А змеи вились гнёздами

В далёком царстве Змеином, в далёком-предалёком, Рядом с болотом Крысиным, жил да был мальчик Алёка. Деревня Чугунка вся его знала: в детстве того молния поразила, Гремела ночью гроза, страшная и громкая, в один миг дитятко сразила, Но на утро он встал и пошёл, светящийся ангельским ликом. О, светящийся ярче солнца, не слышащий крика Белесого дня, поражённого дымом, Туманом, чернью, сажей и в гари постылым Ужасом змеиным. А змеи в округе деревни плутали, Детишек к себе змеяки подлючие всё зазывали, Убивая в неделю пять ребятишек и столько ж матерей. А змеи вились гнёздами, путая людей, Путая крестьян, призывая отвратительных чертей. Пугали долго несколько семей Семеро гладких опущенных ужей. Они шипели, скворчали, выли, ворчали, Под окошком бродили – девчонку украли. Шипели-шипели, безумно глядели, потихоньку взрослели. Как-то раз прибрёл гадюки муж к Алёке домой И просит подарить отцовский перстень золотой, Но Алёка рассмеялся и к чертям его послал, да тропу перекрестил. Змей тогда завыл, дьявольски завыл, хвостом стукнул, коровушку убил. Пополз обратно, однако взыркнул вслед: «Жди теперь, Алёка, ты ужасных бед!» А змеи вились гнёздами, покрывая землю, Пугали жутко целую деревню, Да-к, кто ж поможет им, слабым горемыкам, Убить-перебить гигантских гадов липлых? А змеи вились гнёздами и множились быстрей, Чем матери могли оплакать умерших детей, Забранных в пещеры-ямы мерзких людоедов. Но хуже стало время: Алёка, змея предав, Их гнев на род людской немедля обратил: Тот самый гадкий змей вернулся и всех его сестёр убил. Мать, кровавы трупы увидав, душу потеряла и отошла ко сну, Оставив боль одну сыну юному и несчастному отцу. Тогда Алёка не стерпел и гада клыкастого главного позвал: «Биться будем, змей, за пещерный ваш провал! Лучшим буду я – так я тебя убью, убью и ужей твоих, и гадов, Коль ты меня убьёшь – так со мною сделай всё, что хочешь или надо». Согласен был король Горыний. Мальчишку он позвал на нелюдимую поляну; Призвал он слуг своих, желая победу лживую одержать обманом, Но одного клыкастый вор не понял: того и ждал Алёка. Не мог же он не провести подвоха! Глаза человека яростно сверкнули на завившийся круг чудовищ – Ползучие встали на дыбы, приготовились кусать и рвать что есть мочи, Вылезли из нор их сипящие жёны, прохрипели, прочавкали детки порочны. Внезапно король – верховная тварь – в воздух вскочил, Завопил и, кружась, стал ростом с дуб вековой. Ударили хвостом палачи, И стал управитель как высокая глыба: огромный, жестокий и души не знавший. Клыками щёлкнули змеихи – стал вовсе всемогущ, вершин эдак дцать, всё небо в себя внимавши. Мерзко хохотали над мальчишкой люты звери, а отец стоял, стонал от страха. Но малец лишь хмыкнул, зажав в ладони камень. Грубая рубаха На ветру задрожала, пояс улетел. Подошёл мальчишка к королю И мило улыбнулся. Тот свысока смотрел: «Тебе отступиться я велю! Как бросить вызов ты мне смел, ты, червяк, Мышь юная? А, человеческий подляк?» И оскалился змей, ближе к ребёнку склонившись. Но Исход битвы юнец знал очень давно, Раньше, чем утро родилось, ночь с ней сменилась или вечер настал. Тонкий голос в ответ пропищал: «У тебя клык, мордастый, вчера в лужу упал. После дождя побираться ты вздумал. Так смотри же, что сделаю я!» Разжал кроха руки, камешек выпал. Расправило чадо плечи и взглянуло на небо, Посыпались искры, набежали тучи, гром загремел и высь алая звонко запела,    Испугалися змеи нечисты, прыгнуть на смельчака постарались, Король проревел, но они только попались на ловушку из палиц. Веки юнец на мгновение сомкнул, резко разжал и в тумане канул. Резкий свет, глаза прорезавший, ударил по скрюченному стану Великого чудища страдавшей земли. Всем гадам ползучим взгляды прожгли. Завизжали, заверещали враги трескучие, Помирали живо гады ползучие. А Алёка упал на колени. Когда он поднялся, увидели люди – Клыки у мальчонки точно змеиные, глаза солнцем блестели. Что с ним убудет?.. Деревня неделю ещё ликовала, напролёт сутки плясала, Алёку милого благословляла. Крестьянам казалось, его ангел при рождении коснулся. Но недолго Алёка был счастливым героем. Тятька его обрёл горькое чувство: Будто чёрт его сына прибрал да проклял и убрал от креста. А дитя свой глас потеряло, как и силы, хоть и не знало черта. Так неделя ветром прошла. Один раз побрёл отец к попу, Мысли выложил, раскрыл свою беду. Долго с ним он говорил, да наговаривал, Что сынок его с силою нечистою повадился.  Поп призадумался, схмурился, да народ у церквушки и собрал: «Люди добрые! Здесь сам диавол перед вами встал!» Испуганно Алёка огляделся: толпа, заверещав, пути закрыла. На землю упав, едва не зарыдав, юной весь сжался. Вдруг благодать его резко осенила, Голосу дав звучать: «Меня услышьте, земляки! Меня не чёрт к вам слал, а дух мой, сердце, лишь я сам!» Крестьяне не верили глазам – Младой герой сиял блаженно, им в души вселяя упокоение. Ослабело толпы ужасной рвение, И стал отец прощения просить. Однако поп дурной Уже схватился за костёр и пламя разжёг сиюминутно. В огне визжал ребёнок, с боли корчась, а кожа обугливалась, чернела, И дождём кровавым небо ревело, плакало и краснело, Народ страша, упали птицы-вороны, Деревья широко качались в стороны. Нечто наделило мальчугана силой – И стал он новым богатырём. Богатырём на болоте Крысином, В царстве Змеином, в деревне Чугунка.