Когда ты кому-то нужен

— Игорь, ты сегодня в Москву? Мужчина, сидящий перед зеркалом и внимательно осматривающий своё лицо в поисках остатков грима, обернулся. Только что вошедший в гримерку Ожогин выжидательно смотрел на него, пока аккуратно ерошил полотенцем мокрые волосы. — Нет, Вань. Задержусь у вас на денёк ещё. Первое свободное воскресенье за… ой, даже не вспомню, за сколько. Не хочу его в Москве проводить. — Да уж, ты в этом сезоне прямо стахановец, — Иван улыбнулся. — Сколько у тебя в этом месяце спектаклей? Тридцать? — Я, может, и стахановец, но не идиот. Так что поменьше все же. Но не сильно, — задумавшись, вынужден был признать Балалаев. — Собственно, я к чему: не хочешь в бар сейчас завалиться? Хочется уже расслабиться хоть как-то, а то у самого ни нервы, ни голос не выдерживают. Игорь ненадолго задумался и что-то мысленно прикинул. — Давай я сейчас Леру на вокзал провожу и приеду, ладно? Не хочу, чтобы она одна моталась… — Не вопрос, — Ожогин аккуратно повесил полотенце на спинку стула и стянул с себя футболку, морщась от прикосновения к коже холодной мокрой ткани. — Я тебе тогда адрес бара скину сейчас, там пиво обалденное просто. Или ты по коньячку? — Из всех коньяков я предпочитаю водку, — улыбнулся Игорь. Пить с Ожогиным всегда было интересно. Всем казалось, что возвышающийся над остальными минимум на голову мужчина должен обладать какой-то сверхъестественной устойчивостью к алкоголю. Вот только жизнь вносила в это свои коррективы. Мало того, что Ваня пьянел самым первым, чуть ли не понюхав стопку — так он вдобавок мгновенно превращался в философа, начиная рассуждать о такой метафизике, которая редко приходит в голову обычным людям. — Хороший артист должен быть одиноким! — убежденно провозгласил Ожогин, ткнув пальцем в грудь посмеивающегося Игоря. — Одиноким, понял? — Понял, Вань, конечно, понял, — Игорь допил свою порцию и махнул рукой бармену, прося повторить. Тот вопросительно кивнул на его собеседника, на что артист оценивающе прищурился, но в конце концов помотал головой: Ване хватит. Ему ещё играть завтра. — Давай, аргументируй, мне уже интересно. — Вот смотри: пришёл ты домой после концерта, так? Тебе надо понять, что ты сделал хорошо, что плохо, что исправить… в общем, надо от-ре-флек-си-ро-вать, — последнее слово Ожогин, не доверяя уже своей дикции, на всякий случай произнёс очень медленно и членораздельно. — Допустим. Пока согласен. Дальше? — Так вот: а если ты приходишь — а там жена и трое детей? Тебе же наедине с собой остаться не дадут! Куча проблем — поделку в школу сделать, сапоги купить, тещу на вокзал отвезти… тут не до творчества, тут как бы не повеситься от счастья! — А лучше приходить в пустую квартиру и все время проводить в одиночестве? — Игорь усмехнулся, незаметно убирая из поля зрения Ожогина опустевший бокал. — Вань, тебе не кажется, что ты палку перегибаешь? Семья, любимый человек — это же не только проблемы. Да и если рядом с тобой человек адекватный — он поймёт, когда тебя надо в покое оставить… — Сколько я ни искал — такого не было. Нет, ты меня не переубедишь: художник должен быть голодным! Думаешь о том, что ты делаешь на сцене — хорошо выступаешь; думаешь, почему вы вчера поругались — и тебе уже не до роли. Dixi! — Иван откинулся на спинку стула; несчастная мебель, не выдержав такого удара судьбы, чуть не опрокинулась вместе с седоком. Только вцепившиеся в барную стойку пальцы позволили артисту сохранить равновесие и самоуважение. — Ну прекрасно, ты уже на латынь перешел. Уж прости, но я здесь с тобой совершенно не согласен: когда рядом есть человек, с которым хочется жизнь разделить — это прекрасно. И от работы это никак не отвлекает. — То-то ты один в твоём возрасте, — Ожогин пьяно усмехнулся. — Что, сам своей философии не следуешь? — «Одинокий» и «не распространяющийся о личной жизни» — это разные понятия, Иван Геннадьевич. Пойдём, тебе уже явно хватит… Посадив засыпающего на ходу собеседника в такси, Игорь посмотрел на часы, что-то прикинул про себя и потянулся за телефоном. После такого разговора планы стремительно захотелось поменять. И возможно, госпожа Удача сегодня будет на его стороне. … Ключ тихо провернулся в замке. В этот утренний час Москва ещё не дышала полной грудью, наполнив артерии-магистрали потоками машин — город только просыпался, готовясь к своему обычному бесконечному бегу и шуму. Вошедший в квартиру мужчина осторожно поставил чемодан и прислушался. Из дальней комнаты доносился так не любимый им шум работающего телевизора. Минуту спустя куртка заняла своё место на вешалке, ботинки уютно устроились рядом с дверью, а Игорь на цыпочках прошёл вглубь квартиры, остановившись на пороге гостиной. Он привалился к косяку, впитывая открывшееся ему зрелище. На губах мужчины расцветала улыбка. На диване, укрывшись пледом, лежал Саша. То ли он просто отключился от усталости, то ли не захотел идти в спальню — результат был один: телевизор послушно транслировал какой-то фильм, а Маракулин, обняв подушку, безмятежно спал, явно представляя что-то очень приятное. Лицо его, так часто нахмуренное в последнее время от постоянно возникающих проблем, сейчас было полностью расслабленным и умиротворенным. На экране раздался выстрел. Саша, недовольно застонав, повернулся на бок, скинув на пол мешающий плед и оставшись лежать в одних домашних шортах. Игорь же боялся даже пошевелиться, чтобы неловким движением не разбудить партнера. В конце концов, тот мог спокойно выспаться в лучшем случае раз в неделю, и мешать этому было просто преступно. Даже если у него самого скулы сводило от желания прикоснуться, а глаза, казалось, сами собой останавливались на широких плечах, упрямом подбородке, приоткрытых губах и пушистых ресницах. Бросив взгляд на экран, мужчина поморщился: кажется, там опять назревало что-то громкое и стреляющее. Мягким, стелющимся шагом он аккуратно прошёл к дивану, протянул руку и попытался вытащить из-под подушки пульт, чтобы выключить это телевизионное мракобесие. Но даже такого движения оказалось достаточно, чтобы Саша заворочался и открыл глаза, в которых все ещё плескались остатки сна. — Ммм… Родной, ты вернулся или это такой хороший сон? Игорь наклонился ближе к любимому человеку, шепча ему на ухо: — Я здесь, Саш. Я дома. Спи, тебе ещё рано вставать. — Ииигорь… — Маракулин в полудреме схватил руку мужчины и прижался к ней щекой, блаженно улыбаясь. — Как же я скучал. Знаешь, обнимать одеяло вместо тебя вообще не получается. Оно не отодвигается и не шипит, что ему жарко. Никакого романтизма. И вообще кровать какая-то большая сразу… На эти слова Балалаев лишь усмехнулся и пригладил растрепанные волосы партнера, дождавшись, пока тот снова отправится в царство Морфея. Выключив наконец телевизор, мужчина аккуратно прикрыл дверь в гостиную и отправился на кухню. После ночевки в поезде, да ещё и сидя, хотелось кофе, в душ и убивать. Но раз последнее почему-то упорно запрещал уголовный кодекс — обходиться предполагалось первыми двумя пунктами. Полчаса спустя Игорь уже перестал пугать мир краснотой глаз и общей встрепанностью организма и, блаженно откинувшись на спинку стула и подняв взгляд к потолку, наслаждался последними глотками ароматного напитка. Тихий шорох, раздавшийся от двери, застал его врасплох. В двух шагах от стола стоял невесть как подкравшийся Саша, недоуменно смотрящий на развернувшееся перед ним зрелище. Видно было, что осознавать реальность у него получалось с трудом. Если вообще получалось. — Доброе утро… — первые же слова Маракулина оказались заглушены душераздирающим зевком. — Привет. Ты чего подорвался, неугомонный? — по-доброму усмехнулся Игорь. — Да мне сон такой приснился хороший: что ты приехал… А теперь я встал вроде — а ты и правда здесь. Я что, сутки проспать умудрился? Ты же только в понедельник вернуться хотел… — Хотел да перехотел. Как-то резко надоел Питер и я решил приехать пораньше. Еле билет урвать успел, — Балалаев опрокинул кружку, ловя падающие на язык последние капли кофе. — Нет, маловато будет. Тебе кофе сделать тоже? — Подожди, — открывший наконец оба глаза Саша посмотрел на него неожиданно-внимательным взглядом, — что-то случилось? Его собеседник на такую подозрительность лишь подпер подбородок кулаком и порадовал партнера взглядом, полным наивного непонимания. — Саш, ты параноик, честное слово. Давай так: я просто соскучился до невозможности и решил приехать пораньше. Достаточно честная версия? — Допустим… — процент подозрительности в глазах и не думал падать. — Но мне все равно на работу скоро и ты прекрасно это знаешь. Время вместе провести не получится. Так что зачем было срываться из Питера, когда есть возможность провести там спокойный день… нет, не понимаю. Игорь лишь тяжело вздохнул. Если Саша умудрился что-то себе придумать — с намеченной цели его не сдвинул бы и бульдозер. Так что он решил просто оставить реплику без ответа. Вместо этого мужчина поднялся, подошёл к партнеру и ласково провёл тому по плечам, заключая в объятия и прижимая к себе. Под губами так кстати оказался чужой висок, а рука сама собой поползла вниз по спине собеседника, пробираясь под резинку штанов, добираясь до тёплой кожи… — Эй, хорош, подожди, — Маракулин завозился, отстраняясь, на что Игорь недовольно нахмурился. — Ну правда, дай хоть в душ сходить. Во рту будто отряд кошек отметился. Да и в целом я утром — то ещё зрелище. — Самое лучшее зрелище… тсс, не спорь! — Балалаев прижал указательный палец к губам Саши, пока тот не успел разразиться возмущениями. — Ты просто не можешь посмотреть на себя моими глазами. А мог бы — не говорил бы таких глупостей. Иди уже, куда хотел! — развернувшегося было Маракулина настиг быстрый и внезапный удар по поджарым ягодицам; тот от неожиданности дернулся и, обернувшись, покрутил пальцем у виска. Его визави в ответ только усмехнулся. Ещё несколько минут спустя на кухне происходило эпическое столкновение интеллекта человеческого с интеллектом искусственным; проще говоря, Игорь воевал с кофеваркой. При этом шипели, фырчали и издавали прочие странные звуки они примерно одинаковым образом. Вернувшийся из душа Саша, одетый лишь в полотенце и чувство собственного достоинства, наблюдал за этой великой битвой с невыразимо-ироничной ухмылкой. — Тупая железка! Ну почему ты вечно ломаешься в самый неподходящий момент?! — сдавшись, Игорь раздраженно побарабанил пальцами по столешнице, а услышав сзади смешок — обернулся. — Ты ещё скажи, что в этой квартире все ломаются почем зря, — подошедший Маракулин двумя нажатиями кнопок запустил программу. Мгновенно прижавшийся к нему сзади мужчина вдохновенно чертыхнулся. — Вот объясни, КАК ты это делаешь? — на недоуменное пожатие плеч Игорь продолжил, — да, и что ты там про «ломаться» упомянул, дорогой? От Саши донёсся сдавленный смех. — Только то, что в этом доме такая прерогатива есть исключительно у техники. У меня же эта опция благополучно отключена… Развернувшийся Маракулин бросил лукавый взгляд на партнера. Тот на такой открытый призыв лишь сглотнул слюну мгновенно пересохшим ртом и подобрался ближе, запуская пальцы в волосы стоящего перед ним мужчины. Саша с готовностью подался вперёд, чтобы через секунду коснуться губ Игоря своими, сначала легко, почти робко. Вот только тот медлить явно не хотел. Маракулин почувствовал, как по его нижней губе проводят языком и моментально углубляют поцелуй, воруя чужое дыхание. На его спине сомкнулись большие ладони, поглаживая ещё мокрую после душа кожу. — Ладно, вот теперь я вижу, что ты скучал, — задыхающийся от избытка ощущений Саша прервал поцелуй, уткнувшись лбом в плечо партнера. Игорь откашлялся, но голос его все равно зазвучал хрипло: — Ты даже не представляешь, насколько… Мужчина опустил вниз жадный взгляд. Голая грудь с темными кружками сосков, плоский рельефный живот и накаченные ноги, весьма условно скрытые полотенцем — и это все для него. Да уж, ради этого стоило бы выдержать и большие неудобства, чем ночь в поезде. Игорь мысленно застонал. Хорошо, что Саша не знает, какое влияние на него оказывает. Один взгляд на такое желанное тело, одно прикосновение, один поцелуй — и думать больше совершенно не получается. Точнее получается, но только об одном: как бы разложить партнера на ближайшей горизонтальной поверхности. Хотя… вертикальная тоже подойдёт. Маракулин же подобными мыслями, кажется, и вовсе не задавался, предпочитая действия словам. Вот и сейчас — подняв голову, он оттянул на Игоре воротник футболки и запечатлел поцелуй в основании шеи, прихватывая нежную кожу зубами. Партнёр в ответ сдавленно зашипел, закрыл глаза и оперся руками о столешницу. Мгновение — и ладони Саши скользнули под футболку, избавляясь от этого совершенно уже лишнего предмета одежды. Рука сама собой потянулась поправить Игорю волосы, которые стали навевать смутную мысль о рассердившемся дикобразе. Первое соприкосновение обнаженных торсов вызвало реакцию сродни электрическому разряду. Двое замерли, но лишь на секунду. Остановиться теперь было невозможно для обоих. От резкого движения едва державшееся на Сашиных бёдрах полотенце спланировало вниз. Игорь проводил его падение шальным взглядом. Глаза его в этот момент казались практически чёрными из-за расширившихся от возбуждения зрачков. Рвано выдохнув, мужчина ещё сильнее прижался к Маракулину, буквально вжимая того в столешницу. Губы обожгло новым поцелуем: глубоким, долгим, до невозможности страстным — таким, какой может быть лишь между двумя давно любящими друг друга людьми. Стоя с закрытыми глазами, вцепившись в край столешницы до побелевших костяшек, Саша то и дело подавался вперёд, стремясь перехватить инициативу в поцелуе. Бесполезно: ладони Игоря удобно устроились на бёдрах любовника, изредка царапая кожу ногтями, а сам он жадно впивался в его рот, врывался языком, словно старался навсегда оставить на нем клеймо принадлежности. Наконец он чуть сдвинул руку, туда, где Саше хотелось ее почувствовать больше всего. Мужчина тихо застонал: прикосновение широкой, горячей ладони к нежной коже задело, казалось, все нервные окончания, пронесясь по организму обжигающим вихрем. Балалаев втянул воздух сквозь сжатые зубы, глядя на разворачивающуюся перед ним картину. Саша в этот момент был больше всего похож на падшего ангела: растрёпанный, с лихорадочным румянцем на щеках и абсолютно расфокусированным взглядом. Можно было подумать, что он не понимает, где находится. Вот только за него говорили действия: мужчина исступленно водил руками по торсу Игоря, то и дело задевая соски и спускаясь вниз, туда, где дорожка жестких волосков скрывалась под поясом джинсов. Саше казалось, что ему слишком много всего: объятий, прикосновений, поцелуев. Голова кружилась, а тело бесстыдно подставлялось под так щедро раздаваемые ласки. Наверное, поэтому он не сразу осознал, что происходит, когда партнёр вдруг отодвинулся и медленно опустился, становясь на колени. — Хорошо, что ты ещё в джинсах. Пол холодный… — отстранённо произнёс Маракулин. Его мысли путались. Видеть Игоря таким покорным, смотрящим на него снизу вверх горящими глазами… невыносимо. Словно в первый раз. — А то, — хмыкнул Игорь. — В моем возрасте колени беречь надо. Закрывай глаза, родной. Закрывай глаза и чувствуй. Саша послушно опустил веки, сосредотачиваясь на ощущениях. Тяжелые шершавые ладони скользили по бокам, гладили обнаженные бедра, язык вёл влажную, быстро остывающую дорожку вниз по животу. Очень хотелось прикрыться и одновременно — подставиться под ласку, выгибаться, надеясь, что снизу не видно, как пылает его лицо. Мужчина глухо застонал, запуская руки в длинные темные волосы, и развёл ноги шире, словно пытаясь придвинуться ближе. В этот момент он забыл обо всем. Работа, проблемы, даже падающий прямо на их дом метеорит — ничто не смогло бы отвлечь его от прикосновений тёплого влажного рта. Язык Игоря творил что-то невообразимое, то проходясь по всей длине, то сосредотачиваясь на отдельных участках. Саша задыхался. Волны жара проходили по его телу, скапливаясь внизу живота, подводя его к точке невозврата, отступая и приливая снова. Ощущения от таких самых интимных прикосновений заставляли крепко зажмуриться и закусить губу, чтобы не застонать — жалко, протяжно, теряя последние крохи самообладания. Наслаждение обрушилось девятым валом, заставив оглохнуть и ослепнуть одновременно. Болезненное, душное напряжение, заставлявшее до боли в пояснице вжиматься в стол, вцепляться пальцами в плечи партнера, оставляя на них синяки, схлынуло в один миг. Маракулин безуспешно пытался отдышаться, откинув голову и крепко зажмурившись. Только шорох, раздавшийся от поднявшегося Игоря, заставил его собраться с силами и открыть глаза. — Ты… ты невозможен, серьезно, — язык мужчины заплетался, а голос прерывался в попытке вдохнуть. — Обожаю смотреть на тебя такого, Саш. Ты даже не представляешь, что ты со мной делаешь… Тихо застонав, Маракулин приник поцелуем к губам любимого человека, в то время как руки его потянулись к поясу джинсов. Нет, сейчас этот кусок ткани определённо стал лишним — не зря Игорь морщился при каждом движении, чувствуя, как трется нежная кожа о грубый материал. От первых же движений руки Балалаев застонал, уткнувшись губами в висок партнера. В такие моменты ему казалось, что он способен выдержать лишь несколько секунд — так влияли на него даже самые бесхитростные ласки Саши. Вот и сейчас от него осталось только возбуждение, от которого становились влажными ладони, поджимались ягодицы и не хватало воздуха. Внезапно в атмосферу наслаждения ворвалась нотка боли, завершая картину, заставляя вырваться из горла Игоря удовлетворённому рыку. Довольный Маракулин лишь зализал оставленный на ключице укус, что грозил завтра превратиться в полноценный синяк. Движения Саши становились все более лихорадочными и яростными. В один момент желание Игоря стало таким сильным, что казалось — мир превратился в смазанное цветное пятно, завертелся со страшной, почти убийственной скоростью и вдруг рухнул, погребая под своей тяжестью. Удовольствие было так велико, что Балалаев буквально захрипел, впиваясь побелевшими от напряжения пальцами в бёдра партнера. … Заставлять себя вернуться в реальный мир было невыносимо. Игорь перешагнул через лежащие комом на полу джинсы и, чуть не споткнувшись, подошёл к раковине, достал из ящика стакан и наполнил его из фильтра. Осушив его тремя жадными глотками, он повернулся к вспотевшему Саше, который успел отойти к окну и теперь сидел на подоконнике, прижавшись спиной к холодному стеклу. — Кажется, тебе надо чаще приезжать пораньше, — задумчиво протянул Маракулин. — Не то чтобы я не доволен, скорее наоборот, но все же: в честь чего такой экспромт? — Знаешь, — Игорь поставил стакан обратно в ящик и пригладил растрепавшиеся вконец волосы дрожащими пальцами, — я просто понял, как же это хорошо, когда ты кому-то нужен. Когда я нужен тебе…