Лошади

– А больше ты ничего придумать не мог? – с возмущением произнесла Дана. Ей было уже десять лет, потому она считала, что имеет полное право воспитывать младшего брата точно так же, как ее обычно воспитывал Билл. А Билл примерно так и говорил, когда она начинала чудить. – Это еще ничего! Ты бы знала, что предложил Бобби, когда увидел, что соседи лошадей привезли, – встряхнув огненно-рыжей головой пробормотал Чарльз. Лошадей привезли три дня назад, конюшню для них оборудовали по весне – строили долго, сосед постоянно что-то колотил, пилил и строгал. Наконец ему удалось возвести высокое строение из досок с широким сенником наверху, под скошенной черепичной крышей. Через всегда распахнутое вентиляционное окно из комнаты девочек было прекрасно видно сенник, так что Дана нередко устраивалась на подоконнике и наблюдала за стройкой. Пока шла работа, внутри постоянно что-то падало, кто-то ругался, а еще, если распахнуть окно и принюхаться, с соседского участка доносился запах свежеструганных еловых досок. Теперь со стороны конюшни несло навозом, но этим можно было расстроить только Мисси. Дану всё устраивало, ведь внутри огромного дощатого чудо-сарая теперь стояли лошади. – Я бы посмотрела, как Бобби подойдет к чужой лошади и попытается на нее взобраться. Готова поспорить, что лететь он будет до забора. Как раз на этом заборе и сидели во время беседы Дана и Чарли. А впереди, по истоптанному копытами двору, прогуливались три лошади. Самые настоящие живые лошади! – И всё равно я хочу! – заявил Чарли и прищурился. Солнце клонилось к горизонту, но лето было в самом разгаре, поэтому лучи не спешили исчезнуть за холмами окончательно. Они с интересом маленького ребенка тянулись ко всему яркому – танцевали по зеленому комбинезону Даны и пытались пригладить растрепанные рыжие кудри Чарли. – Ну рискни, скажи бабушке. Бабушка Скалли была женщиной строгих нравов, которая никогда ни у кого и ничего не просила. Совсем никогда. Ни в годы Великой депрессии, когда дед лишился работы, ни в период Второй мировой, когда он отправился на фронт. Она проводила очередной летний день на кухне – завтра планировались гости, вся семья собиралась отмечать день рождения деда – отставного морского офицера. – Да она не пойдет к Уотерсам. Всяко, – шмыгнул носом Чарли. – А если пойдет? Ты маленький, тебе обычно всё можно. Дана распустила волосы и попыталась собрать их в хвост снова, но теперь солнце блуждало и в них, светило в глаза, мешая приглаживать вихры. – Да не пойдет. Это же бабушка. И то правда. Ведь нрав бабушки Скалли был о-го-го каким строгим, в конце концов, она вырастила их отца, а теперь старательно растила Билла-младшего. – А дедушка? Дедушка много ездил по полю на своем тракторе, время от времени просиживал часы в компании таких же старых как он соседей. А иногда просто сидел в кресле-качалке и курил трубку. Дане он напоминал старого пирата, чей корабль пару часов назад пошел не корм рыбам, он растерян и не знает, что делать дальше. Потому и курит. Отчасти это соответствовало реальности, только дедушкин корабль списали по возрасту. Как и самого дедушку. – Вот ты и проси. Ты ж большая, тебе всё можно. Одна из лошадок подняла голову и громко заржала, словно отвечая на удачную шутку. Она была белая, с серыми подпалинами и темно-серой гривой. – А вот и попрошу. И если он договорится, а я потом прокачусь верхом первой, то даже не думай ныть. Сам виноват, что не попросил! – Договорив это, Дана отпустила нагретую солнцем перекладину забора, ловко прыгнула на лужайку и побежала к дому, откуда прямо с крыльца струилась белая ниточка дыма. Дедушка был там же, где его трубка, всегда на капитанском мостике. *** 12 марта 1992 года «Я не думала, что моя жизнь повернется в эту сторону, знаешь?.. Когда-то мне говорили, что лучшие выпускники Академии никогда не становятся просто хорошими агентами. И никогда не поднимаются выше самого руководства. Им уготована совсем другая ниша. И моя, по-видимому, здесь, в отделе «Икс-файлов» – расследований, о которых предпочитают не помнить пять из шести помощников директора ФБР. А какова мой роль? Ты точно спросишь меня об этом, Чарли. Я должна стать шпионом. Вот моя роль, и вот то, к чему я шла, вопреки воле Ахава. Знаешь, пока я спускалась в свой будущий кабинет и шла мимо огромных коробок с ненужными никому бумагами, я пыталась понять, что это? Что мне дано? Награда или наказание? Когда мне давали инструкции к предстоящему заданию, я ощущала себя так, будто в эту же самую минуту получаю шанс, небывалый шанс – выплыть из бурного потока туда, где тепло, на песчаное побережье с шезлонгами. Только выплыть я смогу, если утоплю того, кто плавает рядом. Его зовут Фокс Малдер. Я слышала о нем раньше. Призрак Малдер… Не знаю, что буду делать дальше и не понимаю, каким станет итог. Моя жизнь меняется. А помнишь, нам казалось, что «взрослое время» наступило вместе с возможностью заказывать алкоголь в баре? Столько ошибок мы совершаем, считая, что с легкостью преодолеем любое море. Помнишь, как говорил дедушка? «Не думай, что видел самую высокую волну, пока не увидишь их все». Кажется, я попала в шторм, Чарли. Посмотрим, как я с ним справлюсь». *** – Растяжение связок – это еще ничего. Спорим, всё могло закончиться и похуже. Дар мог наступить на меня, вот и был бы сейчас на моем животе шрам не только от аппендицита, но и от коня, – Чарли рассмеялся, ёрзая в седле. Ему было двадцать четыре, куда уж моложе и веселее? Вот только во взгляде читалось нелогично много усталости. – Мы были детьми, мы умудрились оседлать соседскую лошадь, да еще и ночью. И это всё в день рождения дедушки, когда дом был полон морских офицеров. Забыл, как мы потом три недели натирали полы во всем доме? А главное, вывели же Дара из стойла! Да к нему профессионалы подойти боялись, – добавила Дана. – Отважные герои, что тут скажешь. – Твои скоро станут такими же, – Дана лукаво улыбнулась и склонила голову так, что прядь волос всё же выскользнула из хвоста, стянутого на затылке плотной резинкой. Она с интересом разглядывала лицо брата. Всё тот же мальчишка. Только волосы перестали быть огненно-рыжими, как в детстве. – Не страшно? – Очень… Очень страшно, Дана. А главное, понятия не имею, как в подобной ситуации правильно поступить. Представляешь? Помнишь, как я всегда говорил, что буду лучшим отцом, что буду давать им свободу, разрешать всё? Даже сладости на ночь трескать и ужасы смотреть. Чарли погладил свою лошадь – пегую, с серой гривой. Радость. Лошадь звали Добрая Радость Бога. Дане всегда было интересно, как в питомниках умудряются давать такие безумные имена животным? Сколько фантазии нужно иметь! Когда они выводили из стойла черную красотку Мэгги Ричард Кляйн и пегую Радость – они вовсе не думали, что прогулка затянется на два с половиной часа. Впрочем, Дана не переживала из-за оплаты. Хозяин конюшни – Том – никогда не настаивал, чтобы лошадей вернули вовремя. В конце концов, Уотерсы и Скалли когда-то жили по соседству. Хорошо, что отец не рассказывал Тому, как соседские дети однажды «одолжили» у них самого резвого жеребца. Радость явно любила галоп, но перейти на него ей не позволял наездник – потому кобылка то и дела фыркала и ржала, принимаясь крутить хвостом. Дана легко пришпорила Мэгги, заставляя лошадь нагнать идущую вперед Радость, чтобы не прерывать интересной беседы. Мэгги втянула ноздрями воздух и негромко заржала. – Кстати, Чарли… Не ты ли больше всех боялся смотреть ужасы? – А ты боялась трескать сладости на ночь, потому что Мисси вечно называла тебя пухляшкой. Но мы всё равно это делали, правда? Боялись, но делали. Решительность в любой ситуации – это особенность детства. Дорожка, истоптанная копытами, спускалась между деревьев к реке. Так далеко от исхоженных людьми тропинок, впрочем, другие наездники то и дело им встречались, напоминая в очередной раз, что одиночество и покой в современном мире никогда не бывают абсолютными. Мэгги ступала спокойно, не намереваясь бежать. Наверняка сегодня ей уже пришлось возить наездника, так что теперь лошадь отдыхала. А вот Радость рвалась припустить галопом. Но сегодня был не тот день, чтобы устраивать гонки. – А теперь я пришла работать в самый непопулярный отдел ФБР. Это тоже закономерный итог решительности? – Да-а-а, – задумчиво протянул Чарли. – И написала мне, чтобы выбрать выходные для лошадей. Хочешь, скажу, когда мы катались в последний раз? Когда отец продемонстрировал, насколько я теперь дома нежелательный гость. После того, как Линдси забеременела. – Будем считать это традицией, – пробормотала Дана. Волосы окончательно выбились из хвоста и теперь их раздувал ветер. – Очередной этап жизни приводит нас в конюшню. Правда сейчас многое иначе. Я видела вещи, в которые не могу поверить потому, что не могу отыскать им разумного объяснения. Знаешь, как непривычно сомневаться том, что всегда считала абсолютной истиной? – Добро пожаловать в семейство Скалли! Сомнения и противоречия – наше жизненное кредо. Смело сомневайся, Дана. Обычно в семье один неудачник. И место уже занято, – Чарли добродушно улыбнулся и повел плечами. Он никогда не пытался соответствовать общим стандартам, придуманным нормам. Дане всегда было сложнее – отец научил ее быть собранной, уверенной в себе, внимательной к происходящему вокруг. Отпустить поводья было сложно, впрочем, пока она к этому не стремилась. Мэгги замедлила шаг. – Зато этой самой прогулкой я поднял тебе настроение! – не оборачиваясь, Чарльз от души рассмеялся, а Дана, лукаво улыбнувшись, пробормотала: – Размечтался. Это не ты. Это лошади. *** октябрь 1996 года «Малдер смотрел на меня исподлобья, неловко повернув голову, пока я пыталась держать подозреваемого. Я чувствовала, как кровь течет из моего носа тонкой струйкой к губе, но стереть ее не могла – руки были заняты. А Малдер… Он так смотрел, словно я уже умерла прямо там, в темном переулке. Но я-то была еще жива. Моё сердце билось, множество биохимических реакций шли внутри моего организма словно сами по себе. Некоторые из них боролись с опухолью, другие, сами того не ведая, ускоряли приближение финала. Но я была жива…» *** – Ты вообще уверена, что тебе можно?.. – с сомнением в голосе спросил Чарли, когда Дана села на лошадь. Давно забытое чувство. Сколько они не катались? Год или два? Седло вновь казалось ей неудобным – в первые минуты так происходило всегда, а потом он словно сливалась с грубой кожей, будто становилась единым целым с животным. Вот только непонятно, кто и кем командовал в итоге. Сейчас Дане казалось, что она растеряла какую бы то ни было возможность управлять своей жизнью. Будто кто-то извне отобрал у нее способность принимать решения, планировать, думать о будущем. Она старалась быть собранной и профессиональной, она предусмотрела всё, почти всё, кроме одной маленькой детали, кроме того, как же она скажет обо всём родным. – Мне можно, – фраза была не лучшей, но удачнее той, что так и крутилась в голове: «Да что теперь со мной может случиться?!» – Это Роб. Упрямый конь, своенравный даже. Так что не знаю, – пробормотал фермер. Он покусывал зубочистку, щурил глаза. Упругие и прямые, плотные и сухие, как солома, его светлые волосы выбивались из-под шапки. На улице начинало холодать – осень заканчивалась, зима шла в наступление. – Хотите, кобылу приведу. Таня у нас умница. Если вам нельзя на лощадь, если какое-то положение, мэм… – Он пошутил, – спешно прервала его Дана. – Брат. Опекает меня. Роб вполне подойдёт, я не первый раз в седле. Фермер промолчал, только передал ей поводья и отступил. Роб замер и повел ушами, будто прислушиваясь, а Дана задумалась, что неплохо бы было раз и навсегда выбрать себе лошадь. Выкупить место в конюшне, навещать ее время от времени. Раньше ей нравилось наблюдать за нравом незнакомых лошадок, приглядываться, искать подход. А теперь вдруг хотелось стабильности. И мороженого. – Ну… куда поедем? – поинтересовался Чарли. Он казался отрешенным, Дана приподняла бровь и покачала головой, выбрав лучшее направление из всех возможных: – Вперёд. Дана втянула шею и спрятала в свитер нос – от мороза он уже начинал сопеть. Теплые бока лошади чувствовались под ее бедрами. Пар вырывался из ноздрей Роба, когда он фыркал или закидывал голову. Похоже, присутствие Даны ему не особенно нравилось. Но в такую погоду работал только он и его подружка. Другие отдыхали: не так много любителей прогулок заглядывали в конюшню, потому лошади стояли неосёдланные и сонные. – Мама сказала, что ты позвонила Биллу. И он привёз всё, что нужно. – Ты же знаешь, что, если бы я сказала, что позвонила тебе, а не ему, с ее стороны появилось бы много вопросов. – Ну да, ответственный же у нас он. А я плохо получился, – кажется, Чарли сам удивился подобной язвительности, потому что он приподнял бровь, а после нахмурился. – Что теперь-то? – Ничего. Просто стоит почаще носить с собой бумажные платки. *** Февраль 1997 года «Ты знаешь, я тогда видела, как мама злится. Почувствовала себя, как в далеком детстве, помнишь? Когда мы ездили на озеро, катались на коньках, дурачились, пока Мисси не провалилась одной ногой в воду, сломав коньком тонкий лёд. А я хотела помочь и провалилась по пояс. Ты был маленьким и плакал, а мы с Биллом сказали, что будем молчать. Когда мы с Мисси лежали с пневмонией в больнице, мама говорила точно так же: – Дана, Дана, почему ты не сказала сразу? Малдер сегодня поздравил меня с днём рождения. Не помню, чтобы он делал подобное раньше, но… Он подарил мне подарок, а я не знала, что сказать. Интересно… Многие вещи мне легче сказать ему, а не маме. Зато о самом простом иногда проще промолчать. Ругаю себя, но ничего не могу с этим поделать». *** Скалли опоздала на совещание, успела переодеться, но не принять душ. Разумеется, Малдер заметил. Он подошел, с интересом присмотрелся и кажется, втянул носом воздух. Скалли подозревала, что он поймет, где именно она была – запах конюшни невозможно исправить дезодорантом, – но не думала, что он задаст совсем другой вопрос: – Предупреди в следующий раз, что у Скиннера настолько тяжелая атмосфера. Прихвачу седло и кнут. От Скалли пахло лошадью. Но она мысленно поблагодарила Малдера за то, что тот ничего не спросил. Вопросы пока были излишними. Просто вчера у нее был день рождения. Просто вчера приехал Чарли. И она весь вечер катала на пони племянников. Столько лет прошло, а ей всё еще неловко обсуждать с Малдером самую обычную жизнь. Может быть, однажды… *** Март 1997 года «Голова болит всё сильнее. Мне кажется, это конец. Я знаю, что это конец. Ко мне в палату пришел святой отец, его привела мама. Я перестала чувствовать неловкость, ту самую, которая появлялась раньше, стоило Малдеру обратить внимание на крестик у меня на груди. «У каждого своя религия, Малдер», – мне просто стоило сказать ему это однажды, да? Сейчас я знаю, что другого конца не могло бы быть. Сейчас мне спокойно. Я верю, что он придет попрощаться, всё равно придёт, успеет. И верю, что конец моей жизни будет таким: я закрою глаза и окажусь в месте, где спокойно и тепло, где белые облака и яркое солнце. А еще там будут лошади. Может быть, вся моя жизнь вела именно к этому. С того самого дня, когда мы тобой одолжили соседскую лошадь, чтобы на ней покататься. Сейчас мы взрослые, не совершаем необдуманных поступков и больше не верим в чудо, так как верили раньше. Но мне всё еще хочется надеяться, что моя белая лошадь ждёт где-то там, куда не попасть еще живым. И может быть, много лет спустя я покажу её Малдеру. Но не сейчас, точно не сейчас». *** – Мисс Скалли, я поистине удивлен результатами и хочу сказать, что мы бы… понаблюдали вас еще, если это возможно. Понимаете? Это удивительный эффект. Вы, как врач, сможете меня понять. Какой-то кусочек металла исцелил вас. Разве такое бывает? За ним может быть будущее. Скалли почти не слушала слова доктора, она молча разглядывала букет роз на тумбочке – Билл был как всегда щедр – и несколько журналов. Зеленая обложка для научно-популярной публицистики – вещь привычная, а красная… бога ради, где только Малдер достал журнал с полураздетыми канадскими пожарными? Что ж… Скалли тихо хмыкнула и кивнула врачу, понимая, что наверняка смутила его этим звуком. Обследования после болезни? Разумеется, всё, что будет нужно, она сделает. Доктор с недоумением покачал головой и, ловко подхватив двумя пальцами историю болезни, удалился. Дана приподнялась и села, поправила подушку одной рукой, другая была занята капельницей. В медицинской школе их учили этике. Учили, как пациент проходит стадии принятия горя, последовательно одну за другой. Узнав о своей болезни, Скалли очень быстро проскочила отрицание. Ей показалось глупым отрицать факты. Она привыкла верить тому, что имеет неопровержимые доказательства. Зато гнев помог ей бороться. В любом случае, теперь всё позади, ее рак вошел в ремиссию. В школе их учили помогать пациентам пройти все стадии одну за другой, но никто не сказал, что нужно сделать, чтобы вернуться назад и научиться жить. Малдер ушел десять минут назад, наверняка столкнулся с Биллом, который вошел, стоило Малдеру исчезнуть за дверью. Кто знает, может быть, Билл ждал. В любом случае криков и споров за дверью она не услышала. Брат явился в приподнятом настроении, принёс букет и поставил его в опустевшую недавно вазу. Его прошлый букет – точно такой же – медсестра выбросила позавчера. Дана не винила брата за стабильность: сын военного, военный, он не умел баловать женщин иначе. Цветы считал обязательным атрибутом и в счастливые моменты жизни, и в несчастные. А еще он принёс конверт. Сказал, что от младшего. И Дане показалось, что на этот раз он не был таким раздраженным, как обычно, стоило упомянуть в разговоре Чарли. Братья не ладили, но это было их дело. Дана была уверена, что постепенно они найдут общий язык. Билл всегда подражал отцу, а теперь после смерти Ахава не было необходимости поддерживать чье-то авторитетное мнение. Бросить военное училище и пойти по пути, который ему самому показался верным – Дана понимала Чарли как никто другой. Билл не задержался надолго. Теперь розы снова благоухали в ее палате, а конверт от Чарли так и манил помятым уголком. Билл оставил его на тетради с черной обложкой – дневник Даны. Дневник… Удивительно. Она начала вести его, как только пришла в ФБР. У Чарли был тяжелый период, Дана сама не поняла, зачем придумала всё это, наверное, хотела поддержать, думала покажет ему в конце концов. Потому оставляла записи, адресованные ему. Не очень долго, кажется, всего-то пару недель. Потом стало не до записей, дневник был заброшен. Они с Малдером много ездили по стране, что-то расследовали, куда-то ввязывались. Дана снова взяла дневник в руки несколько месяцев назад. Иногда она писала Чарли, чаще – писала Малдеру. Интересно, удалось бы им разобраться в этих записях, если бы её не стало? Дана потянулась, стараясь не вырвать случайно иглу капельницы из вены, взяла конверт и с азартом юной девчонки заглянула внутрь. Билеты? Она звонко рассмеялась и прижала к груди подарок. Нужно постараться выбраться отсюда до следующего четверга. Конечно, она может позволить себе пропустить бесчисленное множество планёрных заседаний и отчётов в ФБР, забыть на время про очередные поиски летающей тарелки в лесах Огайо или йети на Аляске, но пропустить скачки на кубок Техаса? Нет, она совершенно точно не имеет на это никакого права!