Вопреки разуму

Удивить Анди не трудно и ее восторг был предсказуем. Но написала Мария-Луиза это не для того, чтобы поразить возлюбленную. И, если подумать серьезно, ничтожно мало шансов провести подобный закон, даже через либеральнейший из парламентов. Еще в далеком детстве она начала задумываться о неравенства мужчин и женщин, о несправедливости такого мироустройства. И, самое ироничное, что на подобные крамольные мысли навела ее ни кто иная, как ее консервативная мать, разумеется, сама того не желая. Ее мать правила огромной империей лучше любого мужчины, а ее младшая дочь наблюдала со стороны и делала свои собственные выводы. Например, такой, что и Марии-Терезии, и самой Австрии просто случайно повезло, что у Карла шестого не было сыновей. Но почему ее всесильная мать не может изменить законы и восстановить справедливость? «Почему дочери не могут наследовать наравне с сыновьями? Чем же женщины хуже мужчин, если вы, мама, самая великая императрица на земле?» — ей было лет восемь, когда она осмелилась на такую дерзость. Мать, правда, не рассердилась, даже свое удивление сдержала, как и подобает настоящей императрице. Но ее осторожный ответ, что сей порядок угоден Богу, а ее судьба так сложилась лишь по воле Всевышнего, а не по ее своеволию, уже тогда не мог удовлетворить не по возрасту пытливый ум Луи и даже оставил какой-то неприятный осадок. Почему нельзя все объяснить, а не повторять прописные истины? Она обожала свою великую мать и хотела получать от нее ответы на свои вопросы, а не повторения догматических клише. Но, чем больше вопросов она задавала, тем меньше находилось свободного времени у Марии-Терезии для общения со своей младшей дочерью, смеющей подвергать сомнению установившееся веками мироустройство. И учителя, хотя и заслуженно хвалили ее за прилежание и успехи, также не поощряли бесконечные «почему». Так что, приходилось самой наблюдать, много читать и рассуждать. А потом появилась Кларис, которая рассказала ей много интересного о французском дворе и о нравах, принятых там. В их семье о таком никогда не упоминалось при детях. «Францией тоже уже давно правят женщины, фаворитки короля, » — сообщила двенадцатилетняя дочь французского посланника ничего не понимающей в подобных вещах Луи. Кумиром Кларис была покойная маркиза-де Помпадур. А потом, через года два, когда девушки встретились вновь, Кларис изменилась. Она призналась, что вообще не терпит мужчин, — «Этот проклятый мужской мир! И не важно, дворянка ты или даже принцесса — ты всего лишь пригодна для племенного разведения…». Ее эмоциональная французская кошечка любила все преувеличивать, хотя часто и была недалека от истины. Мария-Луиза несколько раз слышала, как озабочены ее венценосные мать и брат тем, что Антония не может произвести на свет наследника французского престола, как называли они деторождение самой главной обязанностью женщины, ее долгом. Так что, одной из причин, по которой Луи предпочла уже зрелого мужчину девятнадцатилетнему герцогу было наличие у Вольфганга наследника. Интуиция ее, к сожалению, не подвела — она так и не смогла зачать ребенка. Но ее никто в этом не упрекал, как когда-то упрекали бедную Антуан, хотя и виноват был в этом лишь сам Людовик. — Я вижу, и у королев с принцессами жизнь не безоблачная, — уже без насмешки или злости заключила Анди, выслушав ее рассказ, — Я полностью согласна с твоими поправками, хотя сама никогда и не задумывалась о подобном, наверно просто не ощущаю себя женщиной. И ни разу до встречи с тобой не общалась с аристократками. О простых женщинах я знаю лишь то, что лучшие, которых немного, похожи на Анхен, а худшие, которых большинство — на Гертруду, — Анди ухмыльнулась и они с Луи понимающе переглянулись. — Анхен похожа на мою Анну, даже имена практически одинаковые, — Луи вздохнула. На самом деле, они обе те редкие представители прислуги, которые, относясь к тебе с подобающим уважением, при этом не лебезят, не льстят, не теряют собственного достоинства. Анна вообще была из мелкого обедневшего дворянского рода, любила музыку и с удовольствием читала сентиментальные романы. А Анхен была из потомственной замковой прислуги, тоже грамотная. — Разумеется, умные и порядочные женщины более достойны иметь право голоса, чем насильники вроде Свена, — согласилась Анди. К всеобщей радости, Свена уже не было в замке. Он уехал на прошлой неделе, волоча поврежденную ногу и опираясь на трость, как сообщила ей Анхен. Луи и Анди приложили немало усилий, чтобы уговорить Ульриха не устраивать представления с покаянием. Лизхен совершенно не нужно видеть еще раз своего насильника, разговаривать с ним. Тем более, на глазах у всех обитателей замка. Девочка только начала отходить от пережитого посредством музицирования. К счастью, несколько навязчивая заботливость Аарона была ей кстати. Только она вспомнила о заботливом Аароне, как в дверь постучали. У часовщика, видимо только что вернувшегося из города, в руках была небольшая коробка. Опять пирожные! Она и так, отказавшись от корсета, немного прибавила в талии. Но устоять невозможно — у местного кондитера ее любимые безе и миндальные пирожные не хуже, чем у их придворного. Жаль, что Анди не любит сладкое — ей-то как раз можно не опасаться за фигуру. А  вот Лизхен, которой как раз не помешало бы и поумерить свой пыл, обожает пирожные до дрожи, может съесть пять-шесть сразу. Кстати, она еще поправилась за последнюю неделю. — Я еще привез шоколадный порошок, оставил Анхен на кухне. И пирожные для Лизхен ей тоже пришлось передать. Не знаю, что случилось, не хочет баронесса меня видеть, даже к двери не подошла, чтобы коробку взять, — Аарон чуть не плакал. Луи с Анди переглянулись. Действительно, они уже второй день не видели девушку. Не то, чтобы они сильно подружились за эти недели, но иногда вместе гуляли в саду, обедали или пили чай. Лизхен явно получала удовольствие и от музицирования с Аароном, который действительно неплохо владел скрипкой, и от искреннего восхищения своих слушателей. А послушать их выступления приходили даже некоторые революционеры. Хотя сама Лизхен никогда бы не призналась в этом, она вероятно все эти годы страдала от отсутствия общения, находясь под строгим присмотром своего деда. Похоже, гости к ним приезжали не часто. Конечно, общество, в котором сейчас оказалась девушка не совсем то, о котором она мечтала: революционерка-простолюдинка, еврей-нехристь и королева из «вертепа разврата». То, что ни Анди, ни Аарон не участвовали в захвате замка, наверно несколько уменьшало их вину в глазах девушки. Она, хоть и неохотно, но отвечала Андреа, когда та к ней непосредственно обращалась. К счастью, в силу своей наивности в делах плотских, она вряд-ли догадывалась об истинной природе их с Анди отношений. Луи было интересно, удостаивает ли иногда баронесса беседой Аарона, подружились-ли они, но проявлять излишнее любопытство не хотелось. — Ну что ж, дева не в настроении. Но, уверяю вас, герр Аарон, вы здесь не причем. Если, конечно, вы не скрываете от нас вашу недавнюю ссору. И спасибо, вы меня балуете, — Луи тепло улыбнулась и положила коробку на столик, — Не грустите, давайте спустимся на кухню и сделаем горячий шоколад. Она страдала без своего любимого напитка уже четвертую неделю. К счастью, хотя бы кофе и чай в замке имелись. Луи не умела готовить, но любила иногда сама варить шоколад, экспериментируя с разными специями. Правда, вряд-ли она найдет здесь пудру цветков орхидеи или цветки апельсинового дерева — судя по простоте блюд, создаваемых поварами этого замка, барон был достаточно неприхотлив. Но ваниль, корица и мускатный орех просто обязаны быть на любой кухне. Во дворце, в ее личных апартаментах была специальная комната, где можно было самой приготовить кофе, чай и шоколад на маленькой плитке. А здесь пришлось подавить страх и расположить кофейник на огромной конфорке раскаленной плиты. — Вот, пожалуйста, отнесите Лизхен, — Луи налила шоколад в небольшой кофейник и поставила его на поднос с двумя фарфоровыми чашками, — скажите, что это я лично приготовила, — как бы критически баронесса к ней не относилась, подражая своему деду, ее королевское слово все еще закон для девчонки. И для Аарона, кстати, тоже. Хоть он и революционер. А ее пламенная революционерка театрально закатила глаза, когда молодой человек послушно взял поднос и направился к выходу. — Просто хочу изменить твое мнение о шоколаде. Во времена Колумба его вообще варили лишь с перцем и ванилью, но подавали холодным, по рецепту Майя, кажется, — Луи насыпала новую порцию порошка в кофейник, добавила молока и специи и уже более уверенно поставила его на плиту. Анди уже пробовала шоколада в одной из кофеен в их столице, где, видимо, злоупотребляют более дешевыми молоком и сахаром, — Вот, одной ложки сахара будет достаточно, — она продолжала помешивать густую ароматную жидкость, — Анди, если не сложно, отдели мне два желтка, — она с трудом это сделала сама, когда готовила порцию для их «музыкантов», даже пришлось вылавливать случайно попавший в шоколад кусочек скорлупы. Во дворце ей приносили с кухни уже отделенный желток и ей оставалось лишь колдовать над горячим напитком. А Анди играючи справилась с поставленной задачей — живя несколько лет у Ульриха, у которого не было денег на кухарку, она научилась готовить каши, омлеты, картофель и супы. — Пахнет вкусно, — Анди закрыла глаза от удовольствия. И забавно, и приятно искушать юную революционерку недоступными ей раньше вещами, открывать Анди неизведанные ею в прошлом способы получения блаженства! И Анди постепенно меняется, несмотря на показное упрямство. Луи уверена, что к одежде мальчишки-конюха она уже не вернется. И ванна с ароматными добавками приводит ее в восторг, так что может и не откажется разделить с ней дворцовые покои. А если их надежды на благие преобразования не оправдаются, ее девочка-мальчик может еще и согласится уехать с ней в Австрию. Никто не может лишить ее титула эрцгерцогини с причитающимся содержанием; как бы косо на нее теперь не смотрели родственники, они не будут препятствовать ее решению удалиться от света и поселиться в маленьком провинциальном замке. В силу своей бесплодности и возраста, она уже не представляет интереса для вовлечения в династический брак. Конечно, чтобы ее действительно оставили в покое, Анди придется переодеться и играть роль обычной компаньонки. Она, правда, не может представить свою подружку в женском платье, несмотря на все свое художественное воображение. — Вот, попробуй, моя дорогая, — Луи еще раз подула на ложку. Если Анди понравится, нужно осторожно отнести кофейник к себе. — Да, это не сравнить с шоколадом из кофейни, — ее юная возлюбленная с удовольствием облизала остатки содержимого, испачкав при этом губу. Мария-Луиза протянула ее к себе и ловко слизнула шоколад. Более горький, чем она обычно делала, но и сама Анди отличается от женщин и мужчин из ее прошлого. Пока непонятно, нравится ли ей такой шоколад, но любовь, которую она испытывает к Андреа, намного сильнее, чем все ее увлечения прошлого, кроме, наверно, любви к Кларис. Но ее прошлое с Кларис, как маленький сундучок с сокровищем, спрятанный в тайнике пещеры, хранится в глубине ее души, не мешая чувствовать и жить дальше. А ее отношения с Андреа — сокровище ее настоящего и, как она надеется, будущего. А пока они просто пойдут пить шоколад. Королева достала из буфета две фарфоровые чашечки, а Анди осторожно взяла прихваткой горячую ручку кофейника. Если делать все вместе, то можно периодически обходиться без прислуги. Сначала они, как подобает, насладятся горячим шоколадом, а потом она научит Анди куртуазному озорству с остатками уже остывшего напитка… Но, увидев идущего им навстречу Аарона, Луи поняла, что сегодня не будет идиллии наедине с возлюбленной и шоколадом, — Она не хочет ни с кем разговаривать, фрау Анхен забрала поднос и попросила больше их не беспокоить. Я боюсь, что-то случилось, — часовщик смотрел на них растерянно-удивленно своими большими печальными глазами. Конечно, случилось, но не сейчас, а почти месяц назад. Луи не знала, насколько подробно Аарон осведомлен о насилии, совершенном тогда над Лизхен. И если сегодняшнее поведение обусловленно обнаружившимися последствиями, а не очередным проявлением дурного характера юной баронессы, то нужно принимать меры. Она поговорит с Анхен сегодня вечером, и если та не знает, как помочь с помощью настоек, то придется пригласить доктора. — Не расстраивайтесь, герр Аарон, у девушек иногда бывает плохое настроение. Я  уверена, вы еще не раз сыграете вместе с фрейлин Лизхен. А сейчас пойдемте с нами в библиотеку пить шоколад. Только захватите на кухне чашку, — Луи постаралась произнести это как можно непринужденней, чтобы рассеять любые возникшие по отношению к хозяйке замка подозрения. Визит Лизхен в ее покои через пару дней несколько удивил королеву. Упрямица отказалась от помощи Анхен, хотя та и знала травницу, помогающую в подобных несчастьях. А почти три недели задержки вкупе с тошнотой по утрам не оставляли сомнений по поводу ее состояния. От визита врача она также упорно отказывалась. — Тогда, в ту ночь, вы сказали, что мое бесчестие — не моя вина, не мой грех, не так ли? — внучка барона говорила вызывающе, но с надрывом. — Конечно, вы чисты и невинны в глазах Всевышнего. И вы еще так молоды — у вас вся жизнь впереди. Поверьте, вы еще можете быть счастливы, забыть все происшедшее, как страшный сон, если решитесь избавиться от постоянного напоминания, — Мария-Луиза, конечно, слышала, что травы не безопасны, но чем раньше бедняга на это решится, тем меньше риска. — Но на том, что у меня здесь, — Лизхен опустила голову и показала рукой на живот, — тоже нет вины или греха. И я не в праве совершить убийство, — конечно, королеве было известно, что церковь считает аборты смертным грехом, но нельзя же быть такой фанатичной. — И, еще, я не могу заставить себя возненавидеть его. Я пыталась, — призналась девушка после небольшой паузы. Это было уже совсем сентиментально. Марии-Луизе захотелось поинтересоваться, насколько быстро баронесса возненавидит своего бастарда, если он вдруг окажется похожим на насильника. И, ко всему прочему, даже если положение женщин и изменится, вряд-ли кто из мужчин ее круга возьмет ее с таким «приданным». Мир несправедлив к женщинам. Вот для мужчин внебрачные отпрыски — не позор. А бастарды императоров и королей даже получают титулы и достигают высокого положения. — Я всё равно никогда не выйду замуж, просто не смогу пойти под венец после всего… — будто прочитав ее мысли, ответила девушка. Она замялась, опустила взгляд, но через несколько секунд опять с вызовом подняла глаза на королеву, — И, раз с традиционными условностями при новой власти будет проще, мой ребенок станет наследником и замка, и титула, — заключила Лизхен. Ну что ж, покойный барон в гробу точно перевернется от такого наследничка. Хотя, и при старом режиме было возможно при отсутствии законных наследников и младших братьев передать титул бастарду, при правильно составленном завещании и при одобрении короля. Мария-Луиза правда, не припоминала, чтобы подобное хоть раз было осуществлено на практике. А Ульриха вообще выгнали из дома после кончины его отца. Потрясение для семнадцатилетнего юноши, которого граф и воспитывал и обучал на равне со своими законными детьми. Вот такие несправедливо обманутые, обиженные, недополучившие что-то в жизни и приходят в революцию. Но, нужно отдать должное Лизхен — вместо ожидаемого отчаяния думает о будущем на удивление позитивно. Пока трудно представить ее в роли независимой хозяйки замка, но кто знает, какие качества, подавленные строгим воспитанием, еще способны вырваться наружу под влиянием безбожников-революционеров. Может, показать Лизхен ее предложения по поправкам к конституции? Но нет, пока что внучка упрямого барона не похожа на адепта равенства мужчин и женщин. — Что ж, вам решать. Но подумайте хорошо — время меняет людей. Ваше решение оставаться незамужней может не выдержать проверку временем, — Если внучка барона не передумает, то ей поневоле придется стать не по женски сильной и независимой. — В любом случае, Лизхен, раз нас свела судьба, вы можете рассчитывать на мою поддержку. Могу обещать, что у меня вы всегда будете с радостью приняты, если пожелаете переехать в столицу, — скорее всего, баронесса теперь не скоро покинет цитадель своих предков, а у нее самой вряд ли теперь будет великосветский салон, да и с Лизхен у нее достаточно прохладные отношения, хотя эта упрямица с непростым характером определенно заслуживает поддержку. Лизхен поблагодарила, несколько удивленная ее расположением и удалилась, видимо, не готовая к продолжению откровенной беседы. Ну что ж, время покажет, какова будет ее дальнейшая судьба. И что станет с ней и Андреа, да и со всем их королевством? Пока что ее скептический разум не давал распуститься бутонам надежды. А в саду, куда направилась Мария-Луиза, уже отцветала магнолия, которая и в эти смутные времена щедро одарила своей экзотической красотой и консервативных жителей замка, и бунтарей. Весна, несмотря на революцию, вступила в свои права — молодая трава пробивалась сквозь неубранные прошлогодние листья. Наверно, при жизни барона слуги не позволяли подобной халатности. Ей также нужно взять пример с природы — быть стойкой и довериться судьбе, которая так непредсказуемо подарила ей встречу с Анди. И хорошо, что она вспомнила свои детские метания и решила опять стать бунтаркой. Лучше, чем быть запуганной пленницей или никому не нужной беглянкой. Из раздумий ее вывели направляющиеся к ней Ульрих и Андреа. Значит, судьба их страны уже решена. Она невольно вздрогнула, подумав, что ее венценосного супруга наверно уже нет в живых и приготовилась спокойно это выслушать, но лидер революционеров начал несколько с другого, — Франция объявила войну Австрии, — сообщил Ульрих после короткого приветствия. Ну что ж, ее родной Австрии теперь точно не до подавления революции в их королевстве. А то, что Людовик подписал подобное, подтверждает ее опасения в том, что французская королевская чета не больше, чем бесправные пленники. Что ждет ее сестру и ее племянников? Холодные щупальца дурного предчувствия подступили к горлу, но она выровняла дыхание и сделала непроницаемое лицо. Она всё равно не может поделиться своими волнениями с возлюбленной, так как не встретит у Анди ни понимания, ни сочувствия к судьбе порицаемой за расточительство королеве Франции. — В столице восстановлен порядок и вы можете вернуться… — Ульрих замялся и затем неловко выразил ожидаемые ею соболезнования.