Моё сердце в твоих руках

— Ты уверен, что у этой штуки не истёк срок годности? Выглядит так, будто её ещё твоя прабабка покупала. Кенма оборачивается и грозно смотрит на Инуоку, скептично осматривающего жестяную банку в руке. — Прекрати ныть, эти консервы ещё тебя и твоих внуков переживут. — Кенма возвращается к обследованию уже какое-то время не работающего холодильника. — Пока Яку с остальными не вернутся с вылазки, это – всё, что есть у нас на руках. Инуока понимающе кивает и кладёт ещё несколько банок консервов в рюкзак. Наблюдая за Кенмой, вытаскивающего из холодильника все продукты, он уточняет: — Слушай, а... Вот это всё разве не понадобится твоей семье? Или они..? Кенма перебивает напарника прежде, чем он скажет какую-нибудь глупость, которая потом будет сниться Козуме в кошмарах: — Родители сейчас не в Японии. Аэропорты уже перестают работать, и я до них не дозвонюсь, так что их визита можно не ждать. — Он со спины бросает в руки Инуоки батон хлеба и поднимается с пола. — Буду надеяться, что с ними всё в порядке. Но нам сейчас нужнее. Они ещё недолго распихивают еду по сумкам, пока из коридора не выходит вооружённый Ямамото. — Всё чисто. Вы ещё долго? — Уже бежим! — отвечает Инуока закидывая на спину рюкзак. Ямамото кивает и поворачивается к Козуме. — Не нравится мне твоя эта идея одиночного обследования. Что ты тут забыл? — Это мой дом, я мог оставить здесь буквально всё, что угодно. — Но ты не можешь забрать это «что угодно», пока мы тоже здесь и вероятность быть схаванным мертвецами в разы меньше? — Нет, не могу. Мы уже обсуждали. — Упрямец, — шипит в ответ Такетора. — Харука-сенпай доложила, что ближайшие зомбари в трёх кварталах отсюда и надо живей сматываться. А ты ещё и хлюпик. Кенма кривится. Да, он не самый спортивный человек на Земле и явно уступает бывшим сокомандникам в мускулатуре и выносливости, но до наступления полнейшего хаоса он большую часть жизни играл в волейбол и явно не был кем-то, не способным обороняться от медленно движущихся, не отличавшихся особым умом объектов. Тем более, когда у него за пазухой заряженное ружьё. — Я возьму самую лёгкую сумку и потороплюсь. В противном случае, обращусь за помощью к товарищу, — говорит Кенма, кивая на своё оружие. Ямамото немного нервно улыбается, но всё же сдаётся. Раз Кенма пытается шутить, значит, он серьёзен. — Тогда мы оставляем тебя. За час управишься? — Более чем. Инуока хватает со стола свою запачканную биту с забитыми в неё гвоздями, Кенма почти уверен, что эту фишку он спёр из какого-нибудь фильма про зомби-апокалипсис, но пока от неё есть прок, никто не против. — Будь осторожен, Козуме! А то как же мы справимся без тебя, наш мозг! — говорит напоследок Инуока. Кенма замечает, как Ямамото почти договаривает за него «и наше сердце», но он продолжает молчать с грустью в глазах, потом хватает рюкзак, с которым пришёл Кенма и оба уходят к выходу из дома Козуме. Кенма провожает их взглядом и двигается с места только когда дверь за ними хлопает. С кухни он быстро направляется в свою комнату. Кенма долго думал над тем, где было бы более безопасное место и остановился на самом логичном решении. Дойдя до лестницы на второй этаж он потуже затягивает наколенники и налокотники, пониже опускает рукава кофты и штанины. Под всем этим кроется ещё пару слоёв одежды, во имя предосторожности. Кенма глубоко вздыхает, когда оказывается у двери в комнату. Он собирает распустившиеся волосы в хвост и входит в комнату. В глубине помещения тут же раздаются странные звуки и Кенма проходит дальше. Он плотно зашторивает окна, чтобы ничего не было видно, включает пока ещё работающий в комнате свет и натыкается на чужие, пристально смотрящие глаза. Он резко выдыхает, сердце учащает ритм, и Кенма тихо говорит: — Это всего лишь я, Куро. Привет. Чужая грудь поднимается и опускается при каждом вдохе и выдохе. Со стороны Куроо доносится неразборчивое мычание сквозь несколько слоёв изоленты. Кенма подходит ближе и его взору предстают крепко связанные за спиной руки и ноги. Куроо опирается спиной на кровать и провожает друга настырным взглядом до момента, пока он не садится на корточки напротив него. — Прости за неудобства. Куроо немного качается из стороны в сторону, но сопротивления не оказывает. Козуме осматривает его сверху до низу и спрашивает, не ожидая услышать ответа, но в глубине души надеясь на чудо: — Могу я тебе доверять? Куроо (конечно) ничего не отвечает. Кенма откладывает сумку с едой и снимает с себя ружьё, немного оттолкнув вещи в сторону. Он садится на колени, устраивается поудобнее и вздыхает. — Надеюсь, ты отнесёшься с пониманием, — говорит Кенма, намекая на чужие связанные конечности, глядя Куроо в глаза. Куроо смотрит на него тоже и не так, как смотрел бы заражённый, его взгляд не был мутным, он смотрел на Кенму, как смотрел до этого всегда, когда они вместе сидели за домашкой или обедали в тишине. Единственное, что выдавало в Куроо его болезненность – гниюще-бледный цвет кожи, лопнувшие капилляры в глазных яблоках и жёлто-фиолетовый синяк с неровными следами от зубов на предплечье, зажатый узлом рванной рубашки. Одежда на Тецуро была местами изорвана, как после драки. Но взгляд его оставался до щемящей боли знакомым и таким осознанным, что Кенма уже вторую неделю ловит себя на том, что мог просто ошибиться. Что на его друга детства, самого близкого и дорогого в мире человека не набрасывался никакой ходячий труп, что Куроо никогда не пытался защитить безоружного Кенму, не придумав ничего лучше, чем заслонить его собой. Его невероятно раздражало, каким до ужаса умным Куроо был на самом деле, но каким идиотом становился, когда дело доходило до Козуме Кенмы. Как когда он получал максимальные баллы за тесты, но уже последний год мялся вокруг да около, чтобы пригласить Кенму на свидание. — Ребята скучают по тебе, — начинает он, не зная, чем продолжить. — Я тоже. Он замолкает ещё на полминуты. — Я боюсь им рассказать. Даже не из-за того, что обо мне могут подумать, представляешь? Мне никогда не было так сильно наплевать на мнение окружающих. Я просто боюсь, что они могут сделать с тобой. Куроо отвечает ему ленивым мычанием. — Убить тебя. Пусть ты уже выглядишь как мертвец, но я же знаю, что это не так. За две недели после эпидемии я успел собрать достаточно информации, чтобы выявить два типа зомбарей. И ты не мёртвый, ты наверняка ещё можешь меня слышать. И тебя ещё можно спасти. Куроо молчит и немного покачивается. Кенма продолжает немного громче: — Это как в той серии Гравити Фолз, помнишь? Мы вместе смотрели. Ты ещё тогда так испугался, когда они начали из-под земли лезть. Кенма перестал замечать, как с каждым визитом становился всё разговорчивее, будто заполняя тишину за них обоих. — Жаль, что у нас нет такой книжки, да? Чтобы знать всё-всё. Чтобы на блюдечке подали рецепт вакцины. Интересно, смог бы ты помочь каким-нибудь учёным в её создании, с твоими-то познаниями в химии и биологии? Куроо закрывает глаза и тяжело дышит. Медленно, но верно он теряет равновесие и начинает падать на бок. Кенма ловит его за плечи, которые, кажется, вот-вот рассыпятся под его ладонями. Тецуро снова смотрит на него, и Кенме внезапно становится так тяжело. Он пододвигается ближе и с едва мелькнувшим сомнением обнимает Куроо. На его плечо приземляется голова, будто она слишком тяжёлая, чтобы хозяин мог её так просто удержать. — Ты делаешь меня сентиментальным. Наш мозг, и наше сердце. Кенма не думает, что от него теперь есть прок. Куроо съел его мозг, он больше не в состоянии логически соображать рядом с ним, инфицированным, тупым, но таким, зараза, родным и важным. Всё, что осталось у Кенмы – его сердце. Его глупая, рискованная сентиментальность и ноющая от очередного неразборчивого мычания грудная клетка. Кенма дорожит Куроо и, возможно, он бы не бросил его одного в таком состоянии, если бы всю свою жизнь не готовился к зомби-апокалипсису. И если бы не люди, которые надеются на него. В нём внезапно что-то щёлкает. — Я такой идиот, да? Они же наши товарищи. Я ведь... должен им довериться. Но мне так страшно. Кенма отпускает Тецуро, а тот почти не шевелится. Рука сама гладит чёрные, постепенно выпадающие волосы, Кенма потуже затягивает узел вокруг укуса, забирает ружьё и сумку, выключает свет и уходит из комнаты, не оглядываясь. Куроо за дверью мычит громче и Кенма утирает слезящиеся глаза. Он не мёртв. И не жив. И это Кенму пугает больше всего. В нём так отчётливо видна человечность, но он ни за что не позволит себе развязать его. Кенма не знает, что произойдёт завтра, через неделю или через год, поэтому единственное, что он может сделать для Куроо – собирать информацию. Он выяснит, как можно помочь, спасти. И, кажется, он уже догадывается, как можно облегчить себе работу. Кенма выходит из дома, всё же взглянув на здание, перед тем, как убежать прочь. Когда он возвращается на базу, его встречают улыбками облегчения. — Добро пожаловать, кэп — говорит Ямамото. Прозвище оседает камнем на плечах и Кенма ставит сумку на пол, чтобы облегчить груз. — Ага. — В этот раз всё забрал, Козуме? — спрашивает Инуока, разбирая консервы. Кенма думает две минуты и они оба покорно ждут. Это действительно глупо. Кенма глупый. Они – команда. Единый организм. Куроо говорил, что они двигают кровь по венам и артериям и заставляют мозг работать. Кенма никогда не загорался этими речами, но сейчас он как никогда понимает их капитана. Кенма теряет контроль над разумом, когда он один-на-один с таким Куроо. Но если они будут там все, заставит ли это мозг работать? Да. А затем мозг заставит двигаться тело, зашевелятся конечности, и они все вместе найдут выход. — Когда остальные вернутся? — наконец спрашивает Кенма. Он может им доверять. Некома – даже за пределами площадки товарищи, команда, друзья. Как не обзови – суть одна и та же. — Должны через пару часов, пока не стемнело. Он не единственный, кто скучает по Куроо Тецуро. — Отлично, — отвечает Кенма и садится между двумя товарищами. — Нам придётся вернуться в тот дом. Глаза у них становятся с блюдца. Но Кенма уверен в себе. Уверен в них. — В чём дело? — настороженно спрашивает Такетора. Они должны знать правду. — Я забыл. — Все молчат. — Забыл вам всем кое-что показать.