Клетка

       В последнее время Сатоши всё больше кажется, что он попал в какую-то клетку.        Да, вся его нынешняя жизнь — одна большая клетка. Каждая мелочь, каждая деталь. Эта деревня, в которой его семью ненавидят и простой поход на рынок за покупками превращается в позорное шествие преступника на казнь под ядовитые шепотки и злые взгляды, — всё это клетка. Эта тесная комнатушка на шесть татами, в которой невозможно ютиться двум людям и в которой, однако же, он всё-таки вынужден ютиться с Сатоко, — клетка. Это одеяло, которым он накрывается с головой, заслоняя свет настольной лампы, чтобы не мешать Сатоко спать, — и оно клетка. Тяжёлая, давящая на плечи клетка. Да что там, даже тетрадь, в которой он делает домашнее задание, — и та в клетку. Эту проклятую, перекрывающую кислород клетку...        В такие моменты, как сейчас, пытаясь поздним вечером сосредоточиться на уроках под звуки пьяных споров дяди и тёти внизу, Сатоши задумывается: а есть ли вообще хоть какой-то смысл в том, что он делает?.. Но тут же одёргивает себя: конечно, есть. Даже после тяжёлых подработок нельзя забывать про учёбу — в конце концов, Чиэ-сенсей говорит, что он вполне способный парень и может поступить в хорошую старшую школу, если постарается. А Мион с Рэной её в этом неизменно поддерживают — ведь это такой шанс "вырваться"!        Вырваться...        Что значит вообще для него "вырваться"? Понимают ли Рэна и Мион смысл этого слова? Конечно, понимают. В конце концов, каждый в Хинамидзаве прекрасно видит, что происходит в семье Ходзё, семье "предателей"... и практически каждый считает, что это заслуженно. Для других их с Сатоко страдания — не более чем развлечение, сродни наблюдению за слабыми кроликами, которых пожирает в своём террариуме удав...        Ох, ну вот и что он делает? Так сильно дёрнул рукой, что текст в тетради вышел за пределы клетки... вырвался...        А ведь если подумать, для того, чтобы вырваться, ему вовсе необязательно ждать окончания школы. Он ведь не собака на привязи — можно отложить немного денег с подработок, а затем однажды вместо того, чтобы пойти в школу, свернуть на дорогу к Окиномии — а там уже сесть на первый попавшийся поезд дальнего следования, закрыть глаза — и ехать, ехать, ехать... Неважно куда — потому что всё, что не клетка — свобода...        За спиной слышится какая-то возня — и Сатоши вздрагивает, весь холодея. Нет-нет, это ведь не опять?..        Ах, нет, всё в порядке — это просто Сатоко ворочается во сне в своём футоне...        Сатоко...        Нет, всё же он ошибся: в этой клетке у него есть цепь, которая его держит. Вернее, не цепь; ведь цепью приковывают против воли, а он, Сатоши, "Братик", остаётся рядом с сестрёнкой потому, что выбрал эту жизнь сам. Знает же, что без него она не справится: тётка наверняка в очередной ссоре её просто-напросто пришибёт. Или дядя — конечно, основные стычки у Сатоко не с ним, но постоянные крики в доме его ох как бесят. И вряд ли он станет разбираться с проблемой как-либо ещё, кроме силы... а рука у дяди тяжёлая — уж Сатоши знает...        Ручка выскальзывает из руки, и одновременно из груди вырывается тяжёлый вздох. Нет, всё-таки это всё невыносимо. Не ломать глаза в попытках учиться при тусклом свете лампы в "комендантский час" (хотя это, несомненно, тоже — тяжёлые веки сами собой опускаются), а вообще... всё. Эта комната, эти голоса внизу (уже смеются — видимо, дошли до следующей стадии опьянения...), эта деревня, эта школа, эта жизнь (клетка)...        Сатоко...        Да, Сатоши может сколько угодно отрицать очевидное, может бороться с нехорошими мыслями, лезущими в голову в подобные моменты "уединения" (насколько вообще ему доступна такая роскошь, как "уединение"?), но факт остаётся фактом: он здесь именно ради (из-за) Сатоко. Ведь он — единственная настоящая семья Сатоко, единственный, кому она может доверить своё израненное сердце. Вот ради чего он так старается — а иначе бы он давно уже тут не был. Давным-давно сбежал бы от дяди с тётей, скажем, на юг... или бы ему даже бежать не пришлось — так, существовал бы параллельно с ними, не мозоля глаза им, а они не трогали бы его, как в самом начале их совместной жизни. А может, и до дяди с тётей бы не дошло. Может, он бы сейчас жил свою мирную жизнь где-то далеко от Хинамидзавы как Мацуура Сатоши. Или Ёшизава, а то и вовсе Хатаке Сатоши. Ведь конфликты со всеми этими мамиными мужчинами изначально были только у Сатоко — не у него...        Если бы только в этой клетке не было Сатоко...        Думая об этом, Сатоши всё ниже и ниже опускает голову, при этом путая пальцы в волосах с такой силой, точно надеется их вырвать. Пожалуй, именно благодаря своему движению он в конечном итоге и замечает их — блеснувшие в свете лампы ножницы, лежащие тут же, на столе. Под скрежет ногтей по шее серебристые лезвия дают его мыслям новое направление — вернее, углубляют текущее.        ...В конце концов, даже теперь, разве не существует способ "стереть" свою цепь из жизни? Всего лишь один удар ножниц — какое прохладное у них лезвие! — один удар — и всё закончится. Цепи, держащей его в этой клетке, больше не будет, и он наконец-то сможет вздохнуть свободно и "вырваться"... Особенно если удар будет достаточно точный, чтобы закончить всё быстро и безболезненно.        ...Хм, но разве у него получится нанести точный удар? Разве у него достаточно способностей и умений, чтобы завершить быстро и безболезненно? В конце концов, Сатоко — его любимая младшая сестрёнка, пережившая много тягот, и он совсем не хочет добавлять ей страданий... наоборот, он хочет помочь ей освободиться. Да-да, освободиться! Ведь она же страдает от этой жизни ничуть не меньше, даже больше него — так что, пожалуй, это и вовсе его долг как старшего брата. Только вот эта дрожащая рука явно не сможет спасти Сатоко — эффективнее уж подушка... да, кажется, это выйдет несколько дольше, но зато бескро...       — Братик?..        Голос Сатоко раздаётся у него прямо над ухом, и Сатоши от неожиданности вздрагивает и роняет ножницы на стол. Те жалобно звякают, ударившись о деревянную столешницу, — а Сатоши оборачивается к Сатоко практически с испуганным видом. Ему кажется, что последние мысли он высказал вслух, а Сатоко всё услышала, вот и пришла к нему, чтобы осудить. Однако на её лице нет и капли осуждения, страха или отвращения — только снисходительно-озорная, но такая заботливая улыбка. С этим выражением она обычно выводит его с горы, обходя расставленные ей ловушки. "Глупый Братик — никак не запомнишь дорогу!" — говорит оно.        Вот и сейчас Сатоко, завернувшись в одеяло и стоя на коленях за его спиной, косится на тетрадь на столе — а затем качает головой с тем самым видом "До чего же глупый у меня Братик!" и со вздохом спрашивает — нет, констатирует:       — Снова учишься допоздна! Сам же говорил, — с упрёком продолжает она, скрестив руки на груди, — что хороший сон — залог здоровья... Вот и как тебе после такого верить, скажи мне на милость?        И снова качает головой. Сатоши несколько секунд смотрит на неё, точно оглушённый — и вдруг у него сжимается сердце. "И про неё я только что думал... такие ужасные вещи?" — спрашивает он себя, сглатывая гадкое чувство вины и отвращения к самому себе. Да, отвращения: как вообще он только мог задуматься о том, чтобы её не существовало? Его дорогой младшей сестрёнки, для которой он — единственный близкий человек... и которая каждый раз освещает его мрачную жизнь своей солнечной улыбкой? Вот, даже сейчас, делая вид, что сердится, она не может скрыть своего искреннего беспокойства о нём...        Поддавшись чувствам, Сатоши тихонько усмехается себе под нос — и тут же кладёт ладонь Сатоко на голову и нежным жестом треплет по волосам. Сатоко от его действий слегка теряется и одаривает его вопросительным взглядом — а Сатоши пожимает плечами и с усталой улыбкой отвечает:       — Ты права: время уже позднее, давно пора спать. А уроки... в школе разберусь.        И дарит ей извиняющийся смешок. Сатоко несколько секунд смотрит на него с недоверием — а затем кивает и, сердито косясь на раскрытую тетрадь, точно та виновата во всех бедах Братика, тянет его за руку к разложенному футону. А Сатоши и не сопротивляется, лишь наскоро выключает настольную лампу, прежде чем окончательно подчиниться.        Сатоши всегда возвращается в свою клетку.