1.
25 июня 2023 г. в 12:34
Собственный истошный крик посреди ночи разрезал тишину квартиры, заставляя Баки рывком подскочить на полу, прижав ладони к голове. Мужчина старался взять себя в руки, предпринимал попытки дышать ровнее, но тщетно не получалось.
Паническая атака. Ну конечно, как всегда очень вовремя, а главное просто до сумасшествия уместно после очередного раздирающего душу кошмара. Каждый раз невыносимо, плохо, а главное отчаянно страшно от того, что вырываться из липких пут ужасных сновидений, которые на самом деле являлись его воспоминаниями становилось всё труднее.
Воспоминания о…
А не приувеличением будет назвать это адом? Да, скорее так.
Этот кромешный ад разделил жизнь Джеймса на до и после, выжег, вытравил, уничтожил в нем все хорошее, все то, во что он верил, лишил смысла жизни буквально.
Все, что у него осталось — бесконечная, нескончаемая боль, тьма и осознание того, что на его совести столько загубленных жизней, что не замолить ему этого греха до конца дней.
Он терял на этой гребаной войне своих близких друзей, боевых товарищей, вместе с которыми когда то давал присягу клятвенно служить ради блага и спокойствия страны. Их покой настиг ужасно быстро, скоротечно, ужасно несправедливо, а ему — вечная кара оставшись в живых нести бремя вины за то, что не уберёг, не смог, как клялся когда то, да в слезах молить о прощении каждый раз, как они, в своей мраморной белизне лиц и взора, являлись к нему каждую ночь.
Их нет, а он позорно выжил.
И то, по глупости — комиссовали по ранению. Лишился руки, когда выносил из вот вот взорвавшегося здания тело лучшего друга. Как сейчас Джеймс помнил весь ужас, отчаяние, жар огня, вместе с болью, граничащей с потерей сознания.
Пламя охватывало со всех сторон, загоняя в угол, лишая рассудка, грозя похоронить его под завалами того самого здания, но ему все было нипочём. В мозгу судорожно стучало лишь одно: найти друга во что бы то ни стало. Было очень трудно дышать, пот застилал взор, а так мешавший автомат, тяжким грузом тянул вниз.
Джеймсу тогда казалось, что он начинал гореть заживо, словно кожа под тактической формой плавилась, но упорно искал глазами друга.
Тогда он ещё не осознавал, что так оно и было, а понял лишь тогда, когда уже на таком же, палящем воздухе без каких либо ощущений, упал без чувств прямо рядом с уже безжизненным телом друга.
Это видение являлось Джеймсу чаще всего в последнее время, только теперь к нему ещё прибавился голос, эхом звучащий в голове:
— За что? Почему ты допустил?..
Левая рука, прижатая к голове, просто невыносимо дёргает фантомными болями, а Джеймс как ни старается сейчас, но не может припомнить того, входит ли это в число побочных эффектов после проведенной операции по установки металлического протеза.
Фоном лялякает кажется прогноз погоды телевизор, но стоило Баки поднять на миг глаза к экрану, как сетчатку мигом резануло болью, что отдалась вспышкой прямо в центре лба.
Мужчина сжал его ладонью и зажмурился, пытаясь на ощупь отыскать пульт, который должен быть рядом на полу. Когда ему это все же удается, он резким движением выключает его, ни в силах удержать облегчённого вздоха.
В следующий раз нужно придумать что то другое, найти менее болезненный способ для отвлечения.
Помассировав немного лоб, Джеймс проморгался, только убедившись что может встать, поднялся на ноги.
Затем побрёл босыми ступнями на кухню, чтобы принять обезболивающие, которые прописали ему ещё в день его выписки из больницы.
Пожилой врач, доктор Эрскин будто бы предвидел это, прописав мужчине вместе с обезболивающим ещё снотворное, анальгетики и спазмалитики, перед этим стребовав с Баки обещание, что он обязательно обратиться за помощью к специалистам.
Джеймс молча кивнул, покручивая в руках листок с рецептом.
Но вот только к мозгоправам, совершенно точно не собирался — он вовсе не сумасшедший, не псих, в петлю лезть не станет, хотя и покривил бы душою, если бы сказал, что такие мысли его временами не посещали. Одни только эти кошмарные воспоминания чего стоят? Однако нет, это его дерьмо, с которым кто то там, на облаке оставил его разгребаться. Чёрт, да будь Баки верующим, сказал бы, что у него ещё есть предназначение в этой жизни, без выполнения которого так просто с этой сукой не рассчитается.
Но вышло так, что к своему великому счастью, Джеймс ещё не был настолько законченным идиотом, чтобы верить в эту чушь.
Ещё в гребаном Афганистане перестал, в тот самый миг, когда глядел в уже потухшие глаза товарища, который умирая, сквозь хрипы умолял его позаботиться о семье. Баки тогда поклялся — глотая собственные слёзы, превозмогая дикую истерику, невообразимую боль в сердце, пообещал.
Но вот когда вернулся, банально не нашел в себе силы переступить порог дома несчастной вдовы, чтобы утешить, поддержать, заверить в том, что все так или иначе будет хорошо.
Джеймс вовсе не считал себя героем, чтобы так нагло врать, и как он мог убедить в этом её, когда со своей то, вдрызг раздолбанной жизнью разобраться не в состоянии?
Да, сейчас она отнюдь не единорогами, срущими радугой представляется.
Мужчина на ходу пригладил длинные пряди волос, заправляя их за уши, вошёл в кухню, все так же не включая свет, в попытке отыскать на столе лекарства, разбросаные в некоем подобии творческого беспорядка. Там же, можно было отыскать бутылки из-под пива, минералки, пустые пачки от чипсов и коробки от каких то полуфабрикатов быстрого приготовления.
Лапша, рис — неважно. Да и не вчитывался Джеймс в состав, просто хватая с прилавка то, что первым на глаза попадётся, в дни своих редких вылазок в местный маркет, напротив.
А если пошуровать ещё получше, то под раскрытой газетой наверняка отыщется его боевая награда, которую нацепили ему на левую сторону груди ещё в больнице, его отцы-командиры. Позорное напоминание о том, что умудрился как-то выжить.
В перламутровом отсвете луны, что тихонько пробивалась в открытое окно, мужчина отыскал тот самый блистер, в котором оставалась всего одна таблетка.
— От дерьмо! — тихо сплюнул он, выдавливая её, тут же закидывая в рот.
Запил ее недельной давности минералкой, затем на миг прикрыл глаза, прислушиваясь к себе.
Потёр аккуратно затылок, выдохнул.
Сносно.
Мужчина провёл пальцами по заросшему подбородку, затем спрятал их в своих волосах. Да, жизнь определенно радугой не блистала, что не было лишено истины.
Выглядел он действительно не важно: из-за частого отсутствия сна на фоне кошмаров у него залегли темные круги под глазами, что делало его визуально старше своих лет, но на фоне приступов панических атак и мелькающей временами мигрени, это по его мнению, было ещё не так дерьмово.
Он довольно сильно похудел, питался когда придётся, в основном предпочитая только пиво, бутылок от которого, у него в квартире было уже нескончаемое количество.
В плане быта и уюта в ней же, дела обстояли гораздо хуже: вся немногочисленная мебель в гостиной, которая включала в себя кушетку, торшер, книжную полку и телевизор, а так же все убранство его скромной кухни скорее возвращали случайного гостя в далёкую эпоху сороковых годов.
Объяснялось это тем, что квартира досталась Джеймсу от почивших родителей и нуждалась естественно в капитальном ремонте.
В ту пору у молодого человека была масса идей, глаза горели азартом, хотелось изменить всё, но вот после возвращения, кажется, вроде, и так сойдёт.
Вот именно — у него было когда то его -до, а теперь в ряд ли замаячит хоть какое нибудь -после.
Джеймс ещё раз глубоко вздохнул, размышляя над тем, что надо бы проверить, все ли лекарства у него есть, чтобы было с чем идти в аптеку.
А идти, как раз нужно было к половине шестого утра — именно тогда и приходит пожилой аптекарь мистер Морис, чтобы отпустить ему их без рецепта.
До сих пор об этой их махинации не знает никто. Джеймс делает для этого все возможное, ведь он просто не вынесет, если по его вине пострадает ни в чем не повинный человек. Пусть даже старичок прекрасно осознавал все риски, но отказать несчастному мужчине просто не мог.
Он понимал, какого это, ведь у самого сын, ровесник Баки, переживает сейчас нечто подобное.
Удостоверившись, что приступ немного отступил, Джеймс собрал волосы в небрежный пучок и отправился в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок.
Сейчас тишина квартиры удивительным образом способствовала спокойствию и расшатанные нервы мужчины уже не напоминали по ощущениям туго натянутые канаты, что не могло хотя бы на малую толику не радовать.
Свет он вновь включать не стал, слишком болезненно для организма, поэтому включил в раковине кран с холодной водой, тут же подставляя под струю голову. Затем поднес ее к лицу, ко лбу, и глазам, с наслаждением задерживая пальцы на закрытых веках чуть подольше.
Как же хорошо.
Противная пульсация в висках наконец притупилась, заставляя мужчину выдохнуть полной грудью.
Немного взбодрившись, Баки выключил кран, вновь распустил волосы и стянул боксёры, намереваясь принять быстрый душ.
***