Очередной рабочий день. Очередные съёмки. Очередное «Меняй!». Очередной болезненный стук сердца при одном взгляде на Попова. Вроде, всё как обычно. Вроде. Одно единственное чувство, будто скоро что-то случится отличало этот день от других. Что-то нехорошее. Но
его поддерживающий (как мне казалось) взгляд сразу заставлял откинуть его.
— Меняй! — так называется наша следующая игра. Его Величество — Граф Сеня и Шастун выйдут сюда — было заметно, как Арс смутился из-за ненавистного «Сеня», но скрыв это за ухмылкой, вскочил с пуфика на сцену. Пришлось отвлечься то рассматривания его профиля и пойти за ним. — и будут играть на заданную тему. Во время игры, когда они будут что-то говорить, я скажу «Меняй!» и они поменяют последнюю сказанную фразу. Арс, ты — тупой пожарный на первом задании, а ты Шаст — заигравшийся ребёнок, который вызвал Арса. Оркестр, музыку! — ну, понеслась!
Я вышел на сцену, уселся по середине, и стал делать вид, как будто играю в машинку с характерным детским «БЖРУУУУММММ»
— Алло, — нихера не получается детский голос — Дядя Пожарный? — уже лучше.
— Алё, да. А ты кто? — вот, сразу видно: актёр! (нет)
— Я Миша. Дядь Пожарный, а у нас тут пожар! — вы ведь тоже говорите о пожаре таким довольным тоном?
— Тут — это где? — не знаю на счёт пожарного, а вот тупого получается изображать.
— В Москве. — чудом сдерживаю смех — На Вознесенском переулке. — так уж и быть, сжалюсь над тобой. — Только ты быстрее приезжай, а то папа с мамой скоро вернутся.
И почему странное преддверие нехорошего растёт в геометрической прогрессии?
— Пожар! Мы горим!!! Горим!!! — внезапно раздалось из зала. Те зрители, что сидели поблизости, обернулись, и мигом повскакивали со своих мест, крича ругательства, а за ними весь зал. Спустя пару мгновений, мне даже со сцены был виден дым и язычки пламени. Я быстро сорвался с места и метнулся в сторону запасного выхода справа от сцены, Дима и Паша — к тому, что слева. Я оглянулся на Арса, параллельно открывая двери. Страшнее всего было именно за него. Дело в том, что Арс невыносимо боялся огня и всего, что с ним связанно. И, естественно, как самый преданный поклонник, я — единственный из ребят, кто это знал. Он стоял истуканом, с ужасом смотря туда. Как же хорошо, что его одёрнул Серёга и потянул за мной вслед.
— Быстро, все сюда, на выход! — заорал я как можно громче. Толпа гурьбой стала вываливаться из помещения. Тут я заметил в толпе Диму и Арса. Второй, как только меня заметил, сразу бросился ко мне. Я прижал дрожащее от страха тело к себе одной рукой, второй всё ещё держал дверь. Боже, как же он был напуган! Арсений обвил меня руками, уткнувшись носом в плечо так, что я почувствовал его прерывистое дыхание и сердце бьющееся так, как будто вот-вот пробьёт грудную клетку. Пытаясь хоть как-то успокоить дорогого сердца человеку, я мягко, но очень нежно, как будто он — самое дорогое сокровище (хотя почему «как будто»? Так и есть), поцеловал в макушку, задерживаясь губами.
Почему-то в этот момент, я совсем не думал ни о том, что на нас смотрят люди, ни о том, почему он подбежал именно ко мне.
— Арсюш, всё хорошо, не беспокойся. Всё будет хорошо.
Я рядом. — и тому подобное я шептал ему на ушко, поглаживая дрожащие плечи, лишь бы успокоить начинающуюся истерику. Такой человек как он не должен так переживать. И я всё сделаю ради этого.
Чёрный едкий дым густо валил из помещения на улицу, а из запасных выходов вышли все люди. Я уже хотел было вместе с Арсом отбежать куда подальше. И сделал бы это, если бы из здания я не услышал детский жалобный и напуганный голосок.
— Мама! Мама, где ты? Спасите меня!!! МАМА!!! — звучал тоненький голосок прерываемый всхлипами и кашлем. Я опустил взгляд на всё ещё дрожащее тело в руках, что вздрогнув, перевёл взгляд вглубь, а затем на меня. Боже, от этих напуганных мокрых глаз у меня самого задрожали колени. Как же не хотелось его оставлять одного. Страшно. Страшно оставлять его. И не менее страшно за бедного ребёнка.
Чтож… Не зря же я импровизатор!
Через силу пришлось выбраться из кокона цепких рук. Арсений непонимающе, и с какой-то надеждой посмотрел на меня. Я хотел что-то сказать, но слова как на зло застряли в горле. Я взял его за плечи и оттащил от входа.
— Антон, нет. — как только я хотел туда рвануть внезапно твёрдым голосом сказал он, схватив меня за руку. Позади Арса я заметил Матвиенко. Он посмотрел мне в глаза и подмигнул, подходя за спину брюнета.
— Я вернусь. — только это я и смог выдавить, прежде чем впихнуть его в руки Хвостатого.
— Нет! Прошу, стой! Останься! — это самый жалобный и умоляющий крик, который я только слышал. Я подошёл к вырывающемуся брюнету и быстро клюнул его в щёку с двухдневной щетиной. Я это сделал скорее чтобы успокоить себя и своё молниеносно стучащее сердце, и воспользовавшись ступором Попова, быстрее пули рвануть к бедному ребёнку.
***
— Спасите!!! Кх-кх-кх. Мама!!! Кх-кх-кх…
— Держись, я иду! — прокричал я, пытаясь сам не закашлять.
— Я здесь, СПАСИТЕ!!!
Боже, как же здесь стало много этого дыма. Ещё и этот детский вопль, что въедается в душу не хуже Арсова. Будто в ужастик попал, бррр! Я аккуратно, пытаясь не обжечься о горящие балки и непонятные из-за дыма предметы, пробирался в сторону крика.
— Аайй, Суука! — завопил я, быстро отдёргивая обожжённую руку. Аааа, у меня щас рука отвалится от боли! Ладно, забыли. Я нырнул под очередную горящую балку, и ко всеобщему счастью увидел за ней маленький свернувшийся кашляющий комочек. Я как можно быстрее снял с себя свитшот (благо под ним у меня была футболка) и поднёс его к лицу мальчика, поднимая на руки и прижимая к груди. Как только я согнувшись в три погибели отбежал от места, где был ребёнок, спустя секунду туда упала груда горящих балок. Как вовремя!
Голова неистово кружилась из-за едкого дыма и нехватки воздуха. В глазах начинало плыть, горло болела от хриплого непрекращающегося кашля, ноги становились ватными. К счастью, впереди я увидел светлые пробивающиеся лучи. Неужели выход! Я быстро (насколько то было возможно) подошёл к нему. Прямо на выходе стояли Арс с Серёжей с перепуганными лицами. Я был буквально в пяти шагах от туда, но даже это расстояние для меня казалось невыполнимым. Следующему действию также воздействовал треск прямо над головой. Из последних сил я собрал остатки воли в кулак и крикнул обернувшемуся на меня Попову:
— Арс, лови! — я кинул ребёнка, что с точностью полетел прямо в руки брюнету. В следующую секунду я услышал душераздирающий вопль почти родного голоса и почувствовал пронзающую боль в голове, слегка спереди убала горящая груда, а следом была лишь темнота.
***
— Нет, АНТОН!!! — непроизвольно вырвавшейся вопль чуть не оглушил стоящего рядом Серёжу с ребёнком на руках. В этот момент было насрать и на фобию, и на бешено колотящееся сердце в груди, и на слезу, что упала вместе с телом Антона. Я не раздумывая бросился в самое пекло (в прямом смысле), и насколько высоко позволяли прыгнуть ватные ноги, перепрыгнул горящую ограду. Прямо за ней и увидел Антона в отключке. Сердце болезненно сжалось при взгляде на расслабленные мышцы лица. В таком дыму трудно было разобрать детали, но то что это был он — это сто процентов. Я не думая молниеносно взял через чур лёгкое тело на руки, прижимая кудрявую макушку к груди со всей бережностью.
Когда я почувствовал на своей руке что-то склизкое и жидкое, я убрал руку, перепачканную в крови, от чего сердце не то что в пятки ушло, а пробило пол. Вот чёрт! А ещё досада то, что назад с телом на руках я уже не перепрыгну, и сразу побежал в сторону противоположного выхода.
Каково же было моё счастье, когда он оказался не заваленный, лишь через чур задымлённый. Я жадно глотнул свежего воздуха, без которого не протянул бы ещё и двух минут. К зданию подбегали пожарные со шлангами, а я глазами искал скорую. Вот же блять, неужели до сих пор не приехали?! Ладно, допустим.
Я с Тошей на руках отбежал на безопасное расстояние от горящего здания. От чего оно вообще загорелось? Столько вопросов, и нет ответов. Самый главный — жив ли тот, кто сначала делает, а потом даже не думает? Или кто не думает о себе почти никогда, зато думает о других… Так перечислять ещё долго можно.
Я сел на колени, и положил голову зеленоглазого на них. Кровь на затылке остановилась, значит рана не большая — уже неплохо. Руки слегка тряслись, поэтому нащупать пульс было трудно, но получилось. Просто гора с плеч! Мальчишка живой! От этой мысли сердце даже немного успокоилось, зато желание прибить мелкого долбоёба возрастало с каждой минутой. Я начал бить его по щекам. Не помогало. Можно было бы плеснуть водой, но её как на зло забрал Серый, что сейчас на другой стороне здания. Я опустил взгляд на его руку, и сам чуть в обморок не упал: на ней был огромный ожёг от запястья до локтя. Боже… Даже слов подобрать не могу. Бедный. Ну вот зачем он пошёл?
Я сам не понял, от чего по щекам начали капать слёзы, что опускались на лицо обездвиженному телу.
— А… Арс? — нет, вы никогда не сможете представить моё удивление, когда я открыл глаза, и увидел зелёные глаза, что смотрели на меня с огромным шоком. — Т-ты… плачешь?
— Тоша! — я сорвался и накинулся на него, крепко-крепко, но осторожно обнимая, чтобы не задеть раны (в наличии которых я не сомневался), вдыхая еле уловимый запах его одеколона, утыкаясь носом в шею. — Ты живой! — да, я знал, что он живой, но это не помешало моей бурной фантазии. Слёзы продолжали стекать по моим щекам, опускаясь на молочную кожу парня. Только слёзы теперь другие. Счастливые. Я почувствовал
чужие родные руки на спине, что мягко и успокаивающе поглаживали.
— Эй, Арс, Ну чего ты? — действительно.
— А ты чего? — я поднял голову, посмотрел на его личико, на котором красовались несколько мелких ожогов и царапин, и заглянул в его глаза, в которых плескались непонимание и счастье одновременно. — Я сам чуть не сдох от страха за тебя, придурок недоделанный! — я снова уткнулся ему в шею. Боже, как хорошо!
— Ты… Но зачем ты пошёл за мной? Ты ведь огня боишься!
— Ты считаешь меня жестокой тварью, который оставил бы в огне любимого человека? — БЛЯТЬ! Я СЛУЧАЙНО, КЛЯНУСЬ!
— Чт… Что? — у меня тот же вопрос к себе.
— Чтож… когда-нибудь это должно было вскрыться… — так же, как вскроюсь сегодня я. Вместо ответа я почувствовал, что меня слегка взяли за щёки, и притянули к себе. Я почувствовал мягкие губы на своих губах, и не трудно догадаться, чьи они. Как же я был счастлив! Я начал покусывать поочерёдно нижнюю и верхнюю губу, затем слегка касаясь языками. Поцелуй был нежным и долгожданным, после которого мы жадно хватали воздух. Как же повезло, что людей рядом не было. Я был бы не я, если не разбавил прекрасную атмосферу.
— Это не отменяет того факта, что я тебя убью, как ты мои последние нервные клетки. — сказал я без малейшего намёка на шутку. Но даже так Шаст посыпался, снова обнимая меня за шею. Я не прекращал улыбаться.
— Мы столько времени зря просрали… — вырвалось у меня. Мне надо учиться молчать.
— Много? Я три года.
— Я тоже! — тут уж мы заржали в унисон.
— Надеюсь, больше не просрём?
— Ага, щас! Ты от меня так просто не отвертишься! — сказал я, беря его второй рукой под колени и поднимаясь с колен.
— Эй, опусти! Я же тяжёлый! — сразу начал он брыкаться. Не умеет он ценить счастье: его на руках носят, а он вырывается!
— Вообще ни разу. — возразил я. — Я дома тебя откармливать буду, ты реально тощий какой-то
— Дома?
— А ты против?
— Неа! — замешательство сменилось улыбкой, и он прижался носом мне в шею, и чуть ли не мурлыкал. А я всегда
говорил знал, что он — настоящий котёнок!
Вот мы уже подходим к машине. Нафиг я её так далеко ставил? А, точно, там же все места на парковке были заняты. Зато сейчас свободны. Я полез в кармам штанов за ключами от машины, открыл её, и хотел было поставить Антона на землю, но увидел закрытые изумрудные глаза, слегка приоткрытый ротик и услышал сладкое сопение. Вот и подтверждение моих слов. Какой же милый. Теперь ещё и
мой. От таких мыслей бабочки в животе, что порхали ещё с первой встречи, просто разбушевались в диком танце. Просто невообразимо: я люблю это чудо уже три с половиной года, и только сейчас оказалось, что мы просто слепые бараны.
Так, чё-то я залюбовался им. Надо домой ехать. Я кое-как открыл дверь на переднее пассажирское сиденье, и положил уже спящего Шаста, откинув спинку кресла назад, чтобы он лёг. Он слегка поёрзал, чтобы улечься поудобней, а я не выдержал, и чмокнул его в щёку, садясь на водительское место.
***
Доехали мы минут за десять — закончили-то мы позже, чем в шесть, уже темнело, поэтому обошлось без пробок. И да, в квартиру я тоже нёс Антона на руках как можно бережнее, чтобы не дай Бог не разбудить. Но он походу даже не думал просыпаться — ещё бы, так выдохся. Больше морально, чем физически. Я аккуратно снял с него кроссовки и уложил в комнату на кровать. Затем сам переоделся в домашнее, достал плед из шкафа и лёг рядом, укрывая его и себя одним пледом. Шаст снова завошкался, повернулся ко мне лицом, и немного хриплым голосом попытался задать вопрос, но я перебил его:
— Мы у меня дома. Да, ты уснул, даже не дойдя до машины, и нёс тебя на руках. И нет, к сожалению, дальше поцелуя пока не дошло. — судя по ошарашенному лицу, я опередил все его вопросы. Он лишь придвинулся вплотную ко мне, и шумно выдохнул мне в ключицы. — Эй, ты чего? — я обнял его за талию одной рукой, а второй мягко перебирал волосы, чтобы успокоить.
— Слушай, Арс. Ты ведь огня сильно боишься, зачем ты пошёл за мной. А если бы ты не успел выйти?! — он поднял на меня серьёзный взгляд.
— А если бы я не пошёл, то ты бы сгорел заживо, я бы не смог с этим смериться, и скинулся бы с крыши. — я говорил на полном серьёзе, опускаясь на уровень его глаз. — Просто люблю тебя, дурак. — я чмокнул его в очаровательную родинку на кончике носа. Его щечки налились румянцем, а на губах расцвела смущённая улыбка.
— А чё сразу дурак-то? — насмешливым тоном спросил он.
— А то, что ты мало того о себе вообще не думаешь, так ещё и у меня чуть инфаркт не случился, когда ты сознание потерял. — улыбка спала с моего лица, когда я вспомнил этот момент. Страшно.
— Прости. — жалобными глазками посмотрел он на меня, и извиняясь клюнул в щёку, прижимаясь ближе (куда ещё ближе) и заводя руки за спину.
— Так уж и быть. — смиловался я.
Так мы лежали ещё минуту, потом он снова заговорил.
— Арс… А мы теперь… Ну…
— А ты хочешь? — конечно я понял, что он хочет сказать. Он усердно закивал головой. — Тогда… Антон Андреевич, вы будете моим парнем? — и откуда во мне столько уверенности?
— Не смею вам отказывать, Арсений Сергеевич. — сказал он, снова утягивая меня в, на этот раз короткий поцелуй. Я обнял его по крепче нечаянно задевая обожжённую руку, на что Шаст болезненно шипит.
— Прости пожалуйста, я нечаянно. Сильно болит? — сказал я, убирая в сторону плед, чтобы осмотреть руку.
— Угу…
— Чтож ты раньше молчал, а? — он лишь пожал плечами. Я вздохнул и пошёл за аптечкой.
Через пару минут мы уже спали в обнимку, а на бинте Антона красовалось небольшое сердечко. Теперь подписан:
моё. И только попробуйте забрать.
