Побороть.

***

      Пара слегка бледных рук размеренно разгребала воду в противоположные стороны, позволяя хозяину тела продвигаться вперёд по водной поверхности. Рядом плывущий слегка отставал, но когда отдалялся слишком сильно, начинал ускоряться и, вскоре, догонял. Взгляд шатена был нечитаемым, слегка задумчивым. Ощущение, что тот был совершенно не здесь, не в этом моменте. Егор, хоть и пытался быть спокойным и расслабленным, хотя бы таковым казаться, выглядел озадаченным, наблюдая за писателем. Не сказать, чтобы тот часто видел друга настолько погружённым в свои мысли. Вдруг Джон, казалось, поморщился, отрицательно замотал головой туда-сюда, словно пытаясь отогнать назойливые мысли, а затем до того тяжко выдохнул, что стало даже немного не по себе. Неожиданно, со стороны обладателя очков последовал вопрос:       – Слушай, Линч, если серьёзно, ты реально с порталом разбираешься? И как оно?..Продвигается? - шатен окинул журналиста заинтересованным взглядом. Егор не думал, что писатель резко этим заинтересуется, спросит. Причём с такой долей спокойствия. Видимо пребывание в своих мыслях странно влияет на него. Подобного в поведении товарища ранее мизантроп не замечал, и это навевало некое беспокойство.       – Ага.. - со стороны брюнета послышался разочарованный выдох - не сказал бы, дело вообще не идёт, сколько бы времени ни убил. Никто ничего не знает, кого бы я ни спрашивал. В общем, я в тупике.       – Ясно.. - в голосе писателя промелькнула неясная досада. - тебе реально настолько нужен этот портал? Приключений на задницу что-ли не хватает? Да и сам ведь знаешь, игры со временем - это тебе не шуточки.       – Да помню я, Джон, помню! Просто.. это ведь такая хорошая возможность. Столько ошибок можно исправить и столько всего.. предотвратить. - от обрывков воспоминаний, которые всплыли в мыслях, сердце больно сжалось в груди. - Всё ведь могло сложиться по другому, если бы мы в каких-то ситуациях лучше подготовились, были более собраны. Столько жизней подвергли опасности, всё это, всё, что происходит - происходит по нашей вине, Джон. - журналист, поникнув взглядом, примолк. Джон подался в раздумья. Линч ведь прав. Можно исправить все ошибки, раньше начать бороться с той же фиолетовой землёй и тварями. Как он раньше до этого не додумался? Хотя, очевидно, Джон, мысленно всё ещё находившийся в той ночи, когда услышал страшные слова, - слова, которые разделили его жизнь на "до" и "после" -, попросту не смог бы сосредоточить размышления на преимуществах портала. И ведь, будь у них достаточно знаний для пользования порталом, они могли бы предотвратить смерть, о которой говорил даже фамильяр. Но как рассказать всё Линчу? Разве сможет он, смотря в изумрудные, полные беспокойства глаза, без тяжёлого кома в горле, сказать: "меня нет в будущем, Линч. каждый мой день может быть последним. мне это сказали. Болтон сказал."? Конечно нет. Конечно же, он не сможет, чёрт возьми! Заставлять кого-то переживать за него - вот ещё! Это же на него обрушили столь обезнадёживающие слова, и нести эту трудную ношу должен только он, ни кто другой. От одной только мысли, что он может подвергнуть близких опасности, неприятное чувство давило изнутри. Джон не позволит этому случиться. А Линч.. Почему он опять включает героя? Думает снова только об окружающих, об их счастье и благополучии, а о себе так вообще не заботится, на собственное состояние забивает! Внутренне писатель негодовал, наблюдая за измотанным журналистом, который всё равно, через силу, продолжал помогать, просто потому что не мог отказать в помощи, когда тот работал на износ и засыпал под утро с кучей бумаг в обнимку. Джон часто пытался пресекать такое, заставить Егора взять отдых, выражая свою заботу через агрессию, - по другому он не умел, - но упёртый в своей работе и привыкший постоянно доводить дело до конца журналист, всячески отвергал подобную заботу, стараясь избежать такого "счастья": работал по ночам, пока Джон не видит, всячески скрытничал и избегал очкарика в подобные моменты, прошмыгивал мимо в попытке остаться незамеченным. Линч и в последнее время плохо выглядит. Сидит за порталом ночами ещё больше, чем замечал Джон ранее, спит заметно хуже, настолько, что под глазами, кажется, норовили образоваться ямы вместо синяков, и будто тоже начинает меняться. Журналист даже смотрит на него как-то иначе: внимательно, обеспокоенно, с не читаемой, непонятной шатену печалью, на удивление мягче. Джону не нравился этот взгляд. Егор будто каждый раз заново изучает, будто понимает больше, чем хотелось бы Джону. Будто чувствует. Но, конечно, журналист не может ни о чём знать. Догадываться до такого он попросту не может. Интересно, о чём же Линч в самом деле думает?       Заинтересованный взгляд устремился в сторону напарника, словно пытаясь прочитать мысли, узнать ответ на свой вопрос. И встретился с ответным, грустным, устремлённым, судя по всему, в затылок Джону, до этого момента. Заметив обернувшегося писателя, Егор стушевался и отвел взгляд, очерчивая глазами верхушки деревьев неподалёку на берегу. Вот опять он смотрит на писателя с этим своим печальным выражением лица! Смотрит, будто есть, что сказать, но не решается. Боится? Или не хочет и просто притворяется, что ему не плевать на Джона и его никчёмную жизнь? Конечно, такого не может быть, журналист не фальшивый, не станет притворяться. Но эта мысль в какой-то степени успокаивала, мысль о том, что если ему плевать, то он не выдержит и после очередной ссоры уйдёт, не станет терпеть, и не будет в опасности из-за Джона. Из-за того, что тот просто существует рядом. Писатель часто задумывался, что, может, ему просто уехать, оборвав связи? Тогда никто, наверняка, не будет в опасности? Хотя, где гарантии, что журналиста не пришьёт какой-нибудь маньяк на одном из дел, если тот будет один? А может не один, может, найдёт себе другого напарника? Хорошего напарника, не такого, как Джон. Который не будет постоянно всё усложнять своей неуклюжестью и эмоциональностью. Такие мысли часто приходили на ум, пока не были из раза в раз силой заглушены гордыми и самолюбивыми отрицаниями. С навязчивым чувством вины было посложнее и приходилось просто игнорировать. Если Джон и уедет, то только уверенный в том, что о Линче есть кому позаботиться на миссиях. Но ведь, если Джон оборвёт все связи, то это будет и вправду тяжело пережить. Будет трудно отпустить воспоминания, людей, которые, фактически, стали ему домом и семьёй. Отпустить навсегда. Ведь, если он так поступит, то явно не выдержит этого одиночества вдали от родных ему людей, этой опустошённости, вернётся. А как он вернётся? Пропал, значит, на несколько лет, оборвал связи, ничего не сказал, а тут явился! Стоит со слезами счастья на глазах, а на него не понимающе и горько смотрят. И даже не может объяснить причины своей пропажи, где он был, как жил, какие мысли посещали его всё это время. Как он может быть уверенным, что его примут назад вообще узнают? Что они не возненавидели всем сердцем за его внезапный уход? Столько вопросов и так мало ответов, голова скоро лопнет от всех мыслей. И что ему вообще делать? Что-то предпринимать или лучше просто ждать? Если предпринимать, то что? А не пожалеет? Так не хочется всего этого, хочется просто спокойно жить рядом с семьёй, не зная тревоги и паники, не зная страха, отчаяния, срывов, ночных кошмаров. Жить в беззаботности и таком необходимом счастье, в умиротворённости, чтобы не зашторивать окно каждый день, недовольно бубня себе что-то про надоевшее солнце, а радоваться каждому лучику, взбирающемуся по одеялу до лица, расплывшемуся в мягкой ухмылке.       Как же он устал.                   Как же он запутался.                         Как себя чувствовать?                                     Надоело врать близким.                               Надоело врать Линчу.                         Надоело врать самому себе!.                   Надоело врать всем.

Как же всё надоело..

                  

                                          Надоело.

                        Надоело.

            Надоело!..#@*))_()*

      ///Мурашками по спине в сознание пробралась навязчивая тревога..

      Егор говорит ему что-то - он инстинктивно кивает. Егор делает что-то, двигается, меняет положение в пространстве - писатель делает то же, что и журналист, повторяет действия, совершенно не осознавая ничего вокруг. Линч ведёт какой-то простенький диалог, Джон старается вникать, но выходит плохо, даже понять не может какой темой связаны предложения. Навязчивый ком не хочет уходить из головы, как и из горла. Сдавленный паникой, не может ни слова вслух произнести. Языка во рту будто не существует и не существовало вовсе. Только чувствует, что спина погрузилась в холод. Значит, на воде лежат, распластавшись. Напарник, похоже, замолк, расслабился. Джон тоже старается, но не выходит. Просто лежит, слегка жмурясь от яркого солнца. Ощущение такое, будто в лужу упал. Где-то в ноге начинает беспричинно покалывать. Джон не понимает, в правой или левой, пытается проверить. И вдруг ногу будто прострелили, свело до ужаса сильно, слишком неожиданно. Очкарик корчится от жуткой боли, шипит от неприятного ощущения. Линч его не услышал, головой наполовину погружённый в воду. Писатель старается подать голос, позвать на помощь, сделать хоть что-то, но ком безвыходно застрял в горле, не сглотнуть, не выплюнуть. Всё, что выходит из его уст - сиплый шёпот, словно его душат, вперемешку с болезненным шипением. Джон пытается вспомнить как справляться с судорогой, но в голове такая мешанина, что начинает глупо барахтаться в воде, теперь поддавшийся панике ещё больше. Начинает быстро дышать, уже просто борется за свою жизнь. Ну нет, ну не может он так уебищно позорно бестолково тупо умереть! Чёртовы навязчивые мысли! В пелену мыслей протиснулось, вмешалось дикое желание ударить себя, мол, « ну же, борись ты, ты не можешь умереть так, ты умеешь плавать! Ты столько пережил, столько раз ходил по краю, и хочешь сдаться из-за такого? Бестолковый, никчёмный, живи, твою мать, греби!» Вода начинала попадать в горло, Джон старался её глотать, пить, выплёвывать, чтобы не захлебнуться. Для Джона уже прошла целая вечность, а на деле пару секунд. В ушах лишь увеличивался гул. Туманная пелена начала заполонять помутневший рассудок. И где-то совсем рядом, знакомый, до ужаса перепуганный голос, прокричал:       – « Джон?-.. ДЖОН!..» - обрывки фраз приятеля растворились в неутешных в сознании мыслях.

***

Джон осознал: он забыл принять успокоительное.