* * *
Омега шёл по, заснеженной, дороге, что вела в посёлок. Снег хрустел под ногами, создавая ощущение, как будто он идёт вовсе не один, а с чем-то невидимым и не разговорчивым. Хорошо, что хотя бы не под ручку. Хоть лес, что совсем недавно принимал его в свои обьятья, находился далеко, гораздо дальше чем обычно, но от него явно веяло угрозой. Каждое дерево, на вид бесконечного леса, словно не просто шелестело на ветру, мирно покачиваясь, а говорило: «Подойдёшь чуть ближе и ты, уже никогда не вернёшься домой!» Чувство страха снова поселилось в груди, и заставляло повторять бабушкину молитву из раза в раз: — Мёртвое - к мёртвому, живое - к живому... — раз за разом шептал Антон. Он не знал, поможет ли старый заговор, но в моменты, когда шею гладит лёгкий морозец, покрывая её мурашками, и вовсе не из-за холода, окружавшего Антона. Когда сердце начинает стучать, как не терпеливый гость и когда ладошки становятся потными и липкими до отвращения к самому себе, тебе, уже всё равно где искать спасенья, лишь бы дать себе надежду, насколько бы она не казалась бы абсурдной. Еле-еле перебирая ногами, от страха и как будто маленький оленёнок, попавший под, пугающий свет фар, Антон смотрел на густой, тёмный, и как он уже понял, на ещё совершенно не изведанный лес, от которого он, как прирождённый трусишка, решил убежать. Но не думаю, что каждый решил бы идти в эту темноту, с которой не давно познакомился Антон. Он до сих пор не может забыть тот резкий чёрный туман,внезапно окутавший его, и заставляющий бежать, но каждый раз путая его и вынуждая вернуться обратно. Вот именно тогда милый маленький Антоша познал настоящий животный страх, ту самую свою личинку, которая выползла наружу и молила о пощаде, о том, что он хочет жить. Будьте уверенны, что Антон пошёл бы на любые унижения, лишь бы выжить, ведь такова была его натура пушистого, одомашненного крольчонка, не умевшего постоять за себя. И как бы сильно он не претворялся волком, дальше жалкого тявканья или попыток напасть через забор, он не пойдёт. И он прекрасно знал, это, он знал каждый свой страх, ведь лучше всех в этом мире умел понимать именно себя любимого. Пробираясь всё дальше и дальше взгляд голубых глаз леденел, становясь похожим на айсберг, отражавший невинное и чистое небо, пытаясь претвориться им. И можно было подумать подумать, что «Да наконец-то мой малыш смог побороть свой страх!», но нет это по прежнему был Антон, у которого тряслись ноги, и из-за этого он явно опоздает на первый урок. Это было очевидным с самого начала этого долгого, но безопасного пути, ведь Петров решил выбрать дорожку, гораздо длиннее и совершенно не прочищенную частыми следами ботинок других учеников, став первооткрывателем среди них.* * *
Рома, как обычно занимался своим любимым делом, он наблюдал за Тошей, которого, узнав про его омежью сущность, стал любить ещё больше. Хотя и чем-то возвышенным, вроде любви, это было назвать трудно… Это больше походило на обожание человека, всё же нашедшего свой идеал, созданный лично для него, именно по его заказу! Не смотря на всю свою внешнюю внушительность альфы, в душе Рома оставался настоящим романтиком! Он уже успел представить, мило краснеющего, Антона после их первого поцелуя, уже представил и что-то большее в интиме и даже совместный быт после свадьбы, тщательно был продуман до мелочей. И Рома знал, что будет всё, так, как он и задумал, по другому и быть не может! Ведь, так? Ничего не делая, не предпринимая не каких шагов, да даже элементарного флирта не был, а Пятифан, так и продолжал жить в своих мечтах, аккуратно отёсанных от любой стружки и с искусной, от великого меня, гравировкой: «Ты лучший! Моя жизнь рядом с тобой будет чудесна! Я обожаю тебя! Прошу приснись мне хотя бы ещё разок, молю…» Так и проходили все уроки нашего альфы, не умевшего контролировать свои тёмненькие и сокровенные желания, даже в школе.* * *
И вот Пятифану, всё-таки решили послать знак, а точнее, который значил: «Сделай хоть что нибудь, придурок!» Антон одиноко стоял возле крыльца школы, не решаясь, как же ему поступить, ведь если он пойдёт по, уже ставшей любимой, далёкой от лесных чащ , дорожке, то опоздавшего ужина, от мамы которую он разозлит тем, что соизволил добраться домой, так поздно, можно было и не ждать. А кислый-кислый сок всего этого был в том, что в этих краях, находившихся очень далеко, от всегда светлых, словно множество светлячков, фонарей больших городов, в которых даже если ты, уже лёг спать, то всё равно найдётся какой-нибудь водитель, своей чистенькой и новенькой машинки и ещё под тысячу таких же, сигналивших друг-другу и мешавших заснуть, недавно приезжим. Но для старого жителя этого, всегда живого города, этот шум машин служил чем-то вроде успокоительного перед сном. Но теперь не о каких «светлячках», озарявших путь, не шло и речи, ведь в этой глухо-мани такого не водится. Антон, который был уже готов мчатся домой, чтобы был шанс добраться хоть и не к ужину, который Тоша уже маслено пропустил, а хотя бы до темноты. Ведь с наступлением ночи было, уже всё равно, выбрал он тёмный лес или светленький, безопасный путь, усыпанный блестящим снежком. Когда приходила, беспроглядная ночь, уже всё начинало казаться не таким как прежде, чем-то иным, чем-то где можно увязнуть, как в болоте, и больше никогда не увидеть белый свет. Напуганный своими же мыслями Антон резко рванул, попав прямо в цель, а то есть в Пятифана, который лёгкой походкой, всё это время шёл к Петрову, спрятав руки в карманы чёрной и свободной куртки, не столько от холода, сколько от спотевших ладошек. Да, наш Альфа переживал, ведь спустя миллионы своих мысленных подготовок, он решил встретиться с реальностью лицом к лицу, а точнее в лоб в лоб. И теперь оба, Антон и Рома взялись за свои, покалеченные, лбы и стали их тереть, одинаково смотря на друг-друга, взглядом: «Какого…!» — Эм, привет, — неуверенно спросил Петров, наконец-таки очухавшись от неожиданной встречи, которая чуть ли не сбила его с ног. — Да, привет, — повторил Рома, нервно переваливаясь с ноги на ногу, но собравшись с мыслями, которые внезапно разлетелись, от слишком реальной реальности, спросил, — Чё трёшься здесь? Но всё-таки Пятифан не такой уж и глупец и он решил резко реабилитироваться, — Просто, если что, то я могу помочь, — после этих слов повисло неловкое молчание, впрочем как и всегда, когда нет Бяши, постоянно нёсшего какую-то дичь, но если Бяша заболел, то всё-таки кто-то ж должен нести чушь? Ну, так и решил наш мистер Антон: — Ха-ха, да нет я устал, не думаю, что дойду до дома и поэтому, вот думаю в школе переночевать! — мысленно назвав себя придурком, Антон добавил, — Я наверное не так уж сильно и устал. Ну, я пошёл, — проговорил он, и как всегда, кинулся в бегство. А Роман Пятифан, не нашедший адекватных слов, а то есть не: «Можно я пойду с тобой? Может мне проводить тебя?…», он же не маньяк какой-то! Просто, как «совершенно нормальный» человек, по его мнению, он решил попиздить за Петровом, держа от того расстояние в метр. Выдалась достаточно-таки интересная прогулочка!: Антон смотревший на Рому боковым зрением, и поэтому спотыкающийся каждый двадцать шагов. Пятифан, который делал вид, что всё нормально, продолжая идти за Антоном, повторяя про себя: «Всё идёт, так, как я и планировал!», а именно проводить Петрова домой. Жаль конечно, что детали в виде взять за руку, были опущены, но как вышло, так вышло… И хоть Пятифан и возвращался домой с прибавкой пути на километр, ведь наш всеми любимый омега жил в самых ебинях, Рома всё же был счастлив своим маленьким шагом на встречу Антону, который знатно был удивлён подобной прогулкой. Но Петров был поражён не столько, преследующему, его Роме, а сколько себе. Антона не испугало странное поведения знакомого, а наоборот, оно показалось чем-то милым? Ну, не мог по другому он назвать Пятифана «Я самый брутальный брутал!», когда тот замечая, что на него смотрит Антон, начинал ковырять снег носком ботинка, стараясь не в коем случае, не смотреть Петрову в глаза.