Ars poetica

      Кавеху двадцать лет, и многие из его окружения могли бы сказать, что он бездельник. Действительно: он не числится ни в одном учебном заведении около трёх лет, да и работой себя, на первый взгляд, не обременяет. Кавех просто живёт и делает это со вкусом. Если же у него всерьёз спросят, чем он занимается, он разве что заговорщицки шепнёт на ухо что-то вроде: «Я занимаюсь очень древним и важным делом!», и уже тогда-то каждый думал о чём-то своём, и никогда их мысли не совпадали с занятиями Кавеха. Кавех — вольнослушатель.       Когда-то его считали будущим светилом современного искусства. Когда-то — как раз три года назад. Тогда он оканчивал престижную художественную школу. Говорят, что деньги способны открыть все двери. В случае небогатого Кавеха, утверждение было в корне неверно. Ему все двери открыл талант. Перманентная отличная успеваемость, гениальная, со слов преподавателей, дипломная работа, в которой он представил дворец, несравненный с чем-либо другим за историю выпусков — всё это вело к логическому продолжению его образования. Следующим этапом должна была стать Академия искусств. Конечно, того же уровня, что и его, Кавеха, талант. И с этим проблем поначалу не было — его отрекомендовало руководство школы, ведущие академии были готовы принять Кавеха в ряды студентов, ему оставалось только принести одной из академий свои документы. И он почти сделал это, но… Что-то остановило его. Вдруг, в такой важный для его жизни момент он засомневался. Для чего он станет учиться там? Вопрос, который принёс ему много головной боли. Он учился в художественной школе для того, чтобы получить академическую базу, фундамент для своего (!) искусства. Вечные правила, ограничения и строгий классицизм, которого все вокруг, дрожа, держались, претили Кавеху полжизни. Он — художник. Теперь, получив диплом, он уверенно может сказать это. Но искусство не в формах, пропорциях и золотых стандартах, которым учат в заведениях вроде тех, куда чуть не принёс себя в жертву Кавех. Искусство исходит из сердца, а оно, как бы ни силилось, не сможет диктовать обладателю единственно верный смысл. Но, если он откажется откажется от такой возможности, он может потерять так много…       Тогда сердце и ум смогли найти компромисс. Он попробует податься в вольнослушатели. Некоторые академии отказали в этой просьбе сразу же, не заглянув в идеальное портфолио. Некоторые не понимали вовсе, в чём заключается суть такого образования. Оставшиеся же посмеялись наивному Кавеху в лицо и сказали, что то, чего он желает, старо и бессмысленно. И можно было бы сдаться, если бы не удачное знакомство с одним глупым, но неприлично богатым студентом. Конечно, он не был так уж глуп, раз смог поступить в подобное место. Другой вопрос в том, что поступил он благодаря взятке. Кавех считал Тарталью глупым лишь потому, что он мог бы поступить и в заведение попроще, раз поступление ему нужно было только для какого-то «прикрытия». Единственное, что может прикрыть художественная академия, это гетеросексуальную натуру, и то ненадолго. Таким образом. Тарталья получил непостоянную, но посещаемость, а Кавех знания, помогающие ему саморазвиваться, при этом не требующие от него каких-либо усилий. Он не сдавал за Тарталью ни эскизы, ни полноценные работы. Сотрудничество было взаимовыгодно. Кавех же, получив много свободного времени, мог творить для себя.       «Для себя», впрочем, было громко сказано для человека вроде Кавеха. Если искусство исходит от сердца, то его сердце большое и светящееся, как маяк. Тогда искусство его, Кавеха, принадлежит не ему, а другим людям. Его искусство — проводник, быть может ориентир в душах наблюдателей. Отказавшись от посвящения в клуб серых бесперспективных заучек, Кави наконец смог вдохнуть полной грудью и оглядеться. Каждый видит мир по-разному, пусть он един, одинаков в окружении его обывателей. Мир не меняется в своей сути, но он меняется в глазах, смотрящих на него. И оглядевшийся Кавех увидел в первую очередь людей и их лица. Тогда же он осознал, что творить стоит именно для них. — «Для», «для», «для»… Кавех, а «просто» не может быть? — закатил глаза Тигнари, прослушавший словно исповедь грешника. А может, зря он спросил про его жизненный путь? Прыгать с тонущей лодки как-то поздновато. Нари грустно вздохнул и помешал трубочкой бабл-ти. — Ну как! Нет, Нари, вот ты не понимаешь. Если «просто», то это как бы уже бесцельно, а если «для», то «зачем-то», — Кави нахмурился. Ему казалось, он говорил что-то очевидное. Однако нелегко принять, что люди думают иначе, особенно когда ты действительно гениален. Ах, муки одиноких умов. Посчитав их небольшое расхождение во мнениях неважным, Кавех продолжил речь, но на этот раз чуть более сжато, — короче, я стал портретистом и продаю свои услуги на Патреоне, на других там платформах есть… Недавно в Тик-токе было триста пятьдесят тысяч подписчиков. — В том же тоне ты говорил мне, что нужно забрать куртку из химчистки, — Нари хмыкнул. Он выглядел не слишком удивлённым. Обычно люди совсем по-другому реагируют на хобби Кавеха. Их реакции обыкновенно варьируются от «Нормальное ты себе применение нашёл после такой школы!» до «А сделаешь портрет моей племяшки бесплатно? Она у нас популярная тоже, сто подписчиков в Мьюзикали!». Нари отреагировал примерно… Никак? — Ты отреагировал… прохладно? Не пойми неправильно, я не хвастаюсь, просто обычно… — Кави замотал руками, будто жестами отрицая возможную ложь, но Тигнари, не нуждающийся в этом объяснении, остановил его. — Просто обычно люди не читали о тебе статьи и не натыкались на твои аккаунты в социальных сетях, мсье светило искусства, а мне довелось, — собеседник художника улыбнулся и неясно подмигнул ему, после чего обернулся к бариста и попросил второй стакан того, что у него было, — ладно, это всё ясно. Сложно конечно, для человека, знакомого с тобой месяц, но ясно. Исповедальная опустошилась или ещё нет? — заметно скептически настроенный, Тигнари сложил руки на груди и будто знал ответ на свой вопрос. — Ой, да ну тебя, — беззлобно отмахнулся от приятеля «исповедующийся». Тигнари знал о нём не так много, поэтому сегодня Кавех решился как бы на второе знакомство, если это могло бы называться так. Что касается самого Нари, Кавех знал основное: он студент медицинского университета, за ним ухлестывает ухаживает настырный и невероятно плохой шутник, у него есть младшая сестра Коллеи. — И… Каково тебе? Быть вольнослушателем. Ты не пожалел? — глаза собеседника немного расширились от интереса, а уголок губ дёрнулся. Какой бы вышел эскиз… Заимев секундный профессиональный интерес, Кавех засмотрелся на углы мужской мимики и ответил не сразу. — М… если честно, ты первый, кто спрашивает меня об этом, — он задумчиво потрогал подбородок. Обычно у Кавеха действительно не спрашивали, не пожалел ли он. Обычно говорили, что он дурак, раз так загубил свою карьеру. Потом, правда, Кави показывал им заказы на его картины, и мнение людей обыкновенно менялось, но всё равно обидно! Художник поднял глаза на лицо Нари вновь и скромно улыбнулся, — мне нравится. Правда. Я рад, что не обременил себя этими ужасными рамками, в которые старые преподы загоняют студентов. Там студенты ещё такие странные, ты знаешь, — прямо как драма-квин, Кавех откинул волосы со лба и картинно закатил глаза, чем вызвал смешки со стороны оценившего театральность ситуации Тигнари, — как мышки серые, честное слово! — Х-ха, я думал, все художники такие эксцентричные кляксы. Как же им сосуществовать, таким бесцветным, ай-ай, — прикусив трубочку только принёсённого бариста нового бабл ти, Нари посмеялся над собственной безобидной колкостью. Сзади них прозвенела музыка ветра, но никто из посетителей не обратил внимания, — хорошо, а что понравилось-то, раз не пожалел? — Даже не знаю. Наверное, они закрашивают свою тусклую личность плотной гуашью каждое утро, — мужчина небрежно взмахнул рукой и сразу перешёл к другой теме, так, как если бы его совсем не интересовал вопрос забитых начинающих художников, — Там случаются интересные задания. Например, на лекции во вторник студентам дали задание представить современного Давида Микеланджело. Я не особенно увидел восторг на их лицах, но сам реально оценил задания. Ты только представь… — специально не заметив выражение непонимания на лице Нари, Кавех, слово назло, отыгрываясь за искрометную шутку об исповедании, разразился непродолжительной, но терминологической лекцией о значении этой скульптуры. Ещё немного поболтав об образовательной роли этой работы (он увлекался, когда говорил о том, что ему действительно интересно), Кави решил закончить разговорную пытку и подвести монолог к сути, — и теперь мне нужна модель для неоДавида, ха-ха. Я почти что в отчаянии, просмотрел несколько сайтов с моделями. Скажу сразу, не все они художественные… — Фу, ты звучишь как тот парень из инстаграма! Это ужасная шутка! — привередливо отвернувшись, как будто от дурно пахнущего блюда, возразил Тигнари. Теперь его почти что бросало в дрожь от каждой неудачной шутки. Кави не был знаком с этим персонажем из жизни Нари, к тому же знал, что они общались только в инсте, не более. Друг даже имени этого человека не знал. Так, однажды они — Кавех, Тигнари и Коллеи — и прозвали его «шутником». Когда только звучало это слово, сразу было понятно, о ком или о чём пойдёт разговор. — А что у нас за реакция яркая? Что, тебя порадовали утренним анекдотом сегодня? У кого-то утром нежный секс, у кого-то… — растянутый в издевательской улыбке рот тут же накрыла холодная ладонь, не дав фразе продолжения. Тигнари умоляюще-зло смотрел на друга в просьбе замолчать немедленно, иначе… Иначе случится что-нибудь плохое, это точно. Причём это будет намеренно с его стороны.       То ли грозный взгляд Нари, то ли крепко ухватившая Кавеха ладонь, то ли что-то иное заставило его подуспокоиться и бросить извиняющийся взгляд в ответ на тот убийственный. Перегнул, пожалуй. Минутная отдышка дала возможность оглянуться и рассмотреть, просто из интереса, других посетителей этим вечером. Офисный планктон, нелепые влюблённые школьники, странная семейная пара и… Кавех вдруг крепко схватил руку Тигнари, вышло совсем неромантично. — Нари, ебаный в рот… — он был готов вскочить тогда же. Невероятная сила воли удержала художника на месте. Но это пока что. Всё то время Кавех смотрел куда-то вперед, ближе к кассе, и только сейчас посмотрел на приятеля. И взгляд его оказался восторженно-безумным. Таким, что Тигнари действительно испугался. Он не вырвал свою руку из-под сильных пальцев, но заметно напрягся, — это он. — Кто? — опасливо спросил Нари. Глаза Кавеха хаотично бегали по лицу друга. Вдруг Кави расцепил пальцы, резко отодвинул стул и встал, весь словно вытянулся. — Кажется, божественное благословение, — почти что прошептал Кавех, вновь уперев взгляд вперёд. Это было последнее, что он сказал Нари перед тем, как уйти. Тигнари проводил его взглядом и, когда Кавех зашёл за его спину, развернулся на стуле. Он удобно сложил руки на деревянную спинку, приняв позу наблюдателя. Друг приближался к высокому, крепко сложенному мужчине. Ничего не понимая и не слыша, Тигнари уже догадывался, что вот-вот произойдёт невероятно стыдный провал. Что бы ни задумал Кавех.       Широкими шагами, будто пролетев, нет, отмаршировав к мужчине, который заметил изменения около себя, Кавех выглядел крайне уверенно. Он выглядел так, будто только что дошёл до своей судьбы, и Тигнари прыснул. Кавех набрал воздух в лёгкие, чтобы, наверное, разразиться какой-то речью, но незнакомец скривил губы, сложил огромные, казалось, руки на груди и выплюнул: — Я не знакомлюсь, — фраза словно прорезала всё заведение. Всё будто остановилось. Перестала монотонно гудеть кофемашина. Перестала ворковать пара влюблённых. Тигнари весь съёжился, Кавех замер, как мёртвый. Тот, с кем Кавех попытался познакомиться (этого ли он желал?) нахмурился, так, как если бы ему докучали замечанием, а его компаньон, последний участник этой картины, с интересом рассматривал незнакомца и Кавеха. Ужасно. Просто ужасно. Кавеху ничего не остается, кроме как сесть напротив Тигнари, стыдливо сжаться и… — Что? — отмерев, Кави, заметно оскорблённый, сначала нахмурился, а после звонко рассмеялся. Такая реакция, казалось, ощутилась нахалу пощёчиной. Он одёрнулся и неясно посмотрел на Кави. Если сначала кафе поразила грубо брошенная фраза, то сейчас громкий непринуждённый смех. И всё от одной компании людей. Должно быть, выглядело это странно. Кавех и его задетая гордость будто подсобрались. Художник горделиво вскинул бровь и так же сложил руки на груди. Только в случае незнакомца это был жест излишней уверенности в себе, а в случае Кавеха — самозащиты. Кави тут же бросил фразу в том же уничижительном, как ему показалось, тоне, — да кому ты нужен? — Что? — мужчина опешил. Его компаньон очень неприлично хрюкнул при смешке, за что Тигнари послал ему гневный взгляд. Тот же, борясь с улыбкой, сложил руки в извинении. Нари показалось, будто на лице у того парня, выглядящего помладше седого мужчины Кавеха, промелькнуло удивление и что-то ещё, будто он узнал Нари, но он посчитал это неважным и продолжил сердечно наблюдать дилемму друга. Какой кошмар. — Что? — и снова тишина. Молодые люди упорно выдерживали жестокие взгляды друг друга. Первым сдался незнакомец. Казалось, ему просто надоело. Он закатил глаза, отвернулся от Кавеха и, казалось, что-то пробубнил именно ему. На это замечание Кавех совсем распалился, а смешливый компаньон снова попытался подавить смешок. — Раф с карамельным сиропом, зёрна средней прожарки. Только арабика! Сливки не перегрейте, — наконец сделав заказ, седой мужчина, в абсолютном молчании, сел за стол к своему знакомому. Кавех остался стоять. — Номер хоть дай! — воскликнул художник, и несколько оттенков возмущения выразились на лице его собеседника, — да не ради тебя это, красавец неописанный! Всё ради искусства! — Ну раз неописанный, — ядовито заметил мужчина, и его глаза опасно сощурились. Это было видно даже с расстояния, на котором Тигнари имел счастье лицезреть сцену. Он уже решился вмешаться, как на сторону Кавеха, на удивление, встал тот самый смешливый парень. — Хайтам, стань ты человеком на вечер, — он хмыкнул себе под нос, взял салфетку и достал из пенала ручку. Тоже студент, что ли? Парень долго писал что-то, но в конце концов благодушно протянул клочок плохой бумаги его, Нари, другу, притом почему-то посмотрев на него, но никак не на Кавеха. Неприятный и не особенно разговорчивый мужчина возмутился, сказав что-то в духе «Ты все мои данные переписал? А меня ты спросил?», но никто не обратил внимания. Окрылённый Кавех, прежде чем возвратиться, нет, полететь к столу Тигнари, прижал к груди салфетку и послал поцелуй своему благодетелю. По его виду было видно: жизнь удалась.       Кавех сел. Как только он немного ослабил пальцы, Тигнари вырвал у него салфетку, быстро прочитал её содержимое и глухо ударил себя по лбу.       «Аль-Хайтам, +91....., @haighhht instagram, facebook, @111krsd222 litlife».       Быстро забрав своё сокровище, Кавех встретил осуждающий взгляд товарища и ответил ему тем же. — Кто он? — ещё раз спросил Тигнари. Ему нужно знать, ради чего Кавех пошёл на это унижение. — Давид, — благовейно прошептал гениальный художник.

***

      Кавех не мог спать. Кавех не мог есть. У него не выходило заниматься ничем, кроме бездумных набросков. Он без конца водил карандашом по шершавой бумаге, линии не складывались воедино, подобные мыслям в голове художника. Кавех правда пытался думать о чём-то другом. Нужно показать преподавателю в академии работу. Нужно её выполнить. Выпить пиво с Тигнари на выходных тоже было бы здорово… Но нет. Всё не то.       Рано или поздно карандашные линии складывались во что-то единообразное, и это было лицо. Его лицо. Мысли, такие же непослушные, рано или поздно приводили Кавеха к человеку по имени Аль-Хайтам. Он… Словно он сошёл со страниц Библии. Его лицо, превосходное, строгое, лицо прекрасного Давида смотрело на Кавеха с листов бумаги.       Давид… Он окружил Кавеха. Около пятнадцати набросков, на каждом свой поворот головы, на каждом свой взгляд. Кавех благовейно прорисовывал каждую ресницу то строгих, то испуганных глаз. Конечно, работа была неточной, черты лица замыленными… Кавех успел рассмотреть далеко не всё во внешности этого удивительно грубого человека. Ах, если бы встретить его снова… Хотя бы раз! Тогда, возможно, он бы имел вторую возможность попросить Хайтама стать его моделью? Да, и тогда тот будет обязан согласиться. Будто бы ему каждый день делают подобные предложения известные художники! Хайтаму несказанно повезло. А Кавеху… Кавех дышал их встречей последнюю неделю, и ей же задыхался. Он встретил свою модель и упустил. Считать ли это везением? — Встретил… И упустил! — неожиданно для себя, он разозлился и ударил кулаком по столу. Мысли внезапно вырвались за пределы головы, и Кавех вскрикнул последнее, о чём думал. Конечно о Хайтаме. Попавший под тяжёлую руку карандаш хрустнул и разломился надвое, меньшая из частей прокатилась по столу и упала за него. В мастерской Кавеха и без этого царил беспорядок. Обломок карандаша просто… Создаст дополнительный антураж. Мужчина обессиленно простонал и уронил голову на стол, — ужасно… Из головы не выходит, лишает спокойного сна, мерещится везде… Задушил бы! «Я не знакомлюсь», ха!       Потребовалось время, чтобы успокоить душевную бурю. Кавеху кажется, он скоро сойдёт с ума. Или уже сошёл? Что, если его одержимость Аль-Хайтамом (если быть точнее, его лицом и телом, никак не его, упаси Бог, личностью самохвального душнилы) нездорова? Вдруг Кавеху стало тревожно. Оставшийся вечер он потратил на изучение истории искусства, чтобы хотя бы немного помочь своей ситуации. — Вот Пикассо, да? — задумчиво сложив брови, рассуждал Кавех с фикусом на подоконнике, притом покачав кружку с чаем в руке. Фикус был надёжным слушателем всех его жизненных бед. Правда, наверное, растение по характеру слишком эмпатично, потому что после каждого разговора с Кавехом тяжело болело и грозилось издохнуть совсем. И ведь держится бедняга до сих пор! С пятью листами, кривым стеблем, изъеденный болезнью, но держится! Кавех, оценив фикус с эстетической точки зрения, неутешительно хмыкнул, пришёл к выводу, что ему стоит поучиться у несчастного растения и продолжил солировать диалог, — вот Пикассо. Женщин менял только так! Ну, муз, в его случае… Не суть! Подумаешь, Ольга, Адриана, Полька! Ну и я так могу! Этот нахал в моих картинах явно не Франсуаза, которой я буду кричать вслед… Не он первый Давид, не он последний. Так ведь, Мон??       Пусть Кавех и выпалил, что Хайтам не единственный Давид, в ту же секунду он признал себе, насколько он чертовски хорош. Такой уж Кавех Пикассо, каковым возомнил себя? Время покажет. Пока что единственное, что время (на часах) показывает — то, что Кавеху пора приняться за его работу. Причём не ту, которой он занимался последние дни. Предстоящая ему работа была вполне реальна, неодушевленна и вполне высокооплачиваема. Чай из розовых листьев остыл, сделался совсем невкусным, и художник безжалостно выплеснул его в посеревший от плохой жизни фикус. Кавех перешёл в спальню и сел за рабочий стол. Глаза невольно вернулись к салфетке у компьютера, нарочно смятой и аккуратно разглаженной снова. Что-то внутри Кавеха подскочило к самому горлу, после опустилось, неприятно сжало лёгкие и заставило резко выдохнуть и отвернуться. Кавех вдруг схватил стилус, хотел, кажется, бездумно провести-царапнуть экран художественного планшета, но в итоге лишь опустил руку на стол и выпустил стилус из пальцев. Те, в свою очередь, ненарочно, совсем случайно погладили уголок исписанной салфетки и немного помяли его. Кажется, поработать не удастся и этим вечером… — Litlife? Что это? — будто впервые заметив эту несуразную, очень корявую приписку, из-за которой Аль-Хайтам и возмущался, Кавех нахмурился. Что это? Сайт знакомств, что ли? Друг этого словесного негодяя решил помочь ему, Кавеху, таким образом? Какой кошмар. Надо посмотреть анкету Хайтама на этом сайте.       Кавех отложил планшет и стилус на самый край большого рабочего стола и с удовольствием размял пальцы, прежде чем вбить странное название альтернативы Тиндера в поисковик. Браузер очень долго грузился, прежде чем плюнуть в Кавеха парой ссылок одного сайта. Художник ничего не мог понять. Зачем регистрироваться на настолько непопулярном сайте знакомств? Его что, заботливая мама вынудила? Хайтам решил схитрить? Этот сайт точно пора переназвать на «Останьтесь-одиноки-на-веки», так считает даже поиск. Ну, ладно, анкету неоДавида в этом убежище старых дев и мужей всё равно глянуть стоит. — Новости библиотеки… Собираем подборки по авторам и темам… Форум… Это вообще что? — Кавех искривил в непонимании светлые брови. Это типа… форум литературный? А как же Тиндер…? Ожидания некрасиво лопнули, прямо как зеркало, и осколками повалились на пол. Ум оживила новая мысль, — значит, вот, что нравится Аль-Хайтаму. Как-то нехорошо вышло. Залез человеку в душу, получается…       Разговор с самим собой успокаивал, помогал выразить мысли во что-то единообразное. Кажется, у Кавеха с этим проблемы. Не столько из соображений этики, сколько из абсолютного непонимания смысла этого сайта, он смело закрыл активную вкладку и для чистоты совести стёр запрос из истории поиска. Кавех снова шумно выдохнул и резко отъехал от рабочего стола на компьютерном кресле, оттолкнувшись руками. Он запрокинул голову на удобную накладку и закрыл глаза. Как быть? Как заполучить второй шанс на первое впечатление? Использовать социальные сети Аль-Хайтама очень уж не хотелось. Тогда бы Кавех точно стал подобен какой-то влюблённой девице, недовольной отказом. Началась мигрень. Пришлось открыть глаза. Взгляд сразу же упёрся в пол.       Всё ещё раскиданные, бесчисленные эскизы Аль-Хайтама ответили на взгляд их автора. Ах, да. Найти Аль-Хайтама — не далеко не главная проблема Кавеха. Как быть с его одержимостью этим человеком? Нормально ли это вообще? Кавеху кажется, он сходит с ума. Невозможно не убедиться в мысли, когда один из Аль-Хайтамов, смотрящий прямо на Кавеха, подмигнул ему. Нужно что-то делать. Срочно.