***
Чонгук не трус. Вот честно! Он, вообще-то, и ночью гулять не боится, благо ходит в зал четыре раза в неделю. Свет не включает, когда идет в темноте попить воды. Отвечает, когда ему звонят незнакомые номера. Просит мутных мужчин в общественном транспорте уступить старушкам место. Он не трус. Вот только он понятия не имеет, как подойти к объекту своего обожания, а уж тем более, господи боже, попросить его о чем-то! Чонгук тянет. Очевидно и очень открыто, получая от Юнги все больше недовольных косых взглядов, а от преподавателей вздохи и снисходительные разрешения сдать пробные рельефы позже. Время не резиновое, оно неумолимо приближает Чонгука к экзаменам в конце семестра, а его работы все еще, в лучшем случае, выглядят как изъеденная термитами половая доска или решето. Но к Тэхену подходить страшно. Каждый раз, стоит Чонгуку взглянуть на старосту, сердце начинает стучать как бешеное, ладони потеют, в горле сохнет. У него никогда такого, черт возьми, не было. Его организм подводит его каждый раз, стоит Киму появиться в поле зрения. Первый раз Чонгук решается спустя три дня — он терпеливо ждет окончания пары по истории искусств, наспех собирает тетради, чуть не подпрыгивая на месте от нетерпения, пока профессор Кан раздает задания на дом. Чон трижды делает глубокий вдох и сбегает по рядам вниз, когда группу, наконец, отпускают по домам. Буквально чувствует за спиной крылья, когда видит впереди светлую макушку своего ангела. Тэхен неторопливо застегивает сумку с тетрадями, берет в руки журнал их группы, и, когда Чонгук уже открывает рот, чтобы окликнуть старосту, Ким разворачивается в сторону профессора, с улыбкой начиная «Сонсэнним, помните, вы давали мне тему для исследовательской? Ну, насчет искусства Барбизонской школы. У меня появилось пару вопросов и…». Чонгук так и остается стоять там, растерянно смотря на Тэхена. А когда профессор Кан обращает внимание на второго студента, приспуская очки и добродушно спрашивая, есть ли у Чона вопросы, тот лишь бурчит, что зайдет позже, стремительно вылетая из пустой аудитории под непонимающий взгляд Кима. Как будто сама судьба против того, чтобы Чонгук сблизился с предметом своего обожания! Ведь это именно гребаная судьба на следующий день столкнула Чонгука по пути к Тэхену с чертовым Минсу, который возьми да и пролей на Чона свой дурацкий карамельный фраппе. Чон так покраснел от злости, что бедняга Пак, наверно, готовился к неминуемой смерти прямо там, в коридоре. В среду Чонгук пытался тоже. Но как назло — Тэхен весь день был с Чимином. Староста едва ли появлялся в зоне видимости между парами, почти все свободное время хохоча с Паком во внутреннем дворике, поедая замороженный йогурт и круассаны из кафетерия. Чон уже думал написать Юнги, чтобы тот забрал своего парня сейчас же, но Мин вполне доходчиво объяснил, что трусишкам не помогает и чтобы Чон решал свои мужские проблемы самостоятельно. В четверг он приходит в отчаяние. И наконец вспоминает про чертовы пирожные. Чонгук влетает во «Flamel's» на большом перерыве, с ужасом замечая внушительную очередь. Хлопает себя по лбу, осознавая, что не только в их Академии обеденный перерыв начинается в половине первого. Да, времени, вообще-то, навалом, обед длится целый час, и Чонгук бы успел бы все на свете, если бы не одно «но» — ему нужно не только успеть купить пирожные, но еще и разыскать Тэхена, взять себя в руки, перестать потеть, как грешница в церкви и, наконец, позвать его на свидание. То есть, попросить его помощи с учебой. Да, точно, чертова линогравюра. Чонгук дергается, смотрит на время, нервничает так сильно, что это становится заметно большой группе старушек перед ним, явно подругам, болтающим о чем-то и покупающим пирожные и хлеб. Свежий хлеб, который они придирчиво и крайне долго выбирают. Может, они как раз вышли со своей йоги или с партии в маджонг, и сейчас решили мило и славно поболтать за чашечкой чая, а заодно закупиться свежей выпечкой к вечеру. К вечеру, до которого Чонгук, кажется, не доживет. — Молодой человек, у вас все в порядке? — аджумма, стоящая ближе всех к Чону, оборачивается, смиряя его внимательным взглядом из-под линз затемненных очков, поправляя свой розовый платок на шее. — Да, прошу прощения, — он неловко коротко кланяется, понимая, что явно доставляет неудобства. Ничего не может поделать с собой, снова смотрит на время. — Точно? Вы весь красный. И трясетесь, как осиновый лист, — женщина усмехается, но беззлобно. Насквозь его видит. — Я… Простите, я просто, — Чон тяжело вздыхает, опуская голову. Ладно, что уж может быть хуже чистосердечного признания. — Простите, просто я хочу успеть купить клубничные пирожные для одного человека. Понимаете, он ужасно сильно мне нравится, настолько, что я чувствую себя полным придурком, когда он говорит со мной, я и слова сказать не могу, сердце стучит так сильно и я с ума схожу! Он такой красивый, замечательный, ответственный, потрясающий, очень умный. Он обожает эти пирожные и я очень хочу сделать ему приятно, может, хоть так я смогу наконец заговорить с ним и перестать так откровенно трусить, каждый раз, когда он улыбается мне и зовет по имени. Я просто влюбленный неудачник, аджумма. А еще я ужасно нервничаю, потому что до конца нашего обеденного перерыва остается сорок минут, и, если я не успею, он уйдет, не поможет мне с учебой, я провалю экзамен, меня исключат и я его больше никогда в жизни не увижу, а это меня просто добьет. Старушка смотрит на Чонгука, распахнув глаза, медленно снимая очки, оставляя их висеть на шее на жемчужной цепочке. Чон ожидает чего угодно, но только не того, что старушка резко обернется, привлекая внимание многочисленных подруг резвым окликом. — Суна! Оставь свой чертов хлеб, здесь ситуация, не требующая отлагательств! Молодому человеку срочно нужны пирожные, чтобы признаться в любви одному очаровательному парню! — незнакомая аджумма говорит достаточно громко, и Чонгук стремительно краснеет, вжимая голову в плечи и неловко улыбаясь, понимая, что на него оборачиваются все посетители. — Ох! Тогда поторопись! — названная Суна отходит от прилавка, так и не выбрав буханку посвежее, а остальные старушки, добродушно поддакивая и подталкивая Чона к кассе, улыбаются и наперебой желают удачи, раздавая советы, как лучше признаться предмету обожания. — Добрый день. Что вам угодно, молодой человек? — женщина в черном фартуке с золотым бейджем широко улыбается, кивая на золотой поднос со свежими клубничными шу в аппетитном розовом крамбле. — Добрый, ох… Шесть булочек шу, пожалуйста, — Чонгук сглатывает, не в силах перестать улыбаться и попутно благодарить старушек, дрожащей рукой доставая карточку. Он благодарно кивает, оплачивая покупку, когда перед ним появляется перевязанная классической льняной бечевкой крафтовая коробочка с витиеватым логотипом пекарни. — Спасибо! — Завоюйте его сердце, — женщина подмигивает, а старушки рядом легко хлопают Чонгука по плечам, подталкивая к выходу, напоминая про время. — Ох, какая она… молодость! — Такой очаровательный молодой человек, у вас точно все получится! — Будь собой, будь с ним искренним! — Спасибо! Спасибо огромное! — Чонгук рассыпается в благодарностях, широко улыбаясь и прижимая к груди заветную коробку. — Я завоюю сердце Ким Тэхена, обещаю! — Удачи, милый! — Будь счастлив! Чонгук вылетает из кофейни после, наверно, сотой благодарности, едва ли не плача от счастья, когда все посетители хлопают ему след, крича слова поддержки. Что ж, кажется, личная жизнь Чонгука все же ступила на дорожку классических романтических клише.***
Тэхена он находит не сразу. Оббегает столовую и внутренний дворик, заглядывает в библиотеку, к мистеру Кану. Но не видит Кима нигде. Сердце стучит гулко и тяжело. А если ушел? Если он сегодня так и не попадется на глаза? Тогда что? Черт, но он обязан найтись! Чонгук ведь не просто так пообещал тем незнакомцам из пекарни завоевать сердце Ким Тэхена! Он ведь пообещал, он не может вот так облажаться! Чонгук почти врезается в Чимина, когда бежит вверх по лестнице, ловя взвизгнувшего Пака одной рукой, удерживая от падения, тут же извиняясь. — Чимин! Черт, как хорошо, что я тебя встретил, — Чонгук тяжело дышит, а Пак подозрительно щурится, оттряхивая невидимую пыль с брюк. — Ты… не видел Тэхена? — Тэхена? — Чимин приподнимает брови, смотря на Чонгука выжидающе и немного сбито с толку. Боже, Чонгук его сейчас столкнет с лестницы, если тот будет так тупить, даже от Юнги потом готов получить. — Да, твоего лучшего друга, такого высокого, красивого старосту моей группы, — Чонгук торопливо произносит, даже не замечая, как называет Кима. — Видел? — Ах, Тэхе-ена, — Чимин расплывается в довольной улыбке, щурясь. — Он заканчивает работу в третьей аудитории живописи. Сказал, остался дополнительно. — Спасибо! — Чонгук сжимает его плечо, широко улыбаясь и взлетая вверх по лестнице, уже не видя, как Пак, привалившись к перилам, достает телефон, что-то быстро печатая. До третьей аудитории Чонгук добирается в рекордные сроки. Их тренер по легкой атлетике бы присвистнул — так быстро Чонгук не бегал даже на парах по физподготовке. Заветная дверь оказывается открыта. Чон не знает, стоит ли постучать или просто войти, а потому останавливается в проходе, оглядывая пустое помещение. Свет падает только из огромных окон по периметру стены, тихо играет какая-то музыка, кажется, что-то из Cigarettes After Sex, а в дальнем конце аудитории сидит он. Тэхен сидит на высоком табурете, подогнув одну ногу под себя, покачивая второй, задумчиво зажав зубами деревянный кончик длинной кисти, разглядывая свой натюрморт. Чонгуку, к слову, это кажется ужасно романтичным — он сам такой колючий с образом плохого парня выбирает только плоские огромные флейцы, подходящие разве что для малярных работ, а Тэхен вот изящный, такой роскошный, и кисти соответствующие выбирает — круглые и из натуральных материалов, и чтобы древко было достаточно длинное, не менее двадцати пяти сантиметров. Тэхен встряхивает волосами, вытирает руки о фартук и что-то бормочет. Проверяет телефон. И тут же резко оборачивается. Чонгук застывает на месте, пойманный с поличным, сжимает обеими руками злополучную коробку и шумно выдыхает. Тэхен смотрит ему прямо в глаза, забавно наклонив голову к одному плечу, хлопает своими пушистыми ресницами, ждет чего-то. Красивый такой… — Чон? Ты чего здесь? — Тэхен разворачивается к нему полностью, опуская ноги на подставку табурета, кладя слегка перепачканные в красках руки на колени. У Тэхена и руки очень красивые — ухоженные, ладони в меру широкие, с тонкими длинными пальцами и аккуратными ногтями. Чонгук запоздало понимает, что от него все еще ждут ответа. — Ох, я… Эм. Я принес тебе кое-что тут… — Чонгук на ватных ногах подходит ближе, преодолевая несколько метров до сидящего у мольберта Тэхена, успевая помолиться всем богам, чтобы не споткнуться и не ударить в грязь лицом прямо сейчас перед этим ангелом. Ким, наконец, обращает внимание на коробку в руках Чонгука и его глаза так очаровательно распахиваются, буквально искрясь. — Это то, о чем я думаю? — Ким с придыханием произносит, откладывая кисти и торопливо вытирая ладони о фартук снова. — Угу. Клубничные шу, — Чонгук передает в чужие руки коробку. И, наверно, наблюдая за Тэхеном, с таким детским восторгом распаковывающим сладости, он забывает обо всем на свете. К черту эту линогравюру, к черту экзамены. У него тут Ким Тэхен с широкой улыбкой смотрит на принесенные ему пирожные и что-то прелестно бурчит себе под нос, издавая милые маленькие звуки. — Бог ты мой, я так голоден, — Тэхен вздыхает, аккуратно доставая из коробки пирожное и откусывая от него сразу половину, издавая самый потрясающий довольный стон на всем белом свете, от которого у Чонгука мурашки по позвоночнику. — Боже, спасибо. Чон неловко кивает. Он соврет, если скажет, что не зависает взглядом на добрых десять секунд на том, как Тэхен ловко слизывает языком остатки крема со своих вишневых губ. — Так… Что ты хотел? Не просто же порадовать меня пирожными, — Тэхен подмигивает, облизывая от крема пальцы, звонко причмокивая. Чонгук с трудом заставляет себя посмотреть Киму в глаза, сглотнув. — А ты порадовался? — Определенно, Чон. Так что? Ты по делу? — Да, я, эм… — Тэхен тем временем принимается за второе пирожное, внимательно уставившись на Чона. — Я хотел узнать… Ты свободен в пятницу? — Мм, возможно. Какие предложения? — Ким снова облизывает свои чертовы пальцы, довольно причмокнув. — Я хотел… В общем… Мг… — вздох, — Ты знаешь, что у меня проблемы с линогравюрой и я хотел узнать, может, ты смог бы помочь мне с ней? У меня ни черта не получается, а ты единственный, кого я могу попросить об этом. Поэтому… ты свободен в пятницу? Мы могли бы, ну, позаниматься здесь. Возможно, Чонгук перенервничал слишком сильно, потому что на секунду ему кажется, что в карих глазах напротив промелькнуло разочарование. — Ох, да, точно. Видел твои потуги на прошлой паре, — Чонгук на это лишь горестно вздыхает, а Тэхен усмехается. — Что ж. Я договорюсь с профессором Квоном, чтобы он дал мне ключи. Скажем… в четыре тебя устроит? — Да, замечательно! Просто супер, я… Спасибо, Тэ! До пятницы! — Чонгук оказывается около Тэхена, хватая его свободную руку, крепко сжимая и широко улыбаясь, тут же пулей вылетая из аудитории. Тэхен остается наедине с четырьмя пирожными и играющей на фоне песней, растерянно смотря Чону вслед. Чонгук спотыкается на лестничном пролете, чуть не скатываясь кубарем вниз, понимая, что, господи боже, схватил за руку Ким Тэхена, а завтра у них почти что свидание. И он должен сделать все, лишь бы не опозориться перед этим невероятным парнем.***
— Может, мне стоит надеть рубашку? Ну, мою черную, которая с лоскутами. Что думаешь? — Чонгук хмурится, прикладывая к себе вешалку с висящей на ней вещью перед зеркалом, фыркая. — Или белую? — Или тебе стоит перестать прихорашиваться, потому что ты та еще свинья, а ты, между прочим, идешь делать трафареты, или как их там, работать с краской и станком. И ты засрешь все свои хорошие вещи, потому что будешь нервничать перед Тэхеном и ронять все из рук, — Юнги поднимает взгляд на друга, откладывая телефон. — Ты худший друг на свете, — дверца шкафа открывается в очередной раз, Чонгук вешает распялку на место, что-то недовольно бормоча. — Да-да, конечно, — Мин оказывается рядом спустя секунду, легко отпихивая Чонгука, доставая с полки безразмерную черную худи и серую футболку, вручая Чону, затем оборачиваясь к нему. Юнги вздыхает, чуть взъерошивая пальцами влажные после душа волосы друга, хватает с полки у шкафа массивные ассиметричные серьги-пирсинг, цепь и кольца, кладя сверху на стопку одежды. — Надевай и не ной. Так и вещи не угробишь и останешься самым горячим и желанным живописцем на потоке. Не забудь воспользоваться одеколоном, но не слишком терпким, взять фартук, кисти, зарядку и почисть зубы, вдруг тебе что-то перепадет. — Юнги! — Чонгук вспыхивает от возможной вероятности поцеловать Тэхена, но тут же стихает. — Ничего мне не перепадет. — Кто знает, — Мин жмет плечами, подталкивая друга в сторону их общей ванной. — Поторопись. Твой принц ждать не будет. Чонгук смотрит на настенные часы и, быстро чмокнув сопротивляющегося Юнги в щеку, улетает в сторону ванной комнаты собираться. До их встречи остается двадцать минут. Спустя уже десять Чонгук бежит вниз по ступенькам общежития, перепрыгивая через одну, держа за лямку на плече рюкзак с материалами и эскизами. Через еще пять он уже стоит у аудитории номер 116, тяжело дышит. — Давай, Чонгук. Ты сможешь, — он бормочет себе под нос ободряюще, когда все же хватается за ручку и толкает дверь. Внутри светло. За огромными окнами теплится вечер. В четыре в университете уже почти никого нет, особенно в пятницу, так что на пустом этаже они, фактически, одни. Чонгук воровато оглядывается, затем замирает, когда взгляд цепляется за одинокую фигуру у прокаточного станка. Тэхен стоит к нему полубоком, что-то подкручивает у ручки валика, тихо мыча незнакомую мелодию. На нем свободная темная рубашка, темные джинсы и, господи боже, черный берет, а между светлых прядей виднеется сережка-цепочка с голубым камушком на конце. Видимо, Чон смотрит слишком долго, потому что Тэхен оборачивается, тут же впиваясь взглядом в его глуповатое застывшее лицо. — Ох, ты тут. Я уже собирался написать тебе, — Тэхен усмехается, отходя к длинному столу, становясь ближе к Чонгуку. — У тебя есть мой номер? — Эм, да, конечно. Я же твой староста. Чонгуку хочется ударить себя по лбу. Ну разумеется. Да. Точно. Староста. Просто они никогда не созванивались и не списывались, а все важные сообщения Ким отправлял через соцсети. Черт. — Ах, да. Да, точно. Что ж, ну… — Садись. Не будем тянуть время, давай сюда свои наработки, — Тэхен присаживается за стол, похлопывая по месту рядом с собой с такой радушной улыбкой, что у Чонгука трескается сердце. Ну разве он может быть еще милее? Положив перед Тэхеном свой скетчбук и открыв на странице с эскизами для печати, он ждет. Чего — сам не знает. Просто сидит рядом, сунув ладони между коленями и зажав, кусая губы, следя за тем, как Ким внимательно разглядывает каждый набросок. — Красиво… Это синицы? — Тэхен чуть клонит голову вбок, разглядывая эскиз в квадрате с птицами, сидящими на ветке цветущей вишни. — Угу. Длиннохвостые. Они прелестные, на самом деле, я подумал, что будет смотреться неплохо, — жмет плечами и поднимает взгляд ровно в нужный момент, чтобы понять, что Тэхен смотрит прямо ему в глаза. — Да, очаровательно. Ким Тэхен точно готовил на этот вечер какой-то коварный план по медленному и мучительному убийству Чон Чонгука путем терзания его сердца своей невероятной улыбкой. Другого объяснения происходящему здесь, в мастерской, Чонгук не видит. — А теперь покажи мне рельефы, которые сделал. Где-то слышится звук разбивающегося стекла. Это была чонгукова уверенность в том, что у него еще получится завоевать сердце этого красавчика. Но сейчас его уродские наработки все испортят. Чонгук поджимает губы. Горько вздыхает. Достает из рюкзака три квадрата линолеума пятнадцать на пятнадцать. Тэхен осторожно берет их в руки, разглядывая, не выражая никаких эмоций, кроме задумчивости. Вертит в руках, скользит своими охренительно красивыми пальцами по рельефу, едва касаясь случайно пробитых насквозь от сильного нажатия дырок в материале. — Что ж… — Это пиздец, я знаю, — Чон закусывает губу, протягивая руку, чтобы забрать свои жалкие попытки в задание, но его ладонь ловко перехватывают и мягко сжимают. — Хэй, — Тэхен оборачивается, вздыхая, заглядывая в черные глаза напротив. — Может, это и не идеально, но ты старался, а это главное. Я помогу. Наброски и вправду невероятные, Чон. Давай, выше нос, ты же хочешь пятерку, а? Хочет. Хочет, конечно, блин, хочет. Но больше всего он хочет сейчас не отпускать руку Тэхена из своей. К сожалению, сделать это все же приходится, потому что Тэхен тянется к своей сумке, чтобы достать все необходимое, а Чонгук достает принесенные материалы из рюкзака, все так же кусая губы. Они ведь… могут поболтать о чем-то, да? Только о чем… Когда Чонгук, уже отчаявшись и перебрав в голове сотни две вариантов, хочет заговорить — Тэхен делает это первым. Достает заготовки и как бы невзначай спрашивает, как ему темы для коллоквиума по истории романтизма в Европе. Вот так просто. И они разговаривают. Впервые действительно нормально разговаривают. С Тэхеном оказывается ужасно весело. Он много шутит на понятные лишь им темы в искусстве, смеется сам, пока помогает Чонгуку разметить очередной кусок линолеума через кальку. Тэхен начитанный — Чонгук слушает его с открытым ртом, как, впрочем, и всегда на всех выступлениях с докладами и рефератами. Что сказать — Ким Тэхен умеет захватить внимание публики. И улыбается очаровательно, кажется, Чонгук уже сотню раз упоминал это. Не влюбляться в Тэхена с каждой секундой, проведенной здесь вместе, все сложнее. — Нет, нет, погоди. Стой, — Чонгук замирает со штихелем в руке, едва уткнув лезвие в мягкий материал, когда поверх ложится аккуратная и мягкая чужая рука. От этого движения снова пробивает током. Тэхен точно сведет в могилу его несчастное глупое влюбленно тело. — Я что-то забыл? — Чон оборачивается. Тэхен тихо смеется, качая головой, заглядывая в эти очаровательно распахнутые растерянные глаза. — Нет, просто держишь не так. Теперь понятно, откуда столько дыр в заготовках, — Чонгук тушуется, а Тэхен спешит исправить ситуацию, поднимаясь с места и становясь за спиной Чонгука, кладя уже обе ладони на его, сжимая предательски дрожащие руки. — Расслабь руки. Я буду вести. Как тут расслабиться, когда Ким Тэхен жмется к тебе сзади, размеренно дыша в шею и щекоча своими кудряшками твою щеку, шепча на ухо «Да что ты вцепился в него, не украду же». Еще и вести будет. Да Чонгук бы с радостью дал ему вести в чем, черт возьми, угодно. Тэхен перехватывает его руки так, чтобы уверенно держать чонгуковыми руками и заготовку и штихель, а затем чуть наклоняет его запястье под правильным углом, мягко давит и вынимает первую тонкую полоску материала из основы, тут же откидывая стружку в сторону. — Лучше выбирать меньше материала, чем проделать дыру насквозь. Да, так немного дольше, но если приноровишься, сможешь делать это куда быстрее, — староста вещает над ухом, а Чонгук просто старается не умереть здесь, в аудитории 116, окруженный запахом жасмина и мандаринов. Это продолжается пару минут — Тэхен говорит что-то еще, управляя руками Чонгука, вырезая рисунок, не меняя штихели, используя средний размер резака. — Попробуешь сам, Чон? — Чонгук вздрагивает, заторможенно кивая и чуть не простанывая от несправедливости, когда ангел от него отстраняется, оставляя лишь шлейф своих духов. — У тебя, эм, очень… красивые ногти, — Чонгук сам пугается своей же решительности, когда Тэхен садится рядом, пододвигая к Чону пенал с инструментами и подпирая подбородок рукой. — О, да? Хах, спасибо, наверно, — Ким смеется, а Чон хочет просто биться головой об стол, осознав, что сказал. — Я не это хотел сказать, на самом деле. — Правда? А что? — Про руки. Очень мягкие. Ну, это довольно странно, учитывая, сколько мы пишем, но они у тебя очень нежные, это здорово. Наверно. — Я не сделаю тебе поблажек только потому, что ты завалил меня комплиментами, давай, Чон Чонгук, линогравюра не ждет, — Тэхен улыбается своей фирменной улыбкой, снова не щадя чужое сердце. — Не смотри так на этот линолеум, преврати его в искусство. — Ах, Ким-сонсэнним, и за красивые глаза балл выше не поставите? — Чонгук берет себя в руки, оборачиваясь и стараясь в шутку сделать свое самое очаровательное личико, дуя губы. Тэхен на секунду будто зависает. А затем улыбается странно и усмехается. — Может быть. Староста отходит к станку, достает с нижней полки бумагу. Чонгук монотонно вырезает линию за линией, когда до него доходит смысл сказанного. «Может быть». Это?.. Это ведь флирт, верно? Это же он? Чонгук в нем так чертовски плох, что тут говорить — один его чертов комплимент пятью минутами ранее, просто прекрасный пример. Но если Тэхен с ним флиртует, то может… Да нет, это звучит как бред. Тэхен определенно нет. Он просто милый и смешной, ну, как со всеми. — Вау, да ты делаешь успехи, — Чонгук вздрагивает от неожиданности, полностью уйдя в свои мысли спустя каких-то полчаса, так сильно, что все же задевает лезвием штихеля большой палец свободной руки, тут же шипя и быстро прикладывая поврежденную конечность к губам. — Черт! Прости, Чон, я не хотел, черт. — Все в порядке, — Чонгук поднимает взгляд на суетящегося рядом Кима. Снова хочется сказать, что у Тэхена ужасно нежные руки, когда тот берет левую руку Чона в свою, осторожно протирая палец влажной салфеткой и наклеивая сверху пластырь. — Спасибо. Мне нравятся тигрята, — Чонгук улыбается, разглядывая рисунок хищников на пластыре. — Я не хотел тебя так пугать, честно, — Тэхен все еще сконфуженно хмурится, вертя в пальцах пустую упаковку. И когда Чонгук хочет снова сказать, что все в порядке, Тэхен тянется за своим фартуком, бормоча, — Давай закончим с этим побыстрее. Плечи слегка опускаются. Разве… Они не сидели так мило тут еще час назад, болтая обо всем на свете? Им же так хорошо было. Ким явно смутился от того, что сделал такую незначительную глупость, ну и пусть. Чонгук бы и так порезался, даже сильнее. — Все правда в порядке, — Чонгук все же окликает Кима, снова поворачиваясь к своей работе. — Я становлюсь катастрофой, когда нервничаю, — Тэхен заправляет светлую прядь под берет, сдувая со лба челку. — Нервничаешь? Почему? — это же не из-за… — Дурацкое выступление с исследовательскими на конференции. Боюсь завалить, — …ах, вот оно что. — Ты не можешь завалить. Ты же лучший, самый крутой КимТэ. Уверен, все пройдет отлично, — Тэхен вскидывает голову, встречаясь с темными искрящимися глазами, и Чонгук замечает — Тэхен краснеет. — Спасибо. Я… Сколько тебе там еще? Сделаем хотя бы первый пробный вариант, — Тэхен спешно отворачивается, отходя к станку, на ходу завязывая фартук. Чонгук отвечает, что немного. На удивление, он справляется куда быстрее обычного, наверно дело все же в присутствии Тэхена и его советах. С ним комфортно. Черт. Чонгуку так хочется сейчас обнять его, сказать, чтобы не волновался, подбодрить. Но они, кажется, не в тех отношениях, чтобы вольничать подобным образом. И потому он лишь вздыхает, спустя десять минут заканчивая первую заготовку, смотря на проделанную работу. Вышло гораздо лучше всего того, что он делал до этого. И уже похоже на синиц, а не на дурацкую грушу. Присутствие Тэхена и вправду творит чудеса. Ровно в этот момент Тэхен падает рядом, вручая Чону валик и уже распределенную по оргстеклу краску для прокатки. Чонгук закатывает рукава, мысленно благодаря Юнги за помощь, когда спустя две минуты его пальцы испачканы в черной краске, как и ладони. Тэхен почему-то испачкан тоже. — Отлично. Станок готов, сейчас вложим бумагу и можно пробовать, — Тэхен поднимается со своего места, осторожно беря работу Чонгука, относя в рабочее пространство. Чон следует за ним. Внимательно наблюдает, как Тэхен отжимает клапан на рычаге пресса, поднимает его, осторожно вкладывает туда лист бумаги, держа за края, а сверху располагает заготовку, едва ли дыша, когда кладет ее. Чонгук внимательно и с придыханием следит за каждым действием этого ангела, сцепив руки перед собой на перепачканном фартуке, выглядывая из-за плеча Кима. Тэхен крутой. Чонгук не врал, когда говорил ему это недавно. Он ведь и вправду так считает. И не потому что влюблен, просто Тэхен удивительный. Он успевает совмещать старостат, учебу, дополнительные занятия, все эти конференции, встречи. И не забывает при этом быть самым потрясающим на всем свете. Он замечательный. Таких, как Тэхен — один на миллион. А с Кимом так вообще — один на семь миллиардов. Может… сейчас подходящий момент? Тэхен проверяет последние приготовления, опускает ручку прокаточного станка, цепляя фиксатор и зажимая заготовку с бумагой под прессом, проходясь по ним огромным валиком, вдавливая красочный слой в лист. Делает Ким все это с таким задумчивым и сосредоточенным видом, что Чонгуку ужасно хочется подойти и провести пальцем по складке между нахмуренных бровей, разгладить и в этот самый лоб поцеловать. Но вместе этого он прослеживает путь заготовки по станку, набирает в грудь побольше воздуха. Сейчас он пригласит Тэхена куда-нибудь. — Ты мне нравишься, — Чонгук неожиданно для себя выпаливает, тут же замирая. Все. Конец. Сейчас Тэхен рассмеется, скажет, что Чон неправильно понял его реакции и слова, он наверно так просто со всеми общается. Потому что другой вариант, где Тэхен с презрением смотрит на него, поджимая губы и затем вовсе говоря убираться — рассматривать не хотелось. Чонгук все еще стоит на одном месте, сглатывая. В ладонь, которой он упирается в край стола рядом, видимо, для поддержки, неприятно врезается футляр от сменных лезвий для штихелей, но Чона это не волнует. Тэхен тоже замирает. Вздыхает. Отпускает рукоятку станка, поднимая валик и оборачиваясь к Чонгуку. Смотрит. Долго смотрит. Младший ждет чего угодно, смотря в ответ в эти нечитаемые темные глаза. Чего угодно, но только не того, что Тэхен отойдет от станка, подходя ближе и вмиг сокращая между ними расстояние, целуя. Губы у Тэхена мягкие, сладкие и с привкусом жвачки клубника-киви. Ким целует нежно, едва касаясь губами, не углубляя поцелуй. Чонгук чувствует, что у него подкашиваются колени. Он упадет, обязательно упадет прямо сейчас, но, боже, он готов закричать, потому что Тэхен кладет теплые ладони ему на щеки, все продолжая целовать стоящего истуканом Чона. И, кажется, облегченно выдыхает, когда сильные подрагивающие руки притягивают его еще ближе за лямки рабочего фартука, а искусанные губы ответно вжимаются в его, охотно отвечая. — Я-я думал, ты меня пошлешь, — Чонгук ошарашенно выдыхает спустя несколько секунд, часто моргая, вцепившись в несчастный фартук Кима, не желая, кажется, отпускать Тэхена больше никогда. — Ты такой дурачок иногда, Куки, — Ким вздыхает, поджимая губы, ласково смотря на недоумевающего одногруппника, а у того щеки стремительно розовеют от прозвища. Тэхен же поясняет. — Я никому и никогда не помогаю с заданиями лично. Объяснить — да. Потратить свое время, прийти в дополнительные часы, выпросить ключи от мастерской, подготовить материалы, запустить станок, дать свои инструменты — только для тебя. — Это твой способ сказать, что я тебе тоже нравлюсь? — к Чонгуку постепенно возвращается сознание, и он расслабляется, аккуратно, но уверенно обнимая Тэхена за талию, заглядывая в глаза насыщенного орехового цвета. — Что ты мне нравишься, я сказал еще в феврале, — Ким поджимает губы, на очередной растерянный взгляд, нежно затем улыбаясь, заправляя темные непослушные пряди Чону за уши. — Помнишь ту валентинку с портретом в своей сумке после пары по рисунку? — Ох, да. Там… там был мой портрет. Такой крошечный и… — И что там было написано? — «Чон Чонгук, будешь ли ты Психеей для моего Амура?». Она не была подписана. — Не была. Но доклад по античным мифам делал только я. Чонгук чувствует себя самым большим идиотом на свете. — Твою мать, — он хнычет, утыкаясь лбом в плечо Тэхена, а тот мягко смеется, поглаживает по волосам и обнимает уже увереннее, цепляясь пальцами за завязки чужого фартука. — Так будешь? — Твоей прекрасной Психеей? — Самой прекрасной на свете. — Спрашиваешь еще, Амур. И Чонгук целует его уже сам. Немного нетерпеливо, но все так же мягко, прижав ближе к себе и улыбаясь в чужие губы, когда его обнимают за шею в ответ. — У нас там краска сохнет, надо все доделать, пока совсем не высохла, — Тэхен часто дышит, уцепившись за крепкие плечи. Улыбается так широко-широко и едва ли не светится от счастья, разглядывая Чонгука. Стирает с щеки след от краски, поставленный им же, оглядывает любовно, жмется доверчиво. Чонгук даже мечтать об этом не мог. Чтобы вот так, по-настоящему, Ким Тэхен в его руках. Очаровательный, румяный, такой, черт возьми, красивый. И тоже влюбленный. В него, в Чонгука. Это какое-то сумасшествие. — Дай мне еще пару секунд в себя прийти после такого, у меня тут личная жизнь наладилась, — Чонгук тихо смеется, затем не сдерживаясь и наклоняясь ближе для очередного поцелуя. Очередного из еще десятка не менее нежных.***
У входа тихонько звенит колокольчик, когда Чонгук открывает дверь пекарни, пропуская внутрь своего парня, улыбаясь, когда тот, проходя мимо, невзначай щипает его за руку, хитро щурясь. — На мне скоро живого места не останется, — Чонгук закатывает глаза, вставая в небольшую очередь за семьей с маленькой девочкой, приобнимая Тэхена за талию, когда тот оборачивается, лукаво поглядывая на Чона из-под челки. — Не слишком уж активно ты жалуешься. Тут я должен возмущаться, с твоей-то тактильностью, — Ким усмехается, коротко целуя Чонгука в щеку. — Чимин думает, что меня кусает собака по ночам. — Ентан совсем распоясался, да? — мурлычат в ответ, и Тэхен смеется, щелкая парня по носу, шепча что-то глупое ему на ухо, когда подходит их очередь. Ким мило здоровается с женщиной за кассой, поднимая голову, чтобы вычитать огромное меню и выбрать напиток, а Чонгук оглядывает полупустой зал. Людей совсем немного, за ними в очереди, вот, никого совсем. Парочка столов заняты... Чонгук расплывается в улыбке, замечая группу знакомых старушек за дальним большим столиком. Те толкают друг друга локтями, обращая все свое, и подруг, внимание на Чонгука. Чон смущенно машет им свободной рукой, широко улыбаясь, а те нетерпеливо и с хитрыми улыбками кивают на Кима, будто одним взглядом спрашивая «Он?». Чонгук чувствует, как щеки заливает румянцем, и гордо кивает. "Он. Я же вам обещал". Ответом служат поднятые вверх большие пальцы, широчайшие улыбки и едва ли не радостные слезы в глазах всех женщин. — Куки, что ты будешь? — Тэхен оборачивается на Чона, наконец выбрав напиток, нежно оглядывая своего парня. — Ам, миндальное печенье и американо, будьте добры, — Чонгук переводит взгляд на женщину за стойкой, узнавая в ней ту самую, что продала ему те булочки. Работница подмигивает, принимая заказ и вбивая позиции в чек. Тэхен что-то щебечет на периферии, прижавшись к Чонгуку и кутая их обоих в запах жасмина и мандаринов, поглаживая руку Чона на своей талии, пока они ждут заказ. А Чонгук зарывается носом в светлые кудри, прикрывая глаза и думая, что все-таки, кажется, у него определенно выходит все, за что бы он ни взялся.