***
Вначале он не знал, чем занимается Тьяго. Он понятия не имел, что они оба окажутся на одной и той же работе, пусть даже с разницей в несколько лет. Тьяго очень хорошо умел заметать следы, всегда придумывая правдоподобную историю. У Джеймса же не было времени на то, чтобы попытаться их развенчивать, благодаря его работе в Военно–морском флоте. Да даже если бы он и захотел, зачем ему было это делать? Он доверял Тьяго, и любая карьера в армии преподала бы урок о том, что иногда секреты должны оставаться секретами. Несмотря на тайны и расстояние, они оказались неразлучны. У Тьяго была странная привычка появляться, когда Джеймс меньше всего этого ожидал. Не имело значения, в какой части света он находился – Тьяго найдет его. Он думал, что на самом деле этот человек воспринимал это как игру; в его улыбке всегда было что-то торжествующее, когда он находил его. Джеймс так и не понял, как ему это удавалось. Бонд по-прежнему считал лучшим периодом своей жизни то время, когда их работа наконец-то ослабла настолько, что у них появилось несколько месяцев, когда им нечего было делать, кроме как проводить каждое мгновение друг с другом. Все это время они жили вместе – не официально, конечно, но все эти утра Джеймс просыпался рядом с Тьяго. Возможно, больше всего он гордился тем фактом, что никогда не воспринимал эти утра как нечто само собой разумеющееся. Тогда у них были кольца, они произнесли клятвы, была совместная жизнь. И это была короткая передышка в мире, в котором не было времени на любовь.***
Они заставили это сработать. В течение многих лет они заставляли это работать. Между назначениями Джеймса и повышением по службе, а также работой Тьяго, делающего бог знает что на другом конце света, у них все получилось. Письма и междугородные телефонные звонки стали для них спасательным кругом; случайная встреча в какой-нибудь стране среднего уровня - вот ради чего они жили. Очевидно, Тьяго был в Гонконге. Одному богу известно, что он там делал. Джеймс никогда не знал подробностей. Все, что он знал, - это время когда Тьяго наконец вернется домой. За несколько месяцев до такой обозначенной даты Тьяго пропустил один из их обычных телефонных звонков. Больше он не звонил.***
Джеймс пытался прийти в себя. Он всегда был приверженцем того, чтобы просто продолжать в том же духе. Он придерживался мнения, что при должной выдержке и решимости можно преодолеть все, что угодно; это сработало, когда ему было одиннадцать и он осиротел, и это должно сработать сейчас, наверное. Боль была болью. В этом никогда не было ничего нового. Она поглотила бы его на какое-то время, а затем, если не давать ей поводов для разрастания, то она бы сама исцелилась. Поэтому он просто делал свою работу. У него получилось хорошо. Затем он нашел работу получше и там он был так занят, что едва мог думать. Он видел вещи и делал то, что должно было ранить его глубже, чем это было на самом деле. Но каждый раз, когда у него появлялась хоть минутка на размышление, он думал о Тьяго. В мыслях этот человек никогда не отходил от него ни на шаг. Джеймс сказал себе, что это потому, что у него не было никаких ответов; не было никакого завершения. Он перестал носить кольцо. Он знал, где оно находится, но перестал ее носить. Он думал, что это тоже перестанет причинять боль, но этого так и не произошло. Он ощущал его на руке даже после того, как не надевал его много лет. Это было похоже на зуд, который он не мог прекратить. Иногда он начинал злиться. Из-за этого он всегда чувствовал себя еще хуже. Но игнорировать это было невозможно. Он любил Тьяго, а тот просто исчез. У него даже не хватило порядочности дать ему какие-либо подсказки, чтобы Джеймс смог двигаться дальше; не было ни единого шанса найти ответы. Там просто ничего не было.***
Люди говорят, что время должно залечивать раны, но они забывают о ранах, которые так и не зажили должным образом. Кости, которые не срослись, повреждения, которые никогда не будут исправлены. Что с ними делает время? Тупые боли в старых сломанных костях, которые перерастают в неспособность ходить; старая травма головы, которая напоминала о себе легкими головными болями, а после переросла в изнуряющие мигрени и потерю памяти. Иногда время усугубляет раны. Иногда время дает то, что было необходимо, чтобы разорвать прогресс на части и отправить кого-то по спирали обратно к началу. Ничто так не доказывало этого, как прошедшие для Джеймса годы. Было время, когда он мог притворяться, используя различные средства, что он не был уничтожен внезапным исчезновением Тьяго. Он мог притворяться неделями, списывая промахи всего лишь на плохой день. Время шло, недели превращались в дни, а дни - в часы. Теперь не имело значения, что делал Джеймс. Тьяго был его болью, которая никуда не делась, и это не зависело от того, скольких незнакомцев он трахнул или людей убил. Возможно, он смог бы пережить это. Это было все, о чем Джеймс мог думать – возможно, это был просто своего рода кризис среднего возраста, осознание того, что теперь он прожил без Тьяго дольше, чем они были вместе. Он просто справится и будет надеяться, что не покончит с собой, пытаясь забыть.***
Когда пуля попала ему в грудь и сбросила с поезда в воду, все, о чем Джеймс мог думать, было то, что это почти не причинило боли. Было так много всего, что причиняло много больше боли и ранило еще глубже. Что такое пуля, когда нет сердца, в которое можно было бы попасть? Даже тот первый глоток ледяной воды меркнул по сравнению с этим. Джеймс даже почувствовал облегчение. В последствии он вспоминал, что кто-то вытащил его из воды. Но он не мог вспомнить, кто именно и просто предположил, что из-за потери крови и травм у него помутилось в голове, потому что тогда он был уверен, что его спас Тьяго. (Позже он вспомнил, что этот человек был не совсем на него похож – то же лицо, тот же тип телосложения, но слишком светлые волосы и голубые глаза. Очевидно, его мозг выдал желаемое за действительное. Джеймс был зол, но полагал, что не может винить себя. Он пережил достаточно околосмертных переживаний, чтобы понимать, что в них мало смысла.)***
Некоторое время он напивался до полусмерти в баре на пляже. "Достойный конец жизни, которая начиналась так чудесно,"- рассуждал он. Вначале ему сопутствовала удача: карьера, которая ему нравилась, мужчина, которого он любил. Джеймс предполагал, что тогда и исчерпал весь лимит своей удачи, и теперь был обречен умереть в этой дыре. Конечно, это того стоило, потому что Тьяго стоил всего что было в его жизни, но он все равно позволял себе время от времени испытывать горечь. Он вспоминал, как Тьяго всегда находил его, в какой бы точке мира он ни оказывался. На этот раз, качалось, что всё будет по-другому.***
Джеймс никогда не думал, что эта прогулке по тихому пляжу закончится чем то подобным. Сейчас человека идущего рядом с ним зовут Рауль, и он стал блондином. В глубине души Джеймс всегда знал, что его внутренние инстинкты были правы – в тот день он видел Тьяго. Рауль был тем кто вытащил Бонда из реки, но он понятия не имел, к чему привело бы его признание тогда, поэтому просто скрылся. Когда вдалеке забрезжил рассвет, Рауль всё еще шел рядом с ним, а Джеймс наконец-то нашёл в себе силы вымолвить хоть что-то. - Ты мог бы, черт возьми, сказать мне, - в конце концов вырывается наружу, а Рауль на это просто смеётя.***
Весь гнев, который Джеймс испытывал по отношению к Раулю – а если честно признаться, то его было много, – угас, как только появилась возможность объясниться. Сказать, что он полностью ушёл, было бы нечестно; скорее, он просто перенаправился на других людей, сконцентрировался, разросся и, возможно, стал самым злым чувством, что Джеймс когда-либо испытывал. Он не осознавал, насколько напряжен, пока Рауль нежно не коснулся его плеча. Рука была теплой, твердой и ободряющей, а Джеймс расслаблялся от его прикосновения и пытался вспомнить, как дышать. - Ты должен понять, почему я тебе не сказал, - бормотал Рауль, его руки круговыми движениями массировали ноющие мышцы Джеймса. - Я понятия не имел, как ты отреагируешь. Я едва был самим собой и совсем не таким, каким ты меня запомнил. Я боялась, что ты увидишь меня и придешь в ужас. Я хотел найти тебя снова, конечно, я это сделал. Но мне никогда не казалось, что это будет подходящий момент. А ещё я боялась, что ты меня не узнаешь. - Почему сейчас подходящее время? - Джеймс и забыл, какими отвлекающими могут быть прикосновения Рауля. - Почему сейчас? - Потому что, - просто ответил Рауль. - Теперь ты понимаешь. Она сделала то же самое с тобой.***
Джеймс бы хотел сказать, что у него была моральная дилемма, до того как он в один момент решает исчезнуть вместе с Раулем. Однако правда заключалась в том, что её не существовало как таковой с самого начала. Он принял решение ещё в тот самый момент, как увидел его, – он никогда больше его не отпустит. Впервые за многие годы Джеймс почувствовал связь с окружающим миром. Больше не было поиска ответов в вещах, которые никогда не могли их дать; больше не было чувства благодарности просто за то, что у него было несколько часов, когда он не чувствовал, как тяжесть произошедшего давит на него. Да, Рауль был другим, без сомнений, но не в плохом смысле. Он все еще казался знакомым. Джеймс думал, что это тот случай, когда одни и те же части просто переставлены местами. Он в большей степени задавался вопросом, остался ли он сам таким же. Было невероятным осознавать то, как быстро они вернулись к совместной жизни. Они всегда шли шаг в шаг, и это никогда не было так очевидно, как сейчас. В первый раз, когда Джеймс проснулся рядом с Раулем, он подумал, что это был сон. Когда он понял, что это не так, то с облегчением обнаружил, что не воспринимает это как должное. Каждего пробуждение похоже в первый раз. Джеймс и забыл, каково это - чувствовать себя таким живым.***
Если у Джеймса и были какие-то сомнения, вообще какие бы то ни было, то они исчезают, испаряются и позорно сбегают, как только он впервые видит шрамы Рауля. Гнев снова вспыхивает в нем, раскаляясь добела, и единственным способом успокоится, становится провести по ним пальцами, как можно нежнее, зная, что для того, чтобы его прикосновения оставались нежными, он должен сосредоточиться на чем-то другом, кроме гнева, иначе ничего не получится. Сначала Рауль напряжен, не осмеливается на него взглянуть и поймать нечаянный взгляд, однако, спустя некоторое время Джеймс чувствует, как тот рассляется, и чувствует облегчение. Его голос не дрожит когда он начинает говорить. - Они так старались убить тебя, - бормрчет Джеймс, поглаживая особенно толстый шрам на боку Рауля. Тот наблюдал за ним, а его взгляд становится твердым и таким живым, что Джеймс задаётся вопросом, каково это - чувствовать себя благословлённым.***
Они смотрели на кадры сожжения МИ-6 в новостях, и Джеймс чувствовал, как некий комок ослабевает в его груди, и чем дольше он смотрел, тем легче ему было. Он провел большим пальцем по кольцу на своем пальце и глубоко вздохнул. Этого было недостаточно, пока нет, но это было начало, однако в том, где будет конец, он не был уверен. Джеймс не думал, что когда-нибудь сможет причинить миру достаточную ответную боль за то, что он сделал с Раулем. - Неплохое зрелище, да? - спросил Рауль, и Джеймс кивнул. - Впечатляет. - Нам еще многое предстоит сделать. - Я знаю. - Как ты думаешь, Джеймс, каким будет конец всего этого? Они смотрят друг на друга и Джеймс, наконец, выдавливает из себя слабую улыбку. - Понятия не имею.***
В воздухе витало напряжение, которое, Джеймс знал, Рауль тоже улавливал. Возможно, именно поэтому он тоже не спал, ровно дыша рядом с ним, но никого не обманывая. - Мы можем не вернуться из оттуда, - в конце концов сказал Рауль тихим голосом. - Ты ведь знаешь это, да? - Да, - сказал Джеймс, вглядываясь в темноту. - Однако это касается нас обоих. Движение, а затем губы Рауля прижались к его губам. В этой темноте Джеймсу легче притвориться, что это обычный поцелуй, не более, и в нем нет никаких запрятанных смыслов.***
Несколько месяцев спустя Джеймс обнаружил, что пьет на другом пляже. Разница заключалась в том, что на этот раз он был не один, и у него уже не было намерения напиваться до смерти. Странно, но он пил потому что ему это нравилось, потому что было весело проводить время в подобной компании, а не по какой-либо другой причине, в которой он едва ли позволял себе признаться. - Ты когда-нибудь думал, что мы окажемся здесь? - спросил Рауль. Сейчас он выглядел странно для Сильвы, но более знакомым, чем когда–либо, для Джеймса - его волосы снова были черными, без краски, глаза теплыми коричнево-зелеными, без линз, кожа смуглой от загара. Он сидел на песке, шевеля в нем пальцами босых ног; в этом было что-то почти детское, что заставило Джеймса осознать, насколько расслабленным был этот человек в последние дни. - Нет, - ответил Джеймс как ни в чем не бывало. - Я не думал, что ты переживешь эту передрягу. И... не думал, что ты этого действительно хочешь. - Какое-то время я этого не хотел, - сказал Рауль, и Джеймс кивнул, делая большой глоток. На самом деле это не было для него неожиданностью, хотя все равно было странно слышать подобное признание в открытую. Осознание того, насколько близко он был к тому, чтобы снова потерять его, было достаточно, чтобы Джеймсу стало холодно, несмотря на тепло солнца, песка и человека, сидящего, прижавшись к его боку. - Ты хотел умереть вместе с ней, - сказал Джеймс. Это был не вопрос. - Да, - сказал Рауль. - Но ты передумал. - Я не видел никакой альтернативы, - сказал Рауль, наклоняясь вперед и обхватывая руками колени. Он посмотрел на море, слегка щурясь от яркого солнца. - Долгое время она была всем, что у меня было. Это было всепоглощающе. Я не знал, чем заполню этот пробел, когда она уйдет. - И что потом? - А потом... потом появился ты, - сказал Рауль, глядя на него, и Джеймс улыбнулся. - Неужели ты думаешь, что все эти годы мы просто пытались заполнить пробелы? - Я думаю, что да. Рауль позволил себе упасть и теперь лежал на спине. Джеймс воткнул бутылку в песок рядом с собой, а затем тоже лег, уставившись в небо. Долгое мгновение они молчали. - Я не думаю, что когда-либо в моей жизни время двигалось так медленно, - сказал Рауль, и Джеймс вздохнул, закрыв глаза. Все, что он мог слышать, - это шум океана и ровное дыхание Рауля. - Я надеюсь, что это больше никогда не ускорится.