***
Юнги приветливо улыбается на камеры, кивает репортёрам и предвкушает игру. Он давненько не был на открытых играх, поэтому ладно, в подарке Чонгука есть что-то приятное. Юнги всё ещё чувствует подвох и, кажется, даже знает какой, но откидывает эти мысли подальше. Пока что. В своё время золотой ребёнок не сможет устоять и начнёт действовать. А против милых очаровательных засранцев Юнги не всегда может устоять. — Чего вы ожидаете от матча? — к Юнги подскакивает журналист, полностью игнорируя одетого во всё чёрное Чонгука, и, морщась, он отвечает: — Хорошей игры. Их с Чонгуком присутствие моментально занимает всё внимание прессы и случайных арми, но Юнги старается не зацикливаться. Они усаживаются в первом ряду, как раз достаточно близко к команде. Юнги не может игнорировать приятное чувство предвкушения внутри — он любит наблюдать за матчами, любит спортивные игры. Иногда он думает о том, что и сам с удовольствием профессионально занимался бы баскетболом, если бы хватало роста. Нетерпеливо поёрзывая, Юнги чувствует на себе смеющийся взгляд Чонгука и закатывает глаза. Он даже слегка привстаёт, когда команда начинает выходить и весь зал взрывается свистом и аплодисментами, чтобы… Юнги немного удивлённо хлопает глазами. Билеты на матч и сам матч выбирал Чонгук, аргументируя это тем, что это подарок. Юнги не особо противился, прекрасно зная порой абсолютно неудачную неуёмную природу несносного золотого макне, но… Глядя, как на площадку один за одним выходят невероятно высокие, крепко сложенные и абсолютно, без исключений, чернокожие игроки, Юнги чувствует подвох как никогда остро. Он медленно поворачивается на Чонгука и видит широкую, абсолютно довольную и невероятно предвкушающую ухмылку. О, нет. — Даже, чёрт возьми, не думай об этом, Чон Чонгук, — Юнги беззвучно шипит, чувствуя, как у него теплеют щёки и уши. Он независимо смотрит на игроков и невольно думает… Если поставить их рядом, чисто теоретически, достанет ли он макушкой хотя бы до плеча? — Даже, блять, не думай об этом. — Я ни о чём не думаю, хён, — мягкий голос Чонгука звучит невероятно елейно, практически плюшево. Верный признак того, что засранец что-то задумал и от слов своих не откажется ни за что в жизни. — И даже ничего не говорю. Пока. — Вот и не думай. И не говори, — Юнги ворчит и сладко улыбается, когда камера снова переводится на его лицо. Ну нет, он не… Юнги снова чувствует, что нервно краснеет, и просто надеется, что слой тонального крема на его лице сможет это скрыть. Но что самое ужасное — он не может сосредоточиться на игре. Не обращает внимание, кто какой пас передаёт, кто как закидывает мяч в кольцо. Обычно он может думать: можно ли ему повторить тот или иной финт, но сейчас… Юнги смотрит, как в свете софитов переливаются литые чёрные мышцы, как напрягаются ноги перед прыжком. Какого хера они все в шортах? Юнги неуютно ёрзает и бросает взгляд на Чонгука. Улыбка с лица этого засранца так и не сошла. — Чего ты хочешь, — Юнги поджимает губы и отслеживает, как передают оранжевый мяч, — давай сделаем быстро и насладимся игрой. — О нет, хён, — Чонгук проказливо хмыкает, — я не хочу быстро. Я хочу долго, со вкусом, с оттяжкой. Чтобы ты умолял не заканчивать нашу игру. — Я убью тебя, Чонгук-а, — Юнги говорит это сладким елейным голосом, но на самом деле… его жадная до члена киска пульсирует и намокает. Тело, привыкшее к сексу, реагирует чересчур чувствительно, с нотками предвкушения, и Юнги приходится закинуть ногу на ногу, чтобы скрыть реакцию. — Коты тоже шипят, но не царапаются, — Чонгук вальяжно рассаживается на стуле и закидывает руку за спинку стула Юнги, мягко касаясь кончиками пальцев плеча, — смотри, как они хорошо играют, хён. Как круто перекидывают мяч, как прыгают, м-м-м, классно же. Такие чертовски сильные игроки, да? — Сильные, да, — Юнги невнятно соглашается, глядя, как один из игроков взлетает в воздух, легко опираясь ладонью о кольцо и закидывая мяч внутрь. Чёрт. Сам он едва бы достал до него кончиками пальцев, если бы прыгнул максимально высоко. Его киска пульсирует, и Юнги беззвучно ругается себе под нос, снимая ногу с ноги и крепко прижимая бёдра друг к другу. — Только представь, хён, — Чонгук звучит воодушевлённо и лукаво, а затем и вовсе наклоняется к самому уху Юнги, словно собираясь поделиться чем-то насчёт игры. Юнги каменеет, слыша бархатный, обволакивающий голос. — Они такие большие, правда? Высокие, сильные. Грубые. Ты бы был таким маленьким на их фоне. Как думаешь, они смогут обхватить твою талию целиком ладонями? Даже если ты встанешь на цыпочки, то всё равно до них не дотянешься, крошка-хён. — Заткнись, Чонгук, просто заткнись, — Юнги едва слышно шипит, контролируя выражение своего лица. Но его глаза всё равно распахиваются, когда Чонгук будто тянется к пачке сухариков у него в руках и, пользуясь высокими закрытыми сидениями, неторопливо, дразнящее ведёт двумя пальцами по всей поверхности пульсирующей киски сквозь чёрные брюки. — Чонгук! — Подумай об этом, хён, — макне шкодливо улыбается, всё-таки утаскивая сухарик, и демонстративно скользит влажным языком по двум своим пальцам. Юнги намокает от этого против воли. — У тебя ещё предостаточно времени. Юнги тянется к бутылке с водой нетвёрдыми пальцами, откручивая крышечку и делая несколько быстрых глотков. Он не… он не будет даже думать об этом. Нет. Он не будет думать об их росте, больших руках и… Блять. — Ладно, — Юнги говорит это тихо, и он знает, что Чонгук переспросит, поэтому опережает его и, повернув голову, бормочет: — Ладно, блять, делай что хочешь. Казалось бы, Чонгук не может расплыться в ещё более дрянной и шальной улыбке, но он сейчас напоминает чеширского, мать его, кота. Юнги стискивает бёдра, чувствуя знакомое ощущение чонгуковой реальности: оно проскальзывает мурашками по всему телу, добавляя ощущения нереалистичности. Игроки на поле замирают в странных позах, их взгляды словно потупляются, а все зрители вокруг будто переключают внимание на Юнги. Однажды он к этому привыкнет, но… Чон Чонгук — ёбаный извращенец. — Тебе в кайф смотреть, как меня ебут негры и как полный зал людей наблюдают за этим? — Юнги нервно поднимается с места и идёт за припрыгивающим от нетерпения Чонгуком. Он уже по-хозяйски одним движением руки заставляет всех чернокожих из команд — и тех, кто на поле, и тех, кто сидят в запасных — выстроиться в одну длинную шеренгу и раздеться. — Какой размер ты хочешь? — под руководством Чонгука все эти болты поднимаются практически в одно мгновение. И, блять. Они огромные. Одни толще, другие тоньше, какие-то длинные, а какие-то с загнутой головкой. Юнги чувствует себя плохо от того, что действительно рассматривает чёрные члены и прикидывает, какие он готов в себя принять. — Мне кажется пятерых будет достаточно, да, киса? — Более чем, — Юнги звучит немного резко, судорожно выдохнув. Чонгук, напоминая адвоката дьявола даже сильнее, чем обычно, легко проскальзывает ему за спину и целует за ушком, мурлыкнув: — Расслабься, кнопочка. Я буду здесь. — Ты не способствуешь расслаблению, — Юнги ворчит, но правда чувствует себя немного спокойнее. Чонгук поглаживает его талию и бёдра, плавно увлекая за собой. Он ведёт его до тех пор, пока… О, матерь божья. Юнги даже невольно приоткрывает рот, изумлённо глядя на слишком крупного даже на фоне остальных мужчину — кажется, это капитан команды, Дерек Морган. Чонгук щекотно смеётся: — Тебе нравится побольше, правда? Взгляд Юнги буквально примагничивается к толстому чёрному члену, гордо покачивающемуся в… в ожидании. Он судорожно сглатывает, невольно думая, что в него столько просто… просто не влезет. Повинуясь даже не движению, а взгляду Чонгука, мужчина слегка наклоняется и сжимает подбородок Юнги в пальцах, вынуждая слегка приподнять голову. И, чёрт, кажется, он может накрыть всё его лицо одной своей ладонью. Юнги ошеломлен настолько, что не может даже ничего сказать. — Кажется, ты им нравишься, крошка, — Чонгук всё ещё усмехается, но его голос густой и хриплый от возбуждения и нетерпеливости. Юнги немного растерянно оглядывается, когда чувствует, как Чонгук отходит на несколько шагов. Его место занимает ещё четверо высоких мужчин, окружающих его и возвышающихся словно исполинские сосны. Юнги едва ли не впервые в жизни чувствует себя настолько маленьким. Дерек Морган наклоняется, и Юнги глотает короткий звук, когда его подхватывают под бёдра с такой лёгкостью, будто он весит не больше котёнка, и поднимают наверх. — Чонгук, я передумал! — Юнги практически истерично взвизгивает, но давится стоном, когда его одежду просто разрывают и сразу же принимаются за нетерпеливые ласки. Огромные пальцы жадно скользят по его киске, оглаживая её по всей длине, некоторые нетерпеливо толкаются в его попку. Чонгук, зная о своих коварных планах, хорошо подготовил его дырочки с самого утра, трахнув не меньше пяти раз. На столешнице на кухне — у него явно на это кинк; в ванной; в машине; усадил на свой член, когда они стояли в пробке, и выебал прям перед входом в здание. Юнги не хочет знать сколько раз так Чонгук делал, когда скрывался, но его ненасытность воистину не знает границ. Как и сейчас пятеро чёрных парней прокручивают его, как куклу, выбирая, как именно подготовить белую девочку для развлечения. Член Чонгука большой, но даже он проигрывает в сравнении с этими болтами. И Юнги не сможет принять их без подготовки. — Как ты им нравишься, белая сучка, — Чонгук не умеет молчать, он влезает своим грязным языком, когда пискнувшего Юнги переворачивают вверх ногами ровно напротив члена Моргана, а его киска и попка оказываются под прицелом сразу двух ртов, — давай, возьми этот чёрный член, киса, пососи его, хорошая шлюшка, соси и думай о том, что их слишком много для такой малышки, как ты. И как сильно тебе достаточно меня. Юнги откровенно дрожит, когда огромный чёрный член грязно шлёпает его головкой по губам. Он жмурится, открывая рот и пытаясь взять его, но… Чёрт. Губы Юнги беспомощно разъезжаются в попытке обхватить толстый ствол, щёки слегка тянет — с трудом он вбирает головку, слабо скользя по ней розовым языком. Ему лижут сразу с двух сторон, жадно и нетерпеливо, грубовато сжимая подрагивающие белые бёдра и толкаясь в обе дырочки сразу несколькими пальцами. Юнги чувствует себя маленькой и абсолютно беспомощной игрушкой у них в руках. — Кажется, этот большой чёрный член не влезает в твой маленький розовый ротик? — Чонгук тянет это длинно и насмешливо, наблюдая за Юнги немигающими тёмными глазами. — Давай, киса, постарайся. Глупой беленькой штучке нужно сделать хотя бы что-то, правда? Едва ли не впервые в жизни Юнги давится, пытаясь взять глубже, и отстраняется, закашлявшись. Отдышавшись, он беспомощно смотрит на покачивающийся перед его глазами толстый член и, спрятав зубы, медленно насаживается снова. Он распахивает глаза, когда вдруг чувствует сразу несколько ладоней, придерживающих его волосы и его голову и плавно, но бесцеремонно вынуждающих насадиться глубже. Юнги давится, судорожно сжимая горло вокруг огромного члена, жмурится, смаргивая слёзы, но ему не позволяют сняться, и спустя некоторое время он всё же расслабляет горло, шумно выдыхая через нос. — Блять, да, — Чонгук сбивчиво стонет, и Юнги буквально всем телом чувствует его прожигающий, жадный взгляд. — Как сладко малышка плачет на толстом чёрном члене. Что будет, когда она возьмёт ещё два, правда? У Юнги расширяются глаза. Он пытается сняться, брыкнуться, но его держат крепко и властно, не давая и шанса на побег. Член во рту теперь двигается, ритмично вбиваясь в глотку. Он огромный, но умудряется скользить так легко и уверенно, что Юнги расслабляется, позволяя трахнуть себя в рот. Прикрыв глаза, он пытается отрешиться от всего, просто дать Чонгуку насладиться этим шоу унижения, но против воли стонет. Ловкие языки так хорошо обрабатывают его, толкаясь глубоко и уверенно, вместе с крепкими пальцами, что Юнги ловит себя на мысли, что в этом действительно что-то есть. Он может полностью расслабиться, позволить трахать себя во все дырки, позволить нескольким пальцам разрабатывать его анус, чтобы потом принять член. Чонгуку это нравится? Пусть. — Хорошенький, сладкий белый кролик, — Чонгук едва не порыкивает от наслаждения, — как ты хорошо смотришься между ними, как сладко блестит твоя нежная кожа. Хочу, чтобы тебя передавали из рук в руки, как трофей, чтобы насаживали до основания, не давая нормально кончить. Ты же выдержишь, хён? Юнги снимают с члена, чтобы перевернуть, но не дать коснуться пола ногами. Он натянут как струна между двумя чёрными, и ещё трое стоят совсем рядом, подрачивая толстые стволы. Когда в его киску толкается первый — это странно. Юнги готовился к боли, к невыносимому ощущению растяжения, к чувству, что его переполнят, но нет. Это всё ещё много, но, кажется, он сможет вынести такой размер. Он издаёт звук, больше похожий на писк, когда его бёдра буквально сгребают большими ладонями и ритмично начинают насаживать киску на толстый член. Глаза закатываются. Он с трудом может сфокусироваться, когда его челюсть снова грубовато сжимают и властно толкаются большим пальцем в приоткрытый рот. Оба его запястья сжимают, чтобы положить ладони ещё на два толстых члена, и Юнги невнятно стонет, сжимая вокруг них пальцы. Толстые, пульсирующие и горячие, они заставляют его киску сжиматься вокруг крепкого ствола ещё сильнее и хотеть хныкать. Пока Мин сдерживается, но с каждым толчком это становится всё тяжелее. Он не удивляется, когда большой палец из его рта выскальзывает с мокрым чмокающим звуком и его место занимает очередная крупная, мокрая от смазки горячая головка. Юнги поднимает поплывший взгляд, прижимаясь губами к головке и сочно её посасывая — его ноги слегка подрагивают, и на пробу Мин вытягивает пальчики на них, пытаясь дотянуться до пола, но лишь беспомощно задевает воздух. От этого низ живота приятно ноет. — Как ты сладко принимаешь члены, маленький хён, — голос Чонгука проходится волной сладких мурашек вдоль его позвоночника, и Юнги слегка сводит брови, вбирая толстый член глубже. — Покрасуйся для камеры, давай. Покажи, как хорошо работаешь ротиком. Юнги вздрагивает. Он помнит, когда Чонгук впервые показал ему свои титанические запасы грязнейшей порнографии с его непосредственным участием. Они оба так возбудились тогда, что Чонгук взял его под цифровые звуки его собственного же хныканья, стонов и скулежа — унизительных, сладких и невероятно заводящих. Что же будет после сегодняшнего гэнг-бэнга? Они устроят с Чонгуком марафон на неделю секса вне времени? Он сдохнет, но сдохнет счастливым. Юнги пытается выкрутиться, но чёрные парни держат его так крепко, не позволяя двинуться. Огромный член выскальзывает из киски и так же легко толкается в задницу, растягивая мышцы ануса. Это ощущается намного полнее и острее, хотя его явно подготовили идеально. Юнги всхлипывает, давясь членом, наслаждаясь тем, как чертовски приятно его попке, и взвизгивает, когда чувствует, как к киске прижимается чей-то рот. — О, этот парень точно хочет сожрать твою маленькую киску, хён. Кончи ему прямо в рот, пока тебя ебут в задницу, а? — Чонгук присвистывает и обходит их по кругу, почти не обращая внимания на собственный покачивающийся член. — Хочу, чтобы ты кончил ему в рот, а потом в твою растраханную, не успевшую отдохнуть пизду вбились по самые яйца. Я прямо слышу, как ты вскрикиваешь от этого, киса, чертовски хочу, чтобы твой рот был свободен именно для этого. Юнги импульсивно сокращается на долбящемся в него члене, чувствуя, что слова Чонгука не сильно расходятся с реальностью. От влажной стимуляции сразу в два места он действительно сейчас кончит. Чужой язык вылизывает его с таким же усердием, с каким чёрный член толкается в задницу. Чонгук подгадывает момент идеально, контролируя пространство. Юнги содрогается всем телом, наполняя чужой рот своей влагой, сжимаясь от ожидания скорого проникновения в уставшую, кончившую киску. И когда член в неё толкается, его рот освобождают, и, да, Чонгук должен быть счастлив, потому что Юнги кричит, подхныкивая под конец. Большой и толстый ствол вбивается в него по самые яйца, пока чей-то язык продолжает стимулировать гиперчувствительный клитор. Юнги откровенно сбивается на хныканье и всхлипы — он подумал бы, что Чонгук играется с его чувствительностью, если бы не чувствовал отсутствия привычной волны чужого воздействия. Он издаёт невнятный маленький звук, когда его вдруг снова поднимают, перехватывая, и вынуждают прижаться к чужой широкой спине, широко разводя ножки. Морган крепко сжимает его бёдра, выскользнув из киски, чтобы толкнуться глубоко в попку, и Юнги стонет, опрокидывая голову на его крепкое плечо — его держат так, чтобы он оказался бесстыдно открытым прямо перед Чонгуком, на его глазах. Мин хнычет, отворачиваясь: на него смотрит весь зал, но их взгляды кажутся неживыми и пластиковыми, а Чонгук… Чонгук смотрит прямо на него, жадно, пристально и абсолютно бесстыдно. — Что такое, котёнок? Моя сладкая малышка стесняется? — Чонгук практически мурлычет, плавно подходя ближе. Юнги невнятно стонет на каждый глубокий толчок — его подбрасывают, как маленькую куклу, сочно насаживая на толстый чёрный член. Чонгук с явным удовольствием смотрит на его хорошенько оттраханную, розовую и румяную киску, а затем нежно скользит костяшками по румяной щеке, прежде чем приникнуть и глубоко, влажно поцеловать. Юнги стонет в поцелуй. Он никогда не признается даже самому себе в том, как сильно ему нравится целоваться с Чонгуком, но… Он всхлипывает в чужие умелые губы, когда чувствует, как его слегка поворачивают и к его маленькой киске прижимается вторая большая головка. — Так много для тебя, правда, маленький хён? — Чонгук ласково целует его в щеку, жадно вдыхая запах, и поглаживает ладонью плоский живот — Юнги практически чувствует, как на нём появляется выпуклость, когда второй толстый член толкается в него. Его дырочки растянуты до предела, и Юнги чувствует себя переполненным. Совсем, совсем, переполненным, так, что он слабо хныкает: — Д-да… Юнги никогда не привыкнет иметь в себе два ствола. То, как они двигаются то в одном ритме, то в разном, подталкивает его к какому-то совершенно невероятному состоянию. Хочется просто сжать внутри себя большой и толстый член, пока второй трахает его киску. Жадные большие чёрные руки обласкивают его талию, грудь, сжимают и играются с сосками. Это всё ещё очень далеко от того, как его трогает Чонгук, но достаточно неплохо. Парень сзади начинает вбиваться в его задницу особенно сильно, и Юнги чувствует, что скоро она будет наполнена семенем. Чонгуку нравится смотреть, как белая сперма стекает по его бёдрам, пачкает ноги и пол, поэтому он готов к этому, но не ожидает, что услышит следующее: — Не торопись, киса, я хочу, чтобы у тебя был животик. — Что, блять? — Юнги охает, когда тот, кто только что вбивался в его задницу, переходит в порозовевшую киску и густо наполняет её. От одного раза его живот не надуется, но если все они кончат… Юнги сглатывает, стискивая бёдра и тяжело дыша от того, как член продолжает двигаться в нём, выдаивая всё до последней капли. — Как ты это представляешь? — У меня есть пробка, — Чонгук игриво показывает между пальцев не просто пробку, а довольно неплохое дилдо, — каждый из них будет кончать в тебя, а потом я запечатаю это вот такой штучкой. Она должна быть достаточно большая, чтобы тебе не было одиноко всего с одним членом в попке. Тот игрок, что в него кончил, покорно переворачивает Юнги, как игрушку верх ногами, чтобы не дать и капли пролиться, и раздвигает ноги в стороны. Чонгук пользуется этим, чтобы легко и непринуждённо вставить дилдо внутрь, запечатывая его киску. — Ч-чонгук! — Юнги сдавлено шипит, когда его снова переворачивают. Лицо у него горит. Он было собирается высказать всё, что думает о его наглости, об извращенности и, и… Юнги давится возмущением, когда Чонгук снова властно сжимает его подбородок, утягивая его в поцелуй, а в попку туго и медленно входит новый твёрдый член. Юнги невнятно хнычет, чувствуя, как пульсирует киска вокруг дилдо. — Ну ты извращенец невозможный! — А как с тобой не быть извращенцем, котёнок? — Чонгук хмыкает, слегка отстраняясь и жадно скользя по нему взглядом. Он звучит хрипло и соблазнительно: — Посмотри на себя, маленький хён. Такой дерзкий и властный, со всей своей жёсткой читкой. И тем кинковее смотреть, как ты абсолютно разрушаешься, когда с тобой грубо обращается кто-то больше и сильнее тебя. Кто-то с большим членом, который может хорошенько позаботиться о твоей маленькой нуждающейся киске. Юнги ничего не может поделать с тем, как пульсирует его туго растянутая, наполненная киска в ответ на эти слова. Клитор приятно ноет, низ живота тянет, и он поджимает губы, независимо отворачивая раскрасневшееся лицо. Чонгук хрипловато ухмыляется: — И тебе так нравится, когда с тобой говорят грязно, правда? Маленький хен стесняется признать свои грязные маленькие кинки, поэтому любит делать вид, что его заставляют. Но твоя тугонькая попка сейчас буквально доит этот толстый член, правда? Почему бы тебе самому не попрыгать на нём? Повинуясь желанию Чонгука, чернокожий парень прямо с Юнги на члене делает несколько шагов к сидениям, чтобы опуститься на них и буквально усадить Юнги к себе на бедра. Чонгук соблазнительно мурлычет, пока к ним подтягиваются остальные: — Попрыгай на нём хорошенько, пока дрочишь ещё два толстых члена и ездишь по третьему губками. Покажи им, какая ты хорошенькая белая давалка. — Завали ебало, Чон… Юнги зря открывает рот, потому что в него бесцеремонно толкаются. Он закашливается, но всё равно послушно глотает, пытаясь приподняться на члене. С этого положения дилдо проникает особенно глубоко, и, чёрт, ноги Юнги предательски подрагивают. Поэтому он совсем не против, когда сильные крепкие руки обхватывают его за талию и начинают насаживать на член как хорошенькую игрушку. Это чертовски приятно, но Юнги всё равно бросает пронзительный злой взгляд в сторону Чонгука. Он поднимает ладони, обхватывая ещё два ствола. И ладно — то, что он может их обхватить не в ущерб размеру своих ладоней, немного примиряет его с порушенным эго. Ему надо выдоить ещё четверых, и Юнги просто надеется, что его задницу не захотят разорвать, вбиваясь вдвоём в одну дырку. — Блять, видел бы ты себя со стороны, хён, — Чонгук говорит с невероятным одержимым восхищением, продолжая снимать на камеру, как Юнги используют по своему усмотрению, — хорошенькая сосалка для чёрного члена, хорошенькая насадка для чёрного члена. Это как тот девиз, да? Чёрные лучше белых. В том, чтобы трахать тебя, они, конечно, лучшие. Юнги хочет сняться с члена, чтобы язвительно спросить — «что, даже лучше тебя?» — но чернокожий только пользуется доступным ртом и толкается глубже. Он сжимается на дилдо, сжимает задницу и чувствует что вот-вот его будут готовы наполнить во второй раз. Юнги сложно признаться даже самому себе в том, насколько сильно ему нравится всё, что происходит — не то что признаться в этом несносному Чонгуку. Он невнятно всхлипывает, когда в него толкаются особенно глубоко, и сжимает попку в подсознательном сладком предвкушении горячего и вязкого семени, но член из его дырочки вдруг выскальзывает. Не успев возмутиться из-за этого факта, Юнги издает маленький невнятный звук, когда из него одним лёгким движением достают дилдо и насаживает маленькую киску на толстый чёрный член. Он невнятно стонет, растягивая губы вокруг второго, чувствуя, наконец, поток свежей спермы внутри — в животе ощущается приятное, немного тянущее чувство наполненности. — Как хорошо они наполнили твой маленький животик, правда, котёнок? — Чонгук практически воркует. Юнги не успевает ничего ответить, потому что чувствует, что два члена у него в руках поразительно синхронно начинают пульсировать. Он готовится к тому, что член из его киски просто выскользнет, меняясь на другой, и коротко пищит, когда его ещё и переворачивают, вынуждая выпрямить ноги. Юнги невольно распахивает глаза, прижимаясь к крепкой груди и упираясь в неё ладонями — его бёдра грубовато сгребают крепкие руки, вынуждая прогнуться в спине, вскинув попу и держа дрожащие, нещадно подгибающиеся ноги прямыми. Он краснеет, неожиданно чувствуя такое положение даже более унизительным, чем предыдущее. Толстый ствол толкается внутрь с мягким, влажным хлюпающим звуком, накачивая его спермой — Юнги дрожит и утыкается лбом в крепкую грудь, заскулив. Этого много. Много, много для его маленькой киски и живота. Юнги опускает подрагивающую руку на живот, чувствуя, что тот прилично округлился. И это еще двое не кончили в него. Зная, насколько нетерпелив бывает Чонгук, Юнги готовится к тому, что сейчас это будет подряд. Он слабо сжимается на третьем члене, который трахает его, кончая, и, да, почти с облегчением вздыхает, когда его сменяет следующий. — Вот так, детка, — Чонгук шипит от наслаждения, — моя беременная детка. Сейчас тебя накачают так, что появится милый животик; как, чёрт, я этого хочу. Проникновение уже даже не кажется глубоким, настолько Юнги привыкает, что в его киске один член сменяет другой. Он слабо выдыхает на каждый толчок, когда очередной чёрный доводит себя до оргазма, используя его киску. Сперма уже даже не наполняет, а переполняет его, растягивая матку. Пятого, последнего, Юнги практически не чувствует, но всё равно импульсивно сжимается на стволе, когда тот с сочным влажным звуком толкается внутрь. — Боже, блять, быстрее уже, — Чонгук нетерпеливо суетится рядом, когда пятый, последний негр немного замирает, не трахая его переполненную киску, и очевидно влияет на пространство. Юнги чувствует, что эта струя, последняя, очень объёмная, она раздувает Юнги до действительно кругленького животика. — Вот так, пошёл прочь. Юнги не знает, чего ожидать, и не может сдержать брызнувших слёз, когда его только освободившуюся киску затыкают с помощью дилдо, а Чонгук толкается в задницу. — Вот так, детка, садись на меня, — они вместе делают несколько шагов, хотя Юнги чувствует, насколько он ослаб, и полностью опирается на Чонгука. Тот удобно опускается в кресло, удерживая Юнги на члене, и с каким-то благоговением кладёт руки на живот. — Ты словно маленькая беременная принцесса. — Чонгук… — Юнги подрагивает от того, каким хорошо оттраханным, плаксивым звучит его голос. Он непроизвольно кладёт свою ладонь поверх чонгуковской, медленно и довольно поглаживающей его круглый переполненный животик. — Чонгук… — Моя маленькая принцесса, — Чонгук жарко тычется лицом в его шею, а затем и вовсе нежно кусает за румяную, мокрую от слёз щёчку. — Моя хорошенькая беременная сучка. Только посмотри на себя, крошка. Юнги всхлипывает, когда Чонгук легко сжимает его бёдра, вынуждая поднять ножки, и ритмично насаживает на член — он подрагивает, поднимая слезящиеся глаза и чувствует, как судорожно начинает биться сердце, когда видит глазок направленный прямо на них камеры. Чонгук жарко прикусывает его ушко. — Посмотри на себя на большом экране, маленький хён. Как горячо ты выглядишь сейчас. Юнги с трудом переводит взгляд и издаёт долгий, ноющий звук, краснея. Он выглядит развратно. Невероятно, невероятно развратно — тяжёлый круглый животик действительно похож на беременный, бесцеремонно разведённые дрожащие ноги, открывающие самый развратный вид на туго растянутую вокруг дилдо, красную, натруженную маленькую киску. Толстый член, ритмично исчезающий в попке, румяное, заплаканное лицо с припухшими от старательного сосания губками и вязкими следами слюны, слёз и семени. Юнги беспомощно откидывает голову Чонгуку на плечо, утыкаясь лицом в крепкую шею, и всхлипывает — от одного взгляда на себя в таком состоянии его киска начинает ныть и пульсировать. — О да, да, моя сладкая, хочешь кончить с этим животиком? — Чонгук прикусывает загривок и жарко длинно лижет шею. Он похож на поехавшего в гон волка, который хочет только одного — спариваться со своей сукой. От этих мыслей у Юнги поджимаются пальцы на ногах, и его накрывает невероятно мощный оргазм. — Да, вот так, детка. Чонгук говорит на грани безумия, ритмично толкаясь внутрь, и в какой-то момент, когда у Юнги перед глазами всё темнеет, он чувствует, как дилдо выскальзывает из киски. Освобождённая, лишённая поддержки, она не может удержать в себе столько спермы, сколько накачали в Юнги. Он чувствует, как между ног становится чертовски мокро, и от того, как член двигается в заднице, не становится легче. Сперма вытекает, пачкая бёдра, пачкая пол под ними, пачкая член Чонгука, всё еще ритмично вбивающийся в задницу. Юнги жалобно стонет, обхватывая живот, пытаясь его удержать в том размере, в котором он есть. Странно ловить себя на мысли, что совершенно не хочется терять ощущение «беременности». Юнги пытается сжать киску, но растраханная большими стволами она просто не может сжаться. От этого как-то совершенно невыносимо хочется плакать. — Давай, детка, поплачь для меня, — Чонгук вбивается особенно сильно, кончая в задницу, наполняя её, но не выскальзывая наружу. Его руки скользят по животу вниз к киске, и крепкие сильные пальцы начинают мягко играться со спермой, то заталкивая её в киску, то раздвигая края и помогая вытечь. — Нравится быть выебанной сукой? Нравится течь от слёз, от спермы, от наслаждения? Я хорошо постарался для тебя, м-м-м? Юнги плачет. Он всхлипывает, хныча и чувствуя, как нервное напряжение, сжимающее его где-то глубоко внутри, выходит вместе со слезами, оставляя только приятную усталость и ощущение тщательной выебанности. Чонгук нежно воркует, поглаживая его живот, покрывает поцелуями шею и плечи, смягчаясь и бормоча что-то нежное. Но когда он пытается плавно повести бёдрами, чтобы выйти, Юнги всхлипывает громче и жалобнее, сжимаясь. — Бедной крошке не хочется терять ощущение заполненности? — Чонгук звучит ласково и сжимает в пальцах подбородок хнычущего Юнги, чтобы нежно его поцеловать. — Ну тише, котёнок. Так красиво плачешь для меня, так сладко звучишь. Юнги подрагивает, всхлипывая, но постепенно всё же успокаивается. Он кладёт ладонь на свой уменьшившийся живот, явственно чувствуя внутри сожаление, и Чонгук нежно чмокает его в щёку, сжимая в своих руках: — Вот так, маленький. Тебя нужно немного почистить, правда? Чонгуку хватает желания, чтобы тело Юнги вернулось в прежнее состояние — Мин невольно хлопает ресницами, когда перестаёт чувствовать приятное тугое напряжение в животе. Чонгук всё же выходит из него, убирая сперму и из попки, и Юнги против воли снова издаёт жалобный поскуливающий звук. — Ну что такое, Юнги, котёнок, — Чонгук с невероятной лёгкостью переворачивает его, вынуждая пересесть лицом к себе, и оставляет на подрагивающих губах несколько коротких нежных поцелуев. Он ласково поглаживает его по щеке большим пальцем. — Ты обычно не уходишь в сабспейс так глубоко, крошка. Для тебя было слишком? — Н-нет, я… — Юнги с трудом выдыхает, сжимая в пальцах футболку Чонгука и чувствуя неожиданно сильную потребность в том, чтобы просто прижаться к нему. — Я просто… — Да? — Устал, — Юнги вздыхает и откидывает голову на плечо Чонгука, — в ближайшее время я не хочу такого повторять, договорились? — Только секс в миссионерской позе, я понял, — Чонгук хихикает, и этот звук резко контрастирует с тем, каким милый золотой ребенок может быть демоном. Юнги тоже не лучше. Он вяло проводит пальцами под глазами, морщась. Плакать, особенно на члене, пусть это и был фантастический опыт, ему не особо нравится. — Ну ты из крайности в крайность не кидайся, — Юнги немного ёрзает, подспудно ожидая, что и задница и вагина будут зудеть или болеть, но прелесть чонгуковой магии в том, что она убирает любые последствия, кроме усталости, — просто без таких чёрных оргий. Но ты в целом не повторяешься в фантазиях. — Это точно, — Чонгук нежно массирует Юнги тело. Проводит ладонями по бокам, оглаживает живот, поднимается выше, сминая грудь. Прикосновения чуткие, ласковые, помогают максимально растечься и расслабиться. — Если хочешь, мы можем уйти с матча. — Это будет выглядеть дерьмово, — Юнги вздыхает, — досмотрим, оставим несколько комментариев и свалим. Я хочу спать. — Хорошо, котёнок, — Чонгук снова ласково целует его в щеку, и Юнги позволяет себя поднять и одеть, сонно моргая. Он лениво смотрит, как Чонгук восстанавливает стадион после их бурной игры, и тащится к своему зрительскому месту. Устало откинувшись на спинку кресла, он готовится к тому, что баскетбол впервые в жизни не принесёт ему никакого наслаждения.***
— Как ты? — Чонгук ласково оглаживает его талию, целуя в шею, и подспудно Юнги ожидает большего, но макне лишь трется кончиком носа о местечко чуть ниже загривка. — В порядке? — Мне понравилось, — Юнги бормочет, рассеянно вертя в руках телефон и позволяя целовать себя. — Просто немного… Выматывающе, я думаю. В эмоциональном плане. — Сделать тебе массаж, хён? — Чонгук оставляет несколько лёгких поцелуев на плече Юнги и кажется ему ещё более ласковым, чем обычно. Юнги рассеянно зарывается пальцами ему в волосы, не оборачиваясь, и задумчиво тянет: — В целом… Хорошо. Ладно. — Тебе понравится, — Чонгук звучит воодушевлённо, увлекая Юнги в свою комнату. Мин позволяет вести себя, позволяет раздеть, бережно очерчивая изгибы тела, и расслабленно обмякает, ложась животом на кровать Чонгука. Низ его живота слегка тянет от положения, но Юнги старается абстрагироваться, хотя Чонгук, севший ему на поясницу, абсолютно не помогает. — Расслабься, хорошо, котёнок? Скажи, если будет больно, — бархатный голос Чонгука заливается в уши медовой патокой, и Юнги против воли обмякает. Он чувствует, как вязкое и сладко пахнущее масло сочится ему на спину, как большие, но нежные ладони чувственно и медленно ведут по его спине, разминая усталые мышцы. Юнги даже не пытается скрыть маленькие, негромкие и абсолютно удовлетворённые постанывания на особо удачные движения пальцев Чонгука. Он разминает ему спину неторопливо, постепенно спускаясь ниже, и сползает по кровати, чтобы размять и ноги. Юнги сглатывает стон, тычась в подушки лицом, когда Чонгук доходит до бёдер. Чёрт. Он непроизвольно напрягается, ожидая, что Чонгук в очередной раз воспользуется им. И Юнги не будет против. Потому что он устал, потому что мелкому озабоченному засранцу готов простить почти всё, что угодно. Особенно после сегодняшнего. Потому что получает от этого удовольствие. Юнги только слабо стонет, не в силах позволить себе капризно захныкать. — Знаешь, хён, — Чонгук нежно сминает бёдра, опускается ниже до колен и продавливает ноющие мышцы и там, — я люблю тебя. Я знаю, что говорю это редко и что моя привязанность проявляется странно. Не думаю, что есть много пар, где один из партнёров сможет смотреть и наслаждаться тем, как берут другого, но… Чонгук не начинает массировать грубее или интенсивнее, хотя его слова определённо набирают резкий, одержимый окрас. Юнги замирает, но не напрягает ни одну мышцу, не желая прерывать такой редкий момент откровения. Обычно они игнорируют социальный способ проявления чувств через слова, предпочитая трахаться всегда и везде. И сейчас слышать, что Чонгук думает… необычно. — Я просто не могу устоять, не могу контролировать этого желания видеть все твои грани, — Чонгук нежно скользит по ногам к стопам, оглаживает щиколотки, прикасается к ним с каким-то благоговением, целуя выступающие косточки, — тебя сломленного, тебя разрушенного, тебя грубого и жесткого, тебя очарованного, восхищённого, вдохновлённого… Я не знаю, как мне увидеть всё, хён, не умею по-другому, не знаю, хочу ли по-другому. И я… я очень боюсь, что однажды ты не сможешь принимать меня или что я зайду слишком далеко. — Чонгук, я… — Юнги звучит хрипло. Он мягко переворачивается, садясь на кровати и подбирая ноги. Чонгук смотрит на него немного напряженно, замирая, и Юнги подбирается к нему, положив ладонь на грудь. Он заглядывает ему в глаза, чтобы негромко сказать, подбирая слова. — Я люблю тебя. И я знаю, что могу казаться грубым, отстранённым, огрызаться и… Мне стыдно. Трудно признавать, что мне нравится подчиняться, что мне нравится это… всё. Я имею в виду, иногда я делаю вид даже перед самим собой, что я просто… не могу повлиять на это? Чтобы не… не брать ответственность. Чонгук кладёт ладони ему на талию, поглаживая и лаская, и Юнги немного невнятно бормочет, опуская взгляд: — То, что было сегодня, м-м… У меня была такая фантазия, знаешь. И мне нравится иногда чувствовать слабость, но не… не нравится. Вот. — Я могу ненадолго убрать твоё, м-м-м… Неприятие к этому? — Чонгук осторожно сжимает его подбородок в пальцах, вынуждая приподнять голову. — Просто на сейчас, чтобы ты мог расслабиться, не испытывая стыда за это? Никто не видит тебя таким, кроме меня, Юнги. И не увидит. — Убрать в смысле заставить меня хныкать? — Юнги издаёт короткий смешок, чувствуя неожиданную неловкость. Ему тяжело так открыто говорить и обсуждать подобные вещи. — Сделать так, чтобы я не мог сдерживаться? — Нет. Хотя это тоже вкусно, — Чонгук коротко по-доброму усмехается. — Сделать так, чтобы ты просто перестал думать об этом, как о чём-то постыдном. Ты будешь хныкать, только если тебе захочется захныкать, знаешь? Просто чувствовать без оглядки на то, правильно ли это. — Это звучит… — Юнги колеблется. Отчасти он немного насторожен насчёт этого, отчасти… Ему хочется попробовать. — Ненадолго, да? — Скажешь, когда захочешь вернуть всё обратно, — Чонгук нежно прикасается губами к лбу Юнги. Это ощущается как лёгкие мурашки, проскальзывающие по всему телу. Лёгкость. Беспечность. Юнги даже выдыхает, когда раздражение словно уходит, оставляя вместо себя приятную тишину. Он откидывается обратно на постель, прикрывая глаза, и ничего не говорит Чонгуку, надеясь, что тот сам поймёт, что надо делать. Чонгук просто касается его ног, ведёт ладонями вверх, сминает талию, бока, нажимает, когда доходит до груди. Юнги ждёт привычного недовольства, какого-то внутреннего протеста, но его нет. Словно это и не он когда-то чувствовал, словно сейчас он другой человек. Нет мыслей даже о том, что Юнги предаёт себя, потому что ему слишком хорошо не ощущать доставшее по самую глотку раздражение. Это странное ощущение. Не плохое, не хорошее, просто не такое, как было раньше. Юнги расслабленно выдыхает, немного прогибаясь навстречу массирующим его рукам, отворачивает голову вбок от толики удовольствия и сладко, на пробу, стонет. Он подбирается внутри в ожидании опаляющего стыда, который с ним всегда, но привычного чувства нет. И это так дико странно, что Юнги слабо улыбается. — Всё хорошо? — Чонгук ласково наклоняется и покрывает поцелуями коленку, поднимается выше к бедру, прикусывает нежную кожу. Юнги не хочется хныкать, но, как минимум, ему хочется показать Чонгуку, что его действия доставляют ему наслаждение. — Да-а… — Юнги ёрзает и изгибается под прикосновениями, абсолютно расслабляясь и подчиняясь своим желаниям. Он плавно переворачивается на живот и приподнимает бедра, звуча почти капризно: — Полижи. — Полизать тебе, крошка? — Чонгук издаёт короткий ласковый смешок и послушно кладёт ладони на ягодицы, слегка раздвигая их. Он звучит лукаво: — Что полизать? — Киску, — Юнги упирается коленями в кровать, прижимаясь грудью к одеялу и высоко поднимая задницу, чтобы полностью открыть Чонгуку доступ к дырочкам. Он задумчиво добавляет: — И попку тоже. — Как скажешь, — короткий смешок Чонгука обжигает промежность сладким жаром, как и влажно скользнувший следом горячий язык. Чонгук лижет умело, пачкая в своей слюне намокшую киску и пульсирующую дырочку ануса. Юнги стонет. Длинно и сладко, так, что в груди приятно резонирует от звука, а киска начинает пульсировать. И ему нравится приятная волна удовольствия, прошедшая по всему телу вслед за этим звуком. Чувствуя себя непривычно и до крайности шаловливо, Юнги слегка возится, вытягивая одну ногу, чтобы плавно провести её пальчиками по члену Чонгука сквозь брюки. Чон даже ненадолго перестаёт вылизывать его, хрипло выдохнув. — Хён? — Ты говорил, что тебе нравятся мои ножки, — Юнги медленно тянет, ожидая в себе волну протеста на уменьшительно-ласкательное слово, но… Её просто нет? Он медленно ведёт стопой, прощупывая пальцами пульсирующий под прикосновением толстый член. — Если хочешь, я могу подрочить тебе ими? Или надеть чулки, они ведь тебе тоже нравятся. — Чулки, — Чонгук говорит это с придыханием и чуть ли не бегом соскакивает с постели, чтобы через мгновение вернуться с белыми вязанными чулками, — не хочу капрон, тем более, ты вечно мёрзнешь. Юнги чувствует прилив благодарности к Чонгуку и переворачивается, чтобы было удобнее надевать чулки. Он всё ещё ждёт какого-то недовольства внутри себя, но это приятно — получать заботу. Чонгук нежно ведёт пальцами по ногам, вдевая каждую в хорошенькие чулки с бантиками вверху, а потом просто подтягивает Юнги к себе за бёдра, снова переворачивая на живот. Чонгук зарывается во влажную хлюпающую киску, толкаясь внутрь языком, облизывая её широкими мазками, явно наслаждаясь от густо покрывающей его лицо смазки. Юнги только мягко тихо вздыхает, не спеша переходить на стоны. Он сосредотачивается на себе, на новых приятных чувствах, без негативного окраса. Чонгук лижет его так умело, с очаровательным профессионализмом и старанием, что Юнги даже умиляется. Раньше ему не доводилось замечать, насколько приятно, когда язык скользит по всей промежности. Ловкий и горячий, совершенно не шершавый, он так нежно обласкивает пульсирующую киску, что Юнги невольно сжимает ладони в кулаки, стягивая в комок простыни. Чонгук толкается внутрь, и он ловит себя на мысли, что не отказался бы получить глубже. Не грубее — сейчас совершенно не хочется жесткости — а на том же приятном уровне нежности и заботы. — Если ты продолжишь, я кончу, — Юнги выдыхает расслабленно и сладко постанывает. Он заводит руку назад, зарываясь пальцами в мягкие волосы Чонгука и нежно перебирая их, и мягко тянет: — Чонгук-а… Я хочу в попку. — О-о-о, хён, — Чонгук отстраняется, хрипло сглатывая, и тут же плавно толкается в задницу двумя пальцами, проверяя на готовность нежную дырочку. Он звучит хрипло, почти одержимо: — Маленький хён хочет, чтобы его нежно потрахали в попку? — Да, — Юнги, не чувствуя абсолютно никакого отторжения, издаёт короткий сладкий смешок. Вспоминая видео из порнозапасов Чонгука, он надавливает двумя пальцами на края дырки и абсолютно развратно тянет: — Ну же, Гукка, нуночка хочет в анал. — Блять, — Чонгук звучит настолько ошеломлённо и возбуждённо, что Юнги глотает смешок. Его забавляет то, насколько легко вывести самоуверенного макне из равновесия парой грязных слов. Он не понимает, почему не использовал это раньше, и длинно, сладко тянет, поверчивая бёдрами: — Ты дашь нуночке свой большой и вкусный член? Смотри, как пульсирует её сладкая киска. Нуночка хочет раздвинуть для тебя ножки, — откровенно провоцируя и ожидая реакции, Юнги сжимает свою киску в ладони и пошлепывает по ней, вынуждая захлюпать. Он едва сдерживает смех, но приятное тянущее чувство до того нравится ему, что Юнги добавляет: — Чонгукки пошлепает нуночку по киске? Она так набухла и ноет… Ей тоже нужно внимание, Гукки, как и моей попке. Звук, который издаёт замерший Чонгук, не имеет с человеческими ничего общего. Юнги негромко хихикает в подушку, уткнувшись в неё лицом, но замирает, невольно выдохнув, когда чувствует, как к его анусу прижимается крупная головка. — Вот так, сладкий щеночек, обслужи свою нуночку, — Юнги стискивает зубы по привычке, чтобы не выпустить наружу сладкий и длинный стон — ему чертовски нравится ощущение наполненности в попке. Но сейчас, когда внутренние ограничители отключены, Юнги понимает, что… нет смысла сдерживаться? Он длинно и сладко стонет, прогибаясь и насаживаясь на член быстрее, чем Чонгук в него толкается, и провоцирующе тянет: — Всё надо делать за тебя, а, Чонгукки? Или, может, ты соберёшься и трахнешь нуну нормально? Чонгук забавно округляет рот, но быстро берёт себя в руки. Он подтягивает Юнги за бёдра, насаживая на член до самого конца, и не разменивается на пробные толчки. Следуя повелительно-принудительному слову Юнги, Чонгук начинает трахать его чётко и быстро, не переходя на грубость. От сладких и сильных толчков Юнги довольно стонет, вскидывая бёдра и повиливая ими. — Вот так, детка, трахай меня так, как я этого хочу, — Юнги вжимается лицом в подушку, открывая рот. Он тяжело дышит, чувствуя, как с уголка губ течёт вязкая ниточка слюны и даже не сглатывает её, нуждаясь в небольшом количестве беспорядка в их постели. — Трахни меня, Чонгукки, заставь нуночку кончить попкой. Такой хороший, старательный малыш, создан, чтобы удовлетворять нуну. — У тебя такой грязный язычок, нуночка, — Чонгук хрипло, низко стонет, старательно двигая бёдрами и вбиваясь в Юнги до громких, откровенных шлепков. Он опускает ладонь на полную ягодицу с громким отчётливым звуком, вынуждая Юнги взвизгнуть. — Тебя следует за него наказать. — Какой грязный щеночек, — Юнги невольно поражается тому, каким дразнящим, кокетливым и мягким звучит его голос. Впрочем, это не мешает ему прогнуться в спине чуть сильнее и приглашающе покачать бёдрами. — Пошлепай нуночку по попке, ей это нравится. Чонгукки хорошо постарается, чтобы её попка была румяной и красивой, правда? — Блять, да, — Чонгук стонет от восторга, оставляя ещё несколько тяжелых, властных шлепков, и Юнги не отказывает себе в удовольствии сладко и длинно захныкать. Клитор пульсирует от ритмичных толчков и шлепков, а низ живота приятно ноет. Он чувствует, как член Чонгука внутри откровенно дёргается. — Нуночка заслужила хорошую порку. — Нуночке следует выпороть своего грязного щеночка, — Юнги посмеивается сквозь длинные, глубокие и сладкие стоны. Он ничуть не скрывает голос и не просит Чонгука остановить время, хотя и знает, что кто угодно в общежитии слишком легко сможет услышать его стоны. Юнги неожиданно абсолютно наплевать на это. Вместо переживаний он красиво изгибается и издаёт длинный хныкающий звук. — Нуночка сейчас кончит. Чонгукки, потри нуне клитор, нуна хочет кончить… — Нуночка кончит попкой у меня на члене, — Чонгук усмехается хрипло и невероятно довольно. Он заводит руки Юнги за спину, сцепляя запястья, чтобы использовать их как поводья, и хищно тянет: — Нуночка справится, правда? — Плохой щенок, — Юнги хнычет, извиваясь, дрожа и пытаясь свести колени — он чувствует невыносимое тянущее чувство, от которого хочется избавиться. — Плохой, плохой щенок. — Очень плохой щенок, которому нравится трахать свою нуну до криков, — Чонгук толкается резче и сильнее, немного меняя угол проникновения. Юнги пользуется этим, чтобы высвободить одну руку, слабо скользнув ладонью между ног, касаясь клитора, но его ладонь снова фиксируют со словами: — Нуна кончит от моего члена. Ясно? Юнги хрипло смеётся, но больше не мешает Чонгуку долбить его в задницу. Он чувствует, как сладкая волна оргазма накрывает его невероятно сильно, так, как никогда раньше не бывало, и громко вскрикивает. Юнги дрожит всем телом, наверное, впервые понимая, каково это — кончать, не сдерживая себя и не завися от внутренних ограничителей. Юнги сжимается попкой на члене, сдавливая мышцами толстый ствол, и протяжно длинно стонет. — Какая хорошая и послушная нуночка, — Чонгук воркует, выскальзывая из тугой попки, — поводишь своими ножками по моему члену? Твой щеночек не кончил. Чонгук не ждёт ответа, понимая, что Юнги не против, и стягивает чулки один за другим, но не отбрасывая слишком далеко. Он осторожно переворачивает Юнги на спину, сводит стопы вместе и толкается между ними членом, с наслаждением, не скрываясь, простанывая от того, как ему хорошо. — Подвигай ими, нуна, — Чонгук толкается между стоп, пока Юнги находится где-то на границе своих чувств. Ему чертовски хорошо, до мурашек на загривке, поэтому он не сразу собирается, чтобы начать двигать ногами, лаская член между стопами. Юнги упирается локтями в кровать, чтобы было удобнее, и ритмично водит стопами, лаская. Он мягко сжимает пальчики, водит по всей длине толстого и длинного члена плавно и длинно. Крепкие бёдра Чонгука напрягаются, подрагивая, он кусает нижнюю губу, и Юнги чувствует, что макне не потребуется много, чтобы кончить. Он слегка склоняет голову к плечу и мягко, длинно тянет: — Куда ты хочешь кончить, Чонгукки? На мои стопы? Хочешь испачкать мои дырочки? Или чтобы я взял в ротик? — Блять, — Чонгук моментально скрещивает взгляд на его губах, хрипло выдохнув. — Хочу испачкать твою сладкую мордашку. Хочу, чтобы ты почмокал мой член своими сладкими губками и поблагодарил за то, что он сделал тебе так хорошо. — Грязный щенок, — Юнги смеётся. Его веселит мысль, что Чонгук пользуется возможностью реализовать все тайные маленькие фантазии, пока он абсолютно раскрепощен, но он не видит в этом ничего такого. В конце концов, если Чонгуку это доставит удовольствие, то почему нет? — Хорошо. Юнги убирает ноги и плавно опускается с кровати. Чонгук садится на её край, и Юнги удобно устраивается между его крепкими бёдрами, сводя коленки и непроизвольно облизываясь. Длинный, толстый, мокрый от смазки и красный от возбуждения член сочно маячит у него перед лицом, и Юнги обхватывает его пальцами, плавно ведя от головки к основанию и обратно. Он лижет размашисто и мокро, пошло посасывая тяжелые крупные яйца, чмокает, зарываясь в них лицом и пачкаясь, и не отводит от Чонгука внимательного, слегка насмешливого взгляда чёрных глаз. — Спасибо, — Юнги нежно трётся щекой о толстый ствол и глубоко вдыхает запах, оставив на нём несколько поцелуев. — Спасибо. Он делает моим дырочкам так хорошо. Такой большой и красивый член и весь мой. Сладкий, горячий, толстый. Он ничуть не уступает в размерах чёрным стволам. Юнги говорит всё это, оставляя маленькие поцелуи на головке, на уздечке, опускаясь ниже к яйцам и даже мягко, одними губами, обхватывая основание. Он посасывает там, зная, что Чонгуку это нравится и буквально чувствует, как мошонка поджимается, готовая выстрелить спермой. Юнги не ждёт, пока Чонгук поднимет его голову, а двигается сам и покорно открывает ротик, прикрывая глаза. Ресницы трепещут, и Юнги смотрит внимательно и преданно. — Блять, — Чонгук кончает в рот, наполняя его до краёв, но Юнги не сглатывает, собирая сперму в послушно открытый рот. Чонгук стонет. — Блять, ну блять, просто, аргх. Ты пиздец, Юнги. Просто пиздец. Юнги влажно, со спермой во рту, опускается к головке, целуя её, посасывая и выдаивая остатки. У него с уголков губ по подбородку стекает сперма, капая на ключицы и грудь. Сейчас это кажется таким возбуждающим и невероятным, что Юнги даже выталкивает изо рта немного спермы, чтобы её пролилось как можно больше. — Чёрт, — Чонгук смотрит на Юнги во все глаза, словно не веря, что это он. Учитывая отсутствие части чувств… Наверное, в каком-то смысле он и не является собой сейчас. — Ты пиздец кинковый. Моя сладкая послушная нуночка, хорошая девочка, да? Так держишь мою сперму. Чёрт. Покажи мне свой язычок, котёнок. Юнги послушно приоткрывает рот, показывая язык — сперма вязко стекает с него, пачкая и пол, и самого Юнги. Он послушно ждёт, чуть сведя бровки, и подставляет сложенные ладони, чтобы не потерять слишком много семени. — Блять, — Чонгук бессмысленно повторяется. Глаза у него чёрные от возбуждения. — Ты такой красивый, когда пачкаешься в моей сперме. Юнги издаёт невнятный звук. Он всё-таки закрывает рот, пусть и не глотая, но ведёт ладонями по телу, пачкая себя окончательно — Юнги оглаживает грудь, трёт живот, а затем и вовсе слегка разводит ноги, толкаясь в киску перепачканными в сперме пальцами. — Блять, блять, — Чонгук сбивчиво бормочет, глядя на него во все глаза. Это провоцирует Юнги перевернуться, встав на четвереньки и высоко вскинув попку, и скользнуть пальцами по всей промежности, демонстрируя Чонгуку, как хорошо выглядят его дырочки, когда их хорошенько обкончали. — Блять, ты убьешь меня, хён, но я умру абсолютно счастливым. Чонгук мягко касается его попки ладонью, поглаживая, оттягивая полную половинку в сторону, но Юнги замирает. Расслабленная удовлетворённость, приятно наполняющая все его тело, постепенно окрашивается смущением, и Юнги наконец осознаёт, в какой позе стоит и как бесстыдно вертит попкой, демонстрируя дырочки. — Ч… — он пытается было произнести имя Чонгука, но едва не давится, когда понимает, что у него полный рот спермы. Юнги буквально чувствует, как его лицо заливается краской, и сглатывает, медленно поворачиваясь. — Чонгук. — Ты всё сам, котёнок, — Чонгук беспомощно поднимает ладони, демонстрируя свою безоружность, и немного лукаво улыбается. — Я просто убрал твоё смущение и раздражение. Так что ты просто сделал то, что давно хо… Юнги с рычанием срывается с пола и набрасывается на Чонгука, смыкая на его шее сразу две руки. Раздражение, стыд, зашкаливающее чувство гнева затапливают его до того сильно, что Юнги на совсем короткое мгновение действительно думает о том, чтобы придушить макне хорошенько. Так приятно ощущать дёргающуюся под пальцами шею, видеть пытающегося беспомощно схватить воздух рот, что Юнги надавливает ещё немного, прежде чем отпустить. Чонгук закашливается. Он раскрасневшийся, ошеломлённый и немного потерянный. Практически беззащитный перед напором Юнги. Это примеряет его с тем, что он весь в ёбаной сперме. — Бестолочь, — Юнги мрачно фыркает и отворачивается. Кончики его ушей горят так, что аж припекает, но он вспоминает то невероятное чувство свободы и понимает, что однажды попросит Чонгука об этой же услуге вновь. — Не делай так резко. — Ладно, — Чонгук покаянно опускает голову, — если хочешь, можешь меня отшлёпать за это? — Я тебя за это высеку, — Юнги говорит елейным, невероятно ласковым голосом, — возьму тонкую плётку и не оставлю на твоей неуёмной заднице живого места. И нет, не позволю залечиться твоей грёбаной магией, будешь страдать от необходимости сидеть на месте. Ясно? — Ну не злись, котёночек, — Чонгук ласково ведёт по его бёдрам ладонями, — я немного перегнул, запомнил и больше так не буду. Прости меня, хён. Юнги независимо отворачивается, краснея ещё сильнее. Встряхнув головой, он уже готов величественно сменить гнев на милость, как их прерывает скромный стук в дверь и звучащий оттуда тихий и очень неловкий голос Сокджина. — Юнги, Чонгук, вы… в-вы там закончили? Ужин готов, если что. Юнги замирает. Медленно он проигрывает в голове всё, что произошло, свои стоны, свои… О, боже. Свои крики, повизгивания, хныканье и… Всё так же медленно он поворачивается обратно к Чонгуку с желанием всё же убить засранца, но в этот раз макне действует на опережение. Чонгук сноровисто опрокидывает его на кровать, нависая сверху, вдавливая и вжимая руки в мягкий матрас. Он торопливо бормочет, явно глядя на его пылающие алым щёки: — Юнги, детка, убийство уголовно наказуемо. Нам же это не нужно, правда? Я подчищу всем память, никто и не вспомнит, как ты хнычешь. Юнги издаёт невнятный, прерывистый булькающий звук, дёргается несколько раз, беспомощно пытаясь выбраться из-под навалившегося на него всем весом Чонгука, и обмякает, отворачиваясь. Лицо от стыда горит так сильно, что ему даже становится жарко. Как много они слышали? Слышали, как он звал себя нуной? Как скулил и просил в попку? Слышали отчётливые шлепки и следующие за ними повизгивания? Юнги невнятно стонет и закрывает лицо предплечьем, пользуясь тем, что Чонгук слегка ослабил хватку. — Ну что ты, Юнги, — Чонгук покрывает его шею, плечи и горящие щёки короткими, ласковыми поцелуями, успокаивающе бормоча. — Я прямо сейчас всё исправлю, хорошо, маленький? Никто не узнает. Ты плачешь, малыш? Не прячься от меня. — Я не плачу, — Юнги шипит, неохотно убирая предплечье от лица. До слёз от смущения Чонгук его уж точно никогда не доведёт. — Ты просто, ты… Ты… — Я тебя тоже люблю, котёнок, — Чонгук совершенно обезоруживающе улыбается, нежно чмокнув пыхтящего от возмущения Юнги в губы. — И ты не можешь обвинять в этом только меня, знаешь? Признайся, Юнги, всё это ты делал добровольно. — Чон Чонгук, не требуй слишком много, — Юнги взбрыкивает, и Чонгук в этот раз его отпускает. Он растирает запястья, обдумывая, как ответить так, чтобы не чувствовать себя от этого уязвимым. — Я много что делаю добровольно и многое тебе позволяю, это правда. И отсутствие стыда помогает мне быть раскрепощённым, да, верно, но я — это всё ещё я, Чонгук. И ты либо не пытаешься меня переделать под себя, принимая таким, какой я есть, или… или всё! Чонгук отстраняется, усаживаясь на задницу и прикусывая губу. Он уже давал подобное обещание и явно не из тех, кто будет предавать своё слово, но иногда, заигрываясь, забывается. Юнги чувствует себя вынужденным напомнить о границах. — Я люблю тебя всего, Юнги, — Чонгук поднимает свою невыносимо хорошенькую мордашку, делая максимально очаровательное выражение лица оленёнка, — и уважаю тебя. Поэтому, конечно, я никогда не перейду те границы, которые ты обозначишь. Юнги кивает и, абсолютно оттаяв, тянет Чонгука на себя для сладкого и долгого поцелуя. Отшлёпает он его как-нибудь в другой раз.