под языком триган-д

Шуршание воды в трубах стихло, будто в них перестали отрывисто выплевывать воду. Ремонтные работы закончены, а значит, и горячая вода появилась. Он тяжело поднялся, пошатнувшись от резких движений и оперевшись рукой о стену, и шагнул к двери. С пододеяльника в глубине комнаты упал почти пустой блистер. Ванная встретила мерцающей лампочкой, жизнь стала словно чёрно-белое кино, в замедленной съёмке. Собственное лицо в зеркале поплыло, Петров спешно повернул кран с красной точкой и подставил под напор воды замороженные пальцы. Такой контраст температур вызвал жгучее чувство в руках, но убирать их он не спешил. На улице апрель, отопления нет, газеты на окнах не помогают. Что ещё оставалось делать? Сделалось невыносимо спокойно, то ли от принятых таблеток, то ли от тепла, бежавшего от кончиков пальцев, и Антон осел на край поцарапанной ванны. было ли сейчас так хорошо, как никогда? было, вот только это всепоглощающее умиротворение было мнимым. пожалеет ли он о таком образе жизни? вне сомнений. По телу растекается эфемерный экстаз, под языком тает белая, как снежные хлопья, таблетка, а в голове словно ни осталось ничего. Но это ничего прерывается настойчивым стуком в дверь, разрезая тугую тишину и пробираясь в мозг. Хотя мало сказать, что человек по ту сторону стучал, он буквально барабанил, видимо, стараясь выбить из петель входную дверь. Ещё раздавался голос, но из-за накрывшего с головой упоения и достаточно большого расстояния от ванной до входа, Антон не смог понять, кому он принадлежит. Руки совсем не слушались и слегка подрагивали, горячий поток воды так и остался шуметь в ванной, пока Петров на ватных ногах шагал до прихожей. Кое-как повернув щеколду и с ненужной силой нажав на ручку двери, он сделал шаг назад, впуская в квартиру подъездный сырой воздух и незваного гостя. -Ты чем, блять, тут занимаешься, я стою у двери уже полчаса, -шипит силуэт, шагая за порог и сразу же застывая там, потому что глазам открывается явно не самая приятная картина. И это явно не то, что он должен был увидеть. Антон Петров. Парень семнадцати лет, недавно закончивший школу, почти отличник, поступивший на бюджет. Студент, снимающий свою квартиру. Сын очаровательной женщины, с не очень-то очаровательным равнодушием к окружающему. В конце концов, его друг. Растрёпанный, бледный, со зрачками по пять копеек, которые, казалось бы, в скором времени перекроют радужку, с мутным выражением на лице, еле держащийся на ногах. -Тоха, еб твою мать, -не успел договорить тот, как Антон поддается вперёд и чуть не падает, вынуждая пришедшего подхватить его. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но Антон его не слышит. Помещение угрожающе темнеет, и парень напротив скидывает обувь и быстро тащит его вглубь дома. Очухивается Петров в обнимку с унитазом, пока некто держит его за плечи. И только сейчас он, приподнимаясь, выворачивая голову назад на сколько это возможно, заглядывает в лицо этому человеку. Рома. И в этот момент осознания сердце делает кульбит и улетает куда-то в пятки. Желудок сводит спазмом, рвотный позыв застрявает в горле. Смотря туманным взглядом, не имея возможности сфокусироваться на чем-то, он отворачивается, боясь увидеть в паре зелёных глаз напротив разочарование. он не должен его откачивать, заставлять проблеваться, чтобы вывести эту гадость из организма. он не должен нервно сжимать плечо блондина, склонившись над ним и прислонившись к дверному косяку. он не должен слушать его тихие вымученные вздохи. он не должен вообще здесь находится. Но он здесь. Сведя брови к переносице, глубоко дыша, прикрыв глаза, и заставляя Антона пожалеть обо всем, что происходило с его организмом в последние тридцать минут. Кусая губы, он предпринимает попытки встать. Ноги совершенно не держат, его за руки подхватывают и ставят в более-менее устойчивое положение, выжидая хоть какой-то реакции. Когда её не следует, аккуратно ведут в комнату, усаживают на кровать и с явным пренебрежением пинают ногой упаковку от таблеток. всё, что антон может чувствовать сейчас — стыд. обжигающий, заставляющий хотеть исчезнуть и раствориться в своих блеклых простынях, среди такой же тусклой бесцветной комнаты. и он знает, что сейчас его выжидающе прожигают взглядом. знает про множество вопросов, которые словно ожидают своего часа, чтобы быть озвученными, но не может и слова вымолвить, закрывая глаза. Его тянут за подбородок, вынуждая захлопать ресницами и заметаться взглядом по нахмуренному лицу друга. Они остаются в таком положении минут пять, а, может, и все десять. И Рома, шумно выдыхая, отпускает его, не сильно толкая на мягкие подушки, скрываясь где-то на кухне. Они обязательно поговорят об этом. Иначе и быть не может. Просто не сейчас. Просто тогда, когда Рома заварит самый крепкий кофе, а Антон очнётся от недолгого сна.