***
— Не понимаю, как генеральный секретарь допустил такое сотрудничество, — слышится яростный звук захлопывания ящика письменного стола. Владелец голоса сначала раздосадованно начинает что-то бубнить, но через секунду в возмущении меняет интонацию. По столу злостно ударяют, явно показывая всем сидящим в кабинете настрой одного из детективов. — Мистер, может, это к лучшему? Наëмники действительно неплохо помогут расследованию, да и они на это больше подкованы, — второй человек неловко пытается успокоить напарника. — Да и мы уже долгое время не можем закрыть это дело, так что… — Мы не можем?! — первая фигура вскакивает с места, гремя откинутым стулом. — Да ты хоть понимаешь, кто среди них работает?! Бывшие вояки, вот кто! А разве нормальные военные должны оттуда возвращаться? По-моему, им нужно гражданских защищать, а не в следствие лезть. Их батальон поубивают, а выжившие и рады стараться — вприпрыжку домой бегут. Что-то внутри пропускает удар. Субедар так и замирает, прижавшись ухом к деревянной двери в кабинет полиции. Глаза панически осматривают весь коридор, пытаясь на что-нибудь отвлечься. Эти воспоминания — последнее, что ему сейчас нужно. Чужие слова раздаются эхом, медленно застилающим взор. И он бы предпочëл не видеть ничего, чем лицезреть перед собой окровавленные тела своих товарищей. Чем вновь оказаться там, где земля раскалена до предела, а воздух полон смрада разложения. Из всех возможных вредных привычек ему выпало хвататься за нож. Голова гудела роем болезненных воплей людей и звуками тупых ударов. Среди всего этого множества знакомых душ Наиб не смог спасти ни одну. Суетно подбегал и пытался перетянуть кровоточащую рану, но никогда не спасал. Опаздывал. И все как один на последнем издыхании смотрели на него глазами полными надежды. Говорили что-то о своей семье, успевали затронуть планы на гражданскую жизнь и поблагодарить его за помощь. И, когда их дыхание резко замирало, в Субедаре надламливались остатки веры. Нет, конечно, не в чудеса или богов — в их отсутствии он был убеждëн с самого детства. В людей. В первую очередь в самого и себя и то, что он действительно может что-то изменить. В штабе все твердили о том, что это нормально. Нормально терять и не успевать. Но это невозможно, так нельзя, так не должно быть! Как можно закрывать глаза на десятки, а то и сотни унесëнных за ночь жизней. Непонятно, как можно со спокойной душой ложиться спать — сам-то Субедар предпочёл бы не засыпать вовсе, лишь бы не наблюдать во снах повторяющиеся раз за разом сюжеты. За неподчинение приказам его насильно отправили в отставку. Трудно описать те чувства, тяжким грузом повисшие в груди. Карета приближалась к любезно выделенным апартаментам. По улицам ходили поистине счастливые люди. Бегали дети, кружились восторженные девушки в пышных юбках, закуривали довольные мужчины. Мир Наиба поменялся за секунду, но никак не слова всех тех людей у него в голове. Руководство хладнокровно, но понимающе советовало начать жизнь с чистого листа. Забыть о пережитых ужасах и не связываться с подобной деятельностью во избежание неприятных ассоциаций. Наиба хватило на полгода, прежде чем он увидел на фонарном столбе листовку с призывами о помощи в поимке маньяка из Уайтчепела. Картинка обретает привычные цвета, когда по ту сторону двери слышатся приближающиеся шаги. Стоило ему отойти в сторону, как та тут же распахнулась, рассекая воздух в паре сантиметров от его лица. — Вот же… Помяни черта. Иди, будешь с ним работать, — лицо мужчины искривляется в брезгливой гримасе, пока рука указывает на парня, сидящего в кабинете. — А ко мне не приближайся. Стоило мрачной фигуре отдалиться, как сидевший до этого за столом юноша тут же вскочил с места и фактически подбежал к Субедару. — Прошу, простите его! Не слушайте, на Вас последняя надежда!***
Воздух обжигает пересохшее горло, заставляя за него схватиться. Словно оседая в лëгких, он не даëт сделать ни вдоха, оставляя лишь невнятные хриплые звуки. Он слышит, с какой скоростью бьëтся его сердце, и слышит голос следователя, говорящего о «последней надежде», и подобные дешëвейшие манипуляции, которые сработали. Он слышит позади себя шаги. В каштановые волосы зарывается чья-то грубая рука и тут же с силой тянет их на себя, словно намереваясь выдрать. Сквозь зубы вырывается болезненное шипение. Возле шеи чувствуется еле тёплое дыхание, а рука наëмника сама тянется за кукри во внутреннем кармане пиджака. Провернув его в ладони, он машинально пытается воткнуть острие в чужую ногу. Но, когда по всей подворотне разносится скрежет металла, а нож улетает в неизвестном направлении, Наиб понимает, что не так уж и против пойти на переговоры. — М-м-м, Вы так прелестно пахнете, — тянет мелодичный голос возле самого уха. — А от Вас, я уверен, разит трупами за версту. Маньяк легко посмеивается, давая Субедару мнимую возможность придумать хотя что-то, что не окончилось бы потерей пары конечностей. Потому что враг вооружëн, а судя по найденным телам, ещë и неплохо обращается с лезвиями. Наиб чувствует холодящее кровь дыхание на своей шее и готов поклясться, что краем глаза видел позади себя хищный оскал. — Зачем же так грубо, Вы ведь ещё даже не принюхались. — А зачем же Вы убиваете куртизанок? — лучшая защита — это нападение? В любом случае, ему всегда плохо давались разговоры с маньяками, да и практики особой не было, так что сейчас ничего не остаётся, кроме как попытаться выведать хотя бы крупицу из всевозможных сведений. — Можете звать меня просто «Джек», — вопрос был грубо проигнорирован. — Джек, ну и зачем же Вы убиваете куртизанок? — уголки губ подрагивают в натянутой улыбке, намерено не скрывающей раздражения. В ответ на это маньяк как-то совсем по-ребячески хихикнул, припечатывая новоиспечённую жертву к каменной стене. А считал себя полудетектив именно жертвой, потому что, истекая кровью от резаной раны, очень сложно представлять хоть какую-то опасность для — прости Господи — Джека, который даже не запыхался, что уж говорить о наличии хотя бы малейших переживаний в связи с происходящим. Можно сказать, он профессионал своего криминального, безумного и отвратительного дела. Как бы Наиб ни старался извернуться, его действия будто знали наперëд, заламывая крепкие руки за спиной. Застанный врасплох юноша оказался не способен быть против. — Ну так совсем неинтересно. Неужели Вам нужна от меня только информация? — Какой же Вы догадливый. Щека проезжается по шершавой кладке, нещадно царапая кожу. Безуспешно пытаясь повернуть голову в сторону убийцы, ему удаëтся заприметить лишь край сдвинутой вбок маски. И спустя секунду до него доходит, что это чёртова сдвинутая вбок маска. О приоткрытой завесе тайны говорят ещё и тёмно-русые вьющиеся волосы, небрежно растрёпанные и до этого не описанные в материалах следствия. Личность маньяка была представлена ему на блюдечке, остаётся только как-нибудь немножко свернуть шею, чтобы получить неопровержимые улики, за которыми так бешено гоняется полиция. Задавая очередной бессмысленный вопрос, Наибу всё-таки удаётся немного приподняться под натиском чужой ладони. Стиснув зубы, он не без усилий пытается обернуться в направлении человека за его спиной, но и тут его старания оказываются напрасны. Стоило самому маньяку увидеть намерения жертвы, как он тут же прижимает полную интереса голову обратно к посеревшим от времени кирпичам. — Так-так, и что же Вы делаете? Хотите посмотреть на разящее трупами чудовище? — смех раздаётся зловещим эхом по всему переулку, сильнее студя кровь. — Даже грустно, что я интересен Вам только через призму убийцы. Кто знает, возможно, мы бы нашли общий язык. — Нет уж, спасибо, — цедит наёмник, тщетно пытаясь вырвать руки из стальной хватки. Даже не хочется представлять, какое выражения лица было у Потрошителя, наблюдавшего за этой картиной, но нарочито сладостные нотки в его голосе заставляли насторожиться. Джек вцепился не на шутку, поражая своей нечеловеческой силой. Наибу не впервой попадать в засады и захваты, как и не впервой из них выбираться, но сейчас же это на удивление не представляется возможным, что вгоняет его в судорожное замешательство. В первую очередь нужно унять нарастающую панику, невольно закрадывающуюся в мысли, но у судьбы или бога — кто там всем этим повелевает — явно свои планы. Спустя некоторое время со спины послышался звук, чаще означающий внезапное пришедшее озарение. — Я придумал! Давайте поцелуемся! В целом, свою задачу это выполнило. Панику как ветром сдуло, а глаза детектива округлились в гримасе, граничащей между ужасом, омерзением и непониманием. Субедар не то что воздухом подавился — он ему поперёк горла встал. Какие к чёрту поцелуи? Если ему не изменяет память, то его как свидетеля должны устранить, но никак не одаривать такими предложениями. К тому же не самыми культурными. Главный ненавистник лондонской женской безнравственности сам оказался не особо целомудренным. В голову лезли язвительные комментарии о недозволенности подобного поведения до свадьбы, но озвучить их никто не спешил. С ответом его и не торопили. Маньяк любезно молчал, ожидая, хотя и хватки не ослаблял: Наиб сочтёт это за комплимент своим навыкам. Непонятно, чем именно обусловлен радостный тон Потрошителя. Наёмник никогда не углублялся в то, как и чем думают и рассуждают серийные убийцы, но теперь не на шутку задался этим вопросом. По какой причине человек, убивающий преимущественно женщин, внезапно спохватился предлагать что-то подобное мужчинам. Больше похоже на кошмар наяву. Всё-таки собрав своё негодование в кучу, он решил ответить, крикливо надламывая голос. — Нет! Ты совсем больной?! — удачно взбрыкнувшись в подтверждение своего решения, Субедару удаётся пнуть Джека по, судя по болезненным звукам, колену. — Тц, если будете так размахивать ногами, то точно больным буду, — в очередной раз уняв бушующего парня, Потрошитель продолжил. — Совсем забыл сказать — после этого я Вас отпущу. И даже не на тот свет. Судите сами: с каждым движением Ваша рана только сильнее кровоточит, сил всё меньше, а шансов вернуться в участок — тем более. А если Вы пойдёте мне навстречу, мы оба получим желаемое: Вы успеете вдоволь на меня насмотреться, а я получить эстетическое удовольствие. Хотелось кричать от возмущения, плеваться ядом и разбивать костяшки о несомненно самодовольное лицо Потрошителя от того, насколько тот был прав. Наиб и сам давно начал чувствовать осевшую в мышцах слабость, но бурлившая адреналином кровь не давала зациклиться на этом. Если так подумать, то шансов у него действительно маловато. Навряд ли Джек начнёт играть в благородство и не заколит его со спины и уж тем более вряд ли промахнëтся мимо лёгкого, что будет означать его скорейшее отправление к предкам. Субедар смерти не боялся, но и приход её оттягивал как мог. В одном варианте его просто убьют, а в другом обманут и убьют. Великолепно. Стоит только представить, будто шанс уйти отсюда и правда есть… Кажется, в прошлой жизни Наиб и сам был в криминале, иначе просто непонятно, за что ему такие страдания. — Ладно. На лице Джека расцвела до противного радостная улыбка, способная оттолкнуть любого своей излишней невинностью, с которой обычно получают благие вести, а не согласия подневольного человека. В пару движений он меняет положение Субедара, поворачивая к себе лицом. В глазах обоих читалось неподдельное любопытство, в корне друг от друга отличающееся. У Наиба глаза искрятся злобой и напряжением, торопливо бегают по чужому лицу, не останавливаясь ни на секунду, только бы запомнить побольше отличительных черт. Вкус поражения ужасен, но есть хуже — вкус подчинения. Понимание того, что все твои действия контролируют если не напрямую, то косвенно, надавливая эфемерным авторитетом, — сжирает изнутри и вечно маячит бельмом на глазу. У Джека же глаза не хуже улыбки — смеющиеся. Смотрящие беззлобно и в некоторой мере снисходительно, чем никак не смягчающие ситуацию. Но ещë ярче в них выражен интерес: как у дам на первом свидании, желающих увидеть реакцию кавалера на их новое платье. И вызвано это не неуверенностью в собственной привлекательности — в этом Потрошитель не сомневался, — а именно персоной, чей взгляд сейчас к нему прикован. История стара как мир: Наиб недоступен и неприступен, может представлять реальную угрозу, и будь на месте Джека кто-то другой, то его бы уже давным-давно догнали и заломали. Встреча с этим дивным наëмником означала, что у Джека кончилась удача, предназначенная на весь год. — Что скажете? Не так уж и плохо, правда? — спросил убийца, почти подпрыгивая от нетерпения и преувеличения своих эмоций. В ответ последовал тяжëлый вздох, после которого собеседник изволил перестать в открытую глазеть на чужое лицо и встретился с ним взглядом. — Мне всë равно, — честно ответил Субедар, в который раз удивляясь скорости смены настроения у Потрошителя. — Вот прямо совсем-совсем? Никаких мыслей? — Есть мысль, что мне надоел весь этот цирк. Долго мы пялиться друг на друга будем? Давай уже покончим с этим, — цедит наëмник, параллельно многострадальчески закатывая глаза. — Я смотрю, Вам уже не терпится, так чт… Потрошитель не успевает ответить, оказавшись заткнутым ладонью, накрывшей его рот. В какой-то мере дать жертве чуть больше свободы было поспешным решением, но таким увлекательным на последствия. Чтобы заставить замолчать, Наиб мог применить в отношении него насильственные методы всех форм и видов, но из всех возможных способов он избрал самый гуманный. Неужто он так верен своему слову? Или волю настолько подавили?Впрочем, Джек преувеличивает важность его действий.
Прижав бедро Субедара ногой, а руку отодвинув от себя и зажав возле головы, Джек наклонился вплотную к его лицу. Чтобы не тратить время на ненужные прелюдии, он схватил парня за подбородок, вынуждая приоткрыть рот. До того, как осознание настигло далеко не самую «светлую» голову наёмника, Потрошитель примкнул к его губам, тут же углубляя поцелуй. Наиб выпал из реальности, и не будь его рот сейчас… занят, то обязательно бы поперхнулся. Да, он сам согласился, сам сподвигнул, но всë равно оказался морально не готов. Аж смешно. Смешно и страшно представить, кого и сколько раз мог целовать человек, буквально убивающий проституток. От этих мыслей начинало подташнивать. Как назло, всë это пришло в голову уже после согласия на уж больно лестное предложение. Уперевшись свободной рукой в плечо слишком уж напористого собеседника, он попытался оттолкнуть его от себя, возмущённо что-то мыча в чужие губы. Только вот стоило ему встретиться с приоткрывшимися глазами убийцы, то сразу притих. В памяти резко всплыл их диалог и свои же рассуждения о побеге. Вывод понятен: затыкаемся и стараемся лишний раз не провоцировать психически нездорового человека. Втянув побольше воздуха, он решил засунуть свою гордость куда подальше, желательно от греха, оставляя руку так и свисать с угловатых плеч. Потрошитель, словно торопясь, нетерпеливо сминал его губы, изредка покусывая, когда их пытались сжать. А сжать их пытались уж очень часто, благодаря чему на губах наëмника появилась россыпь маленьких кровяных пятен. Преступник увлёкся не на шутку, и какого же было его удивление, когда в один момент ему ответили. Будто невзначай и точно нехотя, но ответили, подаваясь вперëд и сжимая пальцами его плечи. Нет, ему определённо точно не нравилось, просто хотелось думать, что деваться всë равно некуда. Хотя собственная неопытность в сердечных делах тоже давала о себе знать. В целом, это было меньшее из зол. Шанс получить информацию или лезвие в районе печени… Выбор очевиден. Тем более чем быстрее этот сумасшедший получит своё, тем быстрее Субедара отпустят восвояси. Но если откинуть всю сущность этого индивида, по которому не то что ближайшая психиатрическая плачет, а целый район таких больниц в придачу с офицерами по периметру, то Джек Потрошитель был весьма хорош собой. Просто как факт. Мелодичный голос, слегка отросшие вьющиеся волосы, аристократичные точëные черты лица и статный костюм. Становилось понятно, почему работницы порта не боялись оставаться наедине со столь видным молодым человеком. Его внешний вид обещал щедрую оплату их трудов, но никак не выдавал серийного убийцу. Воздух накалялся. Звучные поцелуи смешивались с шумным дыханием. Юноши отстранялись, хватая немного воздуха, и тут же вновь сплетались в пылком поцелуе. Когда в необъяснимом порыве Субедара сильнее вжимают в стену, их взгляды невольно пересекаются. Распахнувшиеся глаза встретились с глазами напротив, более не наполненными азартом и усмешкой. На удивление, в них читалась некоторая неловкость за причинëнные неудобства. Словно в подтверждение, одна из рук маньяка медленно опускается на талию Наиба и осторожно проводит по ней. Пробежавшие по спине мурашки дали понять, что этого уже более чем достаточно. Пользуясь возможностью, наëмник наконец отстраняется. Они не произносят ни слова, оглушëнные шумным дыханием друг друга. В тихих переулках завывает ночной ветер, а на небе вовсю сияет полумесяц, тускло освещая пустынные улицы. Юноши смотрят глаза в глаза, не решаясь двинуться и разрушить повисшее неловкое молчание. — Но… Позвольте… Джек в одно мгновение приближается к наëмнику и смыкает руки на его спине, сжимая в объятиях. Он вдыхает аромат почти выветренного одеколона, используемого по меньшей мере половиной Лондона, но такого особенно прекрасного на этих каштановых волосах. Субедар таких порывов нежности не ощущал, потому лишь неподвижно стоял, стараясь следить за каждым действием со стороны Потрошителя. Из ниоткуда в его руке появляется роза, в корне отличная от тех, которые маньяк обычно оставляет на бездыханных телах своих жертв, — она была небесно-синей. Правая рука юрко скользит между прядями, надëжно вплетая в них изящный стебель. Лондонский убийца отстраняется, подобно осевшему наземь туману, ускальзывая вперëд по переулку и оставляя после только раздавшуюся эхом фразу.— Где же розы от твоих шипов?
Наиб падает на колени под стремительно отдаляющиеся напевы. Он стискивает зубы, дыша сбивчиво и жадно. Знал ведь, что нельзя терять бдительности ни на секунду! По телесной рубашке расползаются алые пятна. Субедар хватается за левый бок, сжимая в руке тонкое лезвие. Блестящий металл вонзили хирургически точно. Между рëбер. Искусно избежав лëгкого. — Ты дрянь, Джек! Перед глазами начинает плыть. Мысли подавляет режущая боль, спутываясь в невнятный комок. Но даже в почти бессознательном бреду в голове крутились навязчивые идеи того, что теперь у следствия появится куда больше информации о всех этих инцидентах. Потрошителя точно поймают, а Наиб будет первым, кого тот увидит по ту сторону тюремной решëтки.