— Где болит? «Там, где никому не видно, — подумал я…»
Рэй Брэдбери
***
Шерил сидит в своей комнате. Очередной день, который она выживала, закончился, но сон не шёл. Лишь слёзы, которые продолжали течь из глаз, желали показаться миру, показать, как плохо и тяжело их обладателю, но она стоически терпит, не желая быть жалкой в глазах других. И фраза: «Поплачь. Полегчает.» уже давно потеряла свой смысл. Она всегда дерзкая, эффектная и жизнерадостная, превратилась в девушку без эмоций. Заставляя себя натянуть на лицо маску с чувствами, хотя внутри все разрывалось от желания исчезнуть, испариться и больше не видеть этих уродов-лицемеров, которые окружают ее, желая в очередной раз сказать, как ей будет лучше. Слова матери об ее никчёмности, о том, что ей здесь не рады. Слова бывшей уже девушки о том, что ее проблемы не так ужасны, что она лишь преувеличивает. Слова отца, что она ужасна и отвратительна, желающая лишь самоутвердиться за счёт других, стерва. Все это кружилось в голове, не давая покоя. Обида. Она была обижена на них. Они не помогли ей в самый важный и сложный момент ее жизни. Они предали ее… ее любовь к ним и к жизни. Ее счастье растоптали, убили, уничтожили. Поступки — ерунда. Ей нужны слова. Просто скажи, что любишь, что не сделаешь зла и не принесёшь боли. Она поверит, но если ты разобьёшь ей сердце вновь, то ты уже будешь последним, пока она не соберёт его вновь для другого. Она сидит в своём уголке рядом с кроватью. Глаза уже красные, слипаются, но она не спит уже долгое время. Не хочет вновь видеть себя, стоящей на краю обрыва и смотрящий вниз, вновь слыша голос давно погибшего брата, он просит ее не делать этого, а она прыгает. Радостная улыбка озаряет ее лицо во время падения, первая, за последнее время, настоящая улыбка. Но этому не бывать. Она слабачка. Шерил не сможет спасти себя сама, не даст себе возможность увидеть брата, почувствовать потерянную любовь. М ысли о ее никчёмности и ненужности в этом мире, о ее слабости и жалости заставляли ее каждый раз брать в руки револьвер, который нашла на чердаке, прислонять холодное дуло к своему виску и вновь убирать его, когда рука просто падала от страха. Она боялась закончить эту жизнь пустышкой, хотя шрамы на руках говорили об обратном. Она мечтала идти вперёд, добиться своей цели, но другие ее мысли совершенно противоречили этим. Мысли душили, обжигали, уничтожали ее изнутри. Часть из них твердила о том, что она никому не нужна, даже себе, что таблетки, спасающие ее от очередного срыва, который может привести к новой попытке открыть дверь в иной мир, полный любви и радости, уже не помогают. Ее желание освободиться от оков, не пускающих ее к полёту, было очень сильным, но мнение других влияет на неё так, что она сама находит новые способы, чтобы эти кандалы держались дольше. Другая ее часть твердила о ее благородный намерениях, о том, что есть хотя бы один человек, который будет скучать и винить себя в том, что не понял сразу, что с ней происходит. Вероника всегда была рядом и переживала за неё, но даже она не знала, что творится в этой рыжей голове. И она никогда не расскажет ей правду, ведь не сможет стать сильнее. Все мысли сливались в одну полоску с одним концом. Она запуталась, не может найти ни начала ни конца, ничего, что могло бы вернуть ее в прежнее состояние. Шерил поднялась на ноги и заставила себя лечь на кровать. Глаза сами закрылись и вот она вновь стоит на краю обрыва, слыша его голос, просящий не делать этого…