Seni seviyorum

— Перепёлкин, а вы из евреев? — развалившийся на походной кровати генерал Соболев с интересом смотрит на раздевающегося подчинëнного. — Никак нет-с, — будто бы растерянно улыбается Перепëлкин. — По болезни... оттяпали. «Русский генерал заметил обрезание у любовника лишь на четвёртую совместную ночь, — улыбается про себя Перепёлкин-Анвар. — Да уж, воистину беспечный народ». — Но теперь-то ты здоров? — улыбается Соболев, позволяя подчинённому лечь рядом. — Более чем, — с жаром говорит Перепёлкин. — Ваше превосходительство, это такая честь... — Ну, буде, — снисходительно усмехается Соболев. — Можешь называть меня "Мишей". «Ах, Микаил, — мысленно называет любовника привычным для себя арабским именем Анвар. — Ты не Миша. Миша — это медведь. Ты похож на него, да. Такой же крупный и сильный. Но ты сладкий, ты как баклава». Анвар с удовольствием проводит пальцами по широкой груди Михаила, мягко прихватывая затвердевшие соски. — Ох, — выдыхает Соболев. — Я всё удивляюсь... — Чему? — Анвар касается губами мощного плеча любовника. — Никогда бы не подумал, что ты столь опытен, — Соболев позволяет любовнику захватить инициативу. — И что ты интересуешься мужчинами... Ещё спрашивал дурак сначала: «На что ты мне?». Ан вон на что... Перепёлкин-Анвар только хмыкает, по очереди целуя соски Михаила. «Мне действительно всегда больше нравились юноши, — усы Анвара щекочут кожу Соболева, тот хихикает. — Такие стройные, гладкие... Совсем молоденькие. Но для русского генерала можно сделать исключение». Анвар делает исключение для Соболева. Хотя бы потому, что ни разу до этого турецкий разведчик не влюблялся в своего «подопечного», просто не позволял себе чувств на работе. Но русский генерал, статный светловолосый мужчина, покорил сердце Анвара. И пусть для любовника Анвар был лишь комичным, вызволенным из турецкого плена капитаном Еремеем Перепëлкиным, турок знал — его чувство взаимно. А война — это работа, а от работы нужен отдых. Губы скользят вниз по упитанному животу. Соболев томно вздыхает, гладя подчинённого по волосам. «Я сразу понял, — мозг привычно анализирует информацию. Забудется Анвар чуть позже.— Что скрывается за твоим повышенным увлечением женщинами... яланджы... татлы яланджы — сладкий обманщик мой». Губы касаются напрягшегося члена. Пальцами Анвар старательно мнëт яички любовника. Член наливается, твердея в умелых руках. «Шейтан, почему это так красиво? И так хочется скорее почувствовать его в себе?». — Ох, чëрт, — Соболев кусает губы. — Сделай, пожалуйста... Вот как умеешь. Анвар кивает, ладонью высвобождая липкую от смазки головку. Сразу прихватывает её губами, посасывая, словно мундштук кальяна. «Хотя в отверстие мундштука я ведь не лезу языком». Кончик языка щекочет отверстие головки. Соболев стонет. — Ляг на бочок, — просит генерал. Анвар стремительно исполняет просьбу. Ему и самому не терпится... Соболев обнимает любовника, растягивая его увлажнëнными слюной пальцами. — Весь день сегодня желал этого, — Соболев целует любовника за ухом. Головка мягко проникает внутрь. Анвар тихо стонет, обхватывая ладонью свой член, Михаил придерживает его бедро. Соболев действует неспешно, то глубоко входя, то почти отстраняясь. — Ну что за чудо?! — жарко шепчет генерал на ухо своему любовнику. — Разве мог я ожидать... что ты окажешься таким? Лучше женщин... лучше многих мужчин! — А у вас, — Анвар сам начинает двигаться навстречу Михаилу. — Ах, наверное много мужчин было? Сотня? — Ну, нет, — несколько самодовольно хохочет Соболев. — Поменьше... А у тебя? — Вы третий, ох, — врёт Анвар, чувствуя, что дальше поддерживать диалог он не способен. — Двое-с ещё по молодости... ах... В гимназии... Ох, Мишенька, как же сладко с тобой! Соболев прижимается к любовнику. Член теперь входит резко и грубо. Анвар стонет, радуясь, что охрана стоит достаточно далеко от генеральской палатки. — Прелесть моя! — Соболев чуть прикусывает мочку уха Анвара. — Ах! — подбирать русские слова хоть и для скудного диалога всё сложнее. Ощущение заполненности и нарастающее с каждой секундой удовольствие сбивают с толку даже привыкшего играть роли разведчика. Ещё никому не отдавался он с таким желанием... — ...Давай, — взмокший Соболев отстраняется. — Поменяемся... — Прямо сейчас? — несколько удивлённый Анвар поворачивается, видя, что любовник уже лёг на живот. — Ну, извольте-с. Анвар устраивается между разведённых ног Соболева и, плюнув на пальцы, принимается быстро растягивать его. — Ваше превосходительство, — смотреть на широкую спину русского генерала очень приятно. — Боюсь, долго... не сдюжу. — Да не томи ты уже, — вздыхает Соболев. — Есть «не томить», — от проникновения в сильное красивое тело захватывает дух. Анвар движется плавно, Соболев не сдерживает эмоций. — Да! Вот так! — генерал сминает пальцами белоснежную простынь. — Ох, чëрт! По-резче, ох... Да! Еремейка, умница! Анвар блаженно усмехается. «"Еремейка"... Интересно, что бы ты сказал, если б узнал... Кто с тобой сейчас?!» Анвар легонько шлёпает Соболева по ягодицам. — Ох, проказник! — с восторгом выдыхает Соболев. — Славный мой! Анвар чувствует, что до финала осталось совсем недолго. Ощущения, стоны, комплименты — этот русский генерал положительно сводит турецкого разведчика с ума. Член всё резче проникает сквозь узкое кольцо мышцы, оба любовника тяжело дышат, изредка всхлипывая. — Ох, Мишенька, — шепчет Анвар, теряя над собой контроль. Семя течёт внутрь любовника, тот отвечает громким стоном. — Люблю тебя! Сени севийорум! На секунду Анвар в испуге замирает: словами он выдал себя. «Никогда такого не было со мной!» Анвар отстраняется от Соболева, тот переворачивается на спину. — Погладь меня, Еремейка, — с мольбой обращается Соболев к любовнику. «Он не расслышал!» Удовлетворëнный Анвар ложится рядом с генералом, лаская его ладонью. — Ну, до чего же ты хорош! — Соболев целует Анвара в губы. Тот отвечает на поцелуй, толкаясь языком в рот любовника. «Щекочут усы и бакенбарды твои. Но как же прекрасно... гюзел!» — Да! Да! Чëрт! — Соболев отрывается от губ любовника. — Вот так, прелесть моя! Да! Из обхваченной пальцами Анвара головки брызжет семя. «Как мне нравится этот момент всегда...» — Спасибо! — Соболев устало откидывается на подушки. —Ах, Еремей, вот спасибо от души! — Не стоит благодарности, — Анвар садится на постели и закуривает. — Повторюсь: ваше внимание — честь для меня. — ...А что ты там говорил? — Соболев жестом просит папиросу. — Что говорил? — Анвар отдаёт папиросу и играет искреннее непонимание. «Всё же услышал?!» — Мне показалось, — Соболев выпускает из губ струйку серебристого дыма. — Ты произнёс что-то по-турецки... — Ах, это, — Анвар улыбается как можно более невинно. — Учу язык врага. Видимо, переучился... — И что же ты сказал? — взгляд голубых глаз встречает взгляд карих. — Сени севийорум, — с нарочито русским акцентом произносит Анвар. — Это значит «люблю тебя». — Вот как? — Соболев отдаёт папиросу любовнику и манит его к себе. — Тогда я тебя тоже вот это вот «орум», да. Еремейка, отдохнём немного и ещё разик? Анвар выдыхает дым папиросы и целует русского генерала в губы. The End.