***
Мальчик выглядел неважно. Мейс сохранял спокойное выражение лица, крепко удерживая ментальный щит. Но когда он увидел порезы и царапины на лице Оби-Вана, ожоги на его одежде и пустоту в его глазах… он почувствовал, как в горле, словно желчь, поднимается гнев и с трудом подавил его. Ведь перед ним стоял ребенок. Умный, способный, но все же ребенок. — Мастер Винду. Я не… я не ожидал… — запинался мальчик. Он кашлянул, и от этого движения в воздух взметнулась пыль. — Спасибо, что пришли. Я… я думал, что никто не вернется за мной. Мейс с трудом сдержался, осознавая смысл этих слов: «Я думал, никто меня не бросит». Вместо этого он улыбнулся. — Падаван Кеноби, — мягко сказал он и заметил, как мальчик слегка выпрямился при этом обращении. — Помощь всегда придет к тем, кто ее просит. Так же, как ты давал ее тем, кто просил тебя. При этих словах лицо Оби-Вана потемнело. — Мастер… я совершил ошибку. Я думал, что смогу помочь им. Я думал… — Его голос надломился, и Мейс почувствовал укол в груди, когда мальчик тяжело сглотнул. — Все разваливается. Люди сражаются на улицах. Дети умирают. И я думаю, что это м-моя вина. Мейс слышал, как дрожит голос Оби-Вана и видел, как дергается вверх-вниз кадык на горле. Он молчал, решив, что мальчику нужно успокоиться, и только потом заметил, что происходит обратное — у того задрожали губы. Лицо исказилось. А глаза начали блестеть, прежде чем юноша втянул воздух и плотно закрыл их. Но это не остановило слезы. Мейс даже не успел понять, что движется, когда шагнул к мальчику и опустился перед ним на колени. Когда он положил обе руки на плечи Оби-Вана, его сердце сжалось от их дрожи. — Оби-Ван, — мягко сказал он, — это не твоя вина. Ты сделал все, чтобы помочь этим людям. — И этого было недостаточно. Мальчик поднял голову, вытирая рукой лицо, и слезы потекли по его подбородку. Грязь размазалась и Мейс смог разглядеть россыпь веснушек под ней. — Джедай является джедаем не потому, что он или она всесильны. У нас нет силы, чтобы исправить все ошибки и исцелить все болезни, пролив мир на всю галактику, подобно дождю. Но от нас этого и не требуется, — Мейс попытался поймать его взгляд, но Оби-Ван смотрел вниз. — От нас требуется только одно — попытаться. Мы проходим через эту жизнь только один раз. Мы делаем то хорошее, на что способны, и отпускаем то, что нам не по силам. И хотя ты не можешь помочь всем, ты можешь помочь хоть кому-то. И хоть одного уже достаточно. И тут мальчик поднял голову. На его лице легко читалось сомнение, а взгляд беспокойно метался из стороны в сторону. Но затем его глаза снова наполнились слезами, Оби-Ван прикрыл рот рукой, подавив всхлип, и в этот момент Мейс заключил его в объятия. — Ш-ш-ш, — прошептал он в волосы мальчика. — Ты все сделал правильно, падаван. Просто отлично. — Грудь Оби-Вана вздрогнула напротив его собственной. — Но ты не должен справляться с этим в одиночку.***
Квай-Гон Джинн медитировал в Зале Тысячи Фонтанов. Точнее пытался. Его мысли то и дело возвращались к одному бывшему падавану, окрашиваясь гневом, болью и чем-то еще, чему он не мог дать названия. Хотя он искал покоя, он его не находил. Если быть честным с самим собой, он не находил его уже очень давно. Поэтому, когда мужчина почувствовал перед собой знакомое присутствие, ему было легко вернуться в реальность. Он распахнул глаза и посмотрел вверх. — Мейс, — сказал Квай-Гон, в груди у него тут же разлилось тепло. — Рад видеть тебя, старый друг. Я слышал, что ты улетел на миссию, но не знал куда… — Это была не миссия. Квай-Гон не ожидал услышать такую холодность в голосе Мейса Винду. Удивившись, он поднялся на ноги, отряхивая со штанин приставшую землю. — О? — осторожно сказал он. — Твое личное дело? — Вообще-то, это твое личное дело. — Лицо Мейса оставалось непроницаемым, и от этого Квай-Гону стало еще более не по себе. — На Мелиде-Даан. В груди словно открылся воздушный шлюз, и Квай-Гон почувствовал, как дыхание вырывается из его легких. Ох. На его лице ничего не отразилось. — Я не думаю, что на Мелиде-Даан есть что-то, что меня касается, Мейс. — Полагаю, что так. Потому что я сам занялся этим вопросом и вернул его в Храм. Квай-Гон не смог сдержаться, его глаза широко открылись. — Оби-Ван. Он?.. — Сейчас о нем заботятся целители. Потому что, как ты так спокойно сказал Йоде, ему повезло, что он спасся. — Глаза Мейса больше не были безучастными — теперь в них читался неприкрытый гнев. — Неужели ты и в самом деле настолько равнодушен, что желал ему этого? Чтобы… как ты там выразился… «Позволить ему сражаться в войне, которую он не может выиграть? Пусть стоит и смотрит на резню, которая в результате произойдет?» Лицо Квай-Гона вспыхнуло, когда он вспомнил тот разговор с магистром Йодой. — Я не желал ему этого. Это была реальность. — Потому что ты сделал это его реальностью, Квай-Гон. — У нас была миссия. Есть правила. — Которые ты без колебаний нарушаешь, когда тебе это выгодно. Но как только появляется что-то, открывающее старые раны, правила вдруг становятся незыблемыми. При этих словах лицо Квай-Гона потемнело. — У меня нет старых ран. Это просто факт: Оби-Ван предал меня. — Нет. Это Ксанатос предал тебя. — Мейс заметил, как Квай-Гон вздрогнул при этом имени, но не смягчился. — А ты с первого дня обучал Оби-Вана, скрестив пальцы, и ожидая, что он сделает то же самое. Когда ты дал Оби-Вану выбор: делать то, что он считает правильным, или делать то, что понравится тебе, ты создал свое собственное самоисполняющееся пророчество. Потому что так было проще, верно? Проще, чем признать, что не все могут причинить тебе такую же боль, как ту, что тебе причинили раньше. Квай-Гон отшатнулся и быстро отвернулся, чтобы Мейс не увидел боли на его лице. Легче? Он думал, что Квай-Гону легче уйти? Во второй раз испытать агонию предательства? Но что-то в словах Мейса заставило его задуматься: «…делать то, что он считал правильным, или делать то, что понравится тебе». Перед его мысленным взором возникло лицо Оби-Вана — нахмуренные брови, лицо, покрытое потом и грязью, глаза, полные решимости и страха. Этот образ неделями жил в сознании Квай-Гона, возникая, стоило ему закрыть глаза, и неделями он разжигал его гнев. Но теперь его сердце сжалось от чего-то другого — от стыда. Квай-Гон знал, что поставил Оби-Вана перед выбором. Но, возможно, это был не тот выбор, о котором он думал — между джедаями и Молодыми. Это был выбор между его собственным комфортом и его убеждениями. Между его собственной жизнью и жизнью людей, которым нужна была помощь. И как джедай, разве он не хотел бы, чтобы Оби-Ван всегда выбирал последнее? — Я не должен был уходить. — сказал Квай-Гон, не поворачиваясь, отчего его слова прозвучали тише. — Даже если бы я думал, что он не прав. Я должен был остаться. Мейс молчал, и если бы не его сигнатура в Силе, Квай-Гон мог бы и не знать, что он все еще позади него. — Я просто продолжал думать о… о последнем моменте, когда падаван направил на меня свой лайтсейбер. И это было все, о чем я мог думать, когда смотрел на него. — Он провел обеими руками по лицу, выдыхая. — Я просто… я никогда не мог поверить, что кто-то другой не отвернется от меня снова. Даже когда Оби-Ван… он другой, он не такой, как Ксанатос. Но я все еще ожидал, что он будет таким, а когда он не… Слова подвели Квай-Гона. Он обернулся — Мейс смотрел на него с застывшим выражением лица. Буря исчезла из его глаз, но темнота осталась. — Он хочет вернуться к тебе, — негромко сказал Мейс. — Он хочет, чтобы ты его обучал. У Квай-Гона сжалось горло. — Я не знаю, смогу ли я. — Ты не можешь простить его? — Нет. Я не могу простить себя. — Он медленно вдохнул, хотя это выглядело как содрогание. — Я не думаю, что смогу повторить это — обучать падавана. Я не… я не исцелился. Ты прав. Старые раны все еще болят. И теперь я позволяю им ранить кого-то еще. Квай-Гон был потрясен, обнаружив, что его глаза горят. Он не плакал с тех пор, как… В его сознании возникло лицо Ксанатоса, и он с усилием отодвинул его. — Он должен стать джедаем. Я это знаю, — сказал он, и Мейс кивнул в знак согласия. — Но я не уверен, что мне суждено быть его мастером. Я не знаю, смогу ли я сейчас быть хоть чьим-то мастером. — Наконец он заставил себя посмотреть в глаза Мейсу, хотя его щеки пылали от стыда. — Что же мне делать? Гнев давно исчез с лица его друга. Он положил одну руку на плечо Квай-Гона и сжал ее. — Ты излечишься.***
Оби-Ван окончательно решил, что ненавидит обезболивающие. Он настаивал, что ему ничего не нужно — прошло несколько недель с тех пор, как он ударился головой в последней битве при Зехаве, и сейчас его уже почти ничего не беспокоило, если только не смотреть на яркий свет. Но мастер Че лишь взглянула на то, как он щурится в открытое окно, и провела рукой по его лбу, тут же пробормотав «сотрясение мозга». И протянула ему маленькую чашку с таблетками, прежде чем он успел произнести хоть слово. Обезболивающие препараты только начали действовать, вызывая сонливость и отупение, когда в дверях появился мастер Винду. Оби-Ван попытался сесть в постели, хотя капельница не позволяла ему активно двигаться. — Здравствуйте, мастер Винду. — Оби-Ван. — Мужчина приблизился к кровати Оби-Вана, и хотя выражение его лица было нейтральным, в нем чувствовалась теплота. — Как ты себя чувствуешь? Я вижу, мастер Че позаботилась о твои ранах… — Я в порядке, мастер. Правда. Я вообще не понимаю, для чего мне здесь находиться. — Он снова сдвинулся, и от движения капельницы пакет с жидкостями рядом с кроватью скользнул по стойке. — Голова уже почти не болит, и царапины почти не беспокоят — у меня было хуже, когда я сдирал кожу на коленях еще когда был юнлингом, клянусь… — Оби-Ван Кеноби. — Голос Мейса не был грубым, но звучал твердо. — Ты получил травматическое повреждение мозга, когда тебя отбросило при взрыве. Ты истощен и обезвожен, а уровень кортизола — гормонов, повышающихся при стрессе, напоминаю — зашкаливает. Оби-Ван отвел глаза — взгляд Мейса был таким пристальным, что юноше казалось, будто он смотрел на пульсар. Он пожалел, что рассказал мастеру Че о том, что отказался от еды ради других детей на Мелиде-Даан. Хотя она и похвалила его за сострадание, тем не менее, она явно разозлилась и сообщила обо всем мастеру Винду: на его лице отчетливо промелькнула такая же вспышка негодования. — Остальным на Мелиде-Даан было еще хуже. — Оби-Ван напрягся при мысли обо всем, что он оставил позади. — Я не заслуживаю того, чтобы обо мне так заботились, когда остальные… — Хватит уже, — сказал Мастер Винду, подняв руку. — Ты заслуживаешь того, чтобы о тебе заботились. И точка. — Я просто имел в виду… когда другие страдают… и после всех ошибок, которые я совершил… — Ты мог бы совершить все ошибки в галактике и все равно быть достойным заботы и сострадания. Уверенность, прозвучавшая в голосе магистра Винду, ошеломила его. Как тот мог так искренне верить в это? Оби-Ван изо всех сил пытался понять, как он вообще чего-то достоин. Казалось, что все, что он когда-либо делал, было неправильно — даже того немногого хорошего, чего он добился, было недостаточно, чтобы это исправить. А теперь он был здесь, и к нему относились с добротой, которой он не заслуживал, те люди и та жизнь, которую он оставил… Оби-Ван почувствовал, что его горло начинает сжиматься. Нет. Он не станет снова плакать перед Мейсом Винду. И уж точно не дважды за один день. Поэтому он сглотнул и кивнул. Мейс преодолел несколько футов до его кровати и опустился на колени рядом с изголовьем Оби-Вана. — Я говорил с Квай-Гоном. Оби-Ван услышал, как учащается писк на кардиомониторе, к которому он был подключен. «Не надейся, не надейся, не надейся, не…» — Он приходил раньше, — услышал Оби-Ван свои слова, хотя его голос звучал как чужой. — Он извинился. Но… он не собирается принимать меня обратно. Мейс кивнул. — Я знаю. Сердце Оби-Вана упало. Значит, он здесь не для того, чтобы сказать мне, что Квай-Гон передумал. Оби-Ван в какой-то степени понимал, о чем говорил ему его мастер во второй половине дня. Что он не готов обучать падавана. Что он совершил ошибку, и это причинило боль Оби-Вану, и он не хочет, чтобы это повторилось. И как бы Оби-Ван ни хотел принять это с решимостью джедая, чтобы с достоинством встретить будущее вне Ордена, он не смог сдержать слез, когда Квай-Гон покидал Залы Исцеления, унося с собой его мечту стать джедаем. — Я понимаю. Вы здесь, чтобы сообщить мне решение Совета. — Он снова сглотнул, отчаянно желая, чтобы комок в горле исчез. — Я смогу собрать вещи, как только мастер Че разрешит мне уйти. Или раньше, если Бент сделает это за меня, я уверен, она… — Оби-Ван. — Уверенный голос Мастера Винду удержал его на месте. — Никто не просит тебя уходить. Только если ты сам этого не захочешь. — …Нет? — И от себя лично, — продолжал он, — я надеюсь, что ты этого не захочешь. Ты — достойный представитель ордена, падаван Кеноби. Оби-Ван побледнел при этих словах. — Я больше не падаван. — Ты больше не падаван Квай-Гона, нет. — Что-то изменилось в глазах Мейса — они засияли блеском, блеском, причину которого Оби-Ван не мог определить. — Но я очень надеюсь, — сказал он, — что ты можешь стать моим. «Где мастер Че?» — смутно подумал Оби-Ван. «Я должен сказать ей, что у этих обезболивающих странный побочный эффект. Они вызывают у меня бредовые галлюцинации. Например, я почти уверен, что слышал, как Мейс Винду только что попросил меня стать его падаваном». Оби-Ван вдруг понял, что все еще смотрит на мастера Винду, и моргнул. — Простите, боюсь, я ослышался. Мастер Винду рассмеялся — действительно рассмеялся. — Ты не ослышался. — Он присел на край кровати, с теплым выражением лица. — Оби-Ван Кеноби… для меня будет честью принять тебя в качестве своего падавана-ученика. И когда Оби-Ван кивнул — его пульс зашкаливал, и ему не хватало дыхания, чтобы произнести «да» — Сила загудела в гармонии.***
Мейс приступил к плетению новой косички своего падавана. С каждым новым витком волос, собирающим спутанные пряди воедино, он представлял, как восстанавливается и что-то другое. Старые раны еще оставались. И новые тоже. Для всех. Но они заживут. Мейс посмотрел на мальчика — его глаза уже начали слипаться, по мере того как он проигрывал борьбу с усталостью. Он был так молод. Так мал. Его будущее так неопределенно. Но в одном Мейс был уверен: Оби-Ван Кеноби станет джедаем. Он будет путешествовать по галактике, нести мир и исцеление. И Мейс надеялся, что где-то на этом пути мальчик найдет все это и для себя. «А пока», — подумал Мейс, приглушая свет и тихо выходя из комнаты, — «пусть отдохнет».