывало от него тело любимой и которое поддалось его силе покорно и с едва слышным печальным треском, и, без особого труда выдернув его из-под Ульяны, отшвырнул куда-то на пол. "Так же, как красное, а потом сиреневое," - успела мелькнуть у Ульяны немного тоскливая мысль от понимания, сколько её шёлковых сорочек успел разорвать в клочья любимый муж только за последний месяц, а потом уже настала её очередь прогнуться и застонать от взорвавшегося внутри удовольствия, когда Феликс прильнул губами к её шее, жадно целуя, покусывая и вбирая пахнущую спелой малиной кожу так, что на девичьей шейке сразу же расцветали багровые узоры, в то время как его руки, метнувшись вниз, уже нетерпеливо гладили и сжимали бархатистую кожу стройных бёдер. По венам будто вихрь пламени прокатился, закручивая кровь в бурлящий поток и превращая её в топкую обжигающую магму, которая оплавляла до основания каждый нерв и устремлялась к самому низу живота, наполняя его ноющим нетерпением. Ладони Феликса, уверенные, широкие и горячие, порхали по изгибам её тела, лаская бархатистую, как поверхность спелого персика, кожу, поглаживая и время от времени сжимая, словно подтверждая принадлежность этой девушки и её достоинств только ему. Ульяна, поневоле прикрывая глаза и утопая в его руках и той блаженной неге, которой он окружал её со всех сторон, вслушивалась в его учащающееся дыхание, смотрела из-под полуопущенных подрагивающих ресниц на лицо тёмного, черты которого слегка искажались, а серебро вампирских глаз проникало в саму душу, и слабо улыбалась ему, задыхаясь от новых касаний и искусных ласк, которые были ему доступны. Она понимала, несмотря на крепнущий дурман в голове, что сходящиеся на острых вершинах эмоции, рвущие сейчас Феликса изнутри, неуклонно пробуждают в нём его тёмную суть, ту, которую он привык скрывать от всех, кроме неё, и держать в стальных оковах своего разума, и несколько раз она замечала, как его руки резко отдёргивались от её тела и с клокочущей в нём необузданной силой вцеплялись в края подушки или простыни до белеющих костяшек, до свистящего дыхания сквозь стиснутые зубы, до треска ткани, готовой разойтись под его пальцами, как спальные наряды Ули. Но полноценного страха, того, который ледяными оковами смыкается на груди, зарождая озноб в сердце, и гасит даже самые жаркие физические желания, Ульяна не испытывала, и ненадолго остановить Феликса, чтобы он смог прислушаться к рассудку, ей пришлось лишь дважды: в первый раз он застывшим взглядом уставился куда-то в изголовье кровати, а его замершие на её боках руки стали мелко подрагивать, и Ульяна, вовремя почувствовав неладное и обвив руками его шею, притянула его к себе, чтобы поцелуем заглушить зов изначальных вампирских инстинктов, забившихся в его голове, а во второй раз... - Феликс, ты... ты делаешь мне больно, - кое-как выговорила Ульяна, когда его хватка слишком уж окрепла, чего он в пылу страсти, конечно же, не заметил, и мужчина чуть разжал пальцы, прерывисто дыша и покрывая перемежающимися с лёгкими покусываниями поцелуями её ключицы, на которых тоже проступали красные следы от его губ. - Помедленнее... Не спеши так... Феликс, ответив тихим рычанием, спустился к её груди, целуя мерцающую шёлком кожи ложбинку, и Ульяна, хватая ртом воздух и будучи не в силах сдерживать стоны, которые становились всё громче и откровеннее, откинула голову назад, видя перед собой лишь темный в предрассветных сумерках потолок спальни, который расцвечивали огненные искры, мерцающие перед её глазами. Губы вампира накрыли затвердевший сосок, вбирая его в себя и посасывая, и Уля отчаянно вскрикнула, чувствуя, как между ног вмиг становится горячо и влажно, хотя совсем недавно ей казалось, что контроль над ситуацией хотя бы частично в её руках. Низ живота налился напряжением, разбивающим неконтролируемой дрожью каждую мышцу, и девушка, распростёртая под крепким и довольно тяжелым телом мужа, бессильно всхлипнула, обхватив ногами его талию и потираясь плоским животом об его неистово пульсирующий член, чуть ли не рассыпаясь на флюиды желания от острой потребности слиться с ним воедино. Феликс, обводя языком и покусывая её соски, глухо зарычал, а его рука, словно желая усилить муки девушки, скользнула на внутреннюю сторону её бедра. Влага возбуждения тут же обволокла его пальцы, и Ульяне показалось, что каждый её нерв истончился, как растянутая до предела раскалённая нить -- достаточно одного прикосновения, чтобы все они порвались к чертям, рассыпая вокруг искры. Тянущая боль и горячая тяжесть внизу живота вдребезги разбивали все сосуды терпения, истощали запасы рациональных реакций, заставляя их в секунду сгорать и осыпаться невесомым пеплом, а тёмный всё медлил, лаская её грудь и не торопясь стать с ней единым целым. От нестерпимо терзающей изнутри нужды ощутить в себе мужчину, своего мужчину, Ульяну почти швыряло на постели из стороны в сторону, и если бы не сильные и надёжные руки Феликса, держащие её, она бы давно оказалась на полу. - Феликс... - Ульяна судорожно забилась, утыкаясь к нему в шею, впиваясь в неё поцелуями и оставляя на ней следы уже своих губ. Указательный и средний пальцы вампира вошли в её истекающее влагой лоно, чуть растягивая его, но не принося ни капли облегчения, а лишь подкармливая пламя горящего в возлюбленной желания и постепенно доводя его до крайней точки. - Феликс, пожалуйста... Прошу тебя... - Что? - хрипло спросил тёмный, подняв голову и посмотрев ей в глаза. Его пальцы продолжали двигаться в ней, а Ульяна, не осознавая, что по её щекам уже скатываются крупные бриллианты слёз, как могла, выгибалась навстречу поступательным движениям его руки. - Надо же, какая ты горячая и мокрая, девочка моя... Это тебе нужно? - Очередное проникновение, недостаточно глубокое, но сорвавшее с губ измученной Ульяны пронзительный крик. - Тихо, тихо... А что, если я сейчас вспомню, какой непослушной девчонкой ты была в прошлом, сколько раз поступала мне наперекор, и решу, что ты не заслуживаешь продолжения? Если я сейчас просто встану и уйду? Что тогда, Ульяна? Твоё тело юной богини выдержит, не получив удовлетворения? Уля яростно замотала головой, путаясь лицом в своих же волосах и разбрызгивая прозрачные слёзы. Подобные игры в постели с Феликсом были ей не в новинку, и она более или менее приноровилась к ним, но ей всегда приходилось быть максимально убедительной, чтобы он не передумал и перешёл к основному, потому что в противном случае вампир действительно мог просто оставить её одну в спальне с бьющей тело дрожью и тугим узлом в животе. Такого ещё ни разу не было, но девушка знала, что может быть. - Пожалуйста, Феликс, - её голос дрожал и срывался, а слёзы неудовлетворённого желания полились ручьём. Она чувствовала себя слабой, жалкой, беспомощной и полностью зависимой от него, и в какой-то степени это и было причиной её слёз. И всё же Ульяна не могла отрицать, что другой её части - той, которая билась под Феликсом, почти униженно умоляла его и всем существом ждала и надеялась, что он смилостивится и даст ей желаемое - всё это безумно нравилось, нравилось так, что просто в дрожь бросало. - Умоляю тебя... Не поступай так со мной... - Как не поступать? - Феликс взял её свободной рукой за подбородок, заставляя смотреть только ему в лицо, и Ульяна послушно взглянула в белёсую бездну вампирских глаз. Девушка понимала, что в эту минуту говорит не совсем с Феликсом, а в первую очередь с его внутренним хищником, но страха не испытывала, и желание тоже никуда не девалось, стискивая низ живота раскалённой спиралью. Она любила и хотела его в любой ипостаси, и даже проглянувший сквозь его человеческую оболочку вампир во всей своей истинной сути, способной ужаснуть кого угодно, не мог заставить её перестать желать быть с ним. - Не уходи, не бросай меня здесь одну, - Уля по-настоящему молила его, осознавая, что по-другому никак, а пальцы мужчины вошли чуть глубже, поглаживая мягкую внутреннюю стеночку. Ульяна прогнулась в спине и чуть откинулась назад, а тёмные волны волос окутали её плечи спутанной блестящей волной. - Ох! Мне очень стыдно за свои прошлые поступки, когда я огорчала тебя... Я не хотела, любимый... Прости меня... - Не хотела? - мрачно осведомился вампир и, наклонив голову, поцеловал её, прикусив нижнюю губу чуть сильнее, чем обычно делал это при поцелуях. Ульяна отчаянно убеждала себя, что ей это только показалось, но, когда Феликс целовал её, она явственно почувствовала на губах знакомый осыпающийся привкус отсыревшего камня, какой водится в заброшенном доме - вкус одиночества и связанной с ним боли, которым горчили поцелуи её любимого вампира в самый первый месяц, когда она вернулась к нему. - Когда встречалась с другими мужчинами, когда ходила к ним на свидания, о чём ты думала? Ты уже была моей, слышишь?! Ты не имела права... Ульяна смогла только кивнуть: - Да, прости меня... Спорить было бесполезно, и если самому Феликсу ещё можно было попытаться что-то доказать, руководствуясь логикой или относительной правотой, то с его внутренним зверем не было абсолютно никаких шансов. Он не признавал человеческую логику, в большинстве своём главенствующую в поступках людей, не умел видеть ситуации под разными углами. Для него существовали только белое и чёрное, и никаких полутонов он не понимал и не хотел понимать. Феликс запустил пальцы в её волосы и слегка потянул, вынуждая её чуть выгнуть шею. - Когда нарушала мои запреты, понимала, что тебя ждёт наказание, Уля? - вкрадчивым и свистящим шёпотом поинтересовался он и провёл языком по истерично бьющейся жилке на шее девушки, смакуя вкус её кожи. - Я не терплю непослушания. Я не наказывал тебя сразу, но ты ведь не думала, что я забуду, сладкая моя? Ульяна закусила губу, глядя на него полными слёз глазами. - П-прости, - пролепетала она, и рука тёмного на её волосах разжалась, давая свободу. - Когда крутила роман с Максом, - девушка вся сжалась, понимая, что они ступили на зыбкую и опасную территорию, но вампир неумолимо продолжал, - понимала, как мне было больно? Когда ты бежала на встречи с ним и бросала меня в тоске и одиночестве? Когда целовала его и позволяла ему прикасаться к тебе? Ты понимала, как я страдал? Ульяна попыталась закрыть лицо руками, потому что взгляд Феликс стал по-настоящему страшным, но тот встряхнул её - несильно, но достаточно, чтобы дать понять, что её молчание ему совсем не нравится. - Ну? Понимала? - Д-да, - с усилием произнесла она. - Потом поняла. Прости меня. - Ты до сих пор о нём думаешь? -- жёстко спросил вампир, и его вторая рука двинулась к низу её живота, грубовато погладив треугольник тёмных волос. - Что? - одними губами спросила Ульяна, вздрогнув всем телом от его прикосновения. Она понимала, что тёмная природа Феликса в очередной раз даёт увидеть себя во всей своей пугающей неприглядности и цинизме, но до этого момента у них никогда не заходила речь о Максе, даже в те разы, когда ей точно так же приходилось во время близости убеждать живущего в её мужчине хищника в своей любви и верности. - Ты слышала! - отрезал Феликс, повысив голос. - Всё ещё думаешь о нём? Хочешь, чтобы здесь, с тобой, был он, а не я? Если соврёшь, от меня это не укроется. Ульяна покачала головой. - Ты сам знаешь, что нет, - проговорила она плачущим голосом и обхватила ладонями лицо мужа, окаменевшее и будто чужое. Серебристо-белые глаза прожигали насквозь, но в них не было ни малейшей искорки жалости. - Феликс, пожалуйста... Это же не ты всё это спрашиваешь... Ты знаешь, что я люблю только тебя, мой хороший. Прогони это чудовище, будь со мной... Усмешка на лице вампира бросила её в дрожь, а сам он, убрав руку от её лона, слегка приподнял девушку, отчего она скользнула на постели немного вверх, отчаянно цепляясь за простыни и беспорядочно рассыпав волосы по подушке. - Вот мы сейчас и проверим, - прошептал он, обжигая шею Ули горячим дыханием, а в следующую секунду резко вошёл в неё сразу на всю длину, наконец-то заполнив собой и достав чуть ли не до самогО пульсирующего огнём очага внутри. Ульяна закричала, вцепившись в его плечи и поневоле обжимая внутренними стеночками его член, а Феликс, застонав от удовольствия, впился губами в её сосок, посасывая его и обводя языком ареолу. Машинально опустив ладонь трясущейся руки на его затылок и чувствуя, как неумолимо дрожат пальцы, бессмертная, затаив дыхание, смотрела, как вампир, не отрываясь от её груди, продолжает теребить набухшие соски кончиком языка и прикусывает зубами, но при этом в глаза ей не смотрит и губ старательно избегает. Плохой признак. Улю проняла крупная дрожь не то от бьющегося внутри наслаждения, которое не смогло ослабить даже присутствие зверя, не то от зарождающегося в глубине души первобытного страха, и она, гладя Феликса по голове, только ахнула, когда он, подавшись назад и почти полностью оказавшись за пределами её тела, снова ворвался в неё, растягивая её до предела и проникая всё глубже. Феликс наконец припал к её губам, проникнув языком в её рот, и руки девушки, скользнув по его шее, плечам и спине, сомкнулись на коже крепких ягодиц, прижимая ещё теснее, а вздрагивающий низ живота задвигался, поддаваясь ему навстречу и принимая в себя его толчки. Лоно, увлажняясь всё сильнее, сжимало напряжённый член, лишняя смазка стекала на простыни, оставляя поблёскивающие следы на бёдрах Ульяны, а тёмный, взрыкивая и целуя бессмертную с почти животной страстью, углублялся всё дальше в желанное тело. - Феликс! - горячо прошептала Ульяна, когда мужчина оставил её губы в покое и провёл языком по её щеке. Вампир чуть ускорился, вбиваясь в неё всё резче и уже безо всякой жалости и осторожности и издавая утробное рычание, а ей ничем не оставалось реагировать на это, кроме стонов и вскриков. - Феликс, вернись ко мне, прошу... Я тебя люблю... - Врёшь! - с шумным выдохом прорычал он в ответ, совершая толчки с такой отчаянной силой, что её тело дёргалось под ним. - Ты врёшь, как и всегда... Если бы любила, ты бы не предала меня... Слова причиняли почти физическую боль, хлестали наотмашь сильнее самых оглушительных пощёчин, но Ульяна, пересиливая себя и не опуская глаз, обняла Феликса за шею и, приподнявшись, нежно поцеловала его в губы. Тело вампира под её руками слегка вздрогнуло, и ей почудилось, что в глубине светящихся белых зрачков мелькнули знакомые зелёные искорки. - Я люблю тебя, - снова прошептала она, выгнувшись от очередного глубокого проникновения и не отрывая от него взгляда, и принялась покрывать поцелуями его губы, скулы, подбородок, щёки. - Люблю тебя, слышишь? Вернись ко мне! Ты мне нужен... - Лжёшь! - его бесцветный шёпот был похож на неживой шелест сухих листьев, и Ульяна снова приникла к его губам, лаская, прижимая к себе, оглаживая плечи и спину и снова возвращая ладони на его щёки. Что угодно, но лишь бы не слышать этого, не осознавать, насколько она подорвала своим давним глупым поступком его доверие... Феликс простил её, а вот его звериное "я" не склонно так легко забывать предательство. - Не лгу! - выдохнула она, без внешней боязни глядя в молочную белизну его глаз и до подступающих к горлу рыданий мечтая увидеть вместо них родные тёмно-зелёные омуты с тёплыми карими крапинками. - Я люблю тебя! Я с тобой! Всегда буду с тобой! Только вернись ко мне! По сладостным спазмам, стискивающим низ живота всё сильнее, по тому, что рывки мужчины становились всё быстрее и глубже, Ульяна чувствовала, что разрядка совсем близка, и ей хотелось ощутить пик блаженства, находясь в объятиях любимого мужа, а не в безжалостных руках его вампирской сущности. - Вернись! - на всхлипе взмолилась она, прижав его лицом к своей шее и проникнув щекой к его лбу. - Вернись ко мне! Зажмурившись, девушка всем телом подалась ему навстречу, и после нескольких синхронных движений, наполнивших запредельным напряжением каждую мышцу в двух сплетённых телах, вампир хрипло вскрикнул и, прижав к себе забившуюся под ним Ульяну, вошёл в неё до конца одним мощным рывком, словно пригвоздившим девушку к влажной простыне и на несколько секунд забравшим дыхание. Спальня перед глазами разлетелась на тысячи сверкающих сотнями граней осколков, как и весь мир вокруг, а единственным, что осталось настоящего, была покрытая крупными каплями пота спина Феликса под её обмякшими ладонями, их с ним тяжёлое дыхание, одно на двоих, и горячая влага, заполняющая её изнутри. Приникнув щекой к виску своего мужчины, уткнувшегося в её волосы, Ульяна продолжала шептать ему что-то ласковое, убаюкивающее, содрогаясь вместе с ним под мощными волнами оргазма, а по лицу беззвучным потоком струились слёзы. Слёзы давней боли и чуть было не ставшего бесполезным раскаяния, которое терзало её уже не первый год... Дыхание ещё не успело полностью восстановиться, когда Феликс, более или менее придя в себя, поднял голову, и Уля едва не расплакалась в голос, встретив знакомый и в эту минуту немного встревоженный взгляд тёмно-зелёных глаз. - Феликс! - только и смогла она произнести пересохшими и искусанными губами, а в следующее мгновение оказалась приподнятой его руками и прижатой к его груди. - Ульяна, Уля, как ты? - Он гладил её по спутанным волосам, целовал в мокрый от пота лоб и всем своим видом выражал ужас и чувство вины от своего поступка. Во взгляде металось неподдельное беспокойство, а сам вампир то успокаивающе ласкал её, то торопливо и в то же время бережно ощупывал руками её тело, желая убедиться, что физически она цела и невредима. - Он... то есть я, сделал тебе больно? Где болит, маленькая моя? Ульяна лишь замотала головой, утыкаясь лицом к нему в грудь. Он здесь, с ней, а всё остальное не имеет значения. Даже если бы она сейчас истекала кровью или рассыпалась на части, всё равно нашла бы в себе силы броситься к нему в объятия, чтобы хотя бы умереть у его груди. - Всё в порядке, - выговорила она, силясь сглотнуть слёзы, которые накатывали всё снова и снова, не давая толком отдышаться. - Ты не причинил мне боли. Это была правда - несмотря на своеобразное поведение того, тёмного, Феликса и его некоторую грубость, больно он ей ни разу не сделал. Давил на её ошибку трёхлетней давности, заставлял её почувствовать свою власть и некоторую похоть, но телесную боль она ни разу не ощутила даже в самой меньшей степени, даже когда он в самом начале взял её почти силой. В этом стыдно было признаться даже самой себе, но...ей было хорошо с ним, и даже самое грубое его прикосновение, не несущее в себе ни тени ласки, находило в ней яркий и звонкий, как плеск взметнувшейся струи родника, отклик. - Не нужно было, - вздохнул Феликс и чмокнул её в макушку, покачивая головой не от облегчения, что всё обошлось, не то от собственной несообразительности, когда желание обладать любимой заглушило голос разума, всегда призывающего к осторожности. Убедившись, что с Ульяной всё действительно в порядке, он более или менее успокоился, но из своих рук девушку по-прежнему не выпускал. - Вчера всё было нормально, я держал себя под контролем, даже когда мы с тобой... И я как-то не ожидал подвоха с утра. Обычно ОН проявлялся только с приближением ночи. Ульяна кивнула и крепче обняла его, трепетно прижимаясь к его груди. - Он так и будет появляться, пока не будет полностью уверен, - совсем тихо произнесла она. - В чём? - с недоумением спросил Феликс, продолжая мягко проходиться ладонью по её волосам. Уля пожала плечами: - В том, что я тебя больше не предам, не обману, что больше не повторю той ошибки... Ты простил меня, а вот он пока нет. Мне ещё только предстоит вернуть его доверие. - Бред! - отрезал вампир и, приподняв её за плечи, заглянул в её заплаканное лицо. - Я тебе доверяю, а ему ты ничего не должна. Рано или поздно и он смирится. Ульяна грустно улыбнулась и, протянув руку, погладила его по щеке. Феликс, конечно, верит в то, что говорит, но она-то знает правду: пройдёт немало времени, прежде чем зверь внутри него перестанет следить за ней, прислушиваться к её эмоциям и искать на её теле следы другого мужчины. И ей ничего другого не остаётся, кроме как доказывать ему свою любовь и искренность и одинаково любить и светлую, и тёмную стороны Феликса. Это и есть её горькое счастье, которого она чуть было не лишилась, но с которым теперь ни за что не расстанется. - Давай ещё поспим, - неожиданно предложила девушка, желая как-то разрядить обстановку, потому что вина во взгляде Феликса проступила ещё явственнее, и, улыбнувшись, кивнула на смятую постель. - Что-то мы с тобой и правда в самую рань поднялись, да ещё и в выходной. Я, если честно, немного устала. Феликс ещё секунд десять не сводил с неё испытующего взгляда, словно хотел понять, нет ли более серьёзных последствий, которые она скрывает от него, потом, немного просветлев лицом, снова притянул её к себе. Ульяна прикрыла глаза. Крепкие объятия, родные знакомые руки, подлинная любовь, которую чувствуешь не только сердцем, а всем своим существом - что ещё нужно для счастья? - Давай поспим, - пробормотал он и прильнул к её губам нежным поцелуем. Ульяна с улыбкой ответила, обвив его шею руками. - И правда выглядишь уставшей. Иди сюда. Опустившись обратно на подушку, он поманил к себе Ульяну, и она с удовольствием опустила голову к нему на грудь. Пока Феликс укрывал и себя, и её одеялом, её не отпускала мысль, что то её неожиданное желание сразу же после пробуждения спозаранку и то, что произошло в ранний утренний час, произошло не просто так, а словно было призвано напомнить ей о чём-то важном. Конечно же, она изрядно испугалась проявившегося хищника Феликса, хотя при нём храбрилась изо всех сил, но дело было не в этом. Зверь в обличье её любимого мужчины смотрел на неё глазами того будущего, которое могло бы воплотиться, если бы она вовремя не опомнилась несколько лет назад. Если бы ей не хватило тогда сил и духа увидеть истинную суть Макса, если бы она продолжала плавать в радужных иллюзиях и отказывалась бы и дальше слушать своё сердце, если бы только опоздала тогда хотя бы на день, обозлённый на весь мир Феликс с израненной душой и стылым взглядом глаз цвета полной луны, ненавидящий и презирающий её, потерявший даже желание верить ей снова, стал бы единственным осколком от личности горячо любимого ею вампира. И сегодня этот жуткий призрак, вынырнув на поверхность, словно всколыхнул события прошлого и преподал ей ещё один жёсткий урок. Не потому что она забыла, а чтобы не забывала. - Он напомнил мне, - немного отчуждённым тоном проговорила Уля, нежась в руках Феликса. - Кто? О чём напомнил? - чуть приподнявшись, с лёгким беспокойством спросил Феликс, накрыв её макушку ладонью. Ульяна, подняв голову, взглянула на него с безмятежной улыбкой. - О том, как сильно я люблю тебя, - просто ответила она, не уточняя, кто именно. Феликс какое-то время всматривался в неё, а потом его губы тоже растянулись в улыбке. - Можно подумать, ты когда-то об этом забывала, - поддразнил он и снова поцеловал её в лоб. - Спи, философ мой. "Однажды чуть не забыла, - подумала Ульяна и, опять опустив голову к нему на грудь, закрыла глаза. - Но теперь уже точно не забуду." В спальне постепенно становилось всё светлее, город за окном просыпался, а для Ульяны, медленно погружающейся в сон, все звуки начинающегося дня растворялись в мерном дыхании того, кого она любила больше жизни. Того, кого больше ни за что не согласилась бы потерять.