Больной

      Опять холодные сумерки, опять слабо освещённая комната, опять две кровати и опять боль в груди. Тишина, нарушаемая разве что приглушенными звуками из дальней части дома. Одиночество, спасительное, но болезненное. В последнее время все вечера Ниена проходят только так: в то время как остальные члены семьи и питомцы проводят время вместе, смотрят телевизор, ухаживают за Себастьяном или беззлобно ругаются, он запирается в их с Нионом общей спальне и умирает. Буквально.       Опять позыв и опять из горла вырвался болезненный кашель. Инстинктивно Ниен хватается за шею, царапает ее острыми когтями, но всё тщетно. В груди уже не хватает воздуха, хочется вдохнуть, но горло перекрыто нежными розовыми лепестками петуньи. Ниен начал терять сознание от нехватки кислорода и в отчаянии упал спиной на холодный бетонный пол. Только благодаря этому удару ему удалось откашлять окровавленные лепестки. Свежие цветы, ещё не распустившиеся бутоны и светлые зелёные листья уже некуда было деть: если ещё пару недель назад эти мерзкие цветы только-только прорастали в его лёгких, то сейчас они цвели и отчаянно рвались наружу. Ниен устал от постоянного скребущего чувства где-то в его груди; устал раздирать в кровь горло в попытках откашлять ебучие цветы; устал ненавидеть себя за такую слабость и глупость; устал безответно любить.       Нион всегда был слишком хорошим, настолько, что это могло только бесить. Он был очарователен во всем, что делал, неважно, будь то просмотр телевизора, исполнение просьб Лютера или даже просто сон. Его глаза всегда были широко раскрыты, будто он чего-то боялся; тонкие пальцы беспрестанно теребили ткань любимой жёлтой толстовки; мягкие светлые волосы, которые Лютер с любовью укладывал каждое утро, ночью снова ложились непослушными прядками, невероятно мягкими и шелковистыми на ощупь. До смешного наивный, робкий, тихий, Нион был самым слабым звеном в их семейной иерархии. Каждая мелочь в этом забитом парнишке вызывала только усмешку и желание припугнуть его, чтобы снова насладиться неподдельным страхом в его глазах.       Как это желание переросло в такие чувства, одному богу известно.       Ниен неоднократно вспоминал момент, когда впервые ощутил отвратительное щекочущее чувство где-то в груди. Это был такой же вечер, как и все до этого. Совместный просмотр странноватых телепрограмм, которые, впрочем, были действительно интересны разве что Ниону да Лютеру. Рэндал же пытался скормить что-то не очень съедобное едва слышно умоляющему о пощаде Себастьяну, а Ниен со скучающим видом читал мангу в углу комнаты. Всё как всегда, все на своих местах. Лютер искренне смеялся после очередной глупой шуточки на экране, на что Нион, видя реакцию хозяина, позволял и себе несмело улыбнуться. Умиротворение, такое редкое для этого дома, разливалось в воздухе и успокаивало даже самых буйных жильцов.       Время шло, за окном темнело, а странная семейка и не думала расходиться. В честь приближающегося Рождества Лютер ослабил хватку контроля и позволил домочадцам на эти несколько дней забыть о необходимости ложиться спать ровно в десять. Правда, некоторые из присутствующих в комнате, видимо, слишком привыкли к такому режиму сна: Нион всё чаще устало потирал глаза и зевал, аккуратно прикрывая рот ладошкой. Ещё через несколько минут сон сморил его окончательно: голова Ниона медленно упала на плечо Лютера, который от неожиданности даже вздрогнул. Он осторожно, почти не поворачивая голову, взглянул на заснувшего юношу. До приторности обаятельный, как, впрочем, и всегда. На лице хозяина расцвела умиленная улыбка. Так он улыбался крайне редко, разве что когда ухаживал за любимыми цветами. Аккуратно, чтобы не потревожить сон Ниона, Лютер медленно положил широкую ладонь на миниатюрное плечо, последний раз окинул нежным взглядом спящего и как ни в чем не бывало вернулся к просмотру передачи. Только теперь он сдерживал смех и время от времени поглаживал плечо заснувшего на нем Ниона. Омерзительное щекочущее чувство где-то в груди Ниен тогда испытал впервые. После этого вечера он стал замечать намного больше. То, чего он раньше и не заметил бы, теперь стало совершенно очевидным. Ни с кем в доме Лютер не был так ласков, как с Нионом. Ни на кого в доме Нион не смотрел так, как на Лютера. С каждой подмеченной мелочью Ниен все больше убеждался в собственном отвращении к этим двоим. Вот только где-то в грудной клетке становилось все теснее.       Дверь в комнату приоткрылась с протяжным скрипом. Из щели выглянул Нион. Оценив напряжённым взглядом положение дел, он сжал губы и с беспокойством взглянул на запачканного в крови Ниена. Как всегда, нелепо суетливый и смешной. Смотреть противно.       Пару минут Нион разглядывал уставившегося в пустоту Ниена, то и дело прикусывая нижнюю губу и потирая вечно дрожащие ладошки.       — Не тяни резину. Хочешь что-то сказать — говори, — раздражённо бросил парень, по-прежнему не поднимая взгляд. Каждое его слово было пропитано нескрываемым презрением.       Нион вздрогнул и быстро прошмыгнул в комнату, стараясь не издавать звуков вовсе. Он тихонько сел на свою кровать, даже не расправив ее, и взял в руки потасканный роман на другом языке. Впрочем, чтение его сейчас явно не особо интересовало: он открыл книгу на первом попавшемся развороте и то и дело исподтишка поглядывал на Ниена, озабоченно хмуря брови от вида темно-красных пятен на его одежде. В конце концов эти переглядки надоели последнему. Ниен, тяжело вдохнув сквозь зубы, встал, опираясь на руку, и подошёл вплотную к кровати Ниона. От его раздраженного взгляда сверху вниз по телу всегда пробегал холодок. Этот случай не был исключением.       Ниен схватил бледную ладонь испуганного Ниона и резко потянул, прижимая к липкому пятну крови на груди, с неприкрытым удовольствием наблюдая, как расширились от ужаса и омерзения глаза Ниона. Он был слишком слаб, чтобы противится стальной хватке парня.       — Если хочешь меня пожалеть — вперёд, выслушаю твои сопливые "что случилось, ты в порядке, я могу чем-то помочь." Если нет, — он надавил ладошкой Ниона на свою грудь, вызывая противный хлюпающий звук крови на ткани, — проваливай. В доме достаточно мест для ночёвки, уверен, тебе найдете уголок.       Ниен отпустил дрожащую ладошку, наблюдая за застывшим в страхе Нионом. Тот осторожно выдохнул, быстро встал со скрипнувшей кровати, не глядя на презрительно отвернувшегося Ниена, и молча вышел из комнаты, прижимая к груди чистой рукой книжку. Сейчас он пойдет в дальнюю часть дома и осторожно постучится в комнату Лютера, сбивчивым голосом попросит разрешения остаться на ночь у него. Лютер смоет кровь с его руки, обнимет и разрешит лечь рядом, на второй половине большой кровати. Их ночь пройдет спокойно. Твари.       Ниен достал из кармана смятую пачку сигарет и закурил у открытого окна, из которого дул холодный осенний ветер. Тупая боль где-то в лёгких становилась все сильнее, горький дым легче не делал. Ему было уже плевать. Потерянный взгляд был устремлён на пустой лес, освещенный луной.       Сколько бы раз он ни посылал Ниона, сколько бы ни грубил ему, сколько бы ни издевался, это безголовое чудо так и не возненавидело его. Нион все так же был мил и осторожен с ним. Вот только быть ненавидимым было бы проще, чем в каждом слове и жесте по-прежнему видеть какую-то надежду на взаимность. Надежду на то, что однажды в груди закончатся лепестки.       Как же это бесит.