Пакетик

Ветерок забавно треплет усы — Кленовница правда этого не видит, но чувствует — и если бы Снегоухий сейчас посмотрел, то точно бы расхохотался как конь. Вернее, как олень. Потому что сооружение из палок и синей верёвочки у него на голове можно назвать только рогами, или как деликатно выразился Коршун: «говнецо, ну и так сойдёт», на что Косма, которая эту муть крепила, ворчливо отозвалась: «нормально». Но Косма и Снегоухий умотали в магазин, покупать на последние деньги какой — нибудь еды, скорее всего «Ролтон — картошку» и излюбленный белым энергетик, не снимая при этом дряни с белёсой башки. Кленовница сидит на облупленной скамейке, и под игру Коршуного баяна наблюдает за Хвостоломом, который отчаянно пытается поймать пакетик, словно маленький ребёнок в детском саду, несмотря на то, что ему уже двадцать четыре и надо идти на работу. Правда, из «Пятёрочки» его уволили ещё неделю назад, когда он попытался скоммуниздить c полки арбуз, но никто его не винил — на улице плюс пятнадцать, жара. Пакетик всё никак не ловится, Хвостолом бурчит что — то про несправедливость и пытается прыгнуть выше. Кленовнице довольно забавно за этим наблюдать — обычно полосатый кот довольно серьёзен — но изрядно надоедает ворчание про ветер. — Лапы у него короткие, — пятнистая тушит сигарету о землю, берёт палку и точным ударом сбивает серый целлофан на землю. Баян затихает на секунду — Коршун восклицает что — то про меткость и продолжает перебирать пальцами по чёрно-белым клавишам. У Хвостолома на морде написано что — то про удивление и раздражение, как выразился бы Звездоцап: «стоял с лицом лица». Но Звездоцапа тут нет, он где-то в далёком Ульяновске читает томик Пастернака или Шекспира. (Кленовница никогда не понимала, откуда он берёт всю эту «красоту, солнце и прекрасные строчки», не исключено, что кот уже с утра начинал бухать, а после рюмочки мир сразу же становился добрей) — Конечно спасибо, — Хвостолом выходит из состояния столб, — Но я сам. Кот берёт пакетик и снова подкидывает его в небо, пытаясь достать лапой. «Сизифов труд», — фыркает Коршун. «Мой курсач», — отзывается Частокол на том конце провода, — «Ты играй, не отвлекайся». Коршун заводит свое тягучее: «Подмосковные ве-че-ра-а-а…» а Кленовница хочет то ли вешаться от смеха, то ли плавиться от скуки. У неё выходной на неделю — нормальный человек бы пошёл тусить с друзьями в клуб, или на дачу в запой, но нет, у кошки жизнь итак с подвыподвертом и в Москве она бывает чаще, чем у себя дома, и потому сейчас она сидит на старенькой детской площадке в ожидании чуда. Ну или денег. Хотя лучше и то, и другое. На втором куплете чудо всё же происходит: через зелёный заборчик легко перемахивает Косма и объявляет: — Господа товарищи прожигатели жизни, нас уже ищет уголовный розыск! — Что?! — восклицает Коршун, отпихивая баян в сторону, — Что вы натворили?! — Нет времени объяснять, валим! Кошка сигает обратно, несмотря на калитку в двух шагах. За ней вылетает Коршун, Кленовница, но только Хвостолом остаётся на месте. — Лом, идём! — кричит пятнистая. — А пакетик?! — Пакетик, блин, сраный, — кошка прыгает и подхватывает целлофан лапой, — Пошёл! За калиткой стоит Снегоухий с тележкой, и Кленовнице сразу всё становится понятно. Косма оборачивается — за ними несутся двое охранников — и коротко командует: — Поехали! Снегоухий прыгает в первую тележку, Кленовница с баяном во вторую, и все они, болваны, идиоты и «прожигатели жизни» быстро смываются по разным улицам, словно убегая от периода жизни под названием: «Взрослость». Краски, звуки, чувства смешиваются в один большой круговорот, Кленовка только помнит, что Снегоухий о чём — то очень долго и настойчиво орал, когда на очередном резком повороте из тележки выпали две бутылки кваса и покатились по асфальту, да удивлённую морду Частокола, который ради таких приключений забросил свою курсовую и вышел на улицу. Коршун тогда буквально упал на него, ибо места в телегах на него не хватило, и кот четыре квартала бежал пешком. Остановились беглецы только через десять минут непрерывного бега на какой — то старенькой улочке с кривыми кособокими домами и скрипящими окнами на верхних этажах. — Ух, ну и погоня! — взмахнула лапой Косма и повалилась на скамейку, не слушая вопли Коршуна про нравственность и адекватность, хотя у него в глазах тогда зажёгся огонёк, свойственный исключительно радостным придуркам. Снегоухий, как самый настоящий болван открыл одну баночку энергетика и оказался по уши забрызган в красной липкой жидкости, под гогочущий Космин смех. — Кленовка, — вывел кошку из мечтательного состояния голос Хвостолома, — Пакетик. Пятнистая фыркает и выпускает из лап шуршащий серенький предмет. Он, гонимый внезапным ветерком, взлетает вверх, и, прежде чем Хвостолом успевает что — либо сделать, приземляется аккурат на Снегоуховы рога. Частокол и Коршун дают друг — другу пять и сгибаются пополам от смеха вслед за Космой, валявшейся на земле в истерике. — Да ну вас, — хмурится Хвостолом и отворачивается. Пакетик невесомо соскальзывает с рогов, переворачивается и опускается коту на морду.