Как Арсений встретил своего Антона

Дёрганные поцелуи касаются шеи. Кажется, что всё не настоящее, всё не такое. Все ощущения совершенно нереальные. Это не может произойти, не с ним — таким хорошим мальчишкой. Поведя носом, втягивает окутавший аромат, который сшибает с ног, заставляя терять рассудок. Мужчина, который прижимает его пьяное и сильно одурманенное тело к стене, вызывает трепет и лёгкое покалывание в пальцах. Антон вообще не помнит, как оказывается в ситуации, где кто-то неизвестный тяжело дышит в шею, прижимаясь своим возбуждённым членом к обильно текущему заду. Как это вообще возможно? Середина цикла течки, до следующей ещё столько же, сколько прошло после предыдущей, а мокро так, будто она в самом разгаре. Думать об этом некогда. Ведь чужие руки скользят по бёдрам, опускаясь в бельё. — Пожалуйста… — еле ворочающимся языком Антон выговаривает буквы, но замолкает, едва осознавая, что хочет произнести дальше. О чём попросить? Остановиться? Продолжить? Мужчина за ним замирает, явно распознав нерешительность, но, видимо, знает, как помочь выбрать нужный ему вариант: сильнее вжимается бёдрами в слабого, текущего и кое-как держащего себя в разуме омегу, и мальчишка сдаётся: — Пожалуйста, хотя бы не здесь. Позади раздаётся довольный хмык, и мужчина повелительным жестом откидывает волосы с шеи Антона, и касается губами основания шеи, заставляя омегу жалобно всхлипнуть. — Хорошо, я не буду брать тебя здесь. Не хочешь быть грязной шлюхой? — такой знакомый, где-то на периферии слуха Антона, голос звучит будто мимо него. Он не слышит слов, лишь тембр — властный, заставляющий подчиниться, но это и так в его инстинктах — подчиняться альфе; а в том, что его несостоявшийся насильник альфа, омега не сомневается, ибо то, насколько он хочет этого неизвестного (?) ему мужчину и насколько сильно на него влияет его запах, не оставляет и призрачной надежды на другой подпол мужчины. Антон сам себе противоречит, оттопыривает задницу, сильнее вжимаясь в чужие бёдра, а руки кладёт поверх чужих ладоней в своих штанах и с усилием сжимает, вырывая два разноголосых стона. Мужчина хмыкает, забавляясь столь противоположной реакцией жертвы в руках. — «Так не здесь» или хочешь скорее? — издевается, вынуждая Антона из-за вспышки стыда вернуть на несколько секунд разум, но всё, на что хватает этого всплеска, — в попытке вырваться, он, зажатый с двух сторон чужими руками, забором спереди и бёдрами позади, лишь сильнее ударяется в обе границы и откидывает голову на плечо, совершенно не в силах больше томиться в этом безумии. Альфа ведёт носом по шее, вдыхая терпкий аромат течного омеги, и резко дёргается, отстраняясь. Видимо, не только у Антона рассудка нет, но и у альфы из-за него пропал. Мужчина выдёргивает руки, и не слушая плаксивый скулёж, дёргает парня за плечи, разворачивая на себя. Перехватывает его подбородок и заставляет посмотреть в свои глаза. — Шастун? — Арсений… Сергеевич? Одновременно произносят оба, и осознание бьёт по голове. Но то ли омега просто отбитый, то ли разум вновь удрал от него, плюхнувшись на ослабевших ногах на асфальт, он, поморщившись от боли, подаётся щекой вперёд и трётся о пах. — Антон, — произносит Арсений Сергеевич надломленным голосом. Понимая теперь, кого именно он хотел использовать, кто привлёк его своими феромонами, он разрывался меж двух совершенно противоположных решений: сбежать от желанного омеги или взять его прямо здесь и сейчас, но как бы то ни было, ни при одном из вариантов он не может оставить это человеческое недоразумение в подворотне. Поэтому Арсений оглаживает податливого омегу по волосам, парень ластится к нему, трётся щекой, вызывая волны топящего желания, но, взяв себя в руки окончательно, мужчина хватает подростка за волосы и вздёргивает на ноги. Антон обмякает в руках. До конца не осознавая, что именно с парнем не так, Арсений хмурится, начиная ощущать ещё хоть что-то помимо призывного запаха омеги. Проступает амбрэ алкоголя и каких-то веществ, окрашивая прекрасный притягательный запах омеги кислым оттенком. Осознав этот простой факт, он ставит под вопрос тот факт, насколько Антон будет помнить эту ночь. — Что же ты творишь, чёртово чудовище? — простонал мужчина, чувствуя как слабый омега в руках трепыхается, изучает его тело вслепую, блуждая по нему руками и носом. Арсений выпускает наружу внутреннего зверя — альфу — и подаёт предупреждающий рык, на который омега реагирует и замирает, тяжело дыша. Это позволяет схватить Антона за руку и дотащить до подъезда, а оттуда до своей квартиры. Ведь когда он учуял запах, который заставил его искать источник, как раз подходил к дому. Затаскивает не сопротивляющегося парня в квартиру и закрывает за ним дверь. Арсений, дотащив Антона до ковра в гостиной, отпускает его, опускаясь на стоящий рядом диван, и придирчиво разглядывает сползшего на пол парня, пытаясь понять, как ему поступить дальше. Этот Шастун… — И что ты делал возле… того забора? — «моего дома» Арсений глотает. Антон поднимает голову и обезумевшим взглядом косится на альфу. — Сбежал, — односложно отвечает он и медленно, осторожно кладёт ладони мужчине на колени; и, не встречая никакого сопротивления, забирается сам. Спроси себя Арсений позже, почему позволил оседлать свои бёдра, — не ответит. — Меня попытались изнасиловать, — добавляет Антон и касается губами уголка губ мужчины. Арсений удивлённо расширяет глаза и вовсе не понимает, как быть, что сказать и что сделать. Наглый мальчишка стонет, выгибая спину и прижимаясь к члену, явно желая этого сам. Другой вопрос, насколько Антон осознан в своих поступках. И не много ли этого всего для него одного? Насколько он понимает, в какую ситуация попал? — Пожалуйста, — вновь начинает омега, — возьмите меня, — быстро решая, чего он хочет, произносит: — Я хочу… вас, Арсений Сергеевич, — и в доказательство своих слов хватает руку мужчины и запускает её через свои расстёгнутые джинсы к ягодицам. Вздрагивает, когда пальцы касаются рефлекторно сжавшегося сфинктера, из которого при этом выступила плотная и тягучая смазка. — Блядь, Шастун! У тебя что, течка? — со сверкающими глазами загнанно произносит альфа, но вместо того, чтобы отстраниться или убрать руку, он наоборот продавливает пальцем внешний сфинктер. Рычит, чувствуя и слушая, как Антон на нём мычит и выгибается, но тут же опускает глаза. — Я… вам не стоит беспокоится, — бормочет странное Шастун. — Я… я не тронут. Они не… — он стыдливо отводит взгляд, пряча его, но вместе с этим сам же подаётся назад; и если бы Арсений не дёрнул рукой, вытащив её, точно насадился бы на пальцы. — Вам это не по нраву? — раздосадовано произносит омега. — Антон… — мужчина трёт глаза и совершенно не понимает, как его угораздило попасть в эту ситуацию. На нём сидит подросток, его собственный ученик, да ещё и текучий девственный омега, а он его хочет с такой невероятной силой, с которой никогда и никого не хотел за свои тридцать лет. Вот и как, блядь, быть? Пока альфа страдает, думает и мечется, Антон поднимается на трясущиеся и разъезжающиеся ноги и стягивает с себя штаны вместе с бельём и кофту. Он, кусая губы, косится на альфу, но тот сидит, смотря перед собой, и не замечает его. Омега собирает остаток воли в кулак и шаркает вглубь квартиры; безошибочно находит спальню, сдирая по пути футболку, и плюхается голый на кровать. Придя к выводу, что Антону нужно отоспаться, а потом будет понятно, что с ним делать, Арсений замечает, что в гостиной сидит один. А из глубины квартиры доносятся хриплые стоны. Мужчина напрягается, его внутренний альфа вновь шевелится, заставляя встать и пойти на этот «зов». На входе в спальню дыхание сменяется на загнанное, он шумно вдыхает запах течки его омеги. В принадлежности Антона к себе он больше не сомневается. Когда этот чёрт успел раздеться? Арсений любовно наблюдает, как омега извивается на его кровати, жалобно стонет с разведёнными ногами и, заведя руку, оглаживает свой вход, сильно текущий на светлый плед одуряюще пахнущей плотной смазкой. Отрываясь от созерцания трясущихся ног и рук омеги и поднимая взгляд, он видит лицо, повёрнутое в его сторону. Антон облизывает губы, прикрывает глаза, но сквозь ресницы смотрит на него. Мужчина сглатывает. — Шастун, — больше похоже на обречённый стон, — что мне с тобой делать? — Взять, — облизывая губы, произносит подросток, не сводя с него глаз. — Бля-ядь, — рычит Арсений, срывая с себя рубашку; совершенно забивая на отлетевшие пуговицы, расстёгивает ремень и выпутывается из штанов. — Я возьму тебя, мой омега, но только при одном условии, — шепчет он, нависая над Антоном. Подросток безотрывно смотрит ему в глаза, ожидая продолжение слов. — Ты будешь мне подчиняться. Антон шумно выдыхает через нос — этот властный голос, требовательные нотки; да он, блядь, и сам с радостью. В ответ кивает. Арсений опускает руку на его живот, и омега вздрагивает, дышит ещё тяжелее, загнано, скулит, но торопить боится. Арсений ведёт рукой ниже, наблюдая, как дёргается плоский живот от касаний, обводит рукой пах, не касаясь члена, ведёт пальцем по яичкам и касается сфинктера. Его омега инстинктивно разводит ноги сильней, выгибается и протяжно скулит, когда мужчина откидывает его руку в сторону, пальцем собирает смазку, подносит её к лицу и втягивает запах. Щёки Антона покрывает румянец, он отворачивается, не в силах смотреть. Арсений предупреждающе рычит и второй рукой дёргает голову подростка на себя. Убедившись, что он смотрит, вытаскивает язык и блаженно слизывает плотную, чуть сладковатую смазку. Антон практически пунцовеет, но глаза не отводит. И Арсений отпускает альфу внутри. Резко садясь, дёргает мальчишку ближе к себе, приподнимая его на весу, и, крепко перехватив за бёдра, с силой впивается в кожу, касается языком текущей смазки. — Пожалуйста, не-е-ет, — жалобно всхлипывает парень, но, чувствуя, как язык проходится по сфинктеру и нажимает на него, вскрикивает, выгибая спину. — Да-а-а, пожалуйста, ещё! Арсений хмыкает, силясь протолкнуть язык, но омега не врал — действительно девственный, такой тугой… С трудом внутрь проникает кончик языка, заставляя подростка метаться по кровати и протяжно мычать. Он хватает покрывало под собой, гнётся, вскрикивает, а потом скулит и замирает. И чуть не плачет, когда Арсений отстраняется. Антон тянет к нему руки, хочет вернуть это тепло, это топящее чувство своего альфы рядом, но его альфа рычит и бросается на него, рукой хватая за шею. — Я приказал подчиняться мне, — утробный рык вызывает в Антоне дрожь. Он съёживается и не понимает, что сделал не так. Мужчина бьёт его по бедру, кивая на свои колени, но пальцы от чужой шеи не убирает, сжимает несильно. — Или тебе для того, чтобы подчиняться мне, нужен ошейник? А, Шастун? — Но я… Что я сделал не так? — Я не разрешал тебе трогать себя! — Антон расширяет глаза, совершенно не понимая, что он… Опускает взгляд и понимает, что его рука лежит на члене. Он даже не заметил… Тут же убирает руку. — Простите, я не… не понял, как и когда… — блеет омега. Тон Антона топит Арсения, и тот, преисполненный нежностью, перестаёт сжимать его горло и гладит пальцами. Тянуть сил больше нет, хотя в этот же момент очень хочется посмотреть, как омега будет выглядеть с его членом в глотке. С губ разве что слюна не капает, но Антон опять вырывает его из размышлений. — Я… я не могу больше, умоляю! Арсений… Сергеевич, пожалуйста! — Антон скулит и трётся своей промежностью о чужое бедро. Разум плывёт, нервы кончаются и, преодолев себя и огромное желание поиграть со столь невинным (?), судя по поведению (он бы, конечно, поспорил), омегой, но откладывает это на потом. Антон — его омега, так что никуда парню теперь от него не деться, и никакие социальные статусы теперь не имеют значения. Что они против истинности? Как бы ни пытался Арсений быть нежным, проникновение оказывается рваным, быстрым, вырывающим из Антона всхлип; но парень дёргается к нему, и мужчина усаживает его на свои бёдра, приподнимая его задницу и насаживая на свой ноющий член. Но поза очень скоро надоедает. Жутко хочется иметь полную власть над слабым желанным телом. И Арсений вытаскивает из него член, за руку дёргает на себя и заставляет встать на колени, в следующий же момент подтягивает Антона за бёдра к себе и повторно входит. Совершенно не отдавая себе отчёта, поддаваясь инстинктам, прижимается животом к спине протяжно стонущего омеги. Нагибаясь к манящей шее Антона, Арсений проводит по ней языком и втягивает запах. Не сдержавшись, он прикусывает нежную и бледную кожу. — Мой омега, — рычит он. Антон гнётся, прижимается, полностью отдаваясь в чужую власть. О том, что теперь навечно принадлежит этому альфе, он подумает потом. Сейчас же всё, что его волнует, это узел на члене альфы, начинающий распирать внутри. Молодому омеге лишь в теории понятно, что это, но он инстинктивно прижимается к Арсению, мешая вытащить член до того, как узел скрепит их на ближайшие несколько минут… — Антон! Какого чёрта ты творишь? — злится мужчина, отчётливо понимая, что не хочет, чтобы его омега так рано стал папой; упускает мысль, что вяжет его с собой, лишая и Антона, и себя последней возможности разойтись после секса. У них даже отношений ещё нет, а уже это? Но что поделаешь?.. Он прикрывает глаза, чувствуя, как мальчишка в беспамятстве оглаживает свой живот, сжимая узел внутри. Чуть шевелится и протяжно стонет, когда Арсений обхватывает его член рукой и производит несколько фрикций, доводя свою пару до его первого оргазма под собой. — Вы же не оставите меня? — обречённо шепчет Антон, когда после оргазма реальность и невероятный стыд добивают его обухом по голове. Он не оборачивается, всхлипывает, чувствуя резкую боль в шее. Затаив дыхание в надежде, Антон оборачивается, находит голубые глаза. И, когда Арсений отпускает кожу, на которой расцветает его метка, с губ своего мужчины он читает: «Никогда».