сорок пять процентов

      Николай Ланцов упрямо стоит на холме поросшим ярко-зелёной травой. Ветер с ледяного океана — злится, колит щеки, пробирается под куртку и пускает по спине мурашки. Треплет русые кудри настырно, а внизу ревёт море, на волну с белой пеной исходит, омывая острые скалы. Море бесконечно и вечно. Для Николая же времени, кажется больше нет. Время Николая разделено на «до» и «после», то самое, что окружает сейчас: чёткие приказы, сухие пайки и выходы в море к очередному разлому, через который пролезет очередной монстр.       Его мир давно превратился в кошмар. Ланцов прячет нос в высокий воротник куртки поглубже, чувствуя, как ветер вновь резким порывом едва не сбивает с ног, — но не торопится уходить. Небо сизое, в тяжёлых бегущих тучах, в которых то и дело мелькают вспышки молний, но гул грома пока доносится пока лишь эхом. На плечо падает первая тяжёлая капля дождя, и Николай наконец, разворачивается и уходит под крышу шаттердома, что встречает его гулом голосов пилотов и обжигающим теплом. Николаю не хочется возвращаться в их общую теперь комнату. Он засиживается в столовой, болтая об отвлеченной ерунде с только что вернувшимися из миссии Ниной и Казом. Его отчаянно веселит их разительное отличие — закрытый в себе Каз, и смешливая, знающая обо всём Нина. Он ест сушёные фрукты, думая о том, что даже они сработались, набрав на тесте дрифт-совместимости шестьдесят пять процентов. С ним, у Николая, всего сорок пять. Ему хочется просидеть здесь весь вечер, да и всю ночь, но он кидает взгляд на тяжелый хронометр опоясывающий запястье: 20:30. Нужно идти. Нужно время для отдыха, ночь как всегда будет непредсказуемой, кошмары обретут плоть и кровь кайдзю, а егеря вновь выйдут на миссию, и кто знает, кого именно вызовет в этот раз штаб. Он встаёт из-за стола, прихватывая с собой пакет с сухофруктами, прощается с Ниной и Казом, игнорируя насмешливый взгдяд брата, что сверлит затылок и поднимается по пролёту на второй этаж, заворачивая в отсек жилых комнат — с тяжёлыми железными дверями и крупными винтовыми замками. Николай на мгновение замирает, собираясь с духом, а после выкручивает его и тянет на себя. Дверь поддаётся с протяжным скрежетом, открывая вид на их маленькую, по- спартански обустроенную комнату. Он привычно сидит на кровати — спина идеально прямая, опять читает что-то, что смог взять в библиотеке, делая пометки в ежедневнике. — Там вновь начал накрапывать дождь, думаю к ночи перейдет в полноценную бурю, — Николай за сказанное себя буквально проклинает. Ведь это звучит жалко. Подобострастно, с явственной подоплёкой:«заметь же, ну, дай хоть какие-то эмоции». Он лишь молча вскидывает глаза в ответ, а Николай, чувствуя, как уязвленное самолюбие берёт вверх, и продолжает, параллельно борясь с желанием откусить себе язык за болтовню, которая опять ни к чему не приведёт. — Интересно, какая будет сегодня ночь, после четырёх миссий подряд? Должно же быть хотя бы временное затишье, — Николай цепляет свитер пальцами на спине и стягивает, оставаясь в футболке. — О чём книга? — Всё равно не отстанешь, пока я не отвечу, ведь так? — фыркает в ответ Александр, с громким хлопком закрывая книгу. — Об управлении егерем. И тебе бы не мешало подтянуть знания. Как-никак, мы оба пилоты. — Как-никак, сравнительно недавно, лишь я закончил курсы управления егерей, поэтому только тебе следует стряхнуть пыль со своих капитанских погон, не находишь? Кажется, зацепил. Потому что брови Александра удивлённо взлетают вверх, и право слова это выглядит до невозможности комично. И Николай рассмеялся бы, если бы не в тот же момент, Морозов болезненно зашипел, трогая рукой один из косых шрамов, что шёл у него на лице изломанной линией от виска к скуле. — Погода меняется… Всегда болит. — и это звучит откровением, первым за всё это время, от которого Николай застывает. — Хочешь, я схожу в медблок? — Не стоит, — он останавливает его взмахом руки, возводя прежнюю отчуждённость в абсолют. — Я справлюсь и сам. Мне нужен бодрый со-пилот, умеющий трезво оценить угрозу, а не нечто разваливающиеся от усталости. Дверь за Морозовым закрывается с привычным скрежетом, а Николай укладывается на кровать, накрываясь одеялом по самые плечи. Проходит около получаса, пока Николай наконец не сдаётся в окончательной попытке заснуть. Ударяет кулаком горячую подушку, и недовольно кряхтя переворачивается на спину.       Когда из разлома полезли первые твари, неизвестность и отсутствие ответов на вопросы пугало людей, с каждым днём усиливая отчаяние всё больше. Собрание совета ООН и национальной безопасности тогда передавали по каждому каналу без перерывов. Нужна была информация. Ощущение единства и сплочённости, но армии приведённые в боевую готовность во всех странах, не вселяла уверенности. Родственники не успевали хоронить погибших. Люди против кайдзю были бессильны. И тогда семья Морозовых возглавила программу егерей, готовая продемонстрировать свои разработки всему миру. Николаю в тот момент едва ли исполнилось шестнадцать, Василию было девятнадцать. Кажется, тот бой кайдзю с первым егерем «Вольным», замирая у экранов в прямой новостной трансляции смотрел весь мир. Надежда появилась после решающего удара железной руки и поваленной намертво туши. Егеря с того момента прочно стали одним из оплотов безопасности. Как и пилоты. Плакаты с ними висели у каждого третьего подростка на стене в комнате. Но он, Александр Морозов, с позывным «Дарклинг» изначально стал легендой среди многих. Один из самых молодых пилотов, кто в боях с кайдзю заработал два ордена славы и повышение в звании, которого выпускники курсов получали по выслуге лет, лишь спустя три года. Он начинал ходить на егерей первого поколения словно насмехаясь над самой смертью, не страшась высоких доз радиации и плохой защиты костюмов, что сказывалась на пилотах губительно. Дарклинг был всесилен. Николай проводил вечера перед его плакатами, что были развешены по комнате, выцепливал обрывки информации из новостей, мечтая лишь об одном: стать таким как он. Вместе с братом, несмотря на собственный шестнадцатилетний возраст, они проходят ускоренные курсы программы пилотов егерей, Николай благодарит Провидение за то, что нехватка пилотов даёт ему этот шанс. Испытания на дрифт-совместимость со вторым пилотом назначают на утро вторника, и Ланцов чувствует, что совсем скоро его жизнь наконец-то измениться. Так, как желал он всё это время. *** Николай наблюдает за пилотами проходящими тест, стоя в такой же разномастной толпе, дожидаясь их очереди с Василием. Что он будет со-пилотом вместе с братом, казалось очевидным с самого начала. Кровные узы, как ни крути, давали сносные баллы нам дрифт-совместимость, которая становилась залогом слаженной работы пилотов и побед над кайдзю. — Ты глянь! Что он здесь делает? — толчок брата под рёбра выводит Николая из задумчивости. — Держи себя в руках, боюсь твои фанатские чувства сейчас выйдут из берегов в буквальном смысле! — Василий указывает невзначай указывает рукой в сторону, и тогда Николай замечает его стоящего также в толпе, но только по левую сторону. Он не может поверить, промаргивается неверяще пару раз, но ведение не уходит. Александр Морозов действительно здесь. В одном зале с ним. Вопросы крутятся в голове нескончаемым роем, когда он замечает его пару неровных шрамов и потухший, практический чёрный взгляд, что обводит каждого из присутствующих ни на ком не задерживаясь. — Кажется, я понял, что он тут забыл, — Василия по всей видимости сложившаяся ситуация веселила. — Ведь он же едва выжил! — О чем ты? — Ну конечно! Об этом всё курсанты гудели, а ты как всегда всё пропустил, уткнувшись в учебники. Он потерял сестру Уллу, с которой пилотировал свой егерь Равку. Они сцепились с кайдзю у побережья, он напал на них со спины, четвёртая категория, как его пропустили радары, до сих пор не понятно, сейчас всё еще идёт разбирательство с технической группой, и кайдзю разодрал егеря с левой стороны, буквально выдернув Уллу из кресла. Она умерла, будучи в дриф-совместимости с собственным братом. Представляешь, что он испытал? Николай не представляет. Он чувствует только лишь жалость, что охватывает его целиком к человеку, чей идеальный плакатный образ отныне разрезан и смят. — А шрамы очевидно из-за того, что, он сам едва не погиб. Морозов в одиночку довёл егерь до берега, на пятьдесят процентов сохранив его. Говорят, его практически отремонтировали осталось нанести только лишь краску. А сам Морозов пришёл на тест в поисках нового со-пилота. Да, Багра конечно жестока. Не дать собственному сыну прийти в себя, сразу выпихнув его на помост. Ноль собственного горя, хотя ведь Улла ей была дочерью, в конце концов. Все-таки у этих Морозовых точно не всё дома. — Василий продолжает говорить между делом, а Николай же чувствует как внутри всё превращается в натянутую струну. Он крепче перехватывает бамбуковую палку, но тревога не отступает, наоборот. Усиливается, уменьшая окружающее его пространство. Нужно всего лишь дождаться, пока Багра произнесёт их фамилию с братом. Вместе выйти на помост. Пройти тест. И получить егеря. Всё просто. Но отчего же так страшно? Он вздрагивает, когда объявляют его имя и фамилию. Переминается с ноги на ногу, ожидая, что дальше последует имя брата, но в ответ слышит обратное: — Александр Морозов. Николай цепенеет, буквально к месту прирастает. Сглатывает, стараясь смочить ставшим настолько сухим горло, оглядывается вокруг, замечая удивлённый взгляд брата. — Николай Ланцов, долго ли нам вас ждать? — голос Багры звучит подобно хлысту, и Николай вздрагивает, делая шаг вперёд. — Простите генерал, но я думаю здесь ошибка, ведь я в списке с моим братом… — Ошибки здесь нет, — Багра презрительно фыркает, нацепляя на нос очки. — Списки изменила я. Вы хотите знать почему? Извольте. Пилоты с опытом, потерявшие своих со-пилотов идут в приоритете. Курсант так или иначе всё равно обретёт своего пилота, научится работать и приносить результат. Вы, Николай главный претендент на роль со-пилота Александра из-за своих показателей. Восемьдесят пять побед на симуляторе из ста возможных — неплохой результат, для несовершеннолетнего курсанта. Выходите на помост. Николай всего то навсего делает шаг вперед. Ему же кажется, что в пропасть. — Надеюсь, ты знаешь, что нужно делать, объяснять, хотя бы не придётся? — у него материнские интонации: высокомерные, колкие. Николаю он кажется почему-то изломом. Тем самым, в котором слишком много чудовищ, что вот-вот вылезут наружу. — Знаю. Это не бой, а всего лишь проверка насколько мы совместимы. — Мысль правильная, но жизнь знаешь ли, жизнь часто выходит за установленные рамки. Защищайся! Дарклинг наносит первый удар с разворота, целясь по лодыжкам, но Николай отражает мгновенно, чувствуя как окружающее их обоих пространство начинает гудеть, эхом волн отражаясь от бетонных стен. Он читал, что так впервые и ощущается дриф-совместимость. — 0:1, Ланцов, неплохо. — Александр ухмыляется, но пользуясь его отвлечением, Николай перехватывает инициативу — 1:1. В тот день они набирают сорок пять баллов. Для Багры это оказалось достаточным. Для них нет. До сих пор. Прошло два года с тех пор, как Равка носит черно-золотой окрас, словно напоминая о том, что несовместимое возможно и может быть чём-то целым. Единым. Николай же знает, что в этом самая большая ошибка, когда прикидывается спящим, чтобы избежать пронзающего чёрного взгляда вернувшегося из медблока Александра, который видит его насквозь.