ozone.

Холод. Лёд. Лезвия. Его движения легки и изящны. Красивое тело, длинные ноги, тёмные волосы. Улыбается. В его взгляде читается счастье. Джей пылает. Его тело покрывается липкой испариной, в глазах стоят слёзы, ком в горле не даёт произнести ни звука. Сонхун. Желанный мороз, его клыки, тонкие черты лица. Вспотевшие ладони в отчаянии цепляются за простыни, пальцы сжимаются из последних сил. Он видит его. Ветер ведом его движениями, развевает волосы, дарит свободу. – Дже-я. Его голос, губы над ухом, запах снега, льда и металла. Чонсон цепляется за бортик катка, закрывает глаза. – Ох, Дже-я.. Хисын не сводит с него глаз даже в самолёте, отвоёвывает место поближе, смотрит внимательно, улыбается слабо, очерчивает взглядом мягкие губы. Отдаёт свою порцию фруктов, накрывает плечи курткой во время пересадки, прячет от чужих глаз и отгораживает ото всех. Джей не против. Его порядочно помотало, долгий перелёт вконец добил, но плечо единственного хёна как нельзя кстати оказалось одним из самых приятных и безопасных мест для сна. Хисын пожертвовал комфортом для него, не дал побеспокоить раньше времени и даже по прибытии ещё пять минут будил и выхаживал сонное тело ласковыми поглаживаниями по голове, тихими разговорами и предложением выпить воды. – Хён.. В ресторане людно. Незнакомое место пестрит красками, приятно раздражает слух неизвестным языком, Сонхун сидит напротив, улыбается, делится едой и шутит в своей манере, пока ладонь Хисына гладит коленку. – Выпьешь ещё немного? – Только если хён заплатит. Джей пьяно улыбается, Сонхун не поднимает на него глаз, переговаривается с Джейком. Хисын щедр. Заказывает ему ещё два коктейля, продолжает подкладывать еду в тарелку и смотрит довольно, потягивая остатки пива. – У меня ещё есть две бутылки вина. Потом вряд ли будет возможность.. Продолжать не нужно: у Джея влажный доверчивый взгляд, он цепляется за руку Хисына, дает ему одеть себя, держится за чужое предплечье, пока их расслабленная компания медленно, но верно подходит к отелю. – Вечером обещают дождь. Чонвону не понравятся такие новости, – ветер задувает в открытое окно, Чонсон стряхивает пепел с сигареты. – Значит, нам можно не торопиться, – Хисын останавливается позади него, почти приобнимает, передавая бокал. – Пей, Дже-я, я выбирал его на твой вкус. Отходит. Любуется. – Ты сделал что? – Джейк жмётся плечом к плечу Хисына, стучит указательным пальцем по гильзе сигареты и словно пытается слиться со стеной. – Если Чонвон узнает, чем ты занимаешься.. – Ему не до этого. За Ники попробуй уследи, – улыбается, несмотря на холодный ветер, слышит недовольное фыркание Джеюна, тянет желанный никотин из своей сигареты. – Тебе не кажется, что это уже слишком? Как ты его домой потащишь? – старается не звучать ревниво; Хисын чует сомнение в его голосе, знает, что желание рассказать лидеру обо всём может выскочить. – Хоть на руках понесу. Да и ты явно будешь не прочь помочь мне с этим. А Чонвон… Чонвон этого мне не запрещал, Чонвон знает, что мы с Джеем близки. Чонвон.. ..готов простить ему такую выходку. Сону втихую подливает градус в стакан Нишимуры, когда лидер отходит в уборную. Возвращает бутылочку Хисыну. Передачкой под столом: неловко, глупо, странно, непродуманно, но так действенно. Джея начинает плавить. Сонхун допивает свой коктейль крупными глотками, на Хисына не смотрит. Ли не прекращает улыбаться. – Я так напился.. Что они добавляют в свои коктейли, что от них прямо так хорошо? – пьяные размышления, приятное головокружение, мягкость голоса. – Хисын-хён? Хисын-хён уже лезет ладонями под футболку, а носом водит за ухом, не мешая Чонсону наслаждаться моментом. – Понятия не имею. Тело отзывается мурашками, Джей даже не думает вырываться и отталкивать, млеет на глазах, продолжает пить. Сытый и пьяный вызывает ещё больший голод у Хисына. You are my ride or die. Хисына колотит, он стискивает зубы, резко сжимает Джея в объятиях, из-за чего тот чуть не разливает остатки вина. – Хён? Мой единственный. Сонхун улыбнулся тогда; по блеску его глаз всё было понятно. Сонхун и Джей. Джей и Сонхун. Так было не всегда. – Я был первым, – Джей снова закуривает. – Я был твоим первым, и всегда, всегда должен им оставаться. Пойду за тобой куда угодно. Помани пальцем — я побегу за тобой. Голос у Хисына дрожит. Дыхание тяжелеет. Он плачет. – Дже-я. Сонхун держит его руку в своей. Сонхун смотрит с обожанием. Сонхун не отводит взгляд, когда вокруг нет посторонних. Сонхун настойчив. Сонхун ласков. Сонхун звереет. – Я был первым, – Джей не понимает его, допивает полусухое, убирает бокал в сторону, – и всегда им буду. Как он пришел к тому, что Чонсон стоит перед ним на коленях. Как дошёл до его приоткрытых губ и горлышка бутылки на них. Вино стекает по его коже, кадык дёргается от каждого глотка. Хисын спаивает его. – Дже-я. Тепло. Нежность. Бесконечное чувство любви. За что ты так жесток со мной. Хисын грубо давит большим пальцем на его язык, удерживает рот открытым, сплёвывает в него. – Дже-я Ласковый, тёплый, любимый, единственный. Ладонь сдавливает горло до хрипа. Чонвон колотит кулаком в дверь. – Чонсон. Он плачет. Хисын сцеловывает каждую слезинку, ощущает, как сердце рвётся на куски. Сонхун не посмеет вмешаться, Джейк будет скулить в стороне, Чонвон найдёт свои методы. Останется лишь Ники, но его сейчас заботит лишь возможность выпить лишнего благодаря Сону. – Дже-я. О вчерашнем напоминают лишь кровавая корка на губе и несколько следов от зубов на бёдрах. Всё тело болит. Чонсон возвращается в пустующий номер. У Чонвона с Хисыном разговор наедине.