Живой портрет

Дима любил рисовать сколько себя помнил. Все свое свободное время он тратил не на игры во дворе с другими детьми, а с листами тогда ещё принтерной бумаги и пачкой цветных карандашей. По началу его рисунки ничем не отличались от остальных — те же стандартные домик, солнышко и дым из трубы. Но со временем они сменились на что-то более конкретное. В ярких пятнах угадывались мебель, лица и животные. Став немного старше, Дима узнал о существовании картинных галерей, куда и уговаривал родителей сходить. Те сначала отказывались — то дел много, то денег мало. Дима был настойчив, ведь ему нетерпелось увидеть что-то больше иллюстраций в книге. Так что на его девятый день рождения они всей семьёй пошли в местную галерею с непонятным тогда маленькому мальчику названием — Антураж. Этот поход стал настоящим потрясением. Почти на каждом шагу этого огромного по меркам Димы здания были картины. Все они были такими разными, но в то же время одинаково прекрасными. Мальчик подолгу стоял у каждой картины и рассматривал малейшие детали, силясь запомнить их. Мазки краски, цвета, штрихи карандаша — все это заставляло замереть и молча восхищаться. Окрики матери и уставший бубнеж отца остались где-то там, на Земле. Дима тогда был далеко в небесах вместе с птицами и высоко в горах среди снега. Он почти что чувствовал дуновение ветра и запах листвы, что не могло не удивлять. Он хотел также. Хотел, чтобы каждый росчерк его кисти мог удивлять, радовать и огорчать зрителя. Хотел передавать не только образы, но и чувства. Хотел показать смотрящему каждый уголок своего мира. Примерно тогда Дима поступил в художественную школу. Многие его одноклассники оттуда жаловались на бесконечные построения кубиков-пирамидок-сфер, а позже и кувшинов. Что странно, но ему нравилось заниматься этим. У него появилась цель и весь путь, который к ней вел, скорее воодушевлял, чем огорчал. Как никак, а у него появлялось все больше возможностей изображать то, что он видит, что не могло не радовать. С каждым «неживым» кувшином, с каждой «невкусной» тряпкой, он приближался к своей мечте. Он верил, что однажды настанет момент, когда его картины будут пытаться повторить такие же школьники, как он сам сейчас, и его творениями будут наслаждаться в музеях. Когда-нибудь именно на его выставку будут приводить своих детей, его полотнами будут восхищаться люди всех возрастов и о нем будут говорить так воодушевленно, как о каком-нибудь Ботичелли. Нет, Сандро, конечно, не «какой-нибудь», а очень даже гениальный художник, Дима не спорит. Просто может же он хотя бы в своих фантазиях возвысить себя? Учитывая, что его «самодеятельность» только принижали. Он не знает, почему его это не расстраивало. Наоборот, стимулировало повторять снова и снова, «уродуя» очередную вазу до состояния неузнаваемости. При условии, что все остальное было доведено едва ли не до идеала. Цвет, штрих, композиция — все это давалось ему довольно легко. Преподаватели спустя время даже стали закрывать глаза на его весьма интересную — так они говорили — интерпретацию происходящего. Видимо смирились, что все художники немного — или много, добавлял у себя в голове каждый — сумасшедшие. И вот последняя ночь перед просмотром. Дима был продуманнее остальных, поэтому последнюю работу завершил ещё пару дней назад. Так что у него была целая ночь впереди, чтобы наконец-то порисовать для себя. Ему сейчас было плевать на предстоящие школьные экзамены, он уже нашел свое призвание и сейчас хотел вдохнуть полной грудью и насладиться свободой. Он включил на фоне какую-то музыку без слов, поставил мольберт с холстом, подготовил кисти с баночкой растворителя и стал выдавливать краски на палитру. Дима бы сказал, что выбором цвета руководит его душа, так как рука, помимо стандартных, тянулась и ко все более темным и мрачным оттенкам. Он сам ещё не знал, что будет писать, лишь отдавался моменту сполна и, как обычно, полностью забывал о правилах, усердно вдалбливаемых преподавателями. После первых мазков стало понятно, что это будет портрет. Ну что ж, рука набита, не удивительно. Пятно за пятном стали вырисовываться общие формы, и вот уже понятно, что перед ним юноша. Не задумываясь, в нем проявились все любимые черты Димы — довольно большой нос с лёгкой горбинкой, светлые глаза, скрытые за густыми бровями, грубоватые черты лица и черная копна волос в довольно сильном беспорядке. На него сейчас смотрел жёсткий упорный парень, стоящий на своем, но безумно ранимый внутри. Дима писал его, и с каждым движением кисти будто читал его историю, узнавая все больше и больше. Он бы не смог объяснить фантазия это или что-то иное, но он почти слышал низкий голос. Портрет словно разговаривал с ним, что, конечно, звучит абсурдно, но Дима не смог бы объяснить это иначе. Диме нравилось, что у его картины появляется душа. Каждая морщинка, родинка и волосинка были не зря, несли свою собственную историю, которую хотелось узнать. Словно Диму тянуло к этому парню и оставалось только отдаваться этому потоку. Хотелось добавлять все больше и больше деталей, чтобы это никогда не кончалось, но в какой-то момент стало ясно, что дальше просто некуда. Портрет закончен. Странное ощущение, какое бывает на выпускном. Ностальгия и желание вернуться назад и почувствовать это снова, пройти этот путь заново. Ему уже не хватает этого парня, которого даже может и не существовать. Этот образ просто оплот Диминой фантазии, не более. Значит они больше не увидятся. Стоит осознать, что это конец и такого больше не повторится. Стоит пойти спать. За окном начинался рассвет… Последующие дни были как в тумане. Дима постоянно выпадал из разговора, отвечал невпопад и очень много думал. Перед глазами до сих пор стоял тот злополучный портрет. Он сам не знал, почему тот так его зацепил. Было в этом взгляде что-то завораживающее и гипнотизирующее. В душе чувство тоски сидело, как по старому другу, что также не могло не удивлять. Дима терпел изо всех сил, пытался думать лишь об экзаменах и даже умудрился неплохо их сдать. Но вот наступило лето, времени стало больше, а настойчивые мысли никуда не исчезли. Делать было нечего и вот он впервые после выпуска из художки снова достает мольберт. Он не уверен даже, что у него остался какой-нибудь неиспользованный холст. Ну и ладно, если что он и перекрыть что-то старое может, не впервой. Главное сейчас не потерять образ. Что, наверное, невозможно, ведь тот встает перед глазами слишком часто. Парень на холсте получался каким-то… Грустным. Да, наверное так можно описать этот взгляд, в котором будто отражалась сама смерть и вечно опущенные уголки губ. Это весьма интересно, ведь в голове Димы окончательный результат должен был быть счастливым и умиротворённым. Хорошая погода и наконец-то окончившаяся учеба навевали только хорошие мысли о прекрасном и перспективном будущем, так почему же портрет такой мрачный? Дима оставил эту мысль в подвешенном состоянии, обещая подумать об этом позже. Он поставил в углу подпись, придуманную ещё пару лет назад на очередном бесполезном уроке в школе, и отнес картину на балкон к уже имеющейся. На самом деле подобная тенденция не очень-то и нравилась Матвееву. Надо понять, что же так цепляет его в этом образе. Эти глаза пугали. Хоть они и были светлыми, но в них словно сосредоточилась вся тьма этого мира. Они не были злыми, нет. Скорее уставшими. Глядя на них, можно было бы предположить, что их обладатель глубокий старец, повидавший слишком многое и смиренно ожидающий своего конца. Но на вид парень был Диминым ровесником, может на пару лет старше или младше. Отчего же в зрачках его отражается смерть? Ответ на этот вопрос Матвеев собирался найти завтра. Желательно после двенадцати часового сна, и это как минимум. На утро все эти ночные терзания казались глупостью. Вышел портрет печальным, и что? Это ведь просто полет фантазии, не более. Сейчас надо задуматься о чем-то более реальном. Например о том, где найти клиентскую базу для будущей продажи картин. Последующие несколько лет пролетели довольно быстро, даже чересчур. Дима успел поработать официантом, татуировщиком, гитаристом в местной группе. Он крутился всегда и везде, он был в некоторой мере известным. Да, в довольно узких кругах, но ведь это не важно. Главное, что, собираясь приобрести какой-нибудь натюрморт в гостиную или портрет в кабинет, люди в первую очередь вспоминали Матвеева. Он стал активно вести социальные сети и уже спустя пару лет ему стали писать не только очередные знакомые знакомых, но и люди из других городов. Это был какой-никакой, а прогресс. Конечно были и моменты падений. Когда ни один работодатель не хотел брать себе почти полностью забитого парня даже в качестве уборщика. Когда переезд с новоиспечённой женой в Китай оказался последней каплей в море их ссор и недопониманий. Когда он застрял в уже ставшей ненавистной стране и стал скучать по родным. Когда после нескольких лет отсутствия в городе и затишья в интернете его все позабыли. Дима стал безразличен ко всему, он не понимал, чего хочет и есть ли вообще смысл в его существовании. Он забросил рисование и почти полностью погрузился в музыку. Писал какие-то не запоминающиеся биты начинающим реперам или вставал на замену на выступлениях малоизвестных групп. Матвеев был в отчаянии. Все складывалось совсем не так, как он того хотел. Казалось, что весь мир сейчас против него. Но вот какой-то старый знакомый написал ему с просьбой выручить — через неделю у его жены был день рождения, и он хотел подарить ей портрет. Несмотря на то, что он даже карандаша в руках не держал уже больше пяти лет, Дима решил согласиться. Предупредил заказчика, что мог подрастерять свои старые навыки, так как давно не рисовал. Но, видимо, от его былой репутации остались какие-то ошмётки, потому как уже через несколько минут ему на карту пришла полная предоплата работы. Что ж, бежать теперь некуда. Странное ощущение ностальгии и дежавю, когда он садится в ту же самую комнату, что и несколько лет назад и даже достает старый мольберт — во времена своей черной полосы приходилось продавать все, что кто-то мог захотеть купить. И вот он снова здесь, собирается повторить всю ту цепочку действий, которые совершал не единожды. Табурет, палитра, ноутбук с открытыми фотографиями девушки и стаканы с различными принадлежностями. Было очень непривычно, рука постоянно затекала и линии наброска были чересчур кривыми и неточными. Поняв, что так продолжаться не может, Дима перекрыл получившееся нечто и решил сначала потренироваться на других картинах. Так сказать, набить руку. Доверившись своей фантазии, он стал бездумно водить кистью по холсту, в надежде, что итоговый результат будет хотя бы немного лучше, чем ужасным. К счастью, его потянуло в сторону портрета. Получались на удивление знакомые черты лица. Чувство, возникающее, когда встречаешь на улице своего одноклассника много лет спустя — лёгкий проблеск узнавания в ставшими чересчур чужими глазах и неловкое приветствие. То же самое сейчас чувствовал и Дима. Будто он уже видел этого человека. Нет, не так. Будто он уже РИСОВАЛ этого человека и не раз. Лишь лицо слегка огрубело и возмужало. На моменте более детальной прорисовки глаз Матвеева осенило. По спине пробежал холодок, а руки стали слегка подрагивать. Он направился на балкон, где хранились все его работы ещё со времён художки, чтобы проверить свою гипотезу. Долго искать не пришлось — те самые портреты лежали почти что у самого входа. Дима отнес их к новому и поставил рядом. Действительно, со всех трёх картин на него смотрел один и тот же человек, только разного возраста. Да, прослеживались некоторые неточности и упущенные детали, по типу родинки, но в остальном идеальное сходство. Это пугало. Как спустя столько лет он не просто повторил свои старые работы, но и «состарил» человека на них? Ведь действительно, разница в возрасте изображённых людей вполне соотносилась с разницей во времени написания портретов. Но как это, черт возьми, могло произойти? Он сходит с ума, определенно. Ему надо что-то с этим делать… Нужно сходить к психологу, или нет, к психиатру, чтоб надёжнее. Хотя куда он пойдет. Да и как объяснить проблему? Доктор, я нарисовал того же человека, что и пять лет назад, помогите мне? Бред же. Надо просто успокоиться и вернуться к заказу. Деньги-то ему уже отправили… И Дима стал рисовать женщину по фото, надеясь, что мышечная память будет работать лучше, чем психика. Проснувшись в свой День Рождения, именниница встретит на пороге квартиры молодого курьера с картиной и букетом в руках. Она тут же побежит рассказывать об этом своим подругам, а те — своим мужьям, и уже через пару недель Матвеев снова станет рисовать на заказ. Наступила новая белая полоса. Не прошло и года, как на его страницу в Инстаграме обратил внимание директор той самой галереи, с которой начался путь Димы в искусство. Первый лайк удивил, второй — порадовал, последующая подписка будоражила и обещала что-то весьма интересное. Так и вышло. Уже через пару дней ему на рабочую почту пришло письмо с предложением проведения выставки работ Димы. Сроки подготовки предлагали не особо большие, но зато тема была на выбор самого художника, да и деньги обещали весьма и весьма приличные, поэтому Матвеев согласился почти сразу. В нем будто открылось второе дыхание. Он мог рисовать целыми днями напролет, почти не вылезая из арендованной мастерской, редко появлялся дома и горел-горел-горел. Над темой долго не думал, просто начал рисовать людей иногда в их самых странных состояниях — опьянение, похоть, передоз, агрессия и даже предчувствие смерти. Он хотел показать своим будущим гостям выставки все многообразие человеческой души. Почти что за руку провести через все аспекты современной жизни и частично рассказать о своей. В одном из портретов даже угадывались черты лица известного убийцы, но всё-таки обвинить в аморальности художника никто бы не смог. Хоть это было и не ново, но отдельное внимание он решил обратить на смертные грехи человечества. Всё шло хорошо, даже слишком, но вот осталась последняя картина серии — Гордыня. Она никак не давалась, персонажи были скорее нелепыми, чем величественными, а позы были скованными. И это был первый раз, когда Дима решил отойти от темы и просто отдохнуть. Нужно было расслабиться и опустошить голову — так и образ придет быстрее, и линии станут живее. Чтобы вновь не начать думать о работе и выставке, Матвеев решил вернуться домой и порисовать там. Благо, студия находилась недалеко и уже минут через пятнадцать он был у себя в квартире. И то ли место на него так влияло, то ли в нем проснулась ностальгия, но из-под руки снова выходил ТОТ загадочный парень. И Диму осенило. Он сбегал за холстом побольше и стал размечать эскиз. Нарисовал пробный вариант и понял, что это оно. Необходимое ему воплощение гордыни сейчас смотрело на него своими невозможно печальными, но парадоксально дерзкими глазами и ухмылялось. Волосы — в идеальной укладке, а отлаженный костюм сидел превосходно. С плеч ниспадала мантия, а на голове надета сбитая слегка вбок корона. Сидел так называемый король на троне, стоящем на груде черепов. Казалось бы, весьма очевидный образ, но фактурный парень будто и сам это понимал и нарочно утрировал. Ноги закинуты на подлокотник, а голова опиралась на подставленную руку. Поза буквально кричала о том, насколько же люди ему надоели, что будь его воля он бы уже сбежал из этого цирка и спокойно отдыхал где-нибудь на островах. Довершала образ нарисованная зеркальная рамка по краям холста и «блики» на картине, как бы говорящие зрителю, что это его отражение. «Идеально», — единственная мысль, появляющаяся у Димы при взгляде на картину. Эта работа была, пожалуй, если не лучшей, то явно одной из них. Она обязана была находиться в самом центре выставки, чтобы каждый ее посетитель смог вновь признать великолепие изображённого человека. Осталось лишь спланировать общее расположение всех картин, поделить их на подгруппы и все готово. Вместе с транспортировкой, размещением и заказом опознавательных табличек для подписи полотен выходило не дольше, чем на пару недель. Совсем скоро люди узреют всё его мастерство и узнают, кто такой Дмитрий Матвеев на самом деле. Настал день Икс. Уже через пару часов в этом здании появятся первые посетители. Дима ходит между рядов и не может поверить. Всего несколько лет назад он и мечтать не мог о личной выставке, и вот он здесь, раздает поручения и следит за проведением мероприятия. На открытие обещали прийти одни из самых влиятельных людей области, ценители из разных концов страны и даже пару человек из заграницы. И все это ради него, вчерашнего мальчика, восхищающегося полотнами великих в этом самом зале. Он справился. Он смог всем доказать, что его увлечение — это никакая не ерунда и с помощью него тоже можно зарабатывать. Звучит, конечно, хорошо, но родители до сих пор относятся к его творчеству, как к очередным детским порисулькам. Отец даже сказал, что не собирается приходить на открытие выставки. Ну что ж, меньше народу, больше кислороду. Диме совсем-совсем не обидно. Ну разве что чуточку. А тем временем у входа начали развешивать ленту, совсем как в каком-нибудь фильме. Диму даже начало потрясывать от возбуждения и счастья. Ему дали большие ножницы и даже предложили ещё раз отпарить костюм, будто за пару часов, что Матвеев здесь, тот успел помяться. На улице стали толпиться гости. Скоро все начнется. Довольно завышенные ожидания Димы оправдались — посетители были в восторге. Бизнесмены разобрали почти все визитки, и некоторым даже пришлось фотографировать номер с одной. Люди рассматривали картины и на их лицах помимо восторга были также и задумчивость, а иногда и печаль. Это были лучшие реакции, ведь они означали, что Димино творчество цепляло и задевало. Сам автор практически сливался с толпой, исподтишка смотрел на всех и тихо радовался. И вот его занесло в особую часть выставки — зал семи грехов. Людей здесь было заметно меньше, а у картины с гордыней вообще стоял лишь один парень. Диме стало интересно узнать его впечатления, поэтому подошёл поближе. И тут же замер. Парень перед ним смотрел на свою практически точную копию, разве что вид более растерянный. Почувствовав чужое внимание, тот повернулся и в глазах читался большой знак вопроса. Его можно было понять. Когда приходишь на выставку, последнее чего ты ожидаешь — это увидеть свой портрет, особенно если ты даже не помнишь, как позировал. — Добрый день, я Дмитрий Матвеев, автор этой выставки, — он пытался выдать вежливую улыбку, но волнение все равно проскакивало. — Здравствуйте, а… А почему…? Как Вы…? Какого черта? — Парень хоть и старался соблюдать рамки приличия, под конец все же не сдержался. — Простите, мне жаль, что я использовал Ваш образ, но в свое оправдание могу сказать, что вышло это совершенно случайно. До сегодняшней нашей встречи я был уверен, что Вы — лишь плод моей фантазии. Если Вы против, то я могу распорядиться об удалении этой картины с выставки. Ещё раз извините, мне правда очень жаль. — Нет, нет… Все нормально, просто… Я не понимаю… — Глаза парня бегали по залу в поиске объяснения, но оно не никак не приходило на ум. — Ещё раз извините. Вот, возьмите мою визитку. Позвоните мне, как эмоции подуспокоятся, мне было бы приятно услышать Ваш отзыв. Да, это была его последняя визитка, а впереди его ждали ещё около трёх потенциальных инвесторов. Но эти толстые кошельки обойдутся и простой диктовкой. Сейчас Диме был важен именно этот парень, чье имя он так и не успел спросить, не то что номер. Ну ничего, он умеет ждать. Почему-то Дима был уверен, что тот позвонит. Может интуиция, а может и заинтересованный взгляд светлых глаз ему это подсказали. И он не ошибся. Буквально через пару дней после выставки на экране высветился неизвестный номер. Взяв трубку, Матвеев уже было начал зачитывать стандартную речь, как тут раздался голос, который он вспоминал в самые пикантные моменты этих дней: — Дмитрий, здравствуйте, э… Это Олег, с выставки. Ну, тот парень в образе гордыни, я ведь не представился тогда… Вы просили позвонить, чтобы я оставил Вам отзыв… Вы ведь не заняты сейчас? — Постоянные паузы и нервный голос выдавал волнение говорящего. — Да, да. Добрый день, Олег. Очень рад с Вами познакомиться. Я вполне свободен, но предлагаю обсудить выставку при личной встрече, если Вы, конечно, не против. — Хорошо, а когда? — Да хоть сейчас. Я скину Вам адрес. И положил трубку. Ну а что, вполне может себе позволить. Этот Олег изводил его разум не один год, так что пускай потерпит. С этими мыслями он отправил адрес своей мастерской. Хотел бы, конечно, пригласить домой, но это было бы уже слишком. И так человек будет на его территории, ни к чему лишний стресс. В ближайшей кофейне Дима купил стаканов шесть кофе — один себе, а Олегу целый арсенал, гостеприимство, как никак. Также, он нервно стал перекладывать вещи на студии с места на место, в надежде навести хотя бы визуальный порядок. Но то тут, то там всплывали все новые и новые тюбики, баночки, кисти и бумажки с завёрнутый в них стружкой от карандаша. На что он рассчитывал, когда звал сюда Олега? Тот ведь сочтет его сумасшедшим и будет прав в своем желании свалить куда подальше. Душевные терзания прервал звонок в домофон. Даже не вслушиваясь в неловкий бубнеж, Дима нажал на кнопку открытия магнитного замка. Но даже спустя десять- пятнадцать минут свыше положенных для подъёма на лифте трёх никто не звонил в дверь. Не мог же это быть очередной торчок или подросток? Да, наверное кто-то из них, ведь никакой нормальный человек не попрется к другому в гости, чтобы «обсудить выставку». Только если один из них не проститутка, конечно же. Когда Дима уже порывался выбросить многочисленные стаканы кофе, в дверь постучали. «Что за дед? Все адекватные люди на гигантскую кнопку слева жмут, гений», — иногда тирады приходилось заранее проговаривать в голове, чтобы не выливать негатив на других. Это помогало от излишне агрессивного поведения, которым он страдал раньше. Что ж, раз этим днём мы вспоминаем былое, так ведь по полной. — Кто там? — Обоим было очевиден ответ, ведь на двери был глазок. Но хотелось поиграть. — Дмитрий, открывайте, я, видимо, по адресу, — а этот Олег, хоть и казался паинькой на выставке, был ничего такой, дерзкий. — Ну проходите, коль уверены, — за всей этой наиглупейшей сценой парни пытались спрятать напряжение и волнение от личной встречи. — Чай, кофе, потанцуем? У меня, если что, только кофе, так что у тебя нет выбора. — Ну тогда… Кофе? — Он даже попытался улыбнуться, как мило. — Прекрасный выбор. Итак, насчёт выставки… Можешь для начала в общих чертах описать свои впечатления и, если не сложно, рассказать поподробнее про понравившиеся работы? — Конечно, я за этим и пришел, — напряжение постепенно спадало, Олег даже расправил плечи и сел в более удобную позу. С Олегом было подозрительно комфортно и спокойно. У него был схожее с Диминым чувство юмора и довольно острый ум, что позволяло ему улавливать самые тонкие отсылки в картинах. Он был эрудирован и самоуверен, вечно подкалывал Диму, как бы показывая, что он не один тут такой одаренный. — Ну, мне наверное пора, я не думал так долго засиживаться, — и правда, выглянув в окно, можно были увидеть, что настал вечер. Даже солнце начало садиться. — Хорошо, но если будешь проезжать мимо и появится порыв заглянуть, ты не стесняйся, — они знакомы всего день, а Дима уже привязался, за что и будет корить себя ближайшие дни. Олег не возвращался. Не приходил, не звонил и не писал. А Дима на всякий случай даже Вайбер скачал, везде пусто. Ну что ж, видимо не так уж он Шепсу и понравился. Стоит смириться, жить дальше и не зацикливаться на одном мужике. Не получалось. Диму конкретно так заело на одной мелодии и не отпускало. Чем-то зацепил его этот парень с портрета и все тут. Руки, как назло, тянулись к карандашу с блокнотом. В лучших Диминых традициях выходил снова Олег. Спустя пару часов уже весь стол был завален небольшими изображениями парня в разных ракурсах. Он абсолютно точно чокнулся. Хотелось сжечь всю эту чёртову мастерскую со всеми полотнами и материалами. Чтобы мысли не стали материальны, Дима стал спешно собираться. Входная дверь открылась с трудом и виной тому, видимо, был пресловутый Олег, который как назло собирался позвонить в дверь. — А, ты уже уходишь. Ну, тогда я, наверное, позже зайду. Не буду отвлекать, — парень был явно разочарованным. Будто это он из головы выкинуть Диму не может, а не наоборот. — Да нет, там ничего важного. Пойдем, воды что-ли попьем, чая я так и не купил. Это было странно. Будто они и не прощались в прошлый раз, а расстались на пару минут, как раз, чтобы Олег пошел за чаем, а Дима поставил чайник. На деле прошла почти неделя, полная сомнений, сожалений и безуспешных попыток узнать у друзей о новом знакомом. И если о Дмитрие Матвееве пару слов выцепить было и возможно, то об Олеге Шепсе все слышали впервые. Дима думал, что сходит с ума, и у него начались галлюцинации. Но вот причина его несчастий сидит перед ним и с огромным энтузиазмом пьет стакан воды. Хотелось прикоснуться и удостовериться, живой ли он, но, к сожалению, ему не позволяло воспитание. — Знаешь, — от того, как неожиданно Олег подал голос, вздрогнули оба. — Я у тебя второй раз в мастерской, но так и не застал за работой. Может покажешь мне свою святую святых? Это было плохой идеей, учитывая, что почти вся соседняя комната завалена его изображениями, — те портреты во время суматошной подготовки к выставке Дима так и не убрал. Но видимо в нем проснулась тяга к самоуничтожению, так как он без слов провел туда Олега. Тот мужественно прошел мимо своих портретов, даже почти не вздрогнул, но у стола всё же остановился: — А это считается у художников нормальным или ты один такой? — Ну, можешь называть себя моей музой, если тебе так будет удобнее. Я просто так расслабляюсь, — слишком открыто. Надо было и дальше перекидываться полунамеками и шутками. Вон, как Олег застыл. Видно, что не комфортно. — Ясно. Сейчас ты напряжен? — Вопрос звучал чересчур серьезно, да и глаза были ледяными. — Не очень. А ты зачем интересуешься? — Дима решительно не понимал к чему тот ведёт. — Хотел бы ты попробовать написать меня с натуры? Оба замолчали. И если Олег ждал ответа, то Дима просто впал в ступор. Прямо сейчас парень, о котором он грезил не один год, которого он рисовал в самые сложные моменты своей жизни и который, черт возьми, в жизни выглядел раз в сто лучше, предлагал что? — Ты же сейчас шутишь? — Если это окажется так, то перед Шепсом двери в Димину жизнь закроются навсегда. Он не готов терпеть насмешки в сторону своего творчества, даже от Олега. — Нет, почему? Я бы правда хотел позировать тебе. Тем более ты вроде как сам в этом заинтересован. Да и что ты теряешь? Действительно. Что же он теряет? Остатки самообладания и рассудка, разве что, но это мелочи. — Ну давай, садись, готовься. Пойду хоть холст поищу. Не уверен, конечно, что что-то после выставки осталось, но попробую. Вернувшись после удачных поисков, Дима застыл на месте. Прямо перед ним, на самой обычной табуретке ожидаемо сидел Олег. Абсолютно точно голый Олег. Ладно, хоть белье оставил, сердечко Димы бы не выдержало иного. — Кхм, ты уверен, что хочешь позировать так? Ещё есть возможность что-то поменять… — А что, неудачная поза, да? Так и знал, блин, а хотел сесть покрасивее. Ну, чтобы мышцы видно было. Этот полубог ещё и не понимает, что же могло смутить художника. Хотя смутить не то слово. Скорее, ошарашить и возбудить. Но этого ему точно знать не нужно. — Да нет, с позой все нормально. Я про твой внешний вид. Ты именно это подразумевал, когда предлагал нарисовать тебя? Обычно я за такое не берусь. — Серьезно? Просто я подумал, что моих одетых копий тебе достаточно. Но если ты не хочешь, то ладно, я оденусь. Прости. — Да нет, все нормально, ты прав. Заодно и анатомию вспомню. Но в следующий раз лучше предупреждай о стриптизе, я хоть подскажу, где музыку включить. Хоть по началу и было странно и непривычно, но в процессе Диме даже понравилось. Олег постоянно шутил и рассказывал какие-то истории, что помогало расслабиться. А парень был красив — в меру накачанный и смуглый, он и правда напоминал греческого бога. Что, конечно же, озвучено не было, у Димы жизнь одна и она ему дорога. Солнце очень выгодно освещало кожу Олега, и обычно кажущиеся темными и мрачными глаза сейчас были кристально чистыми и ясными, как небо. В растрёпанные волосы вплетались золото лучей. А во взгляде бесы хитрющие пляшут. Олега рисовать было одно удовольствие. Им было приятно в обществе друг друга и почти весь день, что они провели за работой, прошел почти незаметно. Разве что сегодняшней модели приходилось время от времени разминать затекшую спину, но это мелочи, как тот сам выразился. А Диме только в радость лишний раз поглазеть на перекатывающиеся мышцы. Для искусства, конечно же. — Ну, наверное всё. Завтра доработаю детали и потом ты сможешь забрать картину. Так что одевайся и… — Что там ещё нужно было сделать, Олег уже не слушал. Он быстро подлетел к Диме и стал рассматривать точную копию себя. Автору работы оставалось лишь напряжённо ждать вердикта. — Ну как тебе? Пойдет или стоит переделать? — Ты шутишь что-ли? Это прекрасно. Боже мой, Дим, ты гений. — О, ну конечно. Ещё скажи, что никогда подобного не видел. Прекращай давай, я уже понял, что ты насмехаешься. Я же предупреждал, что у меня нет опыта в подобном, зачем согласился-то… — Нет, ты точно прикалываешься. Ты правда не видишь, как это великолепно? Видимо, мне стоит купить тебе очки. — А я их носил, кстати. Давно, правда, но вот… Пошли, я тебя провожу хоть. Потеряешься ещё в нашей хаотичной застройке… Прощаться было неестественно. Ощущение, что сейчас они вместе сходят в магазин, а после пойдут в уютную квартиру Димы, где их уже будут ждать их общие коты. Но нет, они друг для друга никто, и Дима вернётся в квартиру один. Там его не будет ждать ничего, кроме холода от открытого балкона и незаправленной кровати. Он добился успеха, но так и не смог никого удержать возле себя. Он совершенно одинок. — Ну, я зайду ещё завтра? Вместе закончим картину или просто в гости, — Олег явно мялся и хотел что-то сказать. Дима не собирался ему помогать. — Аргх, ладно. Ты мне нравишься, может сходим куда-нибудь? Ого, это было явно не то, чего он ожидал. Благословления идти куда подальше — да. Просьбы переслать картину по почте, чтобы минимизировать контакт — да. Даже простого пока. Но не этого. А тем временем надо было что-то отвечать и срочно, потому что Олег уже успел поникнуть и нахмуриться, ожидая отрицательный ответ. — Да, конечно. Ты мне тоже, на самом деле. — Это круто. Да, очень классно, спасибо. Так где и когда? У меня сумасшедший график, нам будет сложно договориться. Да и у тебя выставка эта, инвесторы, карьера в гору. Тут же ещё и праздники скоро, наверняка с семьёй поедешь куда-то. Нет, ну если что, я и отменить что-нибудь могу, если ты не сможешь. Да и отпуск мне дадут, что уж тут… О боже мой, останови меня, я начинаю нести какой-то бред. — У тебя же есть мой номер, так что спишемся, хорошо? Не переживай только, тебе это не идёт. А завтра все равно зайди, раз с натуры начал рисовать, с натурой и закончу. — Хорошо, тогда до завтра? — И на губы смотрит, паршивец. Знает ведь, что лишь попросить надо и получит все, а морозится. — Да, до завтра, — по плечу хлопнул и побежал быстрее к дому, чтобы подразнить. А Олег руку вперёд вытянул, притянуть хотел, да не успел. В следующий раз он явно отыграется. Но это будет потом. А сейчас он просто смотрит вслед и любуется. Дима ему напоследок язык показал и скрылся в подъезде. Зараза какая, знает ведь, что красив и пользуется. Ну ничего, он тоже умеет быть соблазнительным. Они ещё посмотрят кто кого. А на улице смеркалось. Стоит пойти выспаться, завтра его будут ждать много впечатлений. Да и Дима тоже. И он побрел к автобусной остановке, наконец-то став по-настоящему счастливым.