Shape of a man's desire
23 июня 2023 г. в 17:59
Брендон попросил стюардессу подать для него вторую чашку чая — скрасить тянущееся ожидание. За истекшие сорок минут он трижды терял терпение и трижды был готов пренебречь собственным планом. Четвертый раз стал последним, ограничителей не нашлось, и Брендон, наконец, позволил себе войти в спальный отсек. Остывающая чашка осталась нетронутой, чай его больше не интересовал. В его распоряжении осталось времени столько же, сколько он провел выжидая этот желанный миг, — и теперь, дождавшись, он не намерен был терять ни минуты: он промаялся вечность, и его терпение определенно заслуживало награды. Награда на полчаса? Отлично. Он успеет. Брендон, не медля, приблизился к постели.
Снотворное было хорошим, от такого не отключаешься в два счета, но стоит принять лежачее положение, проваливаешься в глубокий сон младенца. Брендон трижды звонил из Цюриха в Лондон их семейному врачу, уточняя, как именно оно подействует, если увеличить дозу. Доктор Лоуренс не задал ни вопроса из разряда «зачем», вероятно, посчитав детальный интерес Брендона за желание испробовать новую сексуальную практику, и, в целом, нельзя сказать, что с выводом доктор промахнулся. Результаты анализов Кевина, какими тот располагал еще с октября, исключали любую ошибку, способную нанести вред здоровью, и Брендон получил лишь единственное предупреждение — не мешать капли с алкоголем. Но и оно было лишним: он не безумен. Их молчаливый ужин тем более не располагал к празднованиям, о чем доктор Лоуренс знать, естественно, не мог, но поданное вино наверняка бы посеяло подозрения в самом Кевине. А так «убедить» его принять лекарство оказалось проще простого: всего лишь подлить капли в стакан сока. Кевин любил апельсины и никогда не отказывался от них в каком бы то виде, а потому как у лекарства отсутствовал вкус, первая стадия плана прошла без осложнений.
Пристальным взглядом Брендон рассмотрел то, что несколько месяцев назад притащил к себе в постель. Или вернул, — это как посмотреть, — они пробыли вместе куда дольше, чем Кевин знал об этом сам. Противоречивый, местами столь безумный вывод мог бы сбить с толку кого угодно, но только не Брендона. Брендону не стоило себе напоминать, сколь выжданным, практически вымученным был этот любовник, он помнил обо всем, не переставая. Предстоящая диета поднимала в его душе не то что волны раздражения, это был девятибалльный шторм: сколь много времени понадобится найти этому телу замену? Уж лучше бы Брендон так сильно любил апельсины.
Брендон аккуратно сдвинул одеяло. Возможно, Тайлера не успеют довезти и до дома, как он успеет пожалеть о решении трахнуть его напоследок вот так. И вот так окажется унизительно мало, — разве он не заслужил большего, а Кевин Тайлер — настоящей порки? Склонившись, Брендон провел рукой по его плечу и груди, понять, чего же заслуживали они оба. Ответа у Брендона не нашлось, но свою нехватку он осознал ясно: даже спустя месяцы утех на простынях его тело реагировало на мальчика все той же бескомпромиссной жаждой. Плоть потеснила ширинку.
Кевин спал тихо и мирно, широко раскинув ноги и согнув одну в колене, — раздевшись задолго до появления Брендона. Жаль. С каким удовольствием Брендон бы вытряхнул его из пижамы, показав, что не все уроки приходятся к месту, — Кевину Тайлеру следовало понять, кому он принадлежит и кто здесь решает, в каком виде ему ложиться в постель. Брендон втянул носом воздух прерывисто и шумно. Что ж, хватит с него милосердия. Перекатив Кевина на живот, Брендон вытянул из-под его головы подушку и подоткнул ему под бедра. Приподнятые округлые половинки выглядели преступно небитыми. Впрочем, откуда взяться следам от ремня: все это время он слишком потакал Кевину в его прихотях. Так что же тебя не устраивало, Кевин? Брендон поднес к его левой ягодице ладонь, примериваясь. Отсос за тарелку не самый ведь плохой курс, когда учить сосать приходится самому, нет? По ожидающим вердикта ягодицам Брендон провел сначала едва ощутимо, — Кевин бы и не почувствовал, будь в сознании, — после ладонь поползла выше по позвоночнику. Учеником Кевин оказался бесподобным, приучившись подставлять зад по первому требованию, — крайне редко, но даже Тома порой приходилось принуждать. Видимо, в тарелках подавали вкусное.
Плоть потеснила ширинку снова. Брендон поднялся с кровати, но лишь затем, чтобы вернуться с тюбиком смазки. Однако воспользоваться ею он не спешил. Он пришел всего пять минут назад и знал одну неплохую игру. Так будет куда лучше, чем возиться и уламывать любовника на любезность, — когда он вообще завел такую привычку? В предвкушении сдавило виски, Брендон облизал вмиг пересохшие губы, а затем с размаху приложил пятерней по заднице Кевина. В тишине умиротворенного дыхания шлепок прозвучал звонко и хлестко, а на ударенной коже тут же проявились краснеющие отпечатки. Брендон сглотнул. Бегунок на молнии его брюк рванул вниз и рассек ширинку надвое. Брендон зажал в руке натянувший белье ствол, но облегчения это не дало, его уже затягивало в воронку.
Лицо Кевина — та часть, что Брендон мог видеть, — никак не изменилось и осталось таким же расслабленным; лекарство действовало, как и должно. От его удара Кевин лишь тихонько простонал, хотя Брендон вовсе не жалел его зад. И правильно, что не жалел: Кевин заслуживал наказание куда строже — так, чтобы взвившись после впечатанной пятерни, вымаливать пощаду и поскуливать извинениями за дерзость и глупость.
Пальцы Брендона сомкнулись в темных волосах, поднимая голову Кевина над простыней. Теперь Брендон слышал его спокойное дыхание отчетливей — собственное же оседало у Кевина на щеке. Почему Кевин не молил его простить? Разве мало дней ему было дано? Брендон затаил дыхание, в висках стукнуло чем-то злым: Том ушел от него безнаказанным, — что ж, хотя бы этот Тайлер вполне себе живой. Не размыкая смявший волосы кулак, Брендон замахнулся свободной рукой…
И замер, стиснув зубы и слушая стук своего учащенного сердца, — то ли убеждая себя в том, что нет в том наказании ни крупицы смысла, когда провинившийся о нем и не вспомнит, то ли признавая, что не может сделать это и с Тайлером живым. Мысленно выругавшись, Брендон вернул взгляд на оттопыренные ягодицы. Пять коротких полос-пятен болезненно алели на светлой коже — хотя бы так, — пусть даже в этого Себастьяна хотелось вонзить стрел куда больше. Да, этого Себастьяна ему было мало всегда. Он желал этого мальчика, желал в этого мальчика, желал сделать его своим, сделать с ним хоть что-то, и сейчас, ретроспективно, Брендон уже слабо понимал, почему не трахнул его в их самую первую встречу, — такого же, лежащего перед ним без сознания.
В тот день проснувшийся в Брендоне джентельмен сберег добычу для хозяина — другой своей ипостаси, и эта, вторая, оказалась куда жаднее. Невинность. Брендон прежде и помыслить не мог, сколь сладок ее яд. О том, что он был в этом мальчике единственным, думалось нечасто — да и сейчас он не собирался предаваться воспоминаниям. Вот только куда там! Стоило тем лишь подкрасться, как зализать краснеющие на коже пятна уже не хватило слюны, та вдруг стала вязкой и липла к губам. Такими, едва влажными, Брендон прильнул к Кевину, покрывая его поясницу жалящими, хаотичными поцелуями. Он мог отрицать сколь угодно долго и притворяться в обратном, но ему нравилось дарить Кевину ласку, распалять его и одновременно смущать, — хотя единственным, кого можно было распалить в эти минуты, был сам Брендон. Но это было совсем неважно. Раздвинув податливые на любые манипуляции ягодицы, Брендон прошелся языком сначала по ложбинке, а затем нащупал кончиком колечко, решительно ввинчиваясь внутрь.
Гладко и жарко, обычно и тесно, — но не сегодня. Сегодня тело Кевина было гостеприимным не только для языка. Брендон выплеснул щедрую порцию смазки на приоткрывшийся анус и добавил немного себе на ладонь. Скользкий палец плавно погрузился во всю длину, не встречая сопротивления. Брендон вместил в Кевина сразу два. Еще немного, — никто бы не убедил его сейчас в обратном, — он бы научил мальчика принимать с такой же легкостью что угодно, хоть шарики, хоть бусы, хоть дилдо.
Готовить Кевина к проникновению, растянув его, как следует, Брендон и не собирался, но ему и не пришлось, спящее тело плавилось в руках воском. Брендон взглянул на часы: еще двадцать минут. Он не стал раздеваться полностью — избавился лишь от пиджака и белья, приспустив брюки до колен: разве не стремился каждый из них до этой точки? Брендон уселся на Кевина сверху: давай, Тайлер, будь паинькой, он ненадолго. Брендон приставил головку к колечку, погружаясь теперь во всю длину членом. Стон, родившийся в груди, замер на его суховатых губах. Брендон сжал их в тонкую, кривоватую линию, толкнув бедра в первом естественном движении.
Брендон планировал спустить быстро-быстро, но быстро не получалось. Ударившее в голову возбуждение растворилось, уступив место проклятой нехватке. Брендону не хватало стонов, случайных всхлипов удовольствия, дрожащих губ и тугости мышц, что отравляюще сладко сжимали бы ему плоть. Тело, по заведшейся привычке, ждало иного, гналось за иным и, не нагнав, все равно ускорялось в пустой надежде. То и дело Брендон сбивался с ритма, задыхался, останавливался, стирая рукавом рубашки текший по щекам пот, и снова начинал двигаться. Когда он наконец кончил, его гортанный, переливчатый рык увенчал вовсе не наслаждение — больше разочарование в произошедшем: оргазм был смазанным и блеклым.
Восстановив дыхание, Брендон принес для Кевина из душевой полотенце и аккуратно промокнул сперму, медленно стекающую по его яичкам. Покрасневший, оттраханный анус поблескивал в смазке, Брендон очертил его по ободку пальцем. Стоило бы заткнуть его пробкой, а затем трахнуть сразу еще и по пробуждению, — подобное положение вещей Кевин как раз определил для них сам, — однако ничего подходящего у Брендона на борту самолета не было.
Когда Брендон перевернул его на спину, первое, на что упал взгляд, был окрепший член. Не до конца, разумеется, но произошедшее точно пришлось Кевину по душе. Допущенная на миг мысль подвести к краю и Кевина столь же быстро угасла: ломота в яйцах — меньшее из того, что Кевин заслужил.
Отдышавшись и натянув брюки, Брендон некоторое время просидел на кровати, поставив локоть на колено и подперев голову рукой. Рубашка, пропитанная потом, неприятно липла к спине и груди, но Брендону было не до таких мелочей. Доверчивость и кротость, почти что святость — все, что Брендон в этот миг лицезрел, превращало Кевина в нечто абсолютно ангелоподобное, и Брендон проиграл соблазну: его губы коснулись прохладного лба. Наметив еще одно кощунственное святотатство, Брендон, скользнув губами по теплой щеке, добрался до приоткрытого рта, мягкого и непривычно спокойного — обычно Кевин не упускал момент, сам ловил его губами и утягивал за собой.
Лишь будучи уже в Нью-Йорке, спустя неделю или около того, Брендон поймал себя на том, что тот недопоцелуй с Кевином на борту самолета станет для него последним еще надолго: он не собирался вылизывать каких бы то еще шлюх.