Обед и уют

Хищник. Кто это? Свирепый медведь, буквально раздирающий своих жертв на тонкие лоскутки кожи, жировые прослойки, кости и хрящи? Акула, готовая разрывать плоть, крошить черепа и чувствовать запах крови за мили впереди? Или орёл, стремительно хватающий мелких животных с земли, взмывающий высоко в воздух для выклевывания их глаз и разгрызания косточек, когда струйками кровь и мозговая жидкость стекает по клюву мощной птицы? Для определения фактора этого явления не нужно сильно углубляться в тему биологии и классификации подвидов, всё это пустая и, конечно же очень скучная теория не имеющая сильного отношения к реалиям нашего мира. Хищник — это разъярённое существо, готовое добиться «победы» стирая лапы, пальцы, копыта в кровь для достижение своей цели. Далеко не важно, кто это. В роли хищника может выступить даже маленькая нутрия защищающая своё потомство. Но несмотря на это, всё равно мы с уверенностью можем назвать верхушкой всей пищевой цепочки — его, Человека. Мы, люди, это венец эволюции. Самая высокая точка развития живых существ когда-либо! Человек подчинил себе весь мир. Мы можем контролировать буквально всю фауну и флору. Если ты животное, то теперь уже не имеет смысла, хищник ты или жертва, плотояден ты или травояден. Ведь всё это меркнет на фоне чего-то более великого, чего-то более сильного и всепоглощающего. На фоне человека! Хотя это не удивительно, человек же является верхушкой природы… Но всё же и среди людей есть так называемые «охотники» и «жертвы». И знаете, дорогие друзья, я не хочу показаться самовлюблённым или преувеличить чувство своей значимости, но я всегда относил себя к первому типу. С самого детства люди говорили что я довольно странный, мне нравилось следить за природой и окружающими меня вещами: за бурными реками и цветущими джунглями, за гнёздами птиц и норами грызунов, но больше всего на свете мне нравилось следить за людьми! На самом деле я безумно любил социум и окружающих меня незнакомцев. Вы бы знали какой «оргазм» я испытывал наблюдая за тем как ведут себя люди в разных ситуациях! Их речь, повадки, настроение и взаимодействия — это так интересно! Например, с одним из моих соседей, учителя начальных классов, у которого я раньше был в учениках, начали происходить довольно-таки странные обстоятельства. Он начал находить под своей дверью уйму разных интересных вещичек, от чего-то безобидного, до вещей столь странных и ужасных, что никто в городе даже предположить не мог, кто же это делает. Вы ведь и сами поняли что этот «кто-то» — это я. Вы наверняка посчитаете меня безумцемили кем-то неправильным, как и мои родители, друзья и все знакомые, если узнаете больше о моей личной жизни, но я любил этого человека. И даже больше! О это аморфное чувство безмятежности растворяющей меня в конкретной личности при каждой мысли о нём. Не удивлён, но люди не понимают моих чувств к «ним». Я понимаю, что со мной что то не так, и за все мои нынешние действия я понесу наказание. А может и нет. Может, это не со мной что то не так, а просто другие люди загнали себя в рамки морали, придумали законы, обязанности и права. Почему то, что отличается от «нормы», всегда плохо? Такие рассуждения всегда мне нравились. Расставление по полочкам своей жизни и мыслей почему-то возбуждает меня, хотя сейчас я занимаюсь ещё более интимным и приятным действием — наблюдением. Дом *****, улица *****, квартира *****, приличный район в самом центре города, сейчас 8:00. Он встал в 6:07, почистил зубы, умылся, собрал вещи в чемодан, надел синий костюм в полоску, к 7:01 уже стоял у выхода из дома, к 7:05 сел в приличную машину и уехал. Ровно через 52 минуты он вернулся, поздоровался с соседкой и вошёл в дом. Я люблю свою работу. Я люблю людей. Я — настоящий гуманист. От обёртки до начинки, как конфетки люди привлекательны. Хотя мужчины мне нравились всегда больше, и я не знаю почему. Женщина не ощущается человеком, это что-то дальше и глубже, я никогда не понимал их, а в подростковом возрасте ничем другим кроме него я и не увлекался. Со мной пытались знакомиться, и я даже ходил на свидания, но ничем, кроме разочарования во мне, эти встречи не заканчивались. Может, я просто не создан для этого. Любовь — это странная вещь. Неужели дружбу от любви отделяет лишь секс? Я пробовал и то и другое, но так и не понял в чём смысл. Настоящие, как мне казалось, чувства я испытывал только к своему учителю, но после его смерти я даже не горевал, а радовался. Это был очень тяжёлый момент для всего городка, но мне было будто бы всё равно. И даже несмотря на это, как бы это странно не звучало, я люблю всех людей, и это чувство не описать словами. Мне не хочется говорить с ними, трогать их тела, мне хочется… Стать их частью. Или лучше, чтобы они стали частью меня. Я хочу слиться в одно единое, если мы все станем частью чего-то одного, то я буду счастлив. Я так думаю. Ни в этом истинное счастье всего человечества? Хотя, конечно, вы о мной не согласны, да и я отошёл от темы привлекательности. Когда я общаюсь 1 на 1 с человеком моего пола, то почему-то чувство совсем другое, чем от общения с женщиной, мне будто бы легче и естественней. Я не пробовал вступать в отношения с мужчиной и всё ограничевалось лишь дружбой, да даже близкие мне люди не знают что я — гомосексуал? Не знаю. Не люблю ярлыки, глупые термины и обозначения которые лишь поверхностно могут описать всё то что я ощущаю по отношению к людям. Знаю, что со мной что то не так. И я бы, конечно, обратился к попу или врачу, поговорил с родителями или специалистом, но только вот знаю я этих паскуд, помощь точно не придёт ко мне с наружи, не жду её и изнутри, да я уже и не надеюсь на понимание со стороны. Может, я и больной психопат, и к тому же пидораст, но, надеюсь, хоть когда-нибудь я смогу обрести— Дамы и господа, мы приветствуем вас на борту нашего авиалайнера. Салон самолёта эконом класса, стандартный Боинг 747. Сижу в правой половине, на месте у прохода. Полёт будет длиться около 8 часов. В моих руках свежая газета, купленная несколько часов назад в аэропорту, наверху — моя ручная кладь, включающая кожаный чёрный дипломат и пакет с некоторыми покупками из дьюти фри. Сейчас 00:12, вылет будет в 00:15, прибытие в 08:26 по местному, в Нью Йорке 02:26. Иногда, задумываясь о мелочах полёта, меня всегда забавляет некое перемещение во времени, а с пребыванием в Америку, где разница составляет -6 часов, перестроить свои внутренние часы намного сложнее, чем с различием в 2 или 3 часа. Я летал по работе, и не раз, во многие европейские страны, и мне даже приходилось бывать в Азии, полёты никогда не воспринимались мной, как какое-то особое действие. Не больше, чем вид удобного и быстрого транспорта от точки А до точки В. Летал я и в бизнесе и в экономе, сейчас я сижу в последнем, вау, плачущие дети и сброд каких-то странных и не самых приятных пассажиров на борту. Ничего удивительного. Мне не особо нравится делить с кем-то пространство, ладно места на соседних рядах, но меня больше интересует, кто же будет сидеть справа от меня, ведь от этого зависит основной комфорт полёта. Я никогда и не запоминаю лица и тем более голоса и внешность сидящих со мной, люди в самолётах будто бы одноразовые, и мне это нравится. Сейчас моим соседом оказался довольно высокий мужчина чуть младше меня, на вид ему 30-37 лет. На нём австралийская снайперская шляпа с согнутым с одной стороны краем, добротные оранжевые солнцезащитные очки, жилет, крокодиловые туфли и брюки клеш. На лицо уверенный, щетинистый, с выраженными скулами и коротенькими волосами на затылке. Ладно. Выглядит интересно, беседу с ним я начинать не хочу, но, в целом, неплохо. Совсем скоро вылет и, надеюсь, его не задержат, хотя я никуда не тороплюсь. Так далеко и надолго по работе я лечу уже далеко не в первый раз и, думаю, волноваться не о чем. Работа, на самом деле, довольно пыльная, и хотя выполнение изощрённых задач на слежку и даже иногда убийств мне нравится, но заниматься таким в более экстремальных условиях и почти каждый день будет утомительно, да и скорее всего со мной в команде опять будут подонки, собранные из глубинок мира без образования, с одной целью — убить и нажраться в хламину для насыщения своих низменных потребностей. Ну, за предложенную мне сумму всё это абсолютные мелочи. Экипаж самолета желает вам приятного полета и мягкой посадки. Все начали пристёгивать ремни, я поправил шляпу, стюардесса прошла по салону самолёта. Мне почему-то до сих пор не хотелось спать, хотя с режимом у меня проблем не было. От скуки я решил начать диалог с моим соседом, он выглядит сосредоточенно, почему бы это не исправить. — Ммм, ровно в 00:15, как и планировалось, прекрасно, — сказал я ему. — Ага, — сухо произнёс он в ответ, параллельно читая газету. Настала немного неловкая пауза, но через несколько минут я ещё раз попытался завести диалог. — Ммммммм, с какой целью вы летите в Нью Йорк? Он с небольшим презрением взглянул на меня, закрыл газету и положил её себе на колени. — По ну очень важным делам, не достойным вашего внимания, — с акцентом и лёгкостью произнёс он. — Острите мне с самого начала? — усмехнулся я и с интересом посмотрел на него. Костюм в полоску бросался в глаза своим непривычным цветом — красным, затем мой взгляд скользнул на руки, хотелось бы рассмотреть их получше, однако этому препятствовали перчатки. На тонких длинных ногах идеально сидели туфли, а в кармане пиджака я уловил блеск пачки хороших сигарет. — Извините, я просто не вижу смысла в данном диалоге, летим мы ночью, я буду спать, да и вашего лица скорее всего не запомню, так что зачем зря трепать языками? — Ну да ладно вам, почему бы и не занять себя интересной беседой перед сном? Пусть она и пуста, что с того? Или вам интереснее читать газету с рекламой от боли в жопе? — с пренебрежением и ехидной улыбкой произнёс я и отвёл взгляд. — С козырей начал. Ну ладно, давайте тогда начнём с простого, погода сегодня чудесная, не правда ли? — он полубоком повернулся ко мне, устало и недовольно повёл бровью и сложил руки на груди. — Ооооо, небо сегодня просто н-е-в-е-р-о-я-т-н-о-е! Погода радует трёхчасовым ливнем и прекрасным северо-восточным ветром, сносящем все на своём пути♡♡♡♡ — произнёс это я с совершенно невозмутимым видом, взяв в руки газету с колен оппонента. — Да, знаете, вы чертовски правы! — выхватив газету, громко сказал он. — ООО, вы знаете, я так люблю смотреть прогноз погоды! Это самая захватывающая часть моей жизни! — уже выкрикивая я отнял обратно газету силой. — У вас какие то проблемы? — из ниоткуда возникла улыбающаяся стюардесса. — Нет, никаких проблем нет, мисс, прошу прощения за причинённые нами неудобства, — отняв наконец обратно свою газетёнку, с натянутой улыбкой произнёс он и покосился на меня. — Хорошо, — с недоверием взглянув на парочку, она удалилась дальше по салону. Мой собеседник с презрением посверлил меня взглядом пару секунд, наконец убрав эту жалкую газетку под кресло, а потом вздохнул: — Простите, что вспылил. — Ох, какой вежливый, первый извиняетесь, хотя виноват я. — Ну почему сразу виноваты вы? Мне не следовало так резко реагировать на такие придурковатые мелочи, — сохраняя серьёзный вид, произнёс он. Наконец, я не выдержал и тихонько засмеялся от глупости происходящего. С лица моего оппонента слегка слетела вся его напряжённость и краешком рта он тоже улыбнулся. Я протянул ему руку, мужчина немного замешкался, но пожал её и сказал: — Ладно, раз такое дело, то, пожалуй, зови меня Шпионом, как бы это глупо не звучало, но я не могу раскрыть своё настоящее имя и использую псевдоним — прежняя серьёзность быстро вернулась к «хозяину», но в тоне явно слышались мягкие нотки. — Я Манди. Просто Манди, — улыбнулся я, не ожидая такой приятной развязки. По прошествии некоторого времени полёта я решил попытаться продолжить диалог: — Ты мне так и не ответил, зачем летишь в Америку? Шпи слегка дремал, но слышал, что я говорю. — Ммм, если говорить простым языком, то одна фирма наняла меня, как бы это странно не звучало, в роли некого вершителя придуманного ими правосудия слегка радикальными методами, а конкретно — для исполнения роли шпиона для борьбы с похожей организацией. — Ты шутишь? Он слегка приоткрыл глаза и с небольшим удивлением выпалил: — Нет, а что? — Хаха, ты не поверишь, но я тоже еду работать, как ты там сказал: «В роли некого вершителя придуманного ими правосудия слегка радикальными методами», — процитировал я, парадируя акцент, — на организацию, руководствующуюся похожими принципами. — А ты случайно не в команде красных? — с небольшим интересом и оживлённостью, не вписывающейся в его манеру речи, сказал Шпион. — Да. — Ну, значит, мы сокомандники, — слегка улыбнувшись, добавил он. Манди поправил свои ярко-оранжевые очки и шляпу. Сложил на груди руки, положил ногу на ногу и тихо захрапел. Ну, думаю, он сможет составить мне неплохую конкуренцию на базе, но вроде человек он неплохой, по крайней мере, мне встречались намного хуже. И всё же мне кажется, что что-то он скрывает, конечно это нормально, ведь я сам никогда никому по-настоящему не открывался, даже на половину, и большая часть круга моих знакомых даже имени моего настоящего не знает, это нормально хранить какие либо секреты, особенно в связи с нашей работой. Но что-то с ним явно не так, и я чую небольшой подвох. Доверять своим чувствам зачастую плохо, и я стараюсь руководствоваться только логикой… Не могу избавиться от ощущения чего-то зловещего от него… Ну ладно, буду как обычно держаться особняком и сохранять деловые отношения в рамках приличия, и больше таких казусных ситуаций случаться не будет. Шпион опустил спинку кресла, сложил руки на колени, уложил голову на своё плечо и, наконец, как он и планировал, закрыл глаза. Шёл дождь. Не сильный, это была не буря и не ливень, а просто дождь в привычном нам понимании. Небо было серым, погода была тёплой, природа цвела и пахла. На зелёные листья разнообразных растений падали капли, листья сверкали от влаги и выглядели, можно сказать, «аппетитно». Сквозь окружающий шум было слышно пение птиц, причём птиц было несколько и разного вида: одна щебетала более басисто и завывающе, а звуки другой были намного выше и звонче, она щебетала словно колокольчик в противовес тяжёлому вою своей подруги. Багрово-красные цветы эвкалипта звенели от тревожащих их капель, это было так красиво, что я даже не знал куда смотреть. На птиц, на небо, на эвкалипт или… Такая погода в прибрежной северо-восточной части Австралии не редка, дожди здесь идут часто, особенно в период с декабря по февраль. Мне всегда нравилась такая погода: тёплый дождь, солнце не слепит глаза, небольшой ветер. Я люблю смотреть на всё это, чувствовать кожей капельки и ветерок, слышать запах. Ах, этот сладкий запах мокрого асфальта и травы, который сейчас смешался с запахом затхлости и холодным мясом, пропитанным кровью. Начали чувствоваться нотки тухлости и экскрементов, желчи. Слышался запах корицы и необычайной сладости. Я смотрел на него. Тело обрело бледно-белый оттенок, а в районе аппендикса появился симпатичный трупно-зелёный цвет. Голова была разбита, уже застывшая, но всё ещё относительно недавняя кровь, лужицей лежала по периметру тела, но самое большое скопление было у головы. Через проломленный череп был виден большой кусок мозга, почти такой же по величине лежал в 10 сантиметрах левее, он был розовым с кровавым поддтёками почти в каждой из извилин и выглядел уже не «живым». Волосы слиплись с кровью одним куском, на них уже можно было разглядеть личинки мух, весьма довольных таким обедом. Фиолетово-алые пятна распластались по всему телу, особенно в местах, зажатых досками и арматурой. Выступала желтизна. Все конечности неестественно согнулись. Он лежал в луже мочи, ноги, штаны и промежность были в экскрементах. Над трупом уже слетелись мухи. Лицо. Его лицо. Я упал на колени и взялся за него руками. Это было тяжело, ведь голова была пробита деревянной балкой. Разбитые и грязные очки валялись в метре от тела. Глаза были пустыми. В них абсолютно ничего не было. Лицо имело самое спокойное выражение, которое я когда-либо видел. Я вспомнил, что он смотрел на меня так, когда буквально неделю назад я показывал ему банку с кузнечиками. Мои руки были в крови и кусках кожи, когда я их убрал. По ним ползали личинки, но я не ощущал чувство отвращения, я давно уже ничего не чувствую. Я достал из кармана небольшой выкидной нож. По инерции, не вставая с колен, выбрал самое уцелевшее место на теле. Это был кусочек плеча. На нём почти не было мух и кожа была ещё белой. Я отрезал кусок и завернул его в платочек. Он подарил его мне. Встав, я пошёл по направлению к побережью, оно было довольно близко, если вглядываться, то можно было разглядеть его очертания. Дождь до сих пор шёл. Это был мой учитель. Его дом из-за бури обвалился два дня назад. Он жил дальше всех в селе и для того, чтобы до него добраться, приходилось идти пешком около часа. Других родственников у него не было, он жил один. Я часто заглядывал к нему даже на каникулах, и этот раз был не исключением. Я убрал кусок далеко в морозильную камеру, чтобы его никто не нашёл.