Что выбрать: булочку, сон или страстного преподавателя?

      Если Николая спросить, чего он хотел на паре по истории больше, поесть в столовой или поспать до обеда, то ответом был бы обнажённый преподаватель под ним.       Всё в его строгом и вычурном виде говорило о занудной, но крайне трепетной натуре. Стал бы нормальный человек носить такие высокие штаны, демонстрируя талию, что может посоперничать с девичьей, или рубашку, что конечно не просвечивала, но Коля был в строгой уверенности, что он видел темнеющее пятнышко соска под ней. А пиджак! Нет, он висел на стуле и даже выглядел вполне безобидно, но студент мог поклясться, что раздеваясь, Роман Фёдорович Воронин завёл его ещё больше. В мыслях студента никого вокруг уже не было. Они остались одни – Николай и Роман Фёдорович, или ласково Ромочка. Да, Коля был уверен, что подзывая развратного преподавателя к себе, использовал только такое обращение. Или «дорогой». Или «любимый». В общем, это дело не важное. Важное, что у Ромочки было под рубашкой! А там, о боги, были соски. В смысле, проколотые соски. Ухватившись за них зубами, можно было услышать сдавленный вздох разочарования. Почему? Да потому что скромный Ромочка хотел большего. Он хотел, чтобы Николай упёрся коленом в промежность, выкрутил соски и сжал ягодицы до синяков. Ну разве можно было противиться такому страстному любовнику?       А между тем Ромочка уже стоял на коленях и бездонными глазами смотрел на Колю. Это поза будила в них обоих что-то животное. Будто Николай – главный самец в стае, а Рома – течная соплеменница. Можно было конечно нагнуть преподавателя раком, задрав его хвост к верху, которого, кстати, и не было, но вместо этого Николай сжал руку на затылке любовника и притянул к ширинке. А тот, не выражая ни малейшего сопротивления, покорно расстегнул её и взял обжигающе горячий член в рот: обхватил бы губами головку, мазнул языком по уздечке, сам насадился глубже, вбирая весь ствол. Во время процесса Николай бы на секунду задумался, а насколько глубоко горло преподавателя, что он может взять такое внушающее трепет достоинство целиком? Может, его милый Ромочка уже тренировался с кем-то? Да быть такого не могло, ведь всем известно, что член любого мужчины ни в какое сравнение не идёт с Николаевским.       Таким можно тыкать во все дырки, главное не порвать. А когда Коля обильно изливался, Роман Фёдорович не дал бы ни одной капле ускользнуть, при этом ни разу не поморщившись на солоноватый вкус, горечь, или как-то иначе проявил свои капризы. Ведь делая столь мастерский минет непременно бы и сам кончил от одной мысли что его любовник – это сам Николай! Фантазии, не укладывающиеся в рамки приличия, не давали бедному во всех смыслах студенту дождаться конца пары. К концу, когда желание совсем подменило совесть, под столом Коля стал оглаживать вставшее достоинство, представляя, что это Ромочка ласкает полюбовно.       - Вам плохо?       Вот уже не Ромочка, а Роман Фёдорович, опалил ухо горячим дыханием. То ли от этого, то ли от испуга столь неожиданного появления, Николай сжал член и так и излился, к сожалению, в штаны, а не преподавательский рот. Голос любовника не переливался в стонах, а звенел холодным металлом, что дало особое послевкусие оргазму. Будто теперь он, Коленька, слабый и замкнутый юноша, а Роман Фёдорович рычал у него над ухом зверем.       Коля не сразу понял, что увлёкся. Процесс завладел им настолько, что Николай сам постанывал, блаженно закатывая глаза. Издалека действительно могло показаться, что у него случился какой-то припадок. Не мудрено, что преподавателю могло показаться, будто к студенту срочно надо подойти. Взгляд Воронина мазнул по руке на ширинке, от чего из груди преподавателя будто пропал весь воздух. Николай сразу понял – его раскрыли самым позорным образом. Ободрившаяся после сна группа замерла, ожидая развязку истории, которую большая часть из них даже не поняла.       - Отойдите в медкабинет, если вам нужно.       Роман Фёдорович, на зачёте был, конечно, тем ещё людоедом, но стоило отдать должное, садистских наклонностей не испытывал – отпустил Николая с миром и спас от позора. Однако если экзамен будет принимать тоже он, о стипендии Коле можно будет забыть.