***
Луна уже вылезла на волю, балуя своих детей светом, когда пришло ответное письмо от вожака Ордена. Если сипуха целую вечность моталась, далеко же они забрались, выходит. — Че думаешь, Фенрир? — Арис заморил своим гундежом — и без него тошно, но он, как аконитовый яд, вытравливает меня начисто. — Люпина надо забирать, он стоит всех… условий. Условий. Хитрожопый Бета слова подбирает чисто. Подхожу к насквозь открытому окну, заглатывая воздух, что ни в какое сравнение с лесным не идет — яма этот Лютный. Шеклболт — выблюдок, конечно: надо было порешать его, еще когда он мне попался. Но я замыслил подарить его Тони, ибо Пожиратели аж калеют от упоминания Феникса, блаженные. По мне так что одни, что другие — утырки зажравшиеся. Нет, Шеклболта надо было выпотрошить при первой же встречи — как чуял, говноед мне еще жизнь подпортит. Вот и поплатился: сейчас он просит такую оплату, что мне проще сердце собственное из грудака вырвать да в пруду утопить. Ничего, падаль, я до тебя еще доберусь. — Пиши ответ, — говорю, а волчару внутри раздирает в ошметки: знает, душонка, что кукла мне такого не спустит. — Принимаем все условия. Не успел. Не подпустил. Проебал. Последний раз вдыхаю в себя горечь этой дыры перед тем, как яростно захлопнуть мутное окно. То ли фантазия разыгрывается, то ли я по-серьезному различаю в этом клубке дерьма и пыли один-единственный запах — разочарование с примесью горя ясноликой Омеги, что так и не стала моей. Паршиво. Но я Альфа. Всегда Альфа. Конец POV Фенрир***
Голова раскалывается на части, словно меня прокляли Конфундусом раз семь подряд, а во рту сухо настолько, что даже мысли о стакане воды вызывают саднящую боль. Пусть эту зверскую пытку выбираю добровольно, но у меня есть все причины держать глаза закрытыми, будто так и не пришла в себя. На деле же очнулась я довольно давно. Не скажу точно сколько минут — часов — назад, но я еще застала алхимика Джованни, который хоронил отца, склеившего ласты из-за вспышки драконьей оспы, а сейчас, Мерлин знает сколько страниц спустя, Джо уже удовлетворяет свою ассистентку орально в саду, позабыв о своей скорби. Женский голос продолжает монотонно читать эту безвкусную похабщину страницу за страницей, даже не прерываясь на посещение уборной, что мне, совершенно очевидно, не с руки. Голос довольно мелодичный, молодой, но мне не знаком. Флер картавит, Грейнджер и за все галлеоны Лестрейнджей в руки такую похабщину не возьмет, Лаванда стала бы комментировать все действия бедолаги Джо, словно судья в Визенгамоте, а Падма вообще немая и потому… От мыслей о Падме в горле встает ком, а закрытые глаза режет соленая влага. Фантазия, разумеется, рисует мне самые кровавые сценарии: убили, изнасиловали, замучали Круциатусом. Кошки Морганы, она же наш Хранитель! Спазмы в горле волнами проходятся вверх-вниз. Что с Орденом? Джордж? Невилл? Ох, Невилл. Что же мы натворили! — Мерлин, Кэти! — слышу восторженный голос: я все же выдала себя всхлипом. — Слава Салазару! Нехотя разлепляю глаза, готовая увидеть перед собой кого угодно, даже кровожадную Беллатрикс Лестрейндж, которая, в общем-то, по всем законам мироздания должна быть мертвее Серой Дамы. Постоянная бдительность — все-таки не на квиддичном матче прохлаждаюсь, а в логове врага. Да-да, я помню, кого Антонин назвал по имени перед тем, как я отключилась. Единственный Люциус, что мне знаком — ледяной папаша мелкого Малфоя, который спонсировал всю Слизеринскую команду и светил лицом с трибуны, как будто у него Орден Мерлина Первой Степени вместо носа. Зрение возвращается ко мне постепенно, будто густой туман не спешит рассеиваться — видимо, долго я была в отключке. Когда дымка растворяется окончательно, я, наконец, могу встретиться с мучителем моих ушей лицом к лицу. Моргана и ведуньи, лучше бы это оказалась та самая Лестрейндж! — Пенни, — тем временем зовет домовуху миссис Бывшая-Гринграсс. С хлопком эльфийка появляется где-то в районе изголовья кровати и сразу тянется ко мне, чтобы наколдовать диагностические чары. Я в медицинских заклятиях теперь тоже неплохо разбираюсь — похоронила почти всех из нашего больничного крыла, в конце концов — но на свою диаграмму отвлекаться не намерена: просто не могу оторвать взгляд от той, что разбила мои мечты вдребезги. Или я ее? — Вы в порядке, мисси, — лепечет мне эльфийка, но я даже не моргаю — взглядом припечаталась к Дафне. Она хороша. Мерлин, она всегда была недурна собой, но сейчас — повзрослевшая, статная, строгая — она выглядит как настоящая маленькая аристократка. Становится совсем гадко, ведь совершенно непонятно, как Тони мог ей… Или мне? Кто из нас имел на него право? Ответ очевиден. Опускаю глаза на свои руки в надежде, что у меня хотя бы ногти не грязные, а то на фоне белоснежной Дафны я совсем перестаю квалифицироваться как женщина. Я была в передряге, кстати, с ее неблаговерным. Вздергиваю голову повыше и намеренно морщу нос — мне не стыдно. Я ничего дурного не сделала, просто… просто влюбилась. Дафна же, будто не понимает, чье присутствие морила своим монотонным чтением, тянет руку ко мне, растягивая пухлые губы в улыбке. Губы у нее, стоит отметить, что надо, черт возьми. А вот мои тонкие, как итальянские спагетти. Мерлин-потаскун, на грудь ее лучше не смотреть: если выяснится, что она еще и пышногрудая, я прямо сейчас умру от резкого понижения самооценки. Глаза в глаза, Кэти. Глаза в глаза. — Послушай, — начинает она, но когда я ощущаю прикосновение пальцев к тыльной стороне моей ладони, остервенело отбрасываю ее руку прочь. — Не трогай! — хриплю я, надрывая неразработанные связки. За нее, разумеется, тотчас вступается эльфийка — не складываются у меня отношения с домовиками, ничего не попишешь. — Не смейте грубить миссис Роули, мисси! — пищит она. — Миссис Роули достойная госпожа, она день и ночь с вами сидела! Не обращая внимание на устраивающую мне выволочку домовуху, я округлыми, будто галлеоны, глазами пялюсь на Дафну. Как-как ее назвали? Миссис Кто? Взгляд опускается на ту самую руку, что я с презрением отшвырнула полминуты назад. Этот перстень такой же безвкусный, как и у Долохова, но рубинов тут поменьше, да и Р никак не спутать с Д. — Кэти, я понимаю, ты злишься. И я чувствую себя просто… — Не помню, чтобы наше знакомство позволяло нам обращаться к друг другу столь фамильярно, — мой рот сам извергает грубости без моего участия, потому как мозг бьется над решением одной-единственной загадки: что за нахрен? — Да брось, ты Флинту зубы бладжером выбила, а я его лечила, чтобы мадам Помфри вас обоих не отчислила! Тем более у тебя полно вопросов, а я не думаю, что мистер Малфой или тот же мистер Лестрейндж готовы вводить тебя в курс дела. Что же, стерва рассуждает справедливо. Может, не так уж мы и далеки в знакомстве. Я действительно утопаю в вопросах, что роятся в голове, словно пчелы. Что с Орденом Феникса? Долиш? Невилл мертв? А, ну и… — Какого хрена ты Роули? На мою грубость она лишь усмехается, впрочем, вполне добродушно. — Я расскажу, — говорит она, поднося к моим губам стакан воды. Пить из рук врага — плохая идея, но этот враг Роули, а не Долохова, потому я хоть настойку Костероста готова из ее ладоней хлебать. Жадно припадаю своими спагеттинами к чашке, поглощая всю жидкость до последней капли. — Еще, — осипшим голосом прошу я и добавляю: — Пожалуйста. Дафна терпеливо поит меня, пока я, наконец, не чувствую, что адская жажда отступает. Пенни тоже не стоит без дела, и с легким негодованием — все же я хамка — помогает сесть на кровати, подкладывая взбитые подушки мне под спину. Мысли об этой части тела обрушиваются ледяным дождем: что со спиной? Невольно прикрываю глаза и морщусь от воспоминаний битвы с Долишем: ублюдок разорвал мне кожу на лоскуты. Потом появился Тони. Это он отбил меня у аврора? А Невилл, выходит, умер под завалами. Может, все не так? — Мисси не следует переживать, — шепчет Пенни, сменив гнев на милость. — На спине тонкий, почти незаметный шрам. Темный Зельевар свое дело знает. Непонимающе перевожу взгляд обратно к Дафне — кажется, мне и правда без нее никак. — Профессор Снейп, — поясняет она. — Он варил какие-то настойки и мази, так что ты быстро пришла в себя. — Какое сегодня… — Третье августа. Облезлые докси, я провалялась здесь почти две недели, в то время как остальные… — Что с Орденом? — уже сама хватаю ее за руку, пусть унизительно, и все же я готова вымаливать у жены Пожирателя любые крохи информации. — Послушай, — шепчет Дафна и дает Пенни отмашку: та ставит заглушающие и запирающие на дверь, а мужчину на портрете усыпляет — такой конспирации и Грюму поучиться. — Я расскажу все, что знаю. Придвинувшись ближе к ней, я с решимостью готова выслушать все как есть — правда, пусть и горькая, всегда была мне ближе желанных иллюзий. — Две недели назад мистер Яксли посетил поместье. Я сразу поняла, что дело дрянь, потому как мистер Яксли работает в Министерстве и, судя по всему, шпионит для Пожирателей. Да и вообще, странный тип, от него всегда одни беды. После того, как он отбыл, Торфинн, мой муж, засобирался куда-то с мистером Долоховым, — то, что она назвала Тони мистером приятно пощекотало самолюбие — мне-то было дозволительно кричать «Долохов, блядь, да». — К ним еще присоединились Кэрроу, Макнейр и мистер Лестрейндж. Макнейра я припоминаю: страшный не столько наружностью, сколько своими отвратительными делами. Он же и упал замертво передо мной. Нервно сглатываю подступающую тошноту — если бы знала, что буду вспоминать Макнейра, то не пила бы столько воды. Тем временем миссис Недолохова продолжает: — Финн прощался со мной так, словно на смерть идет. Оказалось, почти так и было. Мистер Яксли донес о планах Долиша напасть на Орден, а мистер Долохов, вопреки доводам остальных, засобирался туда. Финн был первым, кто его поддержал, остальные тоже присоединились. И хорошо, потому как он серьезно намеревался отправиться туда совсем один. Если, как и в случае с Лютным, Тони пошел туда — Мерлин, даже помыслить не смею — за мной, и при этом какого-то дьявола не женился на Дафне, то я, выходит, самая настоящая истеричная задница! — Потом он вернулся один, мистер Долохов. Точнее с тобой. Мистер Малфой и мистер Снейп фактически одни заботились о тебе. Она немного замялась, а я, будто читая ее, как открытую книгу, догадываюсь — Тони не просиживал у моей постели, трепетно поглаживая руку. Что же, я заслужила. Видимо, я бледнею или грустнею, раз Дафна решается меня поддержать: — Да брось ты, глупая гриффиндорка. Он, конечно, заходит к тебе, когда в поместье, но ненадолго. Кэти, — уже серьезно продолжает она. — Антонин все это время ищет Долиша, чтобы убить. Только этот кусок дерьма соплохвоста прячется. У Долохова проблемы — Родольфус Лестрейндж здесь главный, пусть и числится лишь гостем, и он очень зол на Антонина. Тот рискнул своими, и что-то мне подсказывает, у него есть причина гриффиндорского происхождения. Ну и выражение! Однако, от того, что у Тони из-за меня проблемы, на душе становится еще мрачнее: Пожиратели, наверное, звереют от мысли, что он потащил их за любовницей в бой. Бывшей любовницей. — Что-нибудь известно про… наших? — решаюсь спросить я, закрывая тему моей связи с Антонином, потому как Дафна совершенно точно не та, кому я стану открывать душу. — Кэти, — она опускает взгляд куда-то в сторону, видимо, чтобы убедиться, что джентльмен на картине спит, а потом и вовсе понижает голос. — Я не должна этого говорить, и все же: Орден в бегах. Не спрашивай где, я больше ничего не знаю. — Не должна, но все равно рассказываешь, — медленно направляю ее в нужное русло. — Итак, мы снова приходим к вопросу: какого хрена ты Роули? — Хамка, — от души смеется Дафна, и, наконец, успокоившись, начинает свой рассказ. — Послушай, сразу скажу: если бы знала, что у Антонина кто-то есть, то никогда бы не подставила его так. И тебя, разумеется. Я слизеринка, Кэти, но не тварь — пора бы уже различать эти вещи между собой, — закатываю глаза, но мысленно соглашаюсь: я предвзята, это факт. — В начале мая родители огорошили меня: нужны деньги, мы на мели. Они решились выдать меня за Пожирателя Смерти Долохова по двум причинам — мешки с золотом и новая кровь. Дело в том, что Гринграссы породнились со всеми Домами, оттого на свет у нас появляются сквибы через одного. У моей матери семеро детей, пятеро из которых она отдала… — Дафна тяжело вздыхает. — В маггловский мир. Ненавижу эти неписаные правила чистокровных! Я видела, как они растут, но в возрасте, когда должна проявиться магия, их просто отдавали, будто скот. От этой чудовищной истории у меня кожа покрывается мурашками. Дети жили в семье лет до трех-четырех, а потом их просто отдавали? Мерлин, какая мать способна на такое? — Таким образом, — собравшись с силами, Дафна продолжает: — они рассудили, что если выдадут меня за Долохова, то от нашего союза получатся чистокровные дети, наделенные магией. Но все сразу пошло черти как: Антонин, он очень суровый. Я его как увидела, думала умру без Авады. Разговор у нас серьезный, но я не могу сдержаться и прыскаю от смеха: сама я с первой же встречи очаровалась его кудрями. — Не смейся, — улыбается Дафна. — Я чуть Мерлину душу не отдала, когда он мазнул по мне своим оценивающим взглядом. Но моих родителей мало волновало, что я думаю на сей счет. Так, они стали отправлять меня в Мэнор каждый день. Это был кошмар: Долохову на меня было наплевать — он даже не встретил ни разу. Мистер Малфой закрывался у себя и сидел сутками, видимо, горюя о жене. Остальные занимались кто чем — пили, дрались, сидели по комнатам. Но всех их объединяло одно — мое присутствие было для них пустым местом. Для всех, кроме Торфинна. С ним мы много беседовали, гуляли по окрестностям, обедали. В общем-то, вскоре мне стало ясно, что Финн — хороший человек, и пусть я не влюблена до мокрых трусов, — я давлюсь воздухом от такого сравнения: не такая уж и чопорная эта миссис Роули. — Он мог бы стать достойным мужем. Пойми, меня бы выдали замуж в любом случае. Но так, я хотя бы смогла сделать какой-никакой выбор. Финн предложил авантюру — тут-то нам и понадобился Антонин. Все до последнего должны были думать, что мы с мистером Долоховым обручены и вскоре поженимся. Матрешка, я не могу рассказать всего, потому что мы по разные стороны баррикад. Политических баррикад. Мерлин, нет. Только не это. — Мы ведь и помолвку сыграли. Кольцо обручальное ты ей на палец вешал? — Да. В горле снова пересыхает, будто и не было двух стаканов воды. Я хочу заткнуть Дафне рот, потому что если она подтвердит то, о чем я думаю… — Даже родителям не сказала, ведь за Торфинна они бы меня не отдали — он мой троюродный дядя. Но я тебя не предавал. Осознание того, какая я на самом деле идиотка, режет меня на куски тонкими лезвиями. Не может этого быть. Только не это. — В день свадьбы в комнате были только мы с Антонином, министерский чиновник под Империо и Торфинн под мантией-невидимкой. Замолчи, Дафна, если Тони не блядский изменник, то я просто захлебнусь насмерть ядом собственного идиотизма! Я не предавал. — Когда мы с Финном дали брачные клятвы, то уже можно было и открыться остальным. Орали все. Особенно мама. — Разумеется, орали! — сама готова сорваться на крик. — Что это за план такой придурковатый? — Кэти, я думала, Антонин свободен! Мама рассказала мне, что избавилась от его любовницы и показала твои колдографии — видимо, на будущее — только в ночь перед свадьбой! Моргана, я так виновата. Мать у меня без тормозов, хорошо хоть не отравила тебя. Нихрена себе! Почему все вокруг пытаются меня убить? — Прости, — шепчет мне Дафна, аккуратно накрывая мою руку своей. — Вы поругались, да? — Думаю, я сожгла мосты, — пытаюсь подобрать достойное сравнение. — Он готов убивать за тебя. — Сомнительное утешение, — честно говорю я, ведь убивать — это его хобби, как у миссис Уизли, например, вязать. — Вы помиритесь. — Лодки я тоже спалила, — продолжаю тему сожженных мостов. — Все так плохо? Тяжело выдыхая, я констатирую факт: — Кажется, я даже реку выжгла.***
POV Лаванда От неудобной лежанки — это что угодно, но точно не кровать — шея затекает неимоверно, потому подбирать удобное положение просто не имеет смысла. Однако, я все же засыпаю, а когда просыпаюсь, на улице еще не показываются первые рассветные лучи — значит, дремала я недолго. И все равно удивительно, что в таких ужасающих условиях получается провалиться в сон. Ужасающие эти условия совсем не из-за отсутствия элементарных удобств, а из-за червивых мыслей, что выгрызают меня медленно и болезненно изнутри. «На твоих недоносков напали аврорские», — не без удовольствия сказал мне тот, что вместе с Грейбэком имел Вейн. Противный тип. Как это возможно? Неужели их привел Оливер? «Орден-то в бегах теперь», — не унимался он. Если Орден и правда в бегах, то у Кингсли должна была быть очень весомая причина всех эвакуировать. И я не вижу ни одной, если только это не убийство Хранителя. Всхлипываю, еще сильнее поджимая колени к груди: Кэти всегда говорила, что в позе эмбриона легче переносить физические тяготы. Но еще она так спала первый месяц после расставания с Долоховым, так что, возможно, этот метод работает и с душевной болью. Кэти… Жива ли она? Джордж, Невилл? Да хоть кто-нибудь. От мыслей о Тедди мне и вовсе хочется скулить, как побитой собаке: ему нужен особый уход, любовь и забота. Я и только я в состоянии дать ему это, ведь в данных обстоятельствах никто из Ордена сейчас точно не будет озадачиваться его благосостоянием. Мистер Люпин, если вы сейчас сидите где-то на волчьем облачке, то вот что я вам скажу: самое время поднять пушистую задницу и вмешаться в судьбу свыше, потому как я должна быть с Тедом! И, как и прежде, все эти мысли приводят меня к тому, с чего все начинается: я злюсь на Фенрира за его тоталитарные решения, которые он принимает с потолка и не желает обсуждать ни с кем! Я в очередной раз словно физически ощущаю себя его куклой: хочет — говорит гадости; хочет — помогает; хочет — ведет себя мило и открыто; а потом — бам — и я взаперти! То ли у него биполярное расстройство, но тогда оборотням впору устраивать переголосование за титул вожака, то ли он что-то задумал. К сожалению, я склоняюсь ко второму варианту, ведь сама догадываюсь, почему здесь — не дура, в конце концов. Грейбэк сам упоминал, что ему нужен зельевар на место увядающего Слагхорна. Не зря же профессору было приказано обучать меня. Правда, я совсем не понимаю свои чувства по этому поводу: осознание, что я нужна Грейбэку для дела, а не… да просто так, неприятно отдается в груди. Это неправильно. Меня вообще не должно волновать отношение какого-то оборотня. Да и сам он, вроде как, тоже. Не могу сдержать смешок, так внезапно вырвавшийся из груди. Мерлин, на фоне вечно полуголого и грубого Грейбека Рон Уизли уже кажется мне принцем голубых кровей. — Че ржешь? Внезапный басистый голос Фенрира, раздавшийся откуда-то из-за угла, заставил мое сердце провалиться в желудок. Бубенцы Локхарта, он меня до смерти напугал! — Кто так крадется?! — подскакиваю я на лежанке и, наконец, замечаю его. Первые солнечные лучи начинают проникать в комнату, освещая его могучую фигуру, что устроилась прямо на полу. Ничего в его образе не поменялось — устрашающий, резкий, по-прежнему полуголый — но отчего-то сейчас он кажется мне другим. Его глаза, вдруг понимаю я, смотрят на меня с теплом, чего прежде не случалось никогда. От такой незначительной, но потрясающей меня перемены, я сама начинаю тянутся к нему — разумеется, только душой. Фенрир кто угодно, да только не враг мне. — Че б я крался, ты дрыхнешь как лошадь, — в своей обычной манере говорит он, отчего разбивает оттепель в наших отношениях вдребезги. Недовольная, я вмиг ощетиниваюсь — грубый кусок шерсти! Но он продолжает смотреть на меня с прежним теплом и даже грустью — как преданный пес, я бы сказала, но это звучит по-хамски даже в отношении Грейбэка. Фенрир же, дабы скрасить неудачное сравнение, уже тише добавляет: — Очень породистая лошадь. Не могу сдержать вырывающийся смешок, за которым следует еще один, а потом я и вовсе раздаюсь задорным смехом. Фенрир же наблюдает за мной, будто за умалишенной, хотя злобы в нем нет и сейчас: подперев точеный подбородок кулаками, он сам улыбается. Успокоившись, я, наконец, обращаюсь к нему: — Отпусти меня, — перевожу взгляд на коричневый шнурок, хотя видит Мерлин, я бы и дальше плавилась в тепле его глаз. — Мне нужно найти Теда. Он кривится, как только слышит о ребенке, но никак не выражает свои мысли. Так мы сидим в полнейшей тишине еще минут десять: я упираюсь взглядом в его шею, а Альфа нагло пользуется положением и пожирает меня глазами в свое удовольствие, словно не насмотрится никак. И только когда комнату начинает полностью заливать золотом солнце, Грейбэк медленно встает и нарушает тишину, обращаясь ко мне: — Пора. — Куда? — тотчас подскакиваю и я. — Шеклболт ждет тебя на заре. Я отведу. Мерлин и Основатели, Грейбэк держал меня здесь, чтобы разыскать Орден и лично отдать меня в руки командира! Сама-то я бы еще долго выясняла, куда пропал Орден и, главное, Тедди. От осознания той заботы, которой он меня по-своему окружает, на глазах наворачиваются благодарственные слезы, и я, спрыгивая с лежанки, в три шага пересекаю убогую комнату, чтобы бесстрашно прыгнуть на зверя с объятиями. — Спасибо! Спасибо тебе! — шепчу я, совсем без страха повиснув на его крупной шее, отчего ногами не достаю до пола. Фенрир, кажется, удивлен, но действиями мне этого не показывает, напротив, прижимая к себе крепко. Сердце его, удивительное дело, бьется в так с моим — тук-тук, пауза, тук-тук.***
К аппарационной точке мы идем молча, вероятно, оба стыдясь сиюминутного порыва. Я же и вовсе глаз от ботинок не отрываю — каждую трещенку на носах разглядела — но все равно, пусть и смущенная, не скидываю его ладони со своего плеча. Приятная прохлада подворотни, в которой меня когда-то рвало на мертвого аврора, давно уже не страшит. А сейчас я и вовсе спешу туда, желая скорее добраться до Ордена и увидеть Тедди. И, Мерлин, мое сердце мгновенно разбивается на тысячи осколков, а сама я встаю, как вкопанная, потому что там, поодаль, действительно Тедди. Какого дементора? Билл держит его спящего (под чарами?) на руках, прикрыв каким-то нелепым одеялом. Но мне не надо лицезреть малыша полностью — достаточно пухлой ручки, что высовывается из-под навеса, чтобы понять, кого именно они прячут. — Лаванда, — кричит мне Кингсли. — Иди сюда, не бойся. В этот самый момент я круто разворачиваюсь и бросаюсь к Грейбэку. Разумеется, до меня доходит, что они устроили — это обмен, не иначе. И Орден меняет меня на Теда. Мерлин, нет! — Фенрир, — слезы уже струятся по моему лицу, а голос хрипнет от сжимающих горло спазмов. — Не надо. Оставь меня с ним, разреши мне остаться, — шепчу я, цепляясь за его руку, но он не смотрит на меня, будто я недостойная внимания назойливая муха. — Пожалуйста, умоляю тебя, пожалуйста! Арис, этот ублюдок, отдирает меня от Грейбэка, пока тот прожигает глазами Кингсли. Я царапаюсь и дерусь — мне плевать, что они оборотни, пусть убьют! Какой смысл в страхе, ведь я и так сейчас умру от нехватки кислорода, или боли в груди, а может, от разрыва сердца. Билл несет ребенка вперед и кладет его прямо на каменную кладку переулка, дожидаясь, пока Арис, наконец, приволочет меня, упирающуюся. Я слышу рычание Фенрира, этого предателя, но он так и не смотрит на меня. В том месте, где сейчас лежит Тед, меня, все еще сопротивляющуюся, перехватывает Билл, не позволяя дотянуться до ребенка. Я уже содрала ногти в кровь, а горло осипло от криков — теперь-то мне совершенно очевидно, что Тедди под чарами, иначе он бы уже проснулся и плакал вместе со мной. Мой малыш! Каким-то образом мне удается вырваться из хватки Билла, и я несусь обратно по направлению к Тедди, которого уже подхватил своими мерзкими лапами ублюдочный оборотень. Я почти долетаю до них, когда в спину мне бьет Петрификус, и, как в камень обращенная, я грузно валюсь наземь. Невозможно шевельнуть и мизинцем, но глаза я держу широко открытыми: вот шаги Ариса, что уносит Тедди, вот вдалеке ботинки Грейбэка, что стоит неподвижной скалой. В какой-то момент Уизли бережно подхватывает меня на руки, отчего обзор становится лучше: я вижу его теперь полностью — Грейбека уже с Тедом на руках. Сейчас он, наконец, смотрит на меня. Смотрит и рычит. Перевожу взгляд на его шею — коричневый шнурок дрожит от вибраций в горле. Ненавижу. Ненавижу тебя, Фенрир Грейбек. Не отрывая взгляда от проклятого шнурка, я клянусь тебе, что вырву твою гортань, и ты никогда уже не зарычишь. Зрение расфокусируется окончательно из-за обилия слез, застилающих глаза. Но это уже и не важно — Билл затягивает меня в аппарацию. Конец POV Лаванда