Фантасмагория

Хантер прежде и помыслить не смел оказаться в сознании императора, но нелепая случайность привела его в ведущий в бескрайнюю тьму длинный коридор. Золото стен сверкало и переливалось от света пламени факелов, и блики словно оживали и пускались в беспечный пляс. Камень добавлял в общую картину строгости и холодной сдержанности, что были присущи Белосу. Картины-воспоминания, украшенные расписными рамами, величественно возвышались над незваным гостем. Здесь царила та же мрачная атмосфера, что и в замке. Хантер осматривал все внутреннее великолепие сознания дяди через прутья позолоченной клетки, в которой он очнулся и пришел в себя после непродолжительного сна. Предположений о том, почему он оказался в клетке, у Хантера не было, но он, закончив любоваться красочными видами, тут же принялся искать способ выбраться. Он осматривал позолоченный замок, вертя его в руке, которую высунул через прутья, и не мог вспомнить, где он раньше видел подобную скважину. Если бы только у него была разрыв-трава, то он бы в два счета выбрался отсюда! Но действовали ли магические растения в сознании? Тема ментальных ландшафтов была недостаточно изучена, чтобы знать обо всех особенностях и ограничениях. Хантер насупился, услышав шаги позади. — Здравствуй, Хантер. Вижу, ты наконец-то проснулся. Надеюсь, с тобой все в порядке, — тихо произнес дядя. Голос императора напоминал гармоничный и усыпляющий шум прибоя. Хантер почувствовал спокойствие и легкость, но лишь на миг, пока не вспомнил, где находился. Он напрягся вытянутой пружинкой и резко обернулся. Слова звучали в голове складно, но озвучить свои мысли не получалось. — Не волнуйся так. Я рад, что ты здесь оказался. Белос мягко стелил, но спать было жестко. Такова суть императора, вынужденного поддерживать порядок и оставаться достойным, харизматичным и справедливым правителем. Хантер искренне верил, что дядя прав во всем, но все равно испытывал вину и угрызения совести, словно нашкодивший ребенок или подчиненный, заглянувший за запретную завесу тайны. Он не должен здесь находиться, но Белос не осуждал и не ругался. Милосердие дяди разливалось по всем Кипящим Островам, и Хантер сумел неуверенно улыбнуться. — Император! Здравствуйте! — прежняя растерянность растворилась, и Хантер неловко опустился на одно колено. Его улыбка расцвела гордостью и легким оттенком наглости. — Это отличная идея — запереть незваных гостей в клетке! Я почти поймал преступников, которые пытались проникнуть в ваше сознание, но... — Тш-тш-тш. Я выпущу тебя. Твоя миссия на сегодня — наблюдать и изучать. Не подведи меня, — Белос без усилий раскрыл дверцу клетки и плавно отошел в сторону, пропуская Хантера. Тот опустил голову и увидел края мантии в виде треугольников, что походили на абстрактные солнечные лучи. От ассоциации Хантер тихонько усмехнулся. Император и правда освещал путь ведьмам и демонам, защищая их от темной дикой магии. Меньше всего на свете Хантеру хотелось разочаровывать дядю, а потому для себя он решил, что сегодня его второе имя — это внимательность. Не упустить ни единой детали, ловить суть и настроение картин-воспоминаний, сравнивать с учебниками по истории — его основная задача. Хантер ловко выпрыгнул из клетки и начал путь исследователя сознания. Он спешно подошел к «Триумфу над дикой магией», и в глазах его засиял блеск неподдельного восторга. На картине, что первая бросалась в глаза, был изображен император, возвышающийся над главной преступницей, и магия его, источник правосудия и силы, сразила Совиную Леди, которая не сумела избежать кары. Хантер встрепенулся, злорадно улыбаясь, но тут же подметил стремительно меняющийся рисунок. Каждый мазок, каждая линия, каждый штрих трансформировались в нечто инородное, в расплывающийся силуэт, что спустя несколько мгновений приобрел новую форму. Теперь на картине вместо Идалин был Хантер, а вместо Кинга — Флепджек. Глаза Золотого Стража широко раскрылись, а в груди поднялась буря, заставляющая сердце биться чаще. Мир Хантера, охваченный животным ужасом, распадался на кусочки. — Что это? — надрывно спросил Хантер, чьего лица коснулась отчетливая тень страха. Потому-то он и нуждался в маске, что прятала каждую его нежелательную эмоцию от чужих, враждебных взоров. — Триумф над дикой магией, как видишь, — ладонь Белоса легла на плечо Хантера, и последний готов был в любой момент испустить дух. Его ноги подкосились, а дыхание стало сбивчивым. В голосе дяди не было ничего угрожающего, и от этого по коже пробежались мурашки. — Иди дальше. Следующая картина показывала спасение Белосом жителей из пожара, устроенного дикими ведьмами. Читая учебники, Хантер с головой погружался в эту часть, но сейчас не мог сосредоточиться, так как голова была забита другим. Неужели дядя и правда знал о Флепджеке? Но что теперь будет? Из раздумий Хантера вывела очередная перемена в картине — он заметил, будто пламя начиналось с сапог Белоса и, уходя глубже в город, разрасталось. Если бы не клокочущая в груди тревога, Хантер бы уделил больше внимания этому загадочному пламени. Были и другие картины, которые Хантеру следовало разглядеть, но его отвлек Белос, который удалился вглубь. Из чувства одиночества выросла паника, и Хантер, сорвавшись с места, крикнув: «Дядя!», помчался вперед, чтобы нагнать императора. Жгучее ощущение опасности преследовало его после первой картины. Лишь коротко вспоминая ее, Хантер вздрагивал. — Дядя! Вот вы где! — нервно улыбнувшись, пытаясь восстановить дыхание, произнес Хантер почти радостно, позабыв о прежних волнениях. Белос не поворачивался и держал руки за спиной. — А... Где мы? — Я решил, что нам следует углубиться, — больше не было того спокойствия бескрайнего моря, но Хантер чуял подступающий шторм в голосе дяди. Или, быть может, он зациклился на том воспоминании? Если бы Белос хотел, то немедленно убил бы его или прямо обвинил в связи с дикой магией. Отчего же этого не происходило? — Ступай за мной. — А мне можно? — Хантер недоуменно взглянул на императора, нахмурив брови и слегка скривив губы. — Это же такое личное... — Разумеется, можно. Я ведь сам предложил, — Белос коротко посмеялся, и Хантер почувствовал себя таким глупым, словно он нес абсолютную ахинею. Он заразился непродолжительным смехом дяди и сам хохотнул, расслабляясь. Значило ли поведение императора, что он, Золотой Страж, был прощен, а его преступление являлось не столь значимым и пагубным для империи? Хантер продолжал тянуться. Он воспрял и расцвел. Дядя ему доверял! Вновь эта клетка, но в разыгравшемся, привыкшем идеализировать образ дяди воображении она предстала не в виде темницы, но в качестве лифта, способного погрузить в самые отдаленные и сокрытые от глаз чужаков уголки сознания. Хантер не побоялся еще раз оказаться внутри, и в ослепленном любовью к императору лице читалась лишь непогрешимая наивность, даже когда решетка, звякнув, захлопнулась. Тьма окутывала Золотого Стража, но он, полный решимости, воодушевленный и блаженный, крепко схватился за прутья. Он томился от ожидания. Император — сам император! — пригласил его вниз, чтобы поближе ознакомиться с памятью минувших лет. Будто бы они проделают весь грандиозный путь становления Белоса вместе. Раздался удар. Движение прекратилось. Атмосфера сменилась на более мрачную и удручающую, но тьма рассеялась. Стены опутывали белые стебли. Это место не походило на замок, в отличие от предыдущего уровня. В нем вместо позолоты и мрамора блестела пыль старины, а вместо идеально ровного гранитного пола под ногами ощущалась холодная и сырая земля. Отчего же драгоценные воспоминания казались заброшенными? Неужели так становилось с каждым, кого касалась старость? Хантер в смятении поднял взгляд кверху и увидел Белоса. Император спускался по ступеням, что появлялись и исчезали в такт его шагам. Белос оказался внизу. Казалось, его совершенно не смущало, что все вокруг такое заросшее, выцветшее и угасающее. Хантер, наблюдая за мягкой улыбкой и невозмутимостью дяди, пришел к выводу, что должен следовать его примеру и не погружаться в лишние раздумья. В конце концов, здесь, на этом ментальном уровне, был свой шарм. Кто Хантер такой, чтобы судить, каким должно быть сознание самого императора? Он хмыкнул под нос, мысленно побранив себя. Картин было даже больше, однако все они от времени поблекли. Забывание — естественный процесс психики любой ведьмы, и чем старше она, тем явственнее стирается память, а изображения блекнут. Такое происходило не только в сознании, но и с фотографиями, которые можно изъять из уха щипчиками. Воспоминания становились более расплывчатыми и неясными, и порою все доходило до того, что разобрать их становилось невозможно, или же они становились черными полотнами. Все это Хантер вычитал из книги по дикой магии, затрагивающей тему ментальности. Он бы не хотел, чтобы дядя узнал об этом, так что старался не высказывать ни своих собственных предположений, ни полученных знаний. С другой стороны, Хантеру начинало казаться, что Белос все и так прекрасно знал. Они будто бы играли в прятки, но понимали, кто где скрылся. Взор Хантера привлекла картина, которая тут же вызвала у него неподдельное восхищение. На ней Белос, вспорхнув над ведьмами и демонами, вел их вперед. Метки ковенов светились в ночном небе подобно звездам. Император легко подтолкнул Золотого Стража вперед и прошептал: «Зайди». Для Хантера это была честь, и он, встрепенувшись, окунулся в воспоминание. Изнутри простое изображение ожило. Белос вел за собой ведьм и демонов, а те рукоплескали, смеялись и скандировали: «Да здравствует император! Да прибудет с нами воля Титана!». Все жители, окрыленные, следовали за своим лидером, бесконечно влюбленные в него, пока его взгляд выражал отеческую заботу. Они верили ему беспрекословно и продолжали путь. В какой-то момент Белос остановился и указал вперед, расправив ладонь. Он громогласно объявил: «Идите же навстречу очищению от порчи дикой магии!». Раздались крики эйфории. Ведьмы и демоны побежали дальше. Друг за другом они падали в бездонную пропасть. Они добровольно шли на смерть. Хантер свел брови к переносице и чуть приоткрыл рот, недоумевая. Он задумался и пришел к выводу, что бездна значила гармонию и просветление. Вернувшись, Хантер растерянно взглянул на Белоса в надежде получить ответы и объяснения, но вместо этого между ними повисла тишина. Золотой Страж первым нарушил ее, чтобы задать беспокоивший его вопрос: — Они ведь падали не в пропасть, а... не знаю? Это такая метафора на лучшую жизнь, да? И они достигли пика совершенства, верно? Белос кивнул, чем частично успокоил Хантера, но последний все еще нервничал. Дядя взял его за плечо и направил к следующей картине. Хантер колебался, но все же ступил внутрь, пожалев, что не разглядел изображение раньше. Нужно быть готовым ко всему. Нужно изучать, прежде чем кидаться в очередную авантюру. Это он усвоил еще в императорском ковене, но отчего-то позабыл обо всех правилах и учениях. В следующем воспоминании главными героями выступили два человека, причем один из них до неприличия напоминал самого Хантера. От мысли об этом Золотого Стража передернуло, и он скривил губы. Он предположил, что человек являлся ему дальним родственником. Это бы объяснило, почему он, Хантер, лишен магических сил — человеческая кровь ограничила его. Однако он тут же оставил размышления на потом, чтобы продолжать просмотр. Эти люди были счастливы вместе ровно до того момента, как в их бытие вмешалась ведьма с Кипящих Островов. Ядовитые зеленые глаза в пол-лица, звериный оскал и копна рыжих волос характеризовали ее. Она колдовала, подчиняя волю светловолосого человеческого юноши, царапая его грудь, словно бешеная птица, хохоча. Она олицетворяла всех диких ведьм, от которых стремился избавиться император. За вспышкой последовал удар ножом, и Хантер вздрогнул, наблюдая за убийством одного человека другим. Светловолосый юноша рухнул на землю, и из него проросли кости — пальцы тут же лишились плоти, локтевые и коленные кости вырвались наружу, а ребра раскрылись. Они превращались в деревья, отдаленно напоминающие палистром, и на них взращивались существа, чей облик практически не отличался от человеческого, за исключением рубиново-розовых глаз и заостренных ушей. Все происходило настолько быстро и сумбурно, что голова Хантера закружилась. Он часто моргал и то и дело терял нить повествования. Когда боль стала невыносимой, он выбежал из картины. Озарение настигло как гром среди ясного неба. Воспоминание принадлежало дяде, следовательно, один из участников этого хаоса являлся им. Хантер пытался понять, но тайный смысл ускользал от него. Он повернул голову и увидел, как окружающее пространство начало расплываться и становиться более тяжелым для восприятия. Золотой Страж мысленно сравнил себя с охотником за сокровищами, что по неосторожности попал в ловушку и был вынужден медленно умирать в одиночестве, поддаваясь безумию. — Дядя, а кто эти люди? — вскинув брови, поинтересовался Хантер. Только Белос был способен прояснить ситуацию. — Это я и мой брат, Хантер, — рука императора осторожно коснулась макушки Золотого Стража. Хантеру сделалось хорошо и беспечно. Он отгонял неверные мысли и ядовитые вопросы. Он должен был оставаться преданным. — Ха... А мне все равно, что вы человек. Вы сделали так много для Кипящих Островов, что никого не должно заботить ваше происхождение! — проговорил Хантер уверенно, находясь на границе между сном и явью. Все перед глазами исказилось и скрылось за пеленой из неведения и потерянности. — Ты правда так считаешь? Я рад это слышать. Я тебе очень признателен, — Белос убрал руку. — А теперь ступай дальше. Ты еще не все увидел. Хантер подчинился. Ему не хотелось, он мечтал вернуться обратно в реальный мир, однако слово императора — закон. Он подошел к очередной картине, но сперва изучил ее. Большая пустая сцена не предвещала беды, так что Хантер вошел. Внутри он в ожидании переминался с ноги на ногу, пока долгожданное представление не началось. На сцене появились кукольные Золотые Стражи — маленькие марионетки, от которых тянулись тонкие нити прямо к пальцам Белоса. Наряженные в золотые доспехи, вооруженные посохами, они представляли собой опытных воинов, не знавших страха и служивших Белосу. Сам император выглядел пугающе из-за проклятия, что расползлось по его лицу, и покрытых жижей оленьих рогов. Он шевелил своими послушными Золотыми Стражами, как ему вздумается, и те беспрекословно пускались в пляс, размахивали посохами или пытались высоко подпрыгнуть. Однако со временем они замечали нити, умирающих вдали ведьм, приближающееся солнечное затмение и либо старались порвать свои путы, либо тянули на себя, чтобы узел соскользнул с пальца. Ни одна попытка не увенчалась успехом, и каждый Золотой Страж рухнул на колени, потеряв свою маску — лица их застыли в гримасах предсмертного ужаса. Все они были очень похожи, хотя имели некоторые отличия, но неизменными были те самые рубиново-розовые глаза. Остался только один, который продолжал послушно танцевать — тот, чей лик был идентичен Хантеру. Даже когда языки пламени коснулись подмостков, он не прекращал быть ведомым своим императором. Хантер попятился назад и рванул к выходу, не досмотрев, как деревянных марионеток касался огонь, как они сгорали и тлели. Вырвавшись из ужасающего воспоминания, Хантер столкнулся со взглядом Белоса, но не теплым и любящим, а надменным, жестоким и насмешливым. Ворох вопросов поразил разум Хантера, но озвучить их не получалось. Он слегка согнулся. Прежняя уверенность, проявляющаяся в ровной осанке, исчезла. Дыхание стало рваным, сбивчивым и частым. Глаза намокли. Хантер не понимал многого, но эмоциональное давление слишком сильно повлияло на его состояние. — Что это все значит, дядя? Там десятки Золотых Стражей, они все горели и... — Хантер не успел договорить, так как Белос его прервал. Император указал пальцем на очередную картину и приказал: «Ступай». Хантер вновь подчинился, не видя иного варианта. Предчувствуя конец путешествия, Хантер смог относительно расслабиться. Впервые в жизни он не хотел ничего видеть, слышать и знать. Как же блаженно неведение! Быть ослепленным влиянием, поступками и словами блистательного императора намного лучше, чем познать глубинные мотивы и увидеть множество скелетов в шкафу. Хантер желал вернуться в прошлое на несколько часов и не давать загнать себя в ловушку, никогда не появляться в этом мрачном месте. Он мечтал о простом и понятном мире, в котором император был справедливым и невинным, а действия Золотого Стража всегда символизировали порядок и добро. Он нуждался в слаженной системе, которая не выйдет из-под контроля, но теперь он терял почву из-под ног. Хантер остановился перед картиной и разглядел ее. На ней — вид Кипящих Островов сверху. Жители были практически незаметны. Золотой Страж сделал глубокий вдох и вошел, сжимая кулаки. Он надеялся, что это был заключительный рывок, с которым он сможет справиться. Падение не вызывало никакого дискомфорта ровно до того момента, как Хантер обнаружил, что у него нет посоха. Тогда-то он затрепыхался в воздухе и начал отчаянно искать способ спастись. Страх сдавил горло. Стоило Хантеру лишь раз моргнуть, как он оказался на ногах прямо в шумном Бонсборро. Золотой Страж осмотрелся с выученной дотошностью скаута, который патрулировал улицы и выискивал преступников. Первое, что бросилось в глаза, — огромный костер, вокруг которого безбашенно скакали ведьмы, держась за руки и хохоча. Это показалось Хантеру странным, и он уже решился пресечь недостойное поведение, как вдруг вспомнил, что находился в искаженном воспоминании дяди. Золотого Стража, символ правосудия, все равно никто не услышал бы, так что они могли безнаказанно нарушать порядок и тишину, поддаваясь разгульному веселью и не заботясь ни о чем и ни о ком другом. Вот он, истинный апогей хаоса! Мимо Хантера проходили ведьмы и демоны, и всех их объединяло одно — склонность к преступной деятельности. Они воровали, грабили, убивали и даже порабощали других, и зрачки их чернели от зла. Поначалу Хантер подумал, что это преувеличение, но со временем он начал замечать знакомые лица с объявлений о розыске, из тюрьмы или просто тех, кого он видел однажды, но они ловко скрылись. Таких нарушителей становилось все больше — вот демон-ящер, что запирал чужие души, вот маленький ушастый гоблин, что строил мошеннические схемы, вот демон, что заманивал других в ловушку, убеждая их в своей избранности, вот милые и безобидные старушки, которые держали в плену маленьких разумных существ и со временем делали их овощами. Все они закружились в неистовом вихре. Они соединялись друг с другом, образовывая черную склизкую тушу, которая захватывала все Кипящие Острова. Плечи Хантера опустились, а взгляд сделался пустым и безжизненным. Он никогда не старался достаточно. Это его вина. Хантер покинул картину подавленным. Он пытался понять, что все это значило, что пытался сказать ему дядя, но ответы, даже если приходили, тут же ускользали, оставляя Золотого Стража недоумевать и томиться. Он посмотрел на императора, но вновь ничего не нашел. Хантер сделал глубокий вдох и закрыл глаза, прежде чем сбивчиво спросить: — Что теперь? — Теперь ты останешься здесь навсегда, — от слов Белоса Хантер в ужасе округлил глаза. — Не смотри на меня так. Это для твоего же блага. Пойми меня, Хантер, я хочу тебя спасти. Я хочу уберечь тебя от дурного влияния. Почва вновь начала уходить из-под ног, но на этот раз в прямом смысле. Хантера затягивало внутрь, на самое дно сознания, пока он ничего не мог с этим поделать. Бессмысленно было самостоятельно выкарабкаться, а потому он попытался достучаться до Белоса: — Дядя! Я буду стараться лучше! Я буду бороться с преступностью! Я не поддамся плохому влиянию, я обещаю, я хочу выбраться отсюда! Пожалуйста, выпусти меня! Я буду работать в два раза больше и в три раза усерднее! Мы сделаем Кипящие Острова идеальным местом! Для такого, как Хантер, проще всего было переложить ответственность и вину на себя, чем усомниться в близких. Под маской дерзости скрывался подросток, который привык верить в идеальный мир взрослых. Даже их проступки вызывали в нем не отторжение, а абсолютное принятие. Белос об этом знал, а потому, вновь улыбнувшись с любовью во взгляде, произнес: — Идеалист. Я не позволю сломать еще и тебя. Порою любовь принимала жестокие формы. Хантер, оказавшись в глубинах сознания, коснувшись бессознательного, ощутил холод. Его конечности окоченели, а дыхание стало хриплым. Не было ни единого источника света, так что Хантер ничего не видел, словно он в одночасье ослеп. Он оказался навсегда потерян для внешнего мира, и понимание этого вгоняло его в отчаяние и ужас, какие прежде он никогда не испытывал. Обреченный на одиночество, лишенный времени, пространства, загнанный в небытие, он медленно сходил с ума. В его голове укрепилась единственная мысль — он будет жить, пока жив дядя. Хантер ощутил, будто несколько пар рук схватили его и потянули ниже, но он перестал сопротивляться. Наконец-то его настиг желанный покой.