В этом зеркале под ивой Уловил мой глаз ревнивый Сердцу милые черты… Мягче взор твой горделивый… А.А.Фет
Это был будничный серый день, в Термитнике все шло своим чередом, за исключением Приора, который был как всегда занят. Во всех смыслах многое поменялось. Вот всегда так, что-то да меняется, и зачем же? С появлением Лу он не только окончательно понял, что его преследуют, жаждут убить, но и то, что появилось давно забытое и притупленное им чувство. Иво больше не существовал на грани жизни и смерти. Первое было ему дороже, конечно, скажете вы, ведь жизнь дорога каждому, она одна. Лу тоже была одна, до ее принятия в корпус. Теперь же Иво надо было продолжить лишь свое существование ради нее. Ведь Рид скрашивала это ничтожество, она принуждала жить. Смотря на нее, хотелось жить, использовать любую возможность, чтобы потом оказаться рядом, быть в поле зрения этой действительно необычной мадемуазель. Бытие Мартена наполнилось значением, сам он преисполнился. На первых порах Иво не смог раскусить её, казалось, такая же как все: недурная должность, хорошая зарплата, повышение и возможность закадрить богатенького мужа из тех, кто был на виду. Но нет. Следя за псионичкой, узнавая её все больше и больше, он понял свою оплошность. Это был первый раз, когда Приор Инквизиции Иво Мартен ошибся. И так случалось снова и снова. Её непредсказуемость утирала нос Мартену, девушка стерла границы того, как должно было бы быть и тем, как стало. Мужчина не мог это контролировать, не в силах... Вскоре Мартен понял еще кое-что: Лу была безумно и сказочно богата. Ее внутренний мир фантастически богат, она знала все, поддерживала любой разговор с Приором, и это не выглядело так, словно девушка пыталась специально понравиться благодаря заумным речам. С ее уст срывались резкие, грубые и крепкие выражения, которые нравились Иво. Откуда она такая только взялась. Шаблон испарился вместе с сомнениями. Грани дозволенного резко испарились, он хотел с каждым вздохом псионички большего. Тогда и начались странные или не очень приглашения в театр или планетарий, Мартен не знал, как проявиться, первый раз в жизни не знал, что делать. Она не была подконтрольна ему, иногда сумасшедшая, взбалмошная, в то же время начитанная и мудрая, аж локти кусать хотелось. Иво чувствовал себя при ней сверхчеловеком, который может все. Таким он и был.. в ее представлении, гениальный и мужественный, держащий ответственность за все и всех. Не было ужаса, не было страха за себя и свою жизнь, зачем ему это все, когда определённое чувство наполненности есть только с его милой Лу? Это часто терзало Иво, его сердце и душу, которые он не потерял в себе, а благодаря Лу заново раскрыл в себе. Он не был сентиментален, но слабости стали появляться, только когда появилась она. Разве не очевидно было обойтись без изнурения и неё? Нет, не для него. Лу — на это имя он был готов молиться Единому. Ее имя помогает ему жить! Сумасшествие. Находясь в своём кабинете, он частенько вспоминал псионичку: взмах ресниц, колыхание светлых волос на ветру, ее небесно-синие глаза, невероятный запах лаванды и цитруса— это впечатано в его сознание. Иво реально сходил с ума, это ненормально быть настолько влюблённым. Мартену плевать. Плевал на какое-то общественное мнение. Все сидело у него в горле давно. А Рид внесла новые краски на этот серый холст. Она была маяком, за которым надо было следовать, что было жизненно важно. Она была ветром, направляющим его судно. Она — жизнь, которую, казалось, он забросил. Совсем недавно Мартен задумывался, для кого или для чего он всего добивался? Потешить собственное достоинство, мол, крутой, добился всего. Да. Но теперь главнее было то, что все обрело смысл. Было ради кого! В небе он больше не видел пустоту, он рассматривал только что зажигавшиеся звезды и видел в них её сверкающие глаза. Проведя за бумагами весь оставшийся день, он мечтал поскорее оказаться дома, потому что устал, монотонная работа изматывала. Особенно сегодня было тяжко, с одной стороны, он был рад выходному Лу: она отдохнет наконец-то, с другой, нет: это означало, что целый день ему придется пробыть в одиночестве, с маской того самого Приора Инквизиции, который должен говорить лаконично, емко, без лишних фраз и чувств. Нагнетало. При такой обстановке невозможно не свихнуться. Он держался. Читая досье, подлости, дела предателей, списки, он снова окунается в мир лицемеров и предателей, почему ему так тяжело? Тяжело ли выносить приказы, быть судьей чьей-либо жизни, когда сам не является таковым, его существование зависит не от него. И это за перекладывание бумажек? Да, среди всех этих казенных вещей, он знал, что хотя бы любит и любим… Иногда, Иво вел себя отчужденно, чувствовал себя чужим среди волокиты. Вечер. Иво проходит в свои апартаменты, о чем грезил давно. Но нельзя, чертовому Приору нельзя, когда ему захочется, ведь надо было выполнить план, должность обязывает, главное — не забыть отправить все в Церковь. Эти «важные» дела замучили его. Лу была отрадой. Обычно он выпивал чашку кофе, дочитывал отчёты Даниэль, а после ложился спать, скучно, правда? Сейчас он шёл отыскивать Лу, ведь, оказывается, потеряться в столь большом пространстве для девушки не составляло труда. Псионичка хотела как можно быстрее освоиться, она долго бродила по просторным коридорам, разглядывала изображения на стенах, ажурные потолки, прикасалась пальцами к настоящему дереву, позволяла себе нюхать кожу дивана, Иво искренне улыбался и удивлялся её детской наивности. Как же он соскучился! Его Лу завалила себя тренировками и экзаменами, будь неладен этот Баретти. Возможность видеться с Рид уменьшалась, не считая выходов в свет, когда девушка стояла по левую руку приора. Действительно, по левую. Ведь как не понять, она его сердце. Поэтому, ими было принято решение, в большей степени самим Иво, что лучше Лу будет жить с ним, и ему спокойнее, и псионичка лишний раз не будет волноваться. Обладая чарующим умением убеждать, Иво получил согласие, да и Лу не была против: если так обоим комфортнее, то почему нет? Так говорила сама. Раньше, приходя домой, Иво имел только подавленное настояние, головные боли и сердце в клетке. Все изменилось. Она нужна ему. Любовь гитарным грифом разносилась, где бы ни была Рид. Настолько странную любовь не мог никто принять, голова могла кружиться, время рядом проносилось невозможно быстро. Приор Инквизиции разрешал себе забыть про все дела, проходя в гостиную, прислушиваясь, пытаясь понять, где же его любимая. В лучах огня камина, зажжённого Лу, мужчина видел многое, огонь символизировал для него силу, она определённо была в них. Вдруг где-то в глубине раздался полувизг, это было в кухне для персонала. Иво ничуть не смутило, он скорее двинулся туда. Картина перед ним была поразительна: в нос ударил аромат запеченной в духовке рыбы, Лу, стоящая к нему спиной, усердно ставила руку под кран с ледяной водой, она поранилась, нарезая овощи. Приор подошёл к девушке вплотную, Лу вздрогнула, почувствовав шорох за спиной и его древесный запах. — Эй, ты чего подкрадываешься? — хрипло спросила Лу, закрывая кран здоровой рукой. Кровь не переставала течь из пальца, порез был глубоким. — Мы могли заказать ужин, тогда бы этого не было, — сказал Иво, когда псионичка повернулась к нему лицом, она прижалась вплотную к мраморной столешнице, чтобы не впечататься в тело Мартена. — Я очень хотела приготовить для тебя, — Лу сделала акцент на второе слово, говорила с каким-то чувством виновности, но отказать себе в возможности приготовить настоящую еду она не могла. Ей было интересно разделывать недавно плавающую где-то рыбу, нарезать овощи для салата, которые были специально выращены. Черт, да они пахли даже особенно. Пусть в процессе она обрезалась, пустяки. — Я ценю это, Лу, но… — указывает головой на ее палец, из которого до сих пор капали бордовые капли на пол, он осторожно на ощупь берет со стола полотенце, прикладывает к руке, заматывает. — Оно будет испорчено, — выдыхая, произносит Лу, действительно, ей было жалко настоящую ткань без каких-либо добавок. На свои слова она получает укоризненный взгляд Иво. Недоволен. Это заметно и по его настроению — Правда? — на этот раз Иво снисходительно улыбается, он не может злиться за её неосторожность. Контролер. Обвязав ткань на время вокруг пальца, Мартен бережно коснулся открытых ему плеч девушки. Он не мог представить теперь свою жизнь без этого, казалось бы, незначительного жеста, становилось комфортно, по-родному обоим. Лу было приятно ощущать небольшую тяжесть гладящих её ладоней. Она поднимает свой взгляд на мужчину, её умиляет эта бережность, преданность и любовь с его стороны. Разве он может быть таким? Да, но с достойными этого людьми. Лу была выше всех остальных. Разглядев в ней то, чего Мартену не хватало, он добивался её расположения. Хотел делать ради неё то, что не делал ни для одной женщины. Получилось. — Там рыба уже готова, достанешь? — просит псионичка, понимая, что лучше не тревожить ближайшее время руку. Приор кивает и достает блюдо из автоматического духового шкафа. Конечно, он был восхищен тем, что Лу умеет готовить, но не желал бы, чтобы и в дальнейшем девушка заморачивалась. Убедительно. Но порадовать Иво ей больно хотелось, а отказать себе в таком удовольствии она не могла. Лу подходит ближе к Мартену, который убирает рукав с рыбы, она касается его крепких рук своими пальцами, не всеми. Иво поднимает голову, переместив глаза на девушку, его веселила вся ситуация. — Соблазняешь меня? — с ухмылкой спросил. — Не видно разве? — Мадемуазель Рид, некрасиво вопросом на вопрос, — ухмыляется. — Как красиво, по-вашему, месье Мартен? — Красиво — видеть тебя такой, — Лу до сих пор смущалась комплиментам Иво, он произносил это с такой утонченностью, как будто она — настоящее произведение искусства, которое хочется украсть. — Какой? — Лу, — еще секунду, и, кажется, Иво засмеется. — Да, месье Иво, вы что-то хотели? — совершенно невинно, даже хлопая глазами, спрашивает псионичка, настырно убирает пальцы приора с чертовой рыбы, а после чего они сами ложатся на ее талию. Крепко держат. Это удовлетворяло морально Лу. Лу не выдержала и звонко рассмеялась. Забавно. Она так давно искренне не смеялась, впрочем, как и Иво. Иво смотрит на Лу, он не верит, что она принадлежит ему. Нет, вовсе нет, псионичка ни в коем случае не собственность, но знать, что эта девушка его — самая большая награда судьбы. Еще никогда он не ценил так то, что дала ему жизнь. Он не хотел больше ничего менять. Обрел свою тихую гавань. Иво смотрит на пересохшие губы Лу, словно в пустыне. Мартен смотрит в ее темно-синие глаза, в них его рай. Приор смотрит, как поднимается и опускается ее грудная клетка. Глава Инквизиции смотрит, понимая, что с ней хочет быть до конца своей никчемной жизни. Оставим лирику, он по уши влюблен. Лу тоже. И этим вечером в какой раз убедился в этом незыблемом факте. Что ему еще нужно, когда есть одно, но самое важное, составляющее жизнь. Его бесит слово «жизнь». Разве не страшно умереть за свою любовь, убить за нее? Этим вопросом задавались как-будто одновременно оба, каждый думал одинаково, понимая, что это совсем-совсем не связано с тем, что Лу его «охрана», а он начальник. Ими двигали человеческие чувства, самые обычные, которые испытывали и чистые, и те, кто имел неправильный геном. И как же тогда Иво ненавидел Церковь Единства, презренно смотрел на все. Почему так? Что за предубеждения? Что за обязательства? Сконфузившись, Лу почувствовала себя на секунду неловко, до сих пор чувствовала себя здесь гостем, который позволяет себе так искренне смеяться с жестоким Приором Инквизиции. Но, как говорил Иво, рано или поздно привыкнет, и назовет это место и своим домом. Не могла среди этих вычурных и дорогущих стен, мебели, даже чертово постельное белье из натурального белого хлопка, которые она видела на картинках в интернате. Иво оставил рыбу, потерял интерес к ней. Он не один на один, с ним его надежда и опора. Приятное обстоятельство. — Видимо, рыба останется на потом, — говорит Рид, которая по ощущениям замерзла. — Я ее накрою чем-нибудь, хорошо? — Лу не понимала, как Иво настолько быстро ориентировался на кухне, разве в обязанности Приора входит готовить завтрак и обед из шести блюд? — Иво, я сама — тихо позвала псионичка. Она делает шаг, осторожно берет с рук противень, относит к холодильному отделу. Мартен кривит губы. — Скажи мне, почему ты такая суматошная? — Ого, какие слова, месье Иво, — сквозь улыбку говорит псионичка. — Я тоже скучал, — тоже ласково улыбаясь, сказал Иво. — Переводишь тему, что ли? — прищуриваясь, интересуется Лу, ей так смешно. — Знаешь, бывает тяжело перестроиться. — Знаю, поэтому ты просишь называть себя ночью месье Мартеном? — Лу слегка покраснела, да она насмехается над ним! Такое поведение непростительно. — Я лишь сказал, что мне понравилось, как ты произносила, — лукавит. — Рассказывай Гектору. — Вы сомневаетесь в моей компетентности, мадемуазель Рид? Вам явно надо преподать урок. — Ох, месье, я совсем забыла о тренировке, мне пора, — Лу, с улыбкой до ушей разворачивается, быстро покидая помещение, но ее план не сработал. Или сработал? Иво перехватывает девушку, с нечеловеческой силой оказавшись рядом, Мартен прижимает псионичку к себе, крепче обнимая за талию, а второй рукой поднимает лицо Лу за подбородок. — Тренировка говоришь? — Да, ах ты… — Лу не успевает договорить, как Иво целует ее. Их классика. Так всегда. На самом интересном Иво становится скучным, ну, или не совсем… — Вот знаешь, кто ты? — Ну-ка удиви, — без малейшей серьезности говорит Лу. Желания сказать какую-то колкость не было, но проучить псионичку хотелось, но это почти сразу же испарилось, когда Иво заглянул в ее глаза. — Любимая, — дальше не последовало никакого комментария, снова прикосновение губ, причем настойчивое. «Вот засранец» — думает про себя Лу, тем самым уже не замечая, как сама обнимает Иво за шею, удобно хватается за нее непорезанной рукой, удается прикоснуться к его волосам цвета воронова крыла. Вовлеченная в поцелуй девушка не замечает ничего, как и мужчина. Они поглощены в мире друг друга, они так долго искали друг друга, ждали. Лу нежилась в объятиях мужчины, забывала обо всем: о боевом ранении пальца, который доблестно сражался с ножом или о том несчастье и богатстве, что было раньше у Иво. В ее голове образовывалась черная дыра, которая поглощала все ненужное, оставляя главное. Лу нравилась Иво: от ее слов и колкостей, по кончиков пальцев, которых она однажды застеснялась, ему нравилось видеть ее мечтающей, задумчивой, радостной, да даже грустной, чтобы только быть ближе. Дыхание участилось. Вздохи Лу были словно просьбой, а Иво — обещанием, которое будет сдержано. И вот с каждым поцелуем, страстным, из-за которого Лу в том числе привстала, все трудное становилось легким, как в детстве после сна. Не было сомнений в их взаимности, когда два человека нравятся друг другу, зачем этому препятствовать, тем более самим. Особенно когда перед псионичкой стоял такой мужчина, Иво был чертовым идеалом в своей специальной форме, его подкачанное тело; бледная кожа, черные длинные волосы; губы, которые хочется постоянно целовать; сильные руки — туманили разум, которого Лу и так лишилась, когда поняла, что окончательно влюбилась. Хотя поначалу она держала оборону: никаких лишних слов не позволяла, даже не ругалась, не сквернословила, прости ее Единый, псионичка не хотела представлять образ Приора Инквизиции, когда вечером снимала напряжение. Честное слово, оно само. Иво свидетель. Теперь же скрывать что-то не было смысла, наоборот, они становились ближе с каждым днем, не было резкого перехода с темы на тему, но постепенно углубляясь в объект своих желаний, каждый словно дышал им. Иво не мог без любви в Лу. Ладони Иво были уже не только на талии, но и опустились на ягодицы, которые он оглаживал. Пульс Рид поднимался. Разум разом выключился. Прикрывая глаза девушка уже чувствовала, как хотела Иво, даже с закрытыми глазами перед ней был он, его образ, его персона с незабываемыми чертами, все ее мысли о нем. Иво не мог поверить, но верил, хотелось верить, но верилось с трудом — это действительно она. И Лу сейчас с ним, его любовь, как же ему не верилось, потому что это словно сон, он точно в коме. Правил не было, в их отношениях все честно, все так, как чувствуют. Это и цепляло. Кульбит, шум, придумывать ничего не надо было, они изучили свои привычки, в воздухе между ними было так много звезд, было столько всего, что невыразимо, божественно, одухотворено до такой степени, сама жизнь становится крохотным звеном, соединяющим Лу и Иво в этом мире, но на самом же деле, их души уже сплетены в том мире, где любовь побеждает, она не трагична, она делает счастливыми людей. Они видели друг друга насквозь, задыхаясь кислородом. Гул в ушах, везде царит тишина, но не в их сердцах, которые бьются одновременно, желая быть ближе. Невыносимо. Иво резко приподнимает Лу, из-за чего она невольно «охает», тем не менее быстро скрещивает ноги вокруг талии Приора, крепче обнимая за шею, где-то в глубине души она боялась, что упадет, но точно не с ним. Мужчина идет по длинным коридорам, которые превратились для Лу в лабиринты, долгий путь до спальни сопровождался легкими поцелуями в губы, скулы, шею. Так много и одновременно ничего. Сильные руки держали девушку под бедра, и, очутившись в комнате, не хотели отпускать псионичку, пусть даже на кровать. Иво ласково ухмыляется. Помехи в виде одежды, мешающей видеть друг друга, взлетели в воздух, а после угодили вниз по закону всемирного тяготения, очевидно же, что не на потолок, хотя, зная способности Лу, и такое могло быть. Все быстро улетучилось. Наблюдая за этим издали, из окна в пол, было видно две разгоряченные фигуры, а после сверху крепко сложенную мужскую и снизу изящную женскую, их лобзанья: трепетные касания манящих и родных губ, эти беспорядочные поцелуи были везде. Одаривая девушку ласками, Иво забывал, как дышать, робкое дыхание девушки убивало. Шепот изнурял, он был необходим и не нужен, без слов было понятно все, что хотела псионичка, что хотел Мартен, что требовала их любовь. Эти силуэты благоговеют, они темны, не разглядеть кто есть кто, но других сюжетов не было, есть один верный, когда оба будут вместе в этом городе, в этом воздухе, в этом космосе. Остальные не знали этих двух сердец, насквозь горевших как от вина. Взмах его длинных ресниц, шепот на ухо, миллиметры между кожей и губами — близость дурманила сознание. Разве все может быть так волшебно, как в сказках, как в их нелюбимом романтичном кино? Это шутка, ведь их отношения невозможны, они точно в прострации. Каждый позволяет касаться души, быть нагим всегда — вот что любовь в понимании Иво и Лу. Это их вера и свобода, надежда и утешение, облегчение и мучение. Красота Лу, подобная божественной, была личным раем Приора, он владел этим телом, душой и сердцем, вся она — весь он — едины. Под глубокий вздох девушки, Иво провел ладонями по бокам ниже пупка, тело Рид будто под ударом молнии, что-то треснуло в ней. И это ей определенно нравилось, было стимулом ощущать себя живой. Каждый кварк ее тела горел, она была возбуждена. Иво не останавливался, Лу буквально требовала продолжения. Что было несвойственно девушке, так это хныкать, но сейчас она позволила себе, ее голова задурманена. Не отпускала его плечи, гладила их, трепетно обнимала, касалась его. Так много хотелось сделать, но времени не было, хотелось сейчас. В голове Иво маниакальное желание снова поцеловать псионичку, что он и делает, вместе с тем они одно целое, ритма нет. Атомная бомба — ничто по сравнению с их ощущениями, это не только секс — банальщина. Медленно, глубоко, пошло — нравилось обоим. Желание чувствовать плоть из робкой приходи превратилось в чертову прихоть. Шелест постельного белья под телами возлюбленных и приглушенный свет были только на руку. Томно. Сплошной шторм, в котором тонули их сердца. Волны уносили их в морскую пучину, топили с каждым движением бедер Иво, с каждой каплей крови, сочившейся из сжатой ладони Лу, она совсем не обращала на это внимание, она поглощена другим, плевать, что спина Приора исцарапана. Он даже издал что-то, похожее на рык, когда Лу, наоборот, убрала на секунду руки в воздух. В этой темноте глаз они рассматривали друг друга. Разглядывали выученные, как теорему Пифагора, черты, им не нужен был свет, они перед собой на ладони. «Только ты и я» — пронеслось в голове Иво, когда он почти не соображал. Его разум — не разум ему. Внутри них взрывается все, этот рев молчалив. Мысли не принадлежали Лу. Иво забрал ее сердце, он словно чувствовал за двоих, это любовь больше всего. Но даже их имена — это условности, не имея ничего, будучи хоть всегда голыми или одетыми, они бы так же любили. Все выше. Самовоспламенение пожирает всю скопившуюся усталость, ноющую боль в сердце, они спокойны. И везде тишина. Будто их сердца не бьются. Не слышно ни колыхания, все замерло. Мужчина осторожно касается скулы псионички, убирает прядь волос с щеки, приближается и целует в нос, свой любимый носик, после чего слегка приподнимает голову. Лу мотает несколько раз головой, чтобы потеребить нос Иво, они всегда так делали, любимый жест. Слов не нужно, они и так все о себе знают, это будет лишним. Столько всего, но оно не имеет значения, когда есть друг у друга два любящих сердца. Лу смотрела на Иво, думая о том, как ее не отпускает и не отпустит никогда. Ее затянуло слишком сильно, она любит, чертовски сильно любит, летая с невидимыми крыльями за спиной. Иво смотрел на любимую, понимая в какой раз, что это навсегда, что его любовь больше земного шара, что звезды в небе не достойны ее красоты, что космос — это маленькая частица по сравнению с ней, что вселенная бесконечна, но Лу для Приора бесконечнее? Вера в счастье, улыбки друг другу, правил нет, но есть они — исключение в Термитнике. Нужные и родные губы Лу продолжат целовать шею и руки Иво еще долго, они поэтому и ненавидят рассветы, которые вынуждают заснуть, вынуждают вставать, но заставляют ожидать лучшее в будущем, заставляют наслаждаться простыми вещами. Проснувшись рано утром, Лу увидит заботливо наложенный бинт на руку, наверное, это и есть любовь…Будет любовь или нет? Какая — большая или крошечная? В.В. Маяковский
Обязательно будет, большая или крошечная — решается не нами, но нам под стать.