Здесь нет ничего!
За свинцовым затвором лишь пустота!
Я видел её,
Прожигая глазами века.
Звёзды далеки и недоступны. Звёзды в общем-то не для всех. Они манят неосторожных, заплутавших космических путников, что в темноте и с завязанными глазами силятся найти таинственные, притягательные огни в небе среди рассыпанных кристаллов сахара на скатерти. И не находят. Ошибаются. Может, и к лучшему. Звёзды не делятся на хорошие и плохие. Они просто есть. Разные, но похожие в одном отношении — греют, освещают путь, но приблизишься — сожгут дотла. И проблема в том, что глянешь на звезду — и сгореть не страшно. Лишь бы оказаться ближе, поймать чуть больше желанного света и тепла. Даже путники, не ищущие, рискуют однажды найти свою звезду и потерять в ней себя.***
Непонимание было абсолютным и порой переходящим в яростное отрицание. Что-то случилось, переменилось, сломалось — ДОК знал, что именно. И это было ему отвратительно, так страшно и так мерзко, что он ненавидел себя. За слабость, должно быть. Ему было отвратительно осознавать себя сидящим в углу собственного кабинета с разбитыми костяшками пальцев, с изрезанными об осколки стекла, расцарапанными в кровь руками. Он чувствовал себя совершенно беспомощно — это и пугало. ДОК привык, что некоторые эмоции контролировать не способен. Хотя, признаться, иногда он старался. Когда немотивированная агрессия и чёрная, всепоглощающая ненависть не играла на руку. Тогда он мог подавить её — по крайней мере, до момента, пока не останется наедине с собой. Но невозможность контролировать что-то такое безобидное и оттого будто неспособное навредить. Такое… по-человечески нежное. Такое чуждое ему. Это выводило из себя. Перед глазами каждый раз вставал чужой образ. Во всех деталях, во всех невольно подмеченных подробностях. Он казался до гротескного безупречным в обеих формах. С бирюзовой, отливающей сиреневым и зелёным под разными углами, кожей, с десятками сплетённых в сложных узорах тёмных линий, с рубиновыми, сияющими глазами. С таким — чёрт возьми — искренним взглядом, в котором ДОК видел беспокойство даже в первую встречу, когда оба были не более, чем сиюминутными врагами друг для друга. С молочно-белой кожей, россыпью тёмных веснушек на щеках, каштановыми волнистыми волосами. Они выглядели такими безумно мягкими, что он каждый раз терялся, не решаясь смотреть дольше. С глубокими голубыми глазами. Не как у ДОКа — блеклыми, водянистыми, скорее даже серыми. Нет, именно голубыми. С задорной искрой, с всеобъемлющей и безусловной любовью ко всему миру. Этот образ был ему любим и ненавистен одновременно. ДОК презирал себя каждый раз, когда ночью позволял себе позорно зарыться с головой в ворох мыслей о нём, думать о постыдном — о сильных широких ладонях, о тонких и наверняка мягких губах, о том, как чертовки хорошо он сложен. Он вновь ощущал себя подростком, стыдливо прикасаясь к себе. Просто не мог найти кого-нибудь на одну ночь — не хотел. Понимал, что потом будет съедаться совестью за это. Хотя, в общем-то, ничего криминального не сделает. Это было даже смешно. Всю жизнь он был уверен, что не способен полюбить физически. Такой себе досадный дефект, превратившийся в истинное благословение. Отвлекайся он на любовные интрижки — никогда бы не добился и половины того, что имеет теперь. И всё это для чего? Чтобы в тридцать семь найти себя абсолютно разбитым — но не более, чем чёртова стеклянная дверца шкафа, теперь осколками лежащая на полу — и так безнадёжно впервые полюбившим. Главное — кого! Грёбаного инопланетянина, принца, наследника целой империи, в два раза младше. Такого безнадёжно искреннего. Такого хорошего. Рэй никогда не узнает о том, что творится на душе у учёного. И, тем более, никогда не ответит взаимностью. Оно и к лучшему — всё можно переждать. Но иногда хотелось ударить его, крикнуть в лицо, чтобы не был так безупречен, чтобы держался подальше. Потому что выносить его не осталось сил. Казалось, что он был патологически заботлив по своей натуре. Всегда улыбался, спрашивал, как дела, иногда будто специально бережно поправлял ворот халата, касаясь холодными гладкими пальцами кожи. ДОКа это выводило из равновесия ровно настолько, чтобы хотелось запереться в кабинете на несколько часов и не выходить, пока принц не соизволит куда-нибудь удалиться. Но обычно всё обходилось простой, хоть и несколько натянутой, вежливой улыбкой в ответ. До некоторого момента.***
Их сотрудничество было самым логичным исходом. Примерно одна цель — разные пути, но с этим можно было смириться. Это было забавно, оказалось, что в общем-то ни одна из сторон не желает другой зла. ДОК доходчиво и в качестве аргументации объяснил, что их местоположение уже прекрасно известно, и нет никакой гарантии, что в ближайшее время сюда не нагрянет с десяток уже знакомых высокотехнологичных дроидов-убийц. И тогда их спасёт разве что чудо. Ну, или инновационное оружие, которым — к счастью — сам ДОК располагает. Конечно, он слегка приврал. Оружие было штучным и переодически перегревалось, выходя из строя и грозясь устроить огненное шоу в лаборатории или на полигоне. Впрочем, хорошее оружие у них имелось. А вот ещё одного человека — или, по крайней мере, существа — с работающим мозгом и стрессоустойчивостью очевидно не доставало. Сука, сейчас бы ему рассказывать про свою стрессоустойчивость. Но для новых союзников он всё ещё выглядел собранным, грозным, но умеющим оперативно принимать решения. По крайней мере, смел на это надеяться. Как и на то, что нужен им ничуть не меньше, чем они ему. Но у этого было три проблемы. Весомых и порой вводивших ДОКа в абсолютный ступор. Первая — отношение. Все как-то слишком быстро и радушно приняли его. Просто не верилось, что такое возможно. И, что более важно, что за этим не последует ножа в спину. Его действительно не воспринимали, как врага, но это раздражало поболее, чем уже привычная опасливая осторожность даже от союзников. Вторая — необходимость скрывать от начальства свою «двойную игру». Не то, чтобы для ДОКа это был первый подобный опыт. Но это занимало непростительно много времени — придумывать и подготавливать липовые отчёты было даже сложнее, чем писать реальные. Но с этим можно было свыкнуться. Третья — Рэй. Его ненавязчивые, но постоянные попытки пробраться в душу и получить такой отчего-то желанный статус друга. Самое страшное, что ДОК действительно видел — за этим не стоит ничего, кроме абсолютной, беспощадной мягкосердечности и доброты. Его хотелось видеть рядом с собой постоянно, но вместе с тем хотелось, чтобы он исчез. Растворился и больше никогда не попадался на глаза. — Доброе утро. Да твою мать. ДОКу было искренне интересно, это он такой везучий, или инопланетяне спят по два часа в сутки. Половина седьмого утра — а Рэй уже был на ногах. Сидел в кресле в гостиной, читал, улыбался. Подумалось, что ещё одна деталь, которой он раздражал — его не сломила неизвестность, резкая смена обстоятельств, он всё ещё был способен оставаться счастливым и бороться. ДОК знал, что сам бы не смог так. Что говорить — он и со своими чувствами совладать не может. — Доброе, — бросил сквозь зубы, проходя мимо рваными, неустойчивыми шагами, намеренно не смотрел на него. Опустил на пол связку проводов и механизм, в котором угадывался манипулятор Омниуса. — Догадаетесь, как подключить? — он кивнул в сторону бортового компьютера. Даже тот сейчас находился в спящем режиме — а Рэю не спится. — О, спасибо тебе огромное, — Рэй как-то резко поднялся с кресла и обнял в благодарность, — В очередной раз нас выручаешь. — А… ага, да без проблем, — такая внезапная близость заставила остолбенеть, остановиться, едва дыша. Ох, знал бы Рэй, что натворил только что. Было неловко, что чистые дружеские порывы расценивались лишь как почва для яро скрываемых фантазий. Но ДОК всеми силами противился — старался не думать о том, что чувствует его прохладную кожу, лёгкий, свежий аромат, не похожий ни на один из знакомых. — Точно с Омниусом разберётесь? — порывом отстранился, отворачивая голову и чувствуя, что щёки горят, — Я, конечно, починю его в случае чего. Но на это придётся потратить лишнее время. — Уж постараемся, — Рэй кивнул, и вновь подумалось, что сочетание бирюзового и красного теперь будет выжжено на подкорке болезненным удовольствием новых ощущений. — Ты в порядке? — вдруг поинтересовался принц, снова смотря тем самым обеспокоено-заботливым взглядом, за который его всегда хотелось то ли ударить, то ли поцеловать. Всё же заметил что-то. — В полном, — он ответил слишком энергично, окончательно выдавая себя. Рэй приподнял брови. Не скептично, снисходительно, как любил это делать ДОК, когда ловил на ошибке какого-нибудь вроде бы перспективного лаборанта. Скорее… удивлённо, даже расстроенно. Мол, как же так, ему не доверяют? — Не хочешь поговорить? Обещаю не лезть туда, куда не следует, — Рэй положил руку ему на плечо, улыбнулся так мягко, даже, кажется, нежно. > — Уже залез, — нахмурился, но кивнул, — Ладно, это в любом случае приятнее, чем находиться в окружении клинических идиотов. ДОК искренне ненавидел себя за то, что согласился. Но… как тут откажешь? — Можно вопрос? — Рэй уже зашёл в кухню, неопределённо кивнул учёному в сторону стола, чтобы садился. Что-то искал в ящиках над плитой, двигаясь так… аккуратно. Так складно и плавно. — Допустим, — если он сейчас спросит хоть что-то, способное выдать ДОКа, тот встанет и молча уйдёт. Он боялся — неясно, чего. Того, что его пошлют и прекратят любое сотрудничество — это будет обидно, он не для того столько времени выстраивал с ними нормальные отношения. Или того, что ему ответят взаимностью. Он знал, что, если у него будет хотя бы намёк на возможность быть вместе, то окончательно потеряется. И, сколь бы хорош ни был Рэй, жертвовать всем ради мимолётных чувств ДОК не станет. Но только пока не допускает мысли, что из этого что-то может получиться. — Так вот, — Рэй опустил на стол две чашки, налил в них что-то пряно-травяное, судя по запаху, и снова глянул на учёного, — За этот цикл ты ни разу не назвал меня идиотом, потому что боишься Урсулы, или потому что действительно не считаешь меня таковым? ДОК, откровенно говоря, не ожидал такого вопроса, поэтому несдержанно рассмеялся. Это было странно — из всех возможных вещей Рэй спросил именно об этом. Наверняка хотел просто разрядить обстановку — и у него даже получилось. Немного. — Ты кажешься мне удивительно разумным. Не то, чтобы я ожидал меньшего от представителя развитой цивилизации, — замер на мгновение, показалось, что он уже произносил эту фразу когда-то, — По крайней мере, я буду так думать, пока ты не решишь полезть в земную науку. Рэй улыбнулся, садясь на стул напротив и глядя как-то по-особенному. Так пристально и нежно. ДОКу всегда было тяжело считывать чужие эмоции, но тут будто было что-то большее. Не просто дружеская забота. — Отлично, потому что наука — совершенно не моё. Нет. Ладно. Пожалуй, он отдаст всё, чтобы ещё немного побыть рядом с ним.***
Это было чертовски странно. ДОК мог бы поставить что угодно на то, что Рэй о чём-то догадывается. Он допустил досадно много ошибок, которые уже нельзя было оправдать страхом, недоверием… чем-либо. Но никто не делал первый шаг к разговору, никому не хотелось выяснять отношения. Он решил, что если и признается, то только когда будет прощаться. Корабль был почти готов, оставалось несколько месяцев, может, полгода, если что-то пойдёт не так — и всё. Они больше никогда не увидятся, и всё ещё необъяснимые чувства улягутся. Но пока… пока это было больно. Пока это съедало изнутри, заставляя ненавидеть себя, его, этот грёбаный город и этот грёбаный корабль. Ненавидеть всё, что привело к их встрече. Лучше бы Рэй тогда позволил Урсуле убить его. Это было стыдно. Рэй никогда не задавал вопросов, но всегда был рядом. Как-то по-странному поддерживал, помогал, но почти всегда молчал. Будто понимал всё и винил себя в том, что не может ответить на чувства. Он спросил лишь однажды. До очаровательного осторожно.***
— Я, блять, тебя ненавижу, — это не было правдой, но ДОК не мог прекратить повторять. Теперь шёпотом. Казалось, что он уже сорвал голос. Было больно говорить, дышать и думать. Он никогда и никому не позволял увидеть себя в таком отвратительном состоянии. Теперь, должно быть, его авторитет в глазах принца уничтожен. Потому что он позволил себе предстать перед ним слабым. Таким, каким никто не должен был видеть его. Особенно Рэй. Хотелось снова расцарапать в кровь руки, порезаться — сделать хоть что-то, чтобы физическая боль заглушила то, что творилось внутри. Но руки удерживал Рэй. Вернее — бережно сжимал в своих, не позволяя навредить сильнее. — Отпусти меня, — дёрнулся, попытался вырваться, закашлялся. Голос сорвался на половине фразы. Рэй смотрел взволнованно, но без осуждения. Словно происходящее было ему неприятным, но закономерным и очевидным. И это тоже так чертовски раздражало. — Отпусти меня, блять! — всё же вырвался, с силой упал на пол, усеянный раскрошенными стёклами, почувствовал, как в оголённые предплечья впиваются сотни крошечных осколков. Но на то, чтобы кричать, сил уже не осталось. Хотелось выть от собственной беспомощности. Но он смог лишь шумно выдохнуть, торопливо смахивая выступившие против воли слёзы. Лишь бы Рэй не заметил. — Пойдём в гостиную, тебе нужно обработать руки, — ДОКа одним уверенным движением подняли, заключили в объятия, и тот прижался к чужой груди, чувствуя, что рукам становится ужасно тепло, — Дома никого нет, не беспокойся. Теперь сил не осталось ни на что. — Можно спросить? — снова этот невинный тон. Теперь Рэй не вызывал раздражения, лишь странную нежность в груди. После таких срывов всегда становилось легче. Пусть ненадолго, но легче. — Ну, валяй, — усмехнулся, пугаясь собственного хриплого голоса. Ох, сколько же всего он наговорил Рэю в порыве. — Между нами происходит что-то, о чём мне бы стоило знать? — он делал вид, что ответ его не особо интересует. В отличие от чужих рук, которые он сейчас так бережно обрабатывал, бинтовал и как-то по-родительски поглаживал, когда учёный болезненно морщился. — Ты давно всё понял, не так ли? — и… твою мать, он не хотел признаться вот так. При таких обстоятельствах. — Да, я знаю, что тебе сложно строить доверительные отношения, но у тебя правда хорошо получается, — Рэй улыбнулся, закончив мучить одну руку и перейдя ко второй, — Просто… меня беспокоит твоё состояние. Мне кажется, что я что-то упускаю. ДОК удивлённо глянул на Рэя. Он что, ничего не понял? Всё ещё? — Знаешь… думаю, я расскажу, когда сформулирую это правильнее. Ничего такого, о чём тебе бы стоило волноваться, — постарался улыбнуться, прикрыл глаза и положил голову на чужое плечо. Ему наконец было… спокойно? Лишь отчасти. Но знать, что Рэй не оттолкнул его, даже обнаружив в самом неприглядном виде, было приятно. Он действительно слишком хороший. Проблема лишь в том, что ДОК не заслуживает его таким.***
Стреляй на поражение, тварь!
Свет, тоннель, и я лечу куда-то вдаль
Прощай, Земля, мой путь достанется другим,
В ваших сердцах останусь навсегда живым
Что ж, это должно было однажды случиться. Он ошибся, обнаружил себя и свою работу на нежелательных руководству личностей. Так глупо, до обидного. Просто упомянул в разговоре с тем, с кем не следовало. И даже не заметил этого, пока к нему не пришли. Знакомые лица — военные во главе с Джоном, старым знакомым учёного. И видеть его сейчас было даже приятно, хоть разошлись они и нехорошо. Потому что теперь ДОК жил не вопреки ему, а ради другого. — Я предупреждал, — ему вполне ожидаемо прилетело по лицу. Так, что аж в ушах зазвенело. — Я всегда знал, что доверять тебе нельзя, — ещё удар, — крыса паршивая. — Да ну? — говорить выходило с трудом, но ему нужно было время. Ещё совсем немного времени. Чтобы Рэй и Урсула могли улететь. Как же удачно, что заявились к нему не вчера, а то… впрочем, нет, ДОК бы придумал что-то. — Вы опоздали, ребят, разворачивайтесь, — он был хорош в блефе, но сейчас голос предательски дрогнул. Джон криво усмехнулся, покачал головой, цокнул языком, роняя на кафель крупицы тлеющего пепла с толстой сигары. Он всегда казался таким мерзким. И теперь — хоть и не имел над ДОКом прежней власти. — Кончай, я лживых ублюдков за версту чую, — в пару шагов пересёк кабинет, оказавшись около радара. ДОК бросился наперерез, врезался в широкую твёрдую грудь, и лишь тогда запоздало понял, что выдал себя вновь. И, конечно, Джону ничего не стоило откинуть его одним движением руки. Ударился спиной об стену, и из лёгких моментально вышел весь воздух. Ещё и во рту кровь почувствовалась. Неприятно, но в общем-то плевать. Один из дружков Джона сделал шаг в его сторону, но его тут же осадили. — Стоять. Он нам живым нужен. Я хер знает, как эта хрень работает, — тот кивнул на радар, снова осыпая пепел и ероша короткие светлые волосы, — Вот даст нам координаты корабля, и хоть прикончите его тут, мне плевать. — Не дождёшься, мразь, — ДОК сумел подняться, держась за стену. Его вело, голова трещала, к горлу подступал мерзкий комок — судя по всему, сотрясение. — Посмотрим, — его буквально подняли за шкирку, как котёнка, перетащили через весь кабинет и бросили на панель радара, — Давай-давай, а то бошку прострелю. К виску прикоснулось что-то ледяное, металлическое. ДОК глянул на часы. Отсчитал про себя ещё семь оставшихся секунд. Выдохнул. Теперь Рэй в безопасности. — Давай, сука, — снова удар. Теперь почти не больно. — Всё. Теперь точно поздно, — хмыкнул, стараясь вложить в эту улыбку всё презрение, которое испытывал к Джону и всей шайке ему подобных. — Да твою мать. Хью, звони Смиту, только время зря потратили, — Джон отошёл на шаг. Учёный скорее почувствовал, чем увидел, что тот целится. — Подождите, — отчаянный голос одного из солдат. И даже ДОК обернулся, чтобы бросить на него удивлённый взгляд. — Радар испортите, — пояснил тот и сделал шаг назад. — Дело говоришь, хорош, — усмехнулся Джон, — Намекну на твоё повышение, как закончим с этим. Он пространно обвёл скучающим взглядом комнату. В одно резкое движение скинул ДОКа с панели на пол, прицелился. Жаль лишь, что он так и не признался. Выстрел.***
Звёзды не всегда понятны, они коварны и неблагосклонны. Но ради них жертвуешь — и чувствуешь, что получаешь много больше взамен. Звёзды способны подарить счастье, но не подсказать верные шаги к нему. Потому что звёзды — тоже живые. И звёздами их делает лишь телескоп, через который глядишь на них. И в одной из вселенных эта история обязательно окончится хорошо.